Под Невидимым венцом (джен)

На женской половине княжеского дворца всегда суетно, а перед празднествами особенно. И есть в этой суете нечто радостное, глубокое и живое, то, что любая женщина ощущает острее. Им звенят переклички и перебранки служанок, топот их быстрых шагов, им веет от душного белого дыма, что валит из-под нагретых утюгов, им шуршат тяжелые ткани и бесчисленные ленты. Готовиться к празднеству всегда долго, а само оно пролетает быстрее птицы. Зато в памяти остается именно оно, а не беготня, суета и прочее.

Так думала Нирея, приемная дочь нишанского князя. Сейчас она казалась себе этаким сердцем той самой суеты: следила, как служанки отглаживают белые дорожки узорчатого полотна и свивают ленты для завтрашнего обряда. Сам обряд, понятно, дело мужское, но без красоты и порядка никак не обойтись. Да и не кого-то постригают в воины, а меньшого сына князя.

— Опять ты все напутала, неумеха! — рассек веселое гудение голос Вейры, одной из старейших служанок. — Будто нынче на свет народилась! Зеленые ленты угодны богам на рождения и свадьбы, а воинам надобны красные. Убирай сейчас же!

Эга, совсем юная девчонка не старше Ниреи, хлопнула глазами и умчалась прочь с охапкой пестрых лент. Огромная, в два обхвата, корзина Вейры постепенно наполнилась мотками других цветов — алыми, багряными, желтыми, золотистыми, белыми. Невольно глянула Нирея на свою работу — не прокрались ли в вышивку неположенные цвета? Нет, она свое дело знает. Да и как не постараться для меньшого брата?

А братец Лейтар, как всегда, оказался легок на помине. Ворвался в горницу, едва не снес нагруженных полотном служанок — благо, молодые, проворные девки успели со смехом увернуться. Встряхнув кудрями, Лейтар сунул нос в корзину Вейры, да так, что чуть не опрокинул ее. Служанка с улыбкой протянула ему пряник. Братец тут же схватил его, запихал целиком в рот и кинулся к Нирее.

— Это мне, да? — спросил он, жуя. — На завтра?

— Ну не мне же. — Нирея тихо засмеялась и расправила готовую рубашку. — Вот, погляди. И без того красиво, а как сядешь на коня, так еще красивее станешь. А начнут постригать, ни один волосок не застрянет, все соскользнет, это ведь шелк.

Лейтар протянул было липкую от пряника руку — и тут же отдернул.

— Эх, жаль… — вздохнул он. — Опять ничего будет нельзя. Скучно. Ни полазать, ни побегать…

Нирея отложила рубаху и притянула братца к себе. Он тотчас забрался к ней на колени, обнял за шею, прижавшись щекой к щеке.

— А как же иначе? — улыбнулась Нирея, гладя его по мягким кудрям. — Разве можно на праздник в мятом или рваном? Особенно тебе. Ты уже мужчина, не маленький…

— Знаю. — Лейтар важно кивнул, наморщил лоб и бойко протараторил заученное: — Воин делает то, что должен, а не то, что хочет.

В порыве нежности Нирея крепче обняла его.

— Ах ты мой храбрец, — шепнула она в рыжую макушку Лейтара. — Уверена, ты станешь могучим и отважным воином.

Лейтар поцеловал ее в щеку, обнял сильнее, а потом отшатнулся и уставился на нее круглыми голубыми глазами.

— А когда я стану воином, — прошептал он слегка дрожащим голосом, — мне нельзя будет к тебе на руки, да?

— Можно, только чтобы никто не видел. — Нирея подмигнула братцу. — А я никому не скажу. Кто знает, кого князь выберет тебе в дядьки, но вдруг он окажется не слишком строгим? И вообще, даже воину нужна ласка и забота…

— Ладно, я пойду. — Лейтар соскользнул с колен Ниреи и прибавил, точно взрослый: — Надо кое-что проверить.

