Слишком громкий мир (джен)

Елена удалилась, оставив после себя лишь слабый аромат лавандовой отдушки и чистого белья. Александр медленно поднялся с кровати, проводя рукой по стене, чтобы сохранить равновесие. Его движения были уверенными, почти механическими, но Дмитрий знал: брат никогда не признается, как трудно ему иногда даётся даже простое перемещение по дому.

— Дай мне руку, — сказал Дмитрий, протягивая ладонь.

Александр на мгновение замер, словно раздумывая, стоит ли принимать помощь, но потом всё же сделал шаг вперёд. Их пальцы соприкоснулись, и Дмитрий почувствовал знакомое щемящее тепло, охватившее все его тело. Он помог брату одеться, стараясь не задерживать прикосновения дольше, чем это было необходимо. Но когда он застегивал ворот рубашки, руки замедлились, будто сами собой. Александр ничего не сказал, только чуть заметно наклонил голову, позволяя Дмитрию закончить.

— Готов спуститься вниз? — спросил Дмитрий, отступая на шаг.

— Всегда готов, если ты рядом, — ответил Александр с лёгкой иронией, но в его голосе проскользнула нотка чего-то более глубокого, почти уязвимого.

Они вышли из комнаты, и их шаги скрипучим эхом разнеслись по длинному коридору. Двухэтажная усадьба, с высокими потолками и просторными залами на первом этаже, оставалась холодной, сколько бы ни топили и не стелили мягкие ковры. Стены хранили память о роде Веренских, заключив их образы в багетные рамы: суровые мужчины в военной форме и изящные женщины в пышных платьях. Дмитрий иногда ловил себя на мысли, что эти глаза следят за ним, спрашивают: “И каково тебе, сын прачки, стать одним из нас?”. Но портрет приёмных родителей, висевший в их общем рабочем кабинете, примирял его с реальностью. Графиня Анна-Мария умела делить заботу на обоих детей поровну, чтобы никто не чувствовал себя обделенным.

Дмитрий, затолкав воспоминания обратно в тёмный угол памяти, поприветствовал Игната. Игнат, дворецкий, по совместительству еще и садовник, уже много лет управлял хозяйством дома. Он стоял у входной двери, держа в руках тёплые плащи и два чёрных зонта.

— Ваша светлость, — произнёс он, чуть склонив голову. — Я распорядился, чтобы дорожки в саду подмели. Но всё же осторожнее на ступенях террасы, там ещё скользко.

Холодный воздух ударил в лицо, как только они переступили порог дома. Дождь почти прекратился, оставив после себя лишь мелкую морось и запах прелой листвы. Дмитрий ступил на дорожку, ведя брата за собой.

— Слышишь? — спросил он, поворачиваясь к Александру. — Это ветер шумит в кронах. И… — он сделал паузу, прислушиваясь, — капли падают с веток на ковер из листьев.

Александр улыбнулся, подняв лицо к небу, будто действительно мог видеть этот мир через звуки. Его пальцы слегка сжали руку Дмитрия.

— Расскажи мне больше, — попросил он тихо. — Что вокруг?

Дмитрий замер, слова застряли в горле. Он никогда не мог описать природу так, как хотелось бы, но разве возможно отказать в такой просьбе? Вряд ли брат потребует от него литературного стиля и глубоких метафор.

— Листья на кленах от жёлтого до красно-багрового, словно переливаются из цвета в цвет. Ясень как желто-зеленый, как совсем молодая весенняя листва, — он повёл Александра прочь от дорожки, к деревьям, давая ощутить своими пальцами холод мокрой листвы и жесткую кору на стволах. — Под нашими ногами пестрый ковер, отчасти ставший бурым, гнилым. Справа каштан, он уже обронил свои плоды, и те лежат, избавившись от колючей кожуры, блестящие, темно-коричневые, как твои волосы.

Александр наклонился, повёл рукой в пожухлой траве и листьях, нашёл каштан.

— Я, совсем маленький, думал, что их жарят, но мама смеялась, потом привезла из Франции те, действительно съедобные. Жаль, что она больше не успела… Я думаю, тебе тоже нужно попробовать как-нибудь, скажу Серафиме, пусть озадачит повара, — он засмеялся, — я ведь только сейчас вообще про них вспомнил, на столько лет из памяти выпало.

Смех был настолько искренним, что Дмитрий в порыве чувств обнял Александра, навалившись сзади, и тот, поддавшись, упал в листья.

— Безумный запах, грибной и прелый, я будто чувствую его всем телом. — он поймал руку упавшего рядом Дмитрия, — Знаешь, земля так близко, почти в моих волосах. Я могу представить, что лежу в открытой могиле, вокруг только тишина и покой.

— Мы… — добавил Дмитрий, прикрыв глаза, — мы лежим. И не думай, что сможешь так легко сбежать, оставив меня на съедение мирской суете.