Проверено на грамотность 
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Она снова приехала в Варшаву на следующий год. Было тепло и ясно, стояла вторая неделя мая. Лиза занесла в гостиницу свои вещи, взяла ключ от номера и спустилась вниз. Купив алые гвоздики, она отправилась на Воинские Повонзки(1).
Среди множества березовых крестов, стоящих на участке на Лужке(2) она быстро нашла нужный. Лиза знала — могила героя, чье лицо смотрело на нее с таблички, прибитой к кресту, пуста. А сама она не сумела бы уточнить ее местоположение, не будучи ведьмой грани.
Лиза положила цветы и поклонилась кресту поясным поклоном до земли — «по-польски», как это определялось в одном старом стихотворении. Она отступила три шага, развернулась и пошла к выходу с кладбища, то и дело останавливаясь, чтобы прочесть имена на табличках.
Вдруг Лиза почувствовала чей-то пристальный взгляд в спину и обернулась. У могилы, на которую она совсем недавно возлагала гвоздики, стояла светловолосая женщина в прямом черном платье. Лиза, хоть и была близорука, узнала пани Бурштын-Лукашевич. Ее ноги как будто вросли в землю.
Пани Стефания долго стояла у могилы, потом ласково провела рукой по березовой перекладине и отступила. Светловолосый мужчина, стоявший чуть поодаль, подал ей руку. Пани Стефания благодарно кивнула ему, опираясь на его руку, и они вместе направились от могилы.
В последний момент Лиза осознала, что идут они к ней.
Наконец они поравнялись. Пани Стефания улыбнулась Лизе, но улыбка вышла грустной.
— День добрый, пани Варшава! — сказала Лиза.
— День добрый, панна Эльжбета, — наклонила голову пани Бурштын-Лукашевич. — Вы знаете, теперь я по закону жанра обязана зловещим голосом сказать вам: «Догадалась, стало быть»!
— А это уж как вашей милости будет угодно, — в стиле героев Трилогии откликнулась Лиза. Стефания усмехнулась.
— Вот, Михалек, позволь представить тебе панну Эльжбету, с которой я познакомилась год назад, — произнесла душа Варшавы, глядя на своего спутника. — Она из России.
Ее спутник чуть склонил голову и пристально глянул Лизе в глаза. Та напряженно посмотрела в ответ, боясь найти презрение, но не нашла.
— Так как вы узнали, что Стефка — душа Варшавы?
— Я колдунья, — созналась Лиза. — Пришлось покопаться как следует в библиотеке Ивана Грозного.
— Михал, — укоряюще произнесла Стефания, касаясь руки своего спутника
— Ох, — пробормотал он, — прошу прощения, панна Эльжбета, я забыл представиться. Михал Лукашевич.
Лиза прижала пальцы ко рту, ее карие глаза широко распахнулись. Михал тихо посмеивался.
— Я должна была догадаться, — сказала наконец Лиза. — Знала ведь, что души Польши и Варшавы — муж и жена.
Михал улыбнулся.
— Да какие мы души! Такие же поляки, как и все, только живем дольше.
— Пойдемте с нами, милая панна, — предложила Стефания. — В ваших глазах я вижу такое количество вопросов, что, боюсь, вас разорвет неудовлетворенное любопытство.
Лиза улыбнулась и согласилась. Они вышли с кладбища, когда она наконец решилась спросить:
— Вы приходите к нему на могилу каждый год, пани Стефания?
— Да, — кивнула Стефания. — С тех пор, как появилось, куда ходить. Раньше я лишь молилась за него. Я и сейчас молюсь, конечно.
Она замолчала.
— Вы вините себя в его смерти? — спросила Лиза.
— Виню, — решительно согласилась Стефания. И вдруг заговорила очень быстро: — Но что, что, что я могла сделать для его спасения? Я была слаба после восстания. Голова вся седая, ожоги по телу, боли… Это время я помню урывками да рассказами Кшиси — девочки, ухаживавшей за мной. До сих пор удивляюсь, как выжила — верно, Пресвятая Дева смилостивилась. Ходить я толком не могла. Что бы я сделала для него?
Михал коснулся ее руки.
— Не надо, — отрывистым голосом произнесла Стефания. — Молчите. Это все лишь оправдания, которые не успокаивают даже меня. Особенно меня. Я не спасла его. Это зачтется мне на том свете, но вина мучает меня сейчас и будет мучить до конца времен. Но я… я заслужила это. И хватит об этом, — отрезала она.
