Всё и ничего. Сборник философских рассказов (джен)

Она была просто точкой. Или, по крайней мере, так ей казалось. Никакой длины, никакой ширины, только точка — маленькая и незначительная, существующая только в рамках определённого пространства. Но, как это часто бывает, ей не хватало уверенности в том, что она действительно существует. Она не могла быть уверена, что её видно. Она не могла быть уверена, что кто-то о ней знает. Но она всё равно была… хотя бы для себя.

В этом пространстве, в котором она существовала, не было ни края, ни начала. Были лишь другие точки, которые, казалось, следовали строгим правилам — двигались, соединялись, образовывали линии. Все эти линии могли быть видны, они могли быть измерены. Но точка? Она не могла понять, что с ней не так.

Однажды точка решила: если я не могу быть линией, если я не могу быть частью чего-то более значительного, тогда что я вообще представляю собой? Она начала двигаться. Или, точнее, пыталась.

Она пыталась создавать линии, пыталась стать чем-то более значимым, чем просто сама по себе. Но как только она начинала двигаться, она снова становилась точкой. И в этот момент она поняла: не важно, как я двигаюсь, я всегда возвращаюсь в исходную точку. Я — не линия, не круг, не часть чего-то. Я просто есть. И может быть, я никогда не смогу стать чем-то больше, чем я уже есть.

«Но тогда, если я просто точка, что это значит?» — думала она. — «Что вообще значит существовать, если ты не можешь быть ничем более?»

В её мире не было ничего, что могло бы дать ответ на этот вопрос. Нет измерений, нет времени. Есть только сам факт существования. И с каждым моментом она всё больше осознавала, что её стремление быть чем-то большее — это то, что держит её в плену. Она пытается быть частью чего-то, чего нет, она ищет смыслы, которых не существует. Она просто точка. И может быть, это и есть смысл: быть, не стремясь к тому, чтобы быть чем-то больше.

Точка стояла в пустоте, полностью осознавая, что её «существование» и есть смысл. Она поняла, что всё её стремление к измеримому, видимому миру было ничем иным, как попыткой доказать свою ценность. Но, возможно, в самой точке — во всей её немощи и ничтожестве — скрывался глубочайший смысл. И этот смысл не был в том, чтобы быть частью чего-то большего. Этот смысл был в самом акте существования.

Когда точка перестала искать, она поняла, что не нужно ничего доказывать. Её существование, каким бы оно ни было, уже имело значение. Оно было не в том, чтобы стать частью линии или фигуры, а в том, чтобы просто быть.

И вот, осознав это, точка исчезла.

Но вопрос в том: исчезла ли она на самом деле? Или она просто нашла новый способ быть?