На завтрашнюю рубаху он больше не взглянул — кинулся к двери, скользя между подолами служанок, длинными дорожками, свертками и корзинами. Нирея заметила, что по дороге он снова запихнул что-то в рот, — не иначе, одна из женщин побаловала его очередным пряником или леденцом.

— Ох, чужие-то как растут! — всплеснула руками пожилая Вейра. — Вчера еще в колыбельке спеленатый лежал, а нынче уж на коня садить пора. Оглянуться не успеешь, как невесту-любушку приведет.

— Да уж с невестами не затянется, — поддакнула Оррия, искуснейшая из княгининых швей. — Все княжичи у нас — как на подбор, есть в кого. Да меньшой — самый миленький. Волосы-то будто червонное золото, аж глаза слепит!

Нехотя Нирея поднялась. Ее всегда радовали похвалы названым братьям, особенно Лейтару, которого она нянчила с самого рождения. Только дела сами себя не сделают: мать-княгиня еще не видела готовой рубашки, да и служанки вроде закончили с дорожками и лентами, а к завтрашним нарядам для всех еще не приступали.

— Полно вам, — сказала Нирея, прихватив рубашку. — Я к княгине, а вы заканчивайте тут. Эга, убери мой ларец с нитками. А ты, Вейра, проследи, чтобы дорожки унесли куда надо. Если помощь понадобится, княгиня велела звать Теска и прочих, князь дозволил.

Нирея кивнула всем и вышла. Ей поклонились в ответ — кто низко, кто не очень: хоть она и звалась дочерью князя, во дворце к ней относились скорее как к няньке меньшого княжича, чем как к настоящей княжне. Она особо не сетовала. Нынешняя жизнь казалась ей счастливой, о другой она не помышляла, да и о будущем не задумывалась — почти.

По светлым, изукрашенным стенной резьбой проходам носились туда-сюда слуги и служанки, от гомона вмиг загудело в голове. Поварня, где царила сейчас не меньшая суета, находилась отдельно от жилых покоев, но казалось, что и сюда долетают запахи дымного чада от жаровен, свежего хлеба, пирогов и южных пряностей, что на торжищах идут на вес золота. Путь Ниреи был недолог: всего-то миновать проход, свернуть направо да подняться по лестнице в пять ступеней. Она шла, порой прижимаясь к стене, чтобы пропустить то тяжело нагруженных слуг с раскрасневшимися лицами, то служанок. Двое стражей, стоящих на посту, приподняли копья и поклонились ей. Нирея рассеянно кивнула в ответ: мысленно она пребывала уже в покоях княгини и слегка тревожилась. До поворота оставалось шагов пять: направо — к княгине, налево — вниз по лестнице. Здесь было чуток поспокойнее, и Нирея не расслышала едва уловимого шороха слева.

— Ай!

Навстречу ей из-за угла вылетел кто-то скорченный, черный — волосы торчком, только глаза да зубы сверкают. Нирея отшатнулась, едва не выронив из рук свернутую рубашку. А неведомое страшилище тотчас покатилось со смеху.

— Ха-ха! Испугалась, сестрица?

— Антесан! — Нирея перевела дух — и сама рассмеялась. — Вот чего удумал! Так и до смерти можно напугать.

Антесан, средний брат-княжич, двенадцати лет, выпрямился и довольно ухмыльнулся. Его лицо и руки были густо вымазаны сажей, на голове — копна крашеной бараньей шерсти, а уж рожи строить он умел на славу. Любой испугается, если кто нежданно выскочит из-за угла, а если выскочит такое, мало не покажется.

— Ну весело же, правда? — Антесан сверкнул глазами и снова скорчился, давясь от смеха. — У-у-у, съем!

— Вот я тебе съем! — звякнул с лестницы слева голос Геледа, старшего княжича. — Нашел где забавляться!