Лиза мысленно костерила себя за неосторожность. Она не хотела доводить Стефанию до такого состояния. Теперь же Лиза пыталась придумать, как вернуть душе Варшавы ее прежнее расположение духа. В голове, как назло, не было ни одной дельной мысли. Наконец Стефания обернулась к Лизе и сказала:
— Ну, панна Эльжбета! Я не сержусь на вас. Просто... нервы иногда сдают. И перестаньте думать, как исчерпать эту ситуацию, — прибавила она с веселой улыбкой, — а то у вас на лице появляется вся та безупречная комсомольская биография, которой у вас не должно быть.
Лиза улыбнулась. В этот момент они зашли в дом, где вот уж больше века как жила чета Лукашевич.
На лестнице они встретили пожилую женщину, невысокую и сухощавую. Пани Стефания улыбнулась и обняла ее, после чего спросила:
— Как поживаешь, Кшися?
— Хорошо, пани Стефания, — ответила женщина и неожиданно молодо улыбнулась. Лизе вдруг почудилось, будто она видит эту женщину молодой, даже моложе себя: веселую, деятельную, с рыжими волосами и большими карими глазами, в простеньком зеленом платье. И Стефания была рядом с ней серьезней и старше.
— А это что за панна рядом с вами? — спросила пани Кшися.
— Это наша гостья, панна Эльжбета.
Лиза едва заметно улыбнулась. В самом деле, как аккуратно пани Стефания представила ее! Ведь Лиза и в правду — гостья, в этом доме, в этом городе, в этой стране. Даже в мире этом — всего лишь гостья.
Пани Кшися недолго поговорила с пани Стефанией, после чего обняла ее и пошла своей дорогой.
— Вы с детства ее знаете? — спросила Лиза.
— Да, — кивнула Стефания с улыбкой. — Она была такая худощавая, верткая. Волосы у Кшиси были ярко-ярко-рыжие, как огонь, вечно эти косички короткие возле головы. Кшися в войну была в «Серых шеренгах»(3). Вы?.. — тут Стефания спохватилась и вопросительно глянула на Лизу.
— Я знаю, что такое «Серые шеренги», — поспешно ответила Лиза. — Сколько ей было, когда началось восстание?
— Пятнадцать лет, пять месяцев и двенадцать дней, — отчеканила Стефания на автопилоте. Потом вздрогнула и прижала руки к вискам: — Господи, почему я это до сих пор помню? Вы знаете, у нас специфическая память.
Они уже стояли в коридоре квартиры Лукашевичей и разувались.
— Ванная прямо по коридору, — сообщила Стефания. — Вы будете чай?
— Да что вы, пани Варшава! — смутилась Лиза.
— Не стесняйтесь. Нечасто встречаются те, кто способен разгадать город так быстро. Не стоит стесняться того, что вас поит чаем третья столица Польши(4).
Сказавши так, Стефания решительно вскинула голову и упорхнула на кухню.
После, когда все трое уже сели за стол, она поинтересовалась:
— Ну, о чем еще вы хотите спросить меня?
— Не смею, — покачала головой Лиза. — Я и так нарушила ваше душевное равновесие сегодня.
— Моя дорогая панна Эльжбета, — сказала пани Стефания, — вы забываете, что мне уже почти шестьсот девяносто два года. Я умею держать себя в руках.
— Тогда, если будет позволено, я хотела бы спросить вас о взаимоотношениях с Берлином.
Пани Стефания криво улыбнулась.
— Берлин… Ну что же… Когда я была маленькой, он представлялся мне рыцарем в сверкающих доспехах. Мы думали, что он спасет нас от страшной угрозы кочевников. И вот он пришел… Мы быстро поняли, что он гораздо страшнее всего того, чего мы боялись. После этого я долго старалась его не замечать.
Она отпила чай и продолжила:
— При разделах он, хоть и насмехался надо мной, но мало земель забрал, поэтому я посчитала, что его заставили. После Первой Мировой иллюзий почти не осталось. Но Польша вновь обрела свои земли, и все остальное было не важно.
Стефания замолчала вновь. В наступившей тишине раздавался лишь стук ее пальцев по столешнице.
— Потом, когда я умирала после восстания, — продолжала Стефания, и тон ее был решителен и суров, — я думала, что буду ненавидеть его вечно. Но вот прошли годы, он встал на колени перед памятником Варшавскому гетто, и мне впервые стало жаль его. Что должен был он пережить в детстве, чтобы стать таким? — последние слова она договорила полушепотом.
Лиза слушала, наклонив голову.
— Я не верю в злодеев по рождению, — вновь собравшись с силами, заговорила Стефания, — ведь и Сатана — падший ангел. Но мне трудно представить, что я когда-нибудь назову Берлин свои другом.
Лиза со стуком поставила чашку на стол. Стефания улыбнулась, но как будто устало.
— Вы надолго у нас, панна Эльжбета? — поинтересовался Михал.
— В Польше я на неделю, а в Варшаве еще завтра, — ответила Лиза с живостью. — А потом я поеду в Краков.
— Удачи, — с улыбкой произнесла пани Стефания. — Если вы вдруг захотите спросить еще о чем-нибудь, когда уже вернетесь в Россию, то пишите смело. Я отвечу.
Она оторвала листок численника, взяла со стола черную ручку и по диагонали написала на листке свою электронную почту.
— Возьмите, — сказала Стефания, протягивая Лизе листок.
— Спасибо, — улыбнулась Лиза, взяв листок и убрав его в нагрудный карман.
Провожая Лизу, пани Стефания вновь сказала:
— Удачи. Такой удачи, которая не привела бы вас к смерти, как моего друга. Он выжил в Аушвице, сумел сбежать, остался жив после восстания, а потом его расстреляли.
— Спасибо, — тихо ответила Лиза. Пани Стефания протянула ей руку.
Ее рука была тонкая, с короткими аккуратными ногтями, покрытыми нюдовым лаком. Лизе вдруг подумалось, что этими руками женщина, стоящая перед ней, сжимала эфес сабли, веер, поводья коня, ружье… И что не всегда эти руки были такими нежными и прекрасными.
А пани Стефания, казалось, уже целую вечность стояла с протянутой для рукопожатия рукой… Лиза, осознав это, вспыхнула и пожала ее руку.
— До свиданья, пани Варшава, — сказала она и подумала, что обманула чету Лукашевич.
Она поедет в Аушвиц. Поедет. Завтра.Она снова приехала в Варшаву на следующий год. Было тепло и ясно, стояла вторая неделя мая. Лиза занесла в гостиницу свои вещи, взяла ключ от номера и спустилась вниз. Купив алые гвоздики, она отправилась на Воинские Повонзки(1).
Среди множества березовых крестов, стоящих на участке на Лужке(2) она быстро нашла нужный. Лиза знала — могила героя, чье лицо смотрело на нее с таблички, прибитой к кресту, пуста. А сама она не сумела бы уточнить ее местоположение, не будучи ведьмой грани.
Лиза положила цветы и поклонилась кресту поясным поклоном до земли — «по-польски», как это определялось в одном старом стихотворении. Она отступила три шага, развернулась и пошла к выходу с кладбища, то и дело останавливаясь, чтобы прочесть имена на табличках.
Вдруг Лиза почувствовала чей-то пристальный взгляд в спину и обернулась. У могилы, на которую она совсем недавно возлагала гвоздики, стояла светловолосая женщина в прямом черном платье. Лиза, хоть и была близорука, узнала пани Бурштын-Лукашевич. Ее ноги как будто вросли в землю.
Пани Стефания долго стояла у могилы, потом ласково провела рукой по березовой перекладине и отступила. Светловолосый мужчина, стоявший чуть поодаль, подал ей руку. Пани Стефания благодарно кивнула ему, опираясь на его руку, и они вместе направились от могилы.
В последний момент Лиза осознала, что идут они к ней.
Наконец они поравнялись. Пани Стефания улыбнулась Лизе, но улыбка вышла грустной.
— День добрый, пани Варшава! — сказала Лиза.
— День добрый, панна Эльжбета, — наклонила голову пани Бурштын-Лукашевич. — Вы знаете, теперь я по закону жанра обязана зловещим голосом сказать вам: «Догадалась, стало быть»!
— А это уж как вашей милости будет угодно, — в стиле героев Трилогии откликнулась Лиза. Стефания усмехнулась.
— Вот, Михалек, позволь представить тебе панну Эльжбету, с которой я познакомилась год назад, — произнесла душа Варшавы, глядя на своего спутника. — Она из России.
Ее спутник чуть склонил голову и пристально глянул Лизе в глаза. Та напряженно посмотрела в ответ, боясь найти презрение, но не нашла.
— Так как вы узнали, что Стефка — душа Варшавы?
— Я колдунья, — созналась Лиза. — Пришлось покопаться как следует в библиотеке Ивана Грозного.
— Михал, — укоряюще произнесла Стефания, касаясь руки своего спутника
— Ох, — пробормотал он, — прошу прощения, панна Эльжбета, я забыл представиться. Михал Лукашевич.
Лиза прижала пальцы ко рту, ее карие глаза широко распахнулись. Михал тихо посмеивался.