Гелед, красный, запыхавшийся, подскочил к брату, словно одним прыжком преодолел ступеней шесть или семь. Нирея поневоле прыснула в рукав, глядя, как Антесан притворно пискнул и присел на корточки, обхватив лохматую голову руками.

— Только посмей еще раз пугать сестру! — насел на него Гелед. — Ты почти взрослый воин, а сам…

— О, храбрый витязь спас красавицу от чудовища! — Антесан с хохотом вскочил на ноги. — Ну, тогда чудовище побежит других пугать, а то вы скучные!

Подмигнув им, он сорвался с места и кинулся по проходу, все еще кипящему суетой. Что-то грохнуло, кто-то помянул Хидегову пасть, завизжали служанки, и над всем этим гамом разнеслось завывание Антесана: «У-у-у!»

— Не сердись на него, он же просто играет, — улыбнулась Нирея. — И ничего дурного не делает.

— Но ведь ты испугалась… — начал Гелед и умолк, вспыхнув до ушей.

— Сама виновата. Будто не знаю, что наш братец любит вот так пошутить, особенно когда все заняты делами.

— А ты… — Гелед поднял на Нирею глаза и тотчас опустил, пальцы его теребили подол рубахи. — Ты тоже занята сейчас?

Геледу, как и самой Нирее, сравнялось пятнадцать лет. Из нескладного длинноногого мальчишки, каким он был еще год назад, он превратился в приглядного юношу, обещающего стать красивым мужчиной: раздался в плечах и в груди, отпустил усы, пока еще тонкие. Голос его звучал совсем по-мужски и почти не срывался больше. Когда же Гелед говорил с Ниреей, то голос дрожал, и дрожало не слабее девичье сердце — ведь он ей не родной брат.

— Я иду к матушке, — сказала Нирея. — Вот, рубаху на завтра вышила для Лейтара, надо показать ей.

Гелед протянул руку, словно хотел потрогать вышивку, сам же, будто невзначай, коснулся пальцев Ниреи. Сердце ее гулко бухнуло — и замерло, исчезли веселые, сердитые, суетливые голоса позади, топот, шорох, крики и смех.

— Красиво, — ответил Гелед, продолжая гладить шелк и заодно пальцы Ниреи. — Ты такая искусная мастерица, совсем как матушка…

— Не знаешь, скоро ли приедут гости? — брякнула Нирея, когда устала думать, о чем бы заговорить.

Гелед явно не помышлял ни о каких гостях, как и о грядущем празднестве: вскинул голову, сглотнул. Нирея улыбнулась ему, и он несмело ответил — и тут же вновь опустил взор, уставившись на косу Ниреи. А лицо его сделалось багряным, точно лента, что перевивала светло-русые пряди.

— Хочешь, я для тебя что-нибудь вышью? — предложила Нирея — видно, сами боги положили на сердце. — Тоже рубаху — или пояс, шапку, да хоть чепрак для коня…

— Вышей, Нирея, спасибо. — Гелед так просиял, что Нирея вновь улыбнулась, но в меру, а то вдруг подумает, что она над ним смеется. — Мне даже пустяк от тебя будет дороже всех сокровищ Дейны. Потому что ты сама — сокровище…

Он шагнул ближе, провел пальцами по изгибам толстой косы, лежащей на груди Ниреи. Она будто позабыла, как дышать, руки задрожали, и новая рубаха Лейтара чуть не полетела на пол. Сзади затопали, приближаясь, чьи-то шаги, и Нирея опомнилась.

— Пора мне к матушке, — шепнула она и улыбнулась на прощание. — А про подарок я не забуду. Сразу после праздника примусь.

Ответа она уже не слушала — если ответ вообще был. Хотя нет, был, пускай не словами. Да и она не слепая и не глухая, понимает, что между ними творится. Не иначе, Гелед любит ее — не как сестру, да и неудивительно, ведь она вправду не кровная сестра ему. А сама она… любит ли она его?

«Наверное, да, — ответила себе Нирея. — Разве может быть иначе? Да и как не любить: он добрый, не гневливый — нравом в матушку пошел, зато за правду горой встанет». А коли так, вряд ли князь с княгиней станут им поперек дороги, ведь сами-то по любви женились, это всякий в Нишани знает.

Из покоев княгини доносилось едва различимое жужжание голосов, чуть слышно бряцали струны меирима. Навстречу Нирее из расписной двери вышел Адриш, начальник над всеми дворцовыми слугами. Нирея ответила на поклон и проскользнула в дверь, которую тотчас прикрыла за нею служанка.

Княгиня Бельга сидела на широком резном престоле с шитым серебром покровом тончайшей шерсти. Престол стоял так, чтобы солнечный свет из окон падал на княгиню, ибо она никогда не пребывала в праздности и, если не бывала на княжеских советах, не отдавала слугам распоряжения и не принимала просителей, охотно шила или вышивала. Добрая половина дворцового убранства, как и наряды князя и княжичей, вышли из-под ее искусных пальцев.

Залитая светом, княгиня казалась воплощением Анавы, богини-солнца. Тонкий покров золотистого шелка окутывал ее голову, плечи, грудь и спину, из-под него сверкали яркой медью длинные косы. Княгиня смолоду славилась красотой и сейчас, на тридцать седьмом году, не растеряла ее. Князь Таглам, супруг, которого Бельга еще княжной-наследницей избрала сама по воле отца, был вполне под стать ей и лицом, и душой, и разумом. Неудивительно, что все три сына уродились красавцами на радость богам и людям. Да верно говорят служанки: Лейтар милее всех. Медные кудри свои от матери унаследовал.

— Готово, матушка, — сказала Нирея и с поклоном протянула княгине рубаху. — Дорожки выглажены, а ленты Вейра с прочими понесли украшать двор. Все, как ты приказывала.

Прежде чем взглянуть на рубаху, княгиня отложила иглу и привлекла Нирею к себе. Поцеловав ее в лоб, она улыбнулась и кивнула пожилой сказительнице Рете, которая на миг прекратила перебирать струны. Меирим вновь запел, а сидящие поодаль женщины из благородных домов Нишани, приближенные княгини, тихо продолжили свои беседы.

— Да ты и впрямь сделалась настоящей мастерицей, доченька, — произнесла княгиня, разглядывая узоры на рубахе. — Скоро слава пойдет за пределы Нишани, а то и всех Старших княжеств.

Нирея улыбнулась в ответ, заодно радуясь тому, что похвалу слышат придворные княгини. Пускай она с малых лет росла в княжеской семье и названые отец и мать не делали разницы между нею и родными детьми, всегда находились спесивицы, что ставили ее не выше служанки. А если по правде судить, то она по рождению не ниже их. И не ниже отца-князя.

Княгиня заботливо сложила рубаху, отдала подошедшей служанке, что следила за княжеским платьем, и вздохнула.

— Да, боюсь, не оценит Лейтар твоей заботы и мастерства. Только наденет обновку — и мигом порвет, не дождавшись праздника.

— Не тревожься, матушка, я с ним говорила и еще поговорю. Он уже большой, понимает.

С печальной улыбкой княгиня вздохнула. Нирея же без труда прочла ее думы: Лейтар — младший ребенок, и боги весть, будут ли еще дети, но сейчас, когда старшие сыновья выросли, вся материнская ласка изливалась на меньшого. И вот уже он, четырехлетний, — воин, готовый принять пострижение и сесть на коня.

— Что-то гости припозднились, — заметила Онтаха, одна из приближенных и троюродная сестра князя Таглама, которая, как говорили, сама помышляла некогда о свадьбе с ним. — Не было еще вестей, госпожа?

Княгиня посмотрела на служанку-дверницу, та качнула головой.

— Не было, госпожа, — ответила девушка — княгине, а не Онтахе. — Гонцы не появлялись, не то Адриш непременно прислал бы к тебе. Говорили, что к вечеру нынче прибудут, да вечер долгий. Может, уже затемно…

— Не иначе, осторожничают братья, — перебила служанку Нийта, подруга Онтахи, первая сплетница во всей столице. — Путь-то от Красного их Всхолмья до Тойсеи не близок, а по пути всякое может случиться. Видно, боятся нового нападения.

Нирея вздрогнула, посмотрела на княгиню. Слухи о двух дерзких покушениях на жизнь ее родичей, Насиада и Оннейва, летали по всей столице и окрестностям. Одни говорили, что убийцы сами погибли, другие — что бежали. Подлинной правды не знал никто, поскольку братья с Красного Всхолмья, как их называли при дворе, предпочли умолчать об этом. Лишь заверили князя и княгиню в письме, что сами отыщут и покарают преступников.

— Как же такое может быть? — не удержалась Нирея. — Ведь здесь, близ Тойсеи, давным-давно нет разбойников. Если и есть где, так у границы…

— А с чего ты взяла, девица, что на родичей княгининых покушались разбойники? — прищурилась Нийта. — Нет, эта братия горазда лишь подстерегать купцов на дорогах, к воинам они не сунутся, не дураки. Разве что заплатят им хорошо — или пообещают заплатить. Не иначе, кто-то ненавидит братьев, люто ненавидит, потому что завидует…

— И потому, что его при дворе княжеском не жаловали так, как Насиада с Оннейвом, — подхватила Онтаха. — Неспроста ведь…

— Довольно, — прервала княгиня, негромко, но так, что сплетницы подскочили на крытых коврами лавках, а Рета едва не порвала струну меирима. — Никто не вправе возводить напраслину, пока вина не доказана. Даже если докажут, я не поверю. Тот, о ком вы говорите, не таков.

— Как же не таков, госпожа? — всплеснула Нийта полными, в узорных запястьях и перстнях, руками. — Верь — не верь, а со свидетелями не поспоришь. Ведь погибли ни в чем не повинные слуги, просто под руку подвернулись. Видно, впрямь безумен, кто ж в здравом уме сотворит такое? И про разбойников тоже правда, кто еще станет обок с изменником? Как говорят, с кем поведешься…

— Не всему верь, что говорят, — произнесла княгиня и нахмурила темно-рыжие брови. — Нашли о чем беседовать перед праздником. — Она оглянулась на Нирею. — Сходи, доченька, да поищи Лейтара. И вы тоже ступайте с нею, пока ничего не приключилось.

Нирея поклонилась, мысленно улыбнувшись. Это верно: если Лейтара давно не видно и не слышно, значит, он что-то затевает. Будь он постарше на два-три года, был бы у Антесана верный товарищ для шалостей, и тогда не только дворец — вся Тойсея ходила бы ходуном. С этими думами Нирея вышла, не дожидаясь Нийты и Онтахи. Впрочем, те все равно отстанут от нее, потому что не знают толком, где надо искать Лейтара. А она знает.

Первый путь обманул: в поварне княжича не оказалось, хотя стряпухи сказали, что он недавно забегал — угоститься свежим пирожком. Нирея кивнула сама себе и поспешила на конюшню. Оттуда летел острый запах соломы и навоза, шуршало сено, кони порой били копытом и фыркали, гудели голоса конюхов, и над всем этим звенел голосок Лейтара:

— Ты не забудь, Уррмас, чтобы завтра была самая красивая сбруя! И чепрак тоже. И гриву с хвостом расчеши, только осторожно, чтобы ему не было больно.

Нирея чуть не рассмеялась. Сам Лейтар терпеть не мог гребни и вечно дергался: «Больно!», когда она чесала его густые рыжие кудри. Значит, вправду понимает, что на празднике все должно быть красиво. И о коне своем заботится.

— Не забуду, господин, все уж давно готово, глянь вот, — ответил тем временем Уррмас, старший конюх. — Сбруя, поводья, седло, чепрак…

Что-то звякнуло, скрипнуло, зашуршало. Когда Нирея вошла в дверь, приподняв подол, Уррмас показывал Лейтару новенькое седло узорчатой кожи, изукрашенное серебром. Лейтар, чумазый, с соломинками в волосах, аж приоткрыл рот, в распахнутых голубых глазах сиял чистый восторг — словно перед ним явились воочию все герои его любимых сказок верхом на своих могучих скакунах.

— Ну, полно, господин, вот уж и сестрица твоя пришла за тобой. — Уррмас убрал седло и поклонился Нирее, как и прочие конюхи. — Прости, госпожа, больно уж невтерпеж было молодому княжичу взглянуть на коня…

— Не беда, Уррмас, князь с княгиней не разгневаются, — улыбнулась Нирея и поглядела на братца. — Идем, Лейтар, уже смеркается. Матушка велела тебя позвать.

— Уже… — протянул Лейтар и вмиг скис, глядя то на Уррмаса, то на конские обновки, то на самого коня — серого в яблоках красавца-трехлетку, что склонил голову к кормушке, полной овса.

— Пойдем-пойдем. — Нирея подвела Лейтара к бочке с водой, наскоро ополоснула ему лицо и руки и вытерла полотенцем, которое подал ей младший конюх. — Завтра у тебя важный день, надо выспаться. Хорош будет воин, спящий в седле!

Лейтар надулся, но поплелся за нею. Стояла поздняя осень, хотя дни пока держались теплые и ясные — нет нужды надевать кафтан или душегрейку. Зато сейчас, в сумерках, Нирея невольно поежилась от холода и поспешила скорее увести Лейтара во дворец. А братец упирался и все глядел по сторонам, словно искал себе новую забаву.

— Шумно как, — пожаловался он и кивнул на дворцовые ворота: из-за них доносился непривычный для вечера гомон. — Чего это они там разгалделись?

— Должно быть, народ съезжается на праздник, — сказала Нирея. — Завтра же будет потеха для всех. Там и простые люди, и торговцы, и купцы иноземные, и скоморохи…

— Скоморохи! — У Лейтара тотчас вспыхнули глаза. — А звери будут? Нирея, давай поглядим, идем-идем скорее! Может, и дядюшек увидим, они же вот-вот приедут!

При упоминании «дядюшек» Насиада с Оннейвом по коже Ниреи подрал мороз — и вовсе не от холодного вечера: вспомнились слова Нийты и Онтахи о покушениях и таинственных убийцах. Она сама не заметила, как замерла на месте, будто впрямь скованная льдом, как в сказке о Гурле, снежном великане-колдуне. Ее привел в чувство Лейтар: тормошил за рукав.

— Эй, Нирея, ты чего заснула? — звал он. — Пойдем скорее, пока все не ушли! Я хочу увидеть зверей!

— Ладно. — Нирея заставила себя встряхнуться: нашла время думать о глупостях. — Пойдем поглядим. Может, и вправду зверей привезли. Может, не просто ученых медведей да псов, а чужеземных — как те огромные полосатые коты с клыками или рахабы с Ничейной земли. — У Лейтара засверкали пуще прежнего глазенки, и Нирея охладила его радость: — Но потом — ужинать и спать.

Лейтар закивал, схватил ее за руку и вприпрыжку помчался по ступеням крыльца. На лестницах и в длинных переходах приутихла суета, хотя там и тут слышались отзвуки голосов, шагов, шороха и стука. Нирея привела Лейтара на кровлю дворца, откуда открывался вид почти на всю Тойсею.

Площадка с резной оградой была шага три в длину и четыре в ширину. Сверху ее защищала от солнца и дождя кровля дворца, здесь же стоял на посту молодой воин княжеской стражи, Ридам, с веселым лицом и длинным любопытным носом. Воин поклонился им, подняв копье, и даже позволил себе улыбнуться.

— Много там народу? — спросил его Лейтар, указывая вниз, на город.

— Гудят, как перед ярмаркой, господин, — ответил Ридам. — Завтра ведь будет гулянье не хуже ярмарочного. Сам погляди, и ты тоже, госпожа. Отсюда все как на ладони, ежели не бояться высоты.

Лейтар тряхнул кудрями — мол, вот еще, высоты бояться! — и шагнул к самой ограде. Нирея мигом сгребла его на руки, чему он лишь обрадовался: так стало видно еще лучше.

Сумерки еще не превратились в настоящий вечер, и можно было разглядеть улицы, которые обычно в это время затихают. Сейчас же по ним сновали туда-сюда люди: пешие, верхом, на телегах, в повозках. У всех были с собой свертки — не иначе, с праздничными нарядами. Лейтар крепче вцепился в Нирею, взор его метался по далеким улицам.

— Вот, вот они! Едут! — закричал он, указывая пальцем.

Ярко расписанные скоморошьи возки с трудом протискивались в людской суете: не один Лейтар был одержим любопытством. На крышах некоторых возков сидели раскрашенные юные скоморохи в рогатых шапках, кривлялись, дудели в рожки и дудки, били в бубны и кричали, зазывая на завтрашнее представление. А следом за возками ехали огромные клетки на колесах, закрытые толстыми холстинами.

— Зачем они их закрыли? — посетовал Лейтар, обернувшись к Нирее. — Даже не поглядеть на зверушек.

— Потому и закрыли, чтобы завтра было веселее смотреть, — ответила она. — Если заранее знать, что увидишь, будет скучно, правда?

— Ну-у… — протянул братец. — Твои сказки вот не скучно слушать, хотя я их все знаю.

— Завтра все увидишь, отец с матушкой непременно позовут их во дворец. Пойдем.

— Нет, погоди, я еще хочу посмотреть.

Нирея уступила. Здесь, под кровлей, было не так зябко, да и зрелище поневоле затягивало. Понятно, чего теперь ждет Лейтар, — прибытия гонца от Насиада и Оннейва или даже их самих, ведь они непременно привезут ему подарки, как и всей княжеской семье. И она задумчиво глядела на пестрые улицы, на тяжелые, крытые плотным сукном повозки купцов, нишанских и иноземных. Не раз она видела их в городе: растийцев, чтущих Медного бога, с бритыми лицами и зелеными узорами на лбах и щеках; смуглых жителей Зинвора и Ларока в длинных одеяниях, и многих других — мать-княгиня, будучи ученой женщиной, немало поведала Нирее о далеких землях необъятной Дейны. Эти купцы привозили самый дорогой товар: шелк, вино, диковинные плоды и сласти, жемчуг и янтарь, а порой и рабов. В срединной и северной Дейне рабство считалось гнусностью, противной богам, зато княгиня нередко выкупала у работорговцев их пленников, будь они родом из Нишани, из любого Старшего или прочего княжества или даже из Земли Богов.

— Глядите, едет! Гонец едет! — вновь закричал Лейтар и едва не свалился с рук Ниреи.

Она поглядела, Ридам тоже: во двор въехал гонец в красном кафтане с черным поясом — так одевались слуги Насиада и его брата. Вновь ожили в голове недавние тревоги, и Нирея взмолилась всею душой: только бы гонец привез добрые вести. Лейтар же не сомневался.

— Они скоро приедут! Пойдем вниз, будем встречать!

Он вырвался из объятий Ниреи и кинулся к лестнице вниз. Ридам вновь улыбнулся, хотя, видимо, пытался сдержаться. Нирея же бросилась вдогонку за братцем и перехватила его уже на середине первого пролета.

— Нет, не будем. Или ты позабыл? Уже поздно, пора спать.

— А как же дядюшки? Они же привезут подарки…

— Подарки — завтра. — Нирея крепко взяла Лейтара за руку. — Да и дядюшки еще не приехали. Зато завтра будет пир, и ты сможешь вволю есть сласти, какие захочешь, хорошо?

Лейтар нахмурился.

— Какие захочу? — уточнил он. — И сколько захочу? Правда-правда?

— Когда я тебя обманывала? — Нирея склонилась и поцеловала его в темя. — Конечно, правда. Пойдем к матушке, она сразу увидит, что ты в самом деле уже взрослый.

Мать-княгиня, которую уже известили о скором прибытии гостей, не стала никого бранить, лишь кивнула с улыбкой, когда Нирея сказала, что они вместе смотрели на город. «Я хотел увидеть зверей!» — выпалил Лейтар, и княгиня вновь кивнула: сегодня можно было позволить чуточку детского своеволия. Сегодня последняя ночь, которую Лейтар проведет здесь, в женских покоях. Завтра же все станет иным: и жилище, и воспитатели, и вообще вся жизнь.

— Да хранят боги твой сон, — сказала княгиня, обнимая Лейтара, и велела служанке принести для него обычный ужин.

К ужину — молоку и свежей плюшке — Лейтар почти не притронулся, зато приготовился ко сну без всяких уговоров: умылся, переоделся в ночную рубаху до колен и улегся на широкую лавку в небольшом покойчике, который делила с ним Нирея.

— Расскажи сказку, — попросил он. — Про царевича Кудраса. Только держи меня за руку, пока я не усну.

— Неведомо где, в неведомом царстве, — начала Нирея, — давным-давно жили царь с царицей, и не было у них детей. Вышла как-то раз царица в сад и увидела, как птичка малая вьет на дереве гнездо. Заплакала тут царица и сказала: даже у птиц есть дети, а у меня, горемычной, нет. И говорит ей тогда птичка человеческим голосом: не печалься, царица, возьми мое перышко, сожги, пепел всыпь в мед да выпей, и будет тебе радость, а всей земле твоей — честь, слава да защита. Взяла царица перышко и сделала все, как птичка велела. И родился у царицы в срок сыночек…

Нирея подергала руку, и она легко выскользнула из теплых, влажных пальцев Лейтара. Он завозился во сне, взбрыкнул ногами, по привычке сбрасывая одеяло. Нирея вновь укрыла его и затянула себе под нос колыбельную.

Снаружи слышался приглушенный топот и гул голосов: не иначе, готовятся встречать гостей — а может, уже встретили. Стало быть, князь, княгиня и Гелед с Антесаном тоже там. Как ни хотелось Нирее самой почтить гостей, да и любопытство свое потешить, она не двинулась с места. Усталость нежданно навалилась на плечи, едва не пригнула к лавке. Еще бы: поднялась спозаранку, целый день сама трудилась да за чужой работой следила, а уж про братца неугомонного и говорить не стоит.

Нирея глядела на спящего Лейтара, вполне разделяя чувства матери-княгини: оглянуться не успели — а уже вырос, переходит от женского воспитания к мужскому. Трудно поверить, что завтра, в эту же пору, он будет не здесь, а в отцовском покое, вместе с братьями, а то и с дядькой, если князь сразу выберет. А там ни баловства, ни сказок на ночь, ни лакомств.

Думы о братьях-княжичах сменились иными, более ясными — и более сладостными. Вновь стоял Гелед перед мысленным взором Ниреи да глядел на нее своими ясными, голубыми, как у отца-князя, глазами, улыбался и краснел смущенно, будто одновременно страшился — и надеялся. Нирея зажмурилась, воображая себя его невестой, а потом и женой. «Надо подумать, что подарить ему, — сказала она себе. — Рубаха — это слишком просто, тут нужно что-то особенное. Да, и не забыть Антесану тоже подарить что-нибудь, а то засмеет, задразнит женихом и невестой».

Хотя что тут смеяться? Коли начистоту говорить, недалеко это от правды. И сделается правдой, лишь бы благословили боги и дозволили отец с матерью. А они — не враги счастью детей своих.