— Я должна была догадаться, — сказала наконец Лиза. — Знала ведь, что души Польши и Варшавы — муж и жена.
Михал улыбнулся.
— Да какие мы души! Такие же поляки, как и все, только живем дольше.
— Пойдемте с нами, милая панна, — предложила Стефания. — В ваших глазах я вижу такое количество вопросов, что, боюсь, вас разорвет неудовлетворенное любопытство.
Лиза улыбнулась и согласилась. Они вышли с кладбища, когда она наконец решилась спросить:
— Вы приходите к нему на могилу каждый год, пани Стефания?
— Да, — кивнула Стефания. — С тех пор, как появилось, куда ходить. Раньше я лишь молилась за него. Я и сейчас молюсь, конечно.
Она замолчала.
— Вы вините себя в его смерти? — спросила Лиза.
— Виню, — решительно согласилась Стефания. И вдруг заговорила очень быстро: — Но что, что, что я могла сделать для его спасения? Я была слаба после восстания. Голова вся седая, ожоги по телу, боли… Это время я помню урывками да рассказами Кшиси — девочки, ухаживавшей за мной. До сих пор удивляюсь, как выжила — верно, Пресвятая Дева смилостивилась. Ходить я толком не могла. Что бы я сделала для него?
Михал коснулся ее руки.
— Не надо, — отрывистым голосом произнесла Стефания. — Молчите. Это все лишь оправдания, которые не успокаивают даже меня. Особенно меня. Я не спасла его. Это зачтется мне на том свете, но вина мучает меня сейчас и будет мучить до конца времен. Но я… я заслужила это. И хватит об этом, — отрезала она.
Лиза мысленно костерила себя за неосторожность. Она не хотела доводить Стефанию до такого состояния. Теперь же Лиза пыталась придумать, как вернуть душе Варшавы ее прежнее расположение духа. В голове, как назло, не было ни одной дельной мысли. Наконец Стефания обернулась к Лизе и сказала:
— Ну, панна Эльжбета! Я не сержусь на вас. Просто... нервы иногда сдают. И перестаньте думать, как исчерпать эту ситуацию, — прибавила она с веселой улыбкой, — а то у вас на лице появляется вся та безупречная комсомольская биография, которой у вас не должно быть.
Лиза улыбнулась. В этот момент они зашли в дом, где вот уж больше века как жила чета Лукашевич.
На лестнице они встретили пожилую женщину, невысокую и сухощавую. Пани Стефания улыбнулась и обняла ее, после чего спросила:
— Как поживаешь, Кшися?
— Хорошо, пани Стефания, — ответила женщина и неожиданно молодо улыбнулась. Лизе вдруг почудилось, будто она видит эту женщину молодой, даже моложе себя: веселую, деятельную, с рыжими волосами и большими карими глазами, в простеньком зеленом платье. И Стефания была рядом с ней серьезней и старше.
— А это что за панна рядом с вами? — спросила пани Кшися.
— Это наша гостья, панна Эльжбета.
Лиза едва заметно улыбнулась. В самом деле, как аккуратно пани Стефания представила ее! Ведь Лиза и в правду — гостья, в этом доме, в этом городе, в этой стране. Даже в мире этом — всего лишь гостья.
Пани Кшися недолго поговорила с пани Стефанией, после чего обняла ее и пошла своей дорогой.
— Вы с детства ее знаете? — спросила Лиза.
— Да, — кивнула Стефания с улыбкой. — Она была такая худощавая, верткая. Волосы у Кшиси были ярко-ярко-рыжие, как огонь, вечно эти косички короткие возле головы. Кшися в войну была в «Серых шеренгах»(3). Вы?.. — тут Стефания спохватилась и вопросительно глянула на Лизу.
— Я знаю, что такое «Серые шеренги», — поспешно ответила Лиза. — Сколько ей было, когда началось восстание?
— Пятнадцать лет, пять месяцев и двенадцать дней, — отчеканила Стефания на автопилоте. Потом вздрогнула и прижала руки к вискам: — Господи, почему я это до сих пор помню? Вы знаете, у нас специфическая память.
Они уже стояли в коридоре квартиры Лукашевичей и разувались.
— Ванная прямо по коридору, — сообщила Стефания. — Вы будете чай?
— Да что вы, пани Варшава! — смутилась Лиза.
— Не стесняйтесь. Нечасто встречаются те, кто способен разгадать город так быстро. Не стоит стесняться того, что вас поит чаем третья столица Польши(4).
Сказавши так, Стефания решительно вскинула голову и упорхнула на кухню.
После, когда все трое уже сели за стол, она поинтересовалась:
— Ну, о чем еще вы хотите спросить меня?
— Не смею, — покачала головой Лиза. — Я и так нарушила ваше душевное равновесие сегодня.
— Моя дорогая панна Эльжбета, — сказала пани Стефания, — вы забываете, что мне уже почти шестьсот девяносто два года. Я умею держать себя в руках.
— Тогда, если будет позволено, я хотела бы спросить вас о взаимоотношениях с Берлином.
Пани Стефания криво улыбнулась.
— Берлин… Ну что же… Когда я была маленькой, он представлялся мне рыцарем в сверкающих доспехах. Мы думали, что он спасет нас от страшной угрозы кочевников. И вот он пришел… Мы быстро поняли, что он гораздо страшнее всего того, чего мы боялись. После этого я долго старалась его не замечать.
Она отпила чай и продолжила:
— При разделах он, хоть и насмехался надо мной, но мало земель забрал, поэтому я посчитала, что его заставили. После Первой Мировой иллюзий почти не осталось. Но Польша вновь обрела свои земли, и все остальное было не важно.
Стефания замолчала вновь. В наступившей тишине раздавался лишь стук ее пальцев по столешнице.
— Потом, когда я умирала после восстания, — продолжала Стефания, и тон ее был решителен и суров, — я думала, что буду ненавидеть его вечно. Но вот прошли годы, он встал на колени перед памятником Варшавскому гетто, и мне впервые стало жаль его. Что должен был он пережить в детстве, чтобы стать таким? — последние слова она договорила полушепотом.
Лиза слушала, наклонив голову.
— Я не верю в злодеев по рождению, — вновь собравшись с силами, заговорила Стефания, — ведь и Сатана — падший ангел. Но мне трудно представить, что я когда-нибудь назову Берлин свои другом.
Лиза со стуком поставила чашку на стол. Стефания улыбнулась, но как будто устало.
— Вы надолго у нас, панна Эльжбета? — поинтересовался Михал.
— В Польше я на неделю, а в Варшаве еще завтра, — ответила Лиза с живостью. — А потом я поеду в Краков.
— Удачи, — с улыбкой произнесла пани Стефания. — Если вы вдруг захотите спросить еще о чем-нибудь, когда уже вернетесь в Россию, то пишите смело. Я отвечу.
Она оторвала листок численника, взяла со стола черную ручку и по диагонали написала на листке свою электронную почту.
— Возьмите, — сказала Стефания, протягивая Лизе листок.
— Спасибо, — улыбнулась Лиза, взяв листок и убрав его в нагрудный карман.
Провожая Лизу, пани Стефания вновь сказала:
— Удачи. Такой удачи, которая не привела бы вас к смерти, как моего друга. Он выжил в Аушвице, сумел сбежать, остался жив после восстания, а потом его расстреляли.
— Спасибо, — тихо ответила Лиза. Пани Стефания протянула ей руку.
Ее рука была тонкая, с короткими аккуратными ногтями, покрытыми нюдовым лаком. Лизе вдруг подумалось, что этими руками женщина, стоящая перед ней, сжимала эфес сабли, веер, поводья коня, ружье… И что не всегда эти руки были такими нежными и прекрасными.
А пани Стефания, казалось, уже целую вечность стояла с протянутой для рукопожатия рукой… Лиза, осознав это, вспыхнула и пожала ее руку.
— До свиданья, пани Варшава, — сказала она и подумала, что обманула чету Лукашевич.
Она поедет в Аушвиц. Поедет. Завтра.
1) Воинские Повонзки, в обиходе Повонзки-Войскове — кладбище в Варшаве.
2) Участок на Лужке — место захоронения у кладбищенской стены Повонзковского военного кладбища в Варшаве лиц, убитых органами общественной безопасности в 1945-1956 годах, часто в тюрьме Мокотув. На Лужке находится Пантеон-Мавзолей "проклятых солдат".
3) Серые шеренги — название скаутского движения в Польше в период немецкой оккупации.
4) Имеется в виду — хронологически.
5) Воинские Повонзки, в обиходе Повонзки-Войскове — кладбище в Варшаве.
6) Участок на Лужке — место захоронения у кладбищенской стены Повонзковского военного кладбища в Варшаве лиц, убитых органами общественной безопасности в 1945-1956 годах, часто в тюрьме Мокотув. На Лужке находится Пантеон-Мавзолей "проклятых солдат".
7) Серые шеренги — название скаутского движения в Польше в период немецкой оккупации.
8) Имеется в виду — хронологически.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу