Тень Квинтессона (джен)

Пол под ногами Ориона и Мегатрона дрожал, как живое существо, пробуждённое их шагами. Каждый удар металла о металл отзывался в катакомбах низким гулом, что проникал в их броню и заставлял искры в груди биться быстрее. Осколок Искры Мультиверсума, зажатый в руке Ориона, светился ярче, чем прежде, его сияние отражалось от стен, покрытых трещинами и выцветшими символами, создавая иллюзию, будто они идут внутри звезды, чей свет был холодным и чужим. Воздух стал тяжелее, пропитанный электрическим напряжением и слабым запахом гари, как будто где-то в глубине Кибертрона тлел древний пожар, не угасший за миллионы циклов. Тени, что следовали за ними, двигались неестественно — слишком быстро, слишком плавно, словно не просто отражения их тел, а что-то живое, наблюдающее из углов, куда не доставал свет.

Орион шагал впереди, его оптические сенсоры напряжённо сканировали коридор. Карта, которую он извлёк из платформы, всё ещё пульсировала в его процессоре — хаотичная сеть линий, ведущих к «Ядру», месту, где, возможно, скрывалась сама Искра. Но чем глубже они спускались, тем сильнее его терзало чувство, что они не просто ищут артефакт — артефакт ищет их. Осколок в его руке был тёплым, почти горячим, и с каждым шагом его тепло проникало глубже, как будто он пытался слиться с его искрой. Это пугало Ориона, но в то же время завораживало — как архивариус, он привык к тайнам, спрятанным в пыли дата-панелей, но эта тайна была живой, и она говорила с ним.

— Ты уверен, что знаешь, куда нас ведёшь? — голос Мегатрона разрезал тишину, резкий и хриплый, как скрежет бура в шахте. Он шёл позади, его тяжёлые шаги эхом отдавались от стен, а энергонный клинок, всё ещё покрытый пятнами чёрной жидкости от стражей, был опущен, но готов к бою. Его серебристая броня блестела в свете осколка, но царапины и вмятины от битвы делали его похожим на воина, вышедшего из легенд Каона — шахтёра, что выстоял там, где другие ломались.

Орион бросил взгляд через плечо, его оптика слабо мигнула.

— Карта указывает вниз, к центру Кибертрона, — ответил он, стараясь звучать увереннее, чем чувствовал.

— Но она… нечёткая. Линии пересекаются, исчезают, появляются снова. Это не просто путь — это как головоломка. И я думаю, осколок помогает её разгадать.

Мегатрон фыркнул, его красные оптические сенсоры сузились.

— Головоломка? — Он постучал когтем по стене, оставив тонкую царапину на металле, и искры мелькнули в полумраке.

— Мне не нужны загадки, Орион. Мне нужна сила, что лежит внизу. Если эта твоя карта нас заведёт в тупик, я сам проложу дорогу — через металл, камень или что там ещё встанет на пути.

Орион кивнул, но его мысли были заняты другим. Он чувствовал Мегатрона — не только его присутствие, но и ту тьму, что начала расти в нём после битвы с Легионом Свернутых. Шахтёр говорил о свободе, о переписывании мира, но в его голосе звучала не только надежда — там был голод, острый и опасный, как лезвие его клинка. Орион вспомнил видение: Мегатрон с чёрной бронёй, окружённый армией, чьи шаги сотрясали землю. Это был не тот Мегатрон, что шёл рядом с ним сейчас, но тень того Мегатрона уже жила в его словах, в его взгляде. И это пугало Ориона больше, чем твари в катакомбах.

Коридор сузился, стены приблизились, и воздух стал ещё гуще, пропитанный металлической пылью и слабым шипением, что доносилось из трещин. Орион заметил новый символ на стене — больше предыдущих, с острыми углами и пересекающимися линиями, похожими на звезду, разорванную надвое. Он остановился, коснувшись его пальцами. Металл был горячим, и под рукой ощущалась слабая вибрация, как будто стена дышала. Символ засветился ярче, его голубое сияние слилось с осколком в руке Ориона, и перед его глазами мелькнул образ: тёмный зал, полный машин, чьи кабели шевелились, как щупальца, а в центре — сфера, сияющая так ярко, что её свет резал оптику. Видение исчезло, оставив лишь эхо голоса — того же, что звучал в его сознании раньше: «Путь открыт».

— Что опять? — Мегатрон подошёл ближе, его тень упала на стену, закрывая свет.

— Ты выглядишь, будто увидел призрака одного из тех Праймов, о которых ты вечно читаешь.

— Это не призрак, — тихо сказал Орион, отводя руку от символа.

— Это… подсказка. Осколок показывает мне путь. Я видел место — глубже, чем мы сейчас. Там что-то огромное, Мегатрон. И оно ждёт нас.

Мегатрон прищурился, его когти слегка царапнули броню на груди, оставив слабый след.

— Ждёт? — Он усмехнулся, но смех вышел горьким, как выхлоп старого двигателя. — Тогда оно дождётся моего клинка. Если эта штука такая умная, пусть попробует остановить меня.

Орион не ответил. Он чувствовал, что Мегатрон недооценивает то, с чем они столкнулись. Это была не просто сила, которую можно взять и использовать, как энергон из шахты. Это было что-то древнее, разумное, и оно знало их намерения. Но спорить с шахтёром сейчас было бесполезно — Мегатрон видел в Искре оружие, а Орион — ключ к ответам. Их цели пересекались, но Орион боялся, что скоро они разойдутся.

Они двинулись дальше, и коридор начал расширяться, открывая новый зал — меньше, чем предыдущий, но не менее внушительный. Потолок был низким, усеянным остатками древних механизмов, чьи шестерни и валы торчали из металла, как кости давно умершего зверя. Пол был покрыт тонким слоем ржавчины, которая хрустела под их шагами, а стены испещрены следами когтей — длинными, глубокими, словно кто-то огромный пытался выбраться отсюда. В центре зала стояла ещё одна машина — не такая массивная, как предыдущая, но более изящная, с тонкими кабелями, что сплетались в сложный узор, напоминая паутину. Её поверхность была покрыта символами, которые слабо пульсировали синим светом, а в центре виднелось углубление — пустое, но идеально подходящее по форме для осколка в руке Ориона.

— Ещё одна игрушка твоих Праймов? — Мегатрон шагнул ближе, его клинок слегка звякнул о броню.

— Похоже на замок. И у тебя, похоже, есть ключ.

Орион кивнул, его процессор загудел, обрабатывая возможности. Он подошёл к машине, чувствуя, как осколок в его руке дрожит сильнее, словно рвётся к своему месту. Воздух вокруг машины был насыщен энергией — слабые искры мелькали между кабелями, и низкий гул, что сопровождал их с самого начала, стал глубже, ритмичнее, как биение сердца. Орион протянул руку, поднося осколок к углублению. Его пальцы дрожали, но не от страха — от предвкушения. Он знал, что это может открыть путь к Ядру, но что-то подсказывало ему: это также разбудит то, что ждёт внизу.

— Подожди, — Мегатрон схватил его за плечо, его когти слегка вдавились в броню. — Ты уверен, что это не ловушка? Эти твари, что напали на нас, — они были её частью. А теперь ты хочешь дать ей ещё больше силы?

Орион встретился с его взглядом. Красные оптические сенсоры Мегатрона горели ярче обычного, и в них было не только сомнение, но и что-то похожее на тревогу — редкое чувство для шахтёра, привыкшего к риску.

— Это не ловушка, — сказал Орион, стараясь звучать убедительно.

— Это шаг вперёд. Если мы хотим понять, что такое Искра, нам нужно идти дальше. Отступить сейчас — значит оставить все вопросы без ответа. Ты ведь не для того спустился сюда, чтобы уйти с пустыми руками?

Мегатрон отпустил его плечо, но его рука осталась напряжённой.

— Я не боюсь ответов, — прорычал он.

— Я боюсь, что эта штука превратит нас в таких же уродов, как те пауки. Но делай, что хочешь, архивариус. Только не жди, что я буду вытаскивать тебя из ямы, если ты ошибешься.

Орион кивнул и вставил осколок в углубление. Металл машины дрогнул, кабели ожили, зашевелившись, как змеи, а синий свет стал ярче, заливая зал холодным сиянием. Гул превратился в низкий вой, от которого стены задрожали, и пол под ногами треснул, выпуская тонкие струи пара, что шипели в воздухе. Орион отступил, его сенсоры уловили поток данных, хлынувший из машины — координаты, схемы, обрывки кодов, что складывались в карту, более чёткую, чем раньше. Она вела вниз, к Ядру, но теперь он видел и преграды: туннели, полные механизмов, и огромные залы, где двигались тени, слишком большие, чтобы быть просто стражами.

Но затем машина издала резкий звук — высокий, пронзительный, как крик разрываемого металла. Кабели напряглись, и из углубления, где лежал осколок, вырвался луч света, ударивший в потолок. Камень треснул, осыпая их мелкими осколками, и из трещины хлынул поток энергии — не синий, а белый, ослепительный, как взрыв звезды. Орион прикрыл оптику рукой, а Мегатрон выругался, отступая назад.

— Что ты натворил?! — крикнул он, перекрикивая вой машины.

Орион не успел ответить. Свет сгустился, формируя перед ними образ — голограмму, дрожащую, как мираж. Это был трансформер, высокий и массивный, чья броня была покрыта золотыми пластинами, потемневшими от времени. Его оптика светилась белым, а голос, что зазвучал из голограммы, был глубоким и древним, как эхо Первых Праймов.

— Вы нашли осколок, — сказал он, его слова отдавались в стенах, усиливая гул.

— Но путь к Искре Мультиверсума не для слабых. Я — Альфа Трион, хранитель её воли. Вы стоите на грани Свернутых Реальностей, и каждый ваш шаг будет испытанием.

Остановитесь, и Кибертрон останется таким, как есть — сломленным, разделённым, умирающим. Идите вперёд, и вы либо спасёте его, либо уничтожите всё, что он значит.

Голограмма мигнула, и образ Альфы Триона исказился, показав другой лик — холодный, с острыми чертами и оптикой, горящей синим. Его голос стал ниже, угрожающим.

— Я слежу за вами, — добавил он.

— И я не позволю хаосу мультивселенной поглотить порядок, что я строю. Докажите свою ценность, или станете пылью под моими ногами.

Изображение исчезло, свет погас, и машина затихла, оставив лишь слабое сияние осколка, что теперь казался тусклее. Орион и Мегатрон стояли в тишине, их броня покрылась конденсатом от напряжения энергии. Пол под ногами всё ещё дрожал, а где-то в глубине послышался новый звук — не шаги, а низкий, протяжный скрежет, как будто что-то огромное шевелилось в недрах.

— Альфа Трион, — прошептал Орион, его голос дрожал от смеси страха и восторга. — Он жив. И он знает, что мы здесь.

Мегатрон сжал клинок, его оптика вспыхнула ярче.

— Жив или нет, он мне не указ, — прорычал он.

— Если он думает, что может пугать нас своими речами, пусть попробует остановить меня лицом к лицу. Я не пыль, Орион. Я шахтёр, что ломал камень голыми руками. И я заберу эту Искру, хочет он того или нет.

Орион кивнул, но его разум лихорадочно работал. Альфа Трион — не мудрый наставник из легенд, а страж, одержимый контролем. Это меняло всё. Если он охраняет Искру, то

Легион Свернутых — его армия, а катакомбы — его крепость. Но почему он не уничтожил Искру? Что он имел в виду под «порядком»? Орион взглянул на машину, чьи кабели теперь неподвижно свисали, как мёртвые змеи. Осколок в углублении слабо пульсировал, и Орион чувствовал его тепло даже на расстоянии — слабое, но настойчивое, как зов, что проникал в его искру. Он вспомнил архивы Иакона, где читал о Трионе как о созидателе, что помогал Первым Праймам формировать Кибертрон. Неужели тот Трион стал этим — тенью, что угрожает им из глубин?

— Он не просто хранитель, — сказал Орион тихо, почти себе самому.

— Он боится чего-то. Хаоса мультивселенной… или того, что мы можем сделать с Искрой. Это значит, она сильнее, чем он сам.

Мегатрон шагнул ближе, его броня клацнула от движения, и тень от его массивной фигуры упала на машину.

— Боится? — Он усмехнулся, но в его голосе была нотка интереса, острая, как лезвие.

— Тогда он слабак. Если эта Искра такая мощная, что пугает даже его, тем лучше для нас. Представь, Орион: сила, что заставляет дрожать даже Праймов. С ней я разнесу золотые башни Совета в щебень, и никто не посмеет назвать шахтёров расходным материалом.

Орион покачал головой, его оптика встретилась с взглядом Мегатрона.

— Это не только сила, — сказал он, стараясь донести мысль, что жгла его изнутри. — Это ответственность. Если Трион прав, и мы не справимся, Кибертрон может исчезнуть. Не просто измениться — исчезнуть. Я видел миры в видениях, Мегатрон. Миры, где ничего не осталось — только тьма и пепел. Мы не можем просто взять её и использовать, как оружие.

Мегатрон фыркнул, его когти сжались на рукояти клинка так, что металл скрипнул.

— Ответственность? — Он сплюнул слово, как будто оно жгло ему язык. — Я устал от слов, Орион. Совет веками кормил нас «ответственностью», пока мы гнили в шахтах. Если эта штука может дать нам шанс — настоящий шанс — я не буду сидеть и размышлять, достоин ли я. Я возьму её и использую. А ты решай, будешь ли ты со мной или останешься копаться в своих архивах, пока другие переписывают мир.

Орион замолчал, чувствуя, как слова Мегатрона врезаются в него, как осколки металла.

Он понимал его гнев — сам видел, как касты ломали Кибертрон, как шахтёры вроде Мегатрона гибли ради энергонных крошек, пока Совет купался в роскоши Иакона. Но он видел и другое: Искра не была просто инструментом. Она была живой, разумной, и её выбор мог изменить не только их судьбу, но и судьбу всех реальностей. Он сжал кулаки, чувствуя, как его искра бьётся в такт пульсации осколка. Он хотел возразить, но что-то в глубине катакомб — тот скрежет, что становился громче — заставило его замереть.

Воздух сгустился, и стены зала начали дрожать, как будто Кибертрон сам чувствовал их спор. С потолка посыпалась мелкая пыль, а из трещин в полу вырвались тонкие струйки пара, шипящие и растворяющиеся в воздухе. Скрежет перерос в низкий, вибрирующий гул, от которого у Ориона загудели суставы, а Мегатрон инстинктивно поднял клинок, его оптика сузилась до тонких красных щелей.

— Что-то идёт, — сказал он, его голос стал тише, но твёрже.

— И оно большое.

Орион кивнул, отступая к машине. Его сенсоры уловили движение — не шаги стражей, а что-то более тяжёлое, медленное, но неотвратимое, как обвал в шахте. Он подключился к машине через панель на поясе, надеясь извлечь больше данных, но поток информации был хаотичным: обрывки кодов, координаты, и образ — огромная тень, чьи очертания напоминали трансформера, но искажённого, с конечностями, что извивались, как кабели. Это было не видение Искры, а предупреждение — или угроза.

— Нам нужно идти, — сказал Орион, сжимая кулаки. — Карта ясна. Ядро впереди. Но теперь мы знаем, что нас ждёт не только Искра. Это война, Мегатрон. И я не уверен, готовы ли мы к ней.

Мегатрон ухмыльнулся, его броня клацнула от движения.

— Война? — Он шагнул вперёд, его клинок сверкнул в тусклом свете. — Я родился в шахтах, Орион. Война — это моя жизнь. Веди, архивариус. Посмотрим, чья искра выдержит этот путь.

Они двинулись дальше, вглубь катакомб, где тьма становилась гуще, а скрежет в недрах — громче. Осколок в машине слабо пульсировал, как маяк, указывающий путь, но Орион чувствовал взгляд Альфы Триона — невидимый, но тяжёлый, как тень, что следовала за ними. Кибертрон дрожал под их ногами, и с каждым шагом становилось ясно: они не просто искатели — они пешки в игре, чьи правила ещё не разгаданы. А внизу, в сердце планеты, что-то огромное и древнее шевелилось, и его голод был сильнее, чем они могли себе представить.

Тьма катакомб сгущалась с каждым шагом, обволакивая Ориона и Мегатрона, как живое существо, чьё дыхание ощущалось в холоде металла и едком запахе ржавчины. Гул, что сопровождал их с самого начала, теперь пульсировал в стенах, как сердце Кибертрона, пробуждённое их присутствием. Орион шёл впереди, его оптические сенсоры напряжённо сканировали узкий коридор, освещённый лишь слабым сиянием осколка, оставленного в машине позади. Карта в его процессоре вела их к Ядру, но линии становились всё более запутанными, переплетаясь в хаотичный узор, который он едва мог осмыслить. Его искра билась быстрее, отзываясь на зов, что становился громче — не голос, а чувство, глубокое и древнее, как будто сама планета шептала ему о своём прошлом.

Мегатрон шагал следом, его тяжёлые шаги звенели о металлический пол, оставляя слабые вмятины в ржавой корке. Его клинок, покрытый засохшими пятнами чёрной жидкости, слегка покачивался в руке, готовый к удару. Его серебристая броня, исцарапанная и покрытая пылью, отражала тусклый свет, и в каждом движении чувствовалась энергия шахтёра, привыкшего ломать преграды. Но в его молчании было что-то новое — не просто напряжение перед боем, а тень раздумий, что Орион заметил впервые. Слова Альфы Триона задели его, хоть он и не признавал этого. Орион чувствовал: Мегатрон видит в Искре не только силу, но и вызов, который может либо возвысить его, либо сломать.

Коридор резко повернул, и перед ними открылся новый зал — огромный, с высоким потолком, теряющимся в тенях. Стены были покрыты трещинами, из которых торчали обрывки кабелей и труб, пульсирующих слабым синим светом, как вены умирающего гиганта. Пол был усеян обломками — кусками брони, шестернями, остатками механизмов, что хрустели под ногами, как кости давно забытых воинов. В центре зала возвышалась конструкция: массивный столб из чёрного металла, опутанный кабелями, что шевелились, как живые. На его вершине горел синий огонь — неестественно яркий, с оттенком белого, что резал оптику. Символы, вырезанные на столбе, пульсировали в такт огню, и Орион узнал их — те же угловатые линии, что он видел на стенах, но теперь они складывались в слова, которые он не мог прочесть.

— Это что, ещё один маяк? — Мегатрон остановился рядом, его голос был низким, с ноткой насмешки.

— Твои Праймы любили строить игрушки, Орион. Но эта выглядит так, будто готова нас спалить.

Орион шагнул ближе, его сенсоры уловили поток энергии, исходящий от столба. Это была не просто машина — это был узел, точка пересечения, и карта в его процессоре подтверждала: они приближались к Ядру. Но энергия была неправильной, хаотичной, как будто что-то внутри столба боролось само с собой. Он коснулся одного из кабелей, и по его броне пробежала слабая искра, заставив его отдёрнуть руку.

— Это не маяк, — сказал он, его голос стал тише, но твёрже.

— Это… барьер. Или фильтр. Он пропускает энергию Искры, но что-то сдерживает её. Я чувствую это — она близко, Мегатрон. Очень близко.

Мегатрон прищурился, его оптика пробежалась по столбу, и в его взгляде мелькнула искра интереса.

— Сдерживает? — Он шагнул вперёд, постучав клинком по металлу. Столб отозвался низким гудением, и огонь на вершине вспыхнул ярче, осыпая их мелкими искрами.

— Тогда давай сломаем его. Если Искра за этим, я не собираюсь ждать, пока она сама к нам выйдет.

Орион хотел возразить, но его слова утонули в новом звуке — резком, металлическом скрежете, что эхом разнёсся по залу. Пол под ногами дрогнул, и из теней начали выступать фигуры — не паукообразные твари, как раньше, а что-то большее, массивнее. Это были трансформеры, но искажённые, их броня покрыта чёрными наростами, что трескались и крошились при каждом шаге. Их оптика представляла собой пустые глазницы, из которых вырывались тонкие струи синего света, как дым от погасшего костра. Руки заканчивались длинными когтями, острыми, как лезвия, а движения были чёткими, синхронными, как у солдат, подчиняющихся единому разуму. Легион Свернутых — стражи Альфы Триона.

— Кажется, твой Трион не хочет, чтобы мы трогали его игрушку, — прорычал Мегатрон, поднимая клинок. Его броня клацнула, когда он принял боевую стойку, и в его голосе прозвучала смесь гнева и ликования. — Отлично. Я давно хотел проверить, из чего сделаны его псы.

Орион отступил, активируя панель управления на поясе. Его импульс был слабым оружием против таких врагов, но он мог выиграть время. Стражи двинулись вперёд, их когти вырывали куски пола, оставляя глубокие борозды. Первый бросился на Мегатрона, его когти сверкнули в свете огня, но шахтёр встретил его ударом клинка, разрубив руку твари с фонтаном искр. Чёрная жидкость брызнула на пол, шипя и растворяя металл, но страж не остановился — он схватил Мегатрона за плечо и швырнул его к стене с глухим ударом. Обломки посыпались сверху, но Мегатрон вскочил, его смех эхом разнёсся по залу.

— Это всё? — крикнул он, бросаясь обратно в бой. Его клинок мелькал, как красная молния, отсекающая куски брони и когти, но стражей становилось больше — десятки, их шаги звучали как гром.

Орион направил импульс на ближайшего стража, и разряд ударил в его грудь, заставив тварь замереть на мгновение. Но второй прыгнул на него, и Орион едва успел увернуться, упав на колени. Когти прошли в миллиметре от его шлема, оставив царапину на броне, и он почувствовал, как металл нагрелся от их прикосновения. Он поднялся, направив ещё один импульс, но стражи наступали, их синий свет становился ярче, как будто они питались энергией столба.

— Мегатрон, держи их! — крикнул Орион, бросаясь к столбу. Он заметил панель у основания, покрытую символами, что светились слабым голубым. Подключившись к ней, он почувствовал поток данных — хаотичный, но знакомый. Это была система управления, и столб действительно был барьером, сдерживающим Искру. Но там было что-то ещё — предупреждение: «Сила Ядра нестабильна. Разрушение барьера откроет путь, но пробудит стража».

Мегатрон сражался яростно, окружённый стражами. Его клинок рассёк одного пополам, но другой вонзил когти в его ногу, и синий энергон брызнул на пол. Он рявкнул, ударив шипом из предплечья в грудь твари, и чёрная жидкость хлынула из раны, шипя на металле. Двое других набросились с боков, но Мегатрон отбился, рубанув клинком по их головам. Обломки посыпались, но новые стражи уже занимали их место.

— Орион, поторопись! — крикнул он, его голос был хриплым от напряжения.

— Я не собираюсь драться с ними вечно!

Орион кивнул, его пальцы летали по панели. Он нашёл команду — деактивацию барьера — и запустил её. Столб задрожал, огонь на вершине вспыхнул ослепительно белым, и кабели начали лопаться, осыпая зал искрами. Пол треснул, и из щелей хлынул синий свет, поднимая столбы пыли. Стражи замерли, их синие огоньки мигнули, и они начали отступать, растворяясь в тенях, как призраки.

Но затем зал содрогнулся сильнее, и гул перерос в оглушительный рёв. Пол под ногами раскололся, и из трещины поднялась фигура — огромная, выше любого трансформера, которого Орион видел. Её броня была чёрной, покрытой трещинами, из которых вырывались струи синего пламени. Оптика горела белым, как у Альфы Триона, но тело было искажено: одна рука заканчивалась массивным когтем, другая — пушкой, чей ствол дрожал от энергии. Это был не страж Легиона, а нечто большее — страж Ядра, пробуждённый их действиями.

— Вы осмелились, — прогремел его голос, глубокий и раскатистый, как гром в шахтах Каона.

— Я — Триптикон, воля Искры. Вы не достойны её силы.

Мегатрон выпрямился, вытирая энергон с брони, и его ухмылка стала шире.

— Триптикон? — Он рассмеялся, поднимая клинок.

— Большая мишень. Давай проверим, из чего ты сделан.

Орион отступил, его искра сжалась от страха. Триптикон — имя из легенд, но не титан, как в хрониках, а разумное существо, рождённое Искрой. Его пушка загудела, и луч энергии ударил в пол перед Мегатроном, оставив дымящуюся воронку. Шахтёр увернулся, бросившись вперёд, и рубанул клинком по ноге Триптикона. Лезвие врезалось в броню с фонтаном искр, но тварь даже не дрогнула — она ударила когтем, отбросив Мегатрона к стене с оглушительным грохотом.

— Орион, делай что-нибудь! — крикнул он, поднимаясь, его броня покрылась новыми вмятинами.

Орион бросился к панели, но она была мертва — энергия столба иссякла. Он взглянул на Триптикона, чья пушка снова загудела, и понял: барьер сдерживал не только Искру, но и его. Теперь путь к Ядру был открыт, но цена могла оказаться слишком высокой.

Триптикон шагнул вперёд, его когти вонзились в пол, и зал затрясся. Его оптика

сузилась, фиксируясь на Орионе.

— Ты слышишь её зов, — сказал он, его голос стал ниже, почти шепотом.

— Но она не твоя. Уходи, или я раздавлю вас обоих.

Орион сжал кулаки, чувствуя, как его искра отзывается на слова Триптикона. Он слышал зов Искры — сильнее, чем раньше, — и знал: отступить нельзя. Но как победить стража, чья сила превосходила их обоих?

Мегатрон поднялся, его смех эхом разнёсся по залу.

— Раздавить? — Он бросился на Триптикона, его клинок сверкнул в полумраке.

— Попробуй, жестянка. Я выжил в шахтах. Ты — просто ещё один камень на моём пути!

Битва началась, и катакомбы задрожали, как будто сам Кибертрон чувствовал, что его судьба висит на волоске.

Зал сотрясался от каждого шага Триптикона, его массивная фигура возвышалась над Орионом и Мегатроном, как воплощение древней мощи Кибертрона. Металлический пол трескался под его когтями, и из щелей вырывались струи синего пламени, шипящие в воздухе, как дыхание планеты, разбуженной их дерзостью. Его броня, чёрная и покрытая трещинами, отражала тусклый свет огня на столбе, а белая оптика горела с холодной яростью, пронизывая полумрак. Пушка на его правой руке гудела, накапливая энергию, а когти левой оставляли глубокие борозды в металле, словно он вырезал границы своей территории. Гул, что наполнял катакомбы, теперь исходил от него — низкий, вибрирующий, как рокот машины, что не знала покоя миллионы циклов.

Мегатрон бросился вперёд, его клинок сверкнул в полумраке, как красная молния. Он двигался с яростью шахтёра, привыкшего ломать неподатливый камень, и каждый его удар был пропитан вызовом. Лезвие врезалось в ногу Триптикона, высекает фонтан искр, но броня стража лишь слегка треснула, не поддавшись. Триптикон ответил мгновенно — его коготь мелькнул в воздухе, быстрый и точный, как удар молота, и

Мегатрон отлетел назад, врезавшись в стену с грохотом, от которого обломки посыпались с потолка. Его серебристая броня покрылась новыми вмятинами, но он поднялся, его смех эхом разнёсся по залу — дикий, полный ярости и триумфа.

— Это всё, что у тебя есть, жестянка? — крикнул он, вытирая синий энергон с плеча.

Его красные оптические сенсоры горели ярче, чем огонь на столбе, и в его голосе звучала не только насмешка, но и что-то глубже — жажда доказать, что он сильнее судьбы, что сковывала его в шахтах Каона. — Я ломал камни тяжелее тебя!

Орион стоял у разрушенного столба, его процессор лихорадочно искал выход. Панель была мертва, энергия иссякла, и всё, что у него осталось, — это слабый импульс от панели на поясе да собственная решимость. Он смотрел на Триптикона, чувствуя, как его искра отзывается на зов Искры Мультиверсума — он был так близко, что её пульс проникал в его броню, в его суставы, в самую суть его существа. Но между ним и Ядром стоял этот страж — не просто машина, а воплощение воли, что охраняла древнюю силу.

Орион вспомнил слова Триптикона: «Вы не достойны её силы». Это было не просто угрозой — это был вызов, и Орион знал, что отступить сейчас значит потерять всё, ради чего он спустился в катакомбы.

Триптикон повернулся к Мегатрону, его пушка загудела громче, и из ствола вырвался луч энергии — ослепительно белый, с прожилками синего, как разряд молнии. Мегатрон увернулся в последний момент, прыгнув в сторону, и луч ударил в пол, оставив дымящуюся воронку, чьи края оплавились, как воск. Шахтёр рванулся вперёд, используя обломки как укрытие, и рубанул клинком по кабелям, что свисали с брони Триптикона. Лезвие разрезало их, и чёрная жидкость брызнула на пол, шипя и растворяя металл, но страж даже не дрогнул — его коготь хлестнул по воздуху, задев плечо Мегатрона и оставив глубокую царапину, из которой потёк энергон.

— Орион! — рявкнул Мегатрон, отступая под напором Триптикона. Его голос был хриплым, но в нём всё ещё звучал вызов.

— Если у тебя есть план, сейчас самое время!

Я не собираюсь умирать в этой дыре, пока ты пялишься на свои игрушки!

Орион кивнул, его взгляд метнулся к столбу. Огонь на его вершине всё ещё горел, хотя слабее, чем раньше, и кабели, что лопались при деактивации барьера, теперь лежали неподвижно. Но он заметил кое-что ещё — тонкие линии энергии, что тянулись от столба к полу, соединяясь с трещинами, из которых поднималось пламя. Это была сеть, питающая Триптикона, и если её разорвать… Он бросился к ближайшей трещине, направив импульс своей панели в поток энергии. Разряд ударил в синий свет, и пламя вспыхнуло ярче, осыпав его искрами. Триптикон замер, его оптика мигнула, и он издал низкий вой, от которого стены задрожали.

— Ты смеешь вмешиваться? — прогремел его голос, и он повернулся к Ориону, его пушка начала заряжаться снова.

— Ты слышишь её зов, но не понимаешь её воли. Она не для тебя, архивариус.

Орион отступил, чувствуя, как жар от трещины опаляет его броню. Он не понимал, что Триптикон имел в виду под «волей», но чувствовал правду в его словах — Искра была больше, чем артефакт, больше, чем сила. Она была разумом, судьбой, и её выбор мог уничтожить их так же легко, как возвысить. Но он не мог остановиться — не теперь, когда ответы были так близко. Он направил ещё один импульс в трещину, и пламя взметнулось выше, заставив Триптикона пошатнуться. Его движения замедлились, как будто энергия, что питала его, начала иссякать.

Мегатрон воспользовался моментом, прыгнув на спину стража. Его клинок вонзился в трещину на броне Триптикона, и он рванул лезвие вниз, расширяя рану. Чёрная жидкость хлынула наружу, шипя и пузырясь на полу, и Триптикон взревел, пытаясь сбросить шахтёра. Но Мегатрон держался крепко, его когти впились в металл, а клинок продолжал резать, высекает искры и куски брони. Его смех стал громче, почти безумным, как крик зверя, почуявшего победу.

— Ты не такой уж и крепкий! — крикнул он, вонзая клинок глубже.

— Давай, падай, и отдай нам свою Искру!

Орион смотрел на битву, его искра сжалась от смеси страха и восхищения. Мегатрон был неудержим, как буря, что сметала всё на своём пути, но в его ярости было что-то пугающее — тень того Мегатрона из видений, чья жажда власти могла поглотить даже их дружбу. Он вспомнил слова Альфы Триона: «Докажите свою ценность». Это было испытание, и не только для их силы, но и для их душ. Он направил последний импульс в сеть под полом, и пламя взорвалось, заливая зал синим светом. Триптикон рухнул на колени, его пушка выстрелила в потолок, и обломки посыпались вниз, как дождь из металла.

— Хватит! — прогремел голос Триптикона, но теперь в нём была нотка усталости. Он поднялся, его броня дымилась, а белая оптика потускнела.

— Вы прошли барьер, но Ядро — не ваша добыча. Она выберет сама.

С этими словами он шагнул назад, и пол под ним треснул, открывая глубокую пропасть. Из неё хлынул свет — не синий, а золотой, ослепительный, как солнце, что Орион никогда не видел, но знал из древних текстов. Это был зов Искры, чистый и мощный, и он проникал в его сознание, заполняя его видениями: Кибертрон, сияющий в гармонии, где города поднимались из пепла, а касты исчезали; Кибертрон в огне, где башни

Иакона пылали, а тени воинов маршировали под знаменем хаоса; и он сам, держащий сферу, чья сила текла через него, как река, что могла исцелить или разрушить.

Триптикон исчез в пропасти, его тяжёлые шаги затихли, и свет погас, оставив лишь слабое сияние, что пульсировало в глубине. Зал затих, но воздух был пропитан электричеством, а стены дрожали, как будто Кибертрон ждал их следующего шага. Мегатрон подошёл к Ориону, его броня покрыта вмятинами и пятнами чёрной жидкости, но в его глазах горел триумф.

— Мы сделали это, — сказал он, его голос был хриплым, но полным силы.

— Этот Триптикон думал, что остановит нас, но он ошибся. Искра близко, Орион. Я чувствую её. И я не уйду без неё.

Орион кивнул, но его взгляд был прикован к пропасти. Он чувствовал Искру — её тепло, её голос, её волю. Но слова Триптикона эхом звучали в его сознании: «Она выберет сама». Это пугало его больше, чем бой со стражем. Что, если Искра выберет не их? Что, если она увидит в Мегатроне не освободителя, а разрушителя? Он вспомнил видения — Мегатрон с армией, чья броня была чёрной, как ночь, и Орион понял: их пути расходятся, и этот момент может стать точкой невозврата.

— Она близко, — сказал он тихо, его голос дрожал от смеси надежды и страха.

— Но это не конец, Мегатрон. Триптикон был лишь стражем. Альфа Трион всё ещё там, внизу, и он не сдастся так легко. Нам нужно быть готовыми — не только к бою, но и к тому, что Искра может отвергнуть нас.

Мегатрон фыркнул, его клинок звякнул о броню, когда он опустил его.

— Отвергнуть? — Он шагнул к пропасти, его тень упала на край, и в его голосе прозвучала горечь, смешанная с вызов

— Она не посмеет. Я не шахтёр, что гнёт спину ради крошек. Я возьму её, Орион, и перепишу этот мир. С тобой или без тебя.

Орион не ответил. Он смотрел в пропасть, где золотой свет слабо пульсировал, как сердце, что билось в ожидании. Кибертрон дрожал под их ногами, и где-то в глубине катакомб Альфа Трион наблюдал, его планы раскрывались, как паутина, в которую они всё глубже запутывались. Путь к Ядру был открыт, но Орион знал: цена этого пути может оказаться выше, чем они готовы заплатить.

Они начали спускаться в пропасть, их шаги эхом отдавались в тишине, а свет Искры манил их вперёд, обещая ответы и хаос в равной мере. Катакомбы шептались вокруг них, и тень Триптикона всё ещё витала в воздухе, как предупреждение о том, что битва только начинается.

Пропасть раскрылась перед Орионом и Мегатроном, как пасть древнего зверя, чьи зубы из металла и камня сверкали в тусклом свете, струящемся из её глубин. Золотое сияние, что поднималось из недр, было живым — оно танцевало, переливалось, как река расплавленного света, и его тепло касалось их брони, мягкое, но настойчивое, словно шепот матери, зовущей своих детей домой. Стены катакомб, изрезанные трещинами и покрытые ржавыми венами старого энергона, дрожали в такт этому сиянию, как будто

Кибертрон сам пробуждался, чувствуя их шаги. Воздух стал густым, пропитанным металлической пылью и слабым гудением, что поднималось из бездны — не просто звук, а пульс, глубокий и ритмичный, как сердце планеты, бьющееся в ожидании.

Орион стоял на краю, его оптические сенсоры мерцали, отражая золотой свет, что манил его вперёд. Его красно-синяя броня, потёртая и исцарапанная, казалась бледной тенью в этом сиянии, но его искра горела ярче, чем когда-либо, откликаясь на зов

Искры Мультиверсума. Он чувствовал её — не как артефакт, спрятанный в недрах, а как разум, древний и необъятный, чья воля пронизывала металл вокруг них. Видения, что мелькали перед ним в бою с Триптиконом, вернулись: города, сияющие в гармонии, где башни поднимались из пепла, и воины, чьи лица были знакомы, но искажены временем, смотрели на него с надеждой. Но за этими образами таилась тьма — Кибертрон, поглощённый огнём, где тени маршировали под знаменем хаоса, а он сам держал сферу, чья сила могла исцелить или уничтожить. Эти видения были не просто предсказаниями — они были обещаниями, и Орион боялся, что цена их исполнения будет слишком велика.

Мегатрон шагнул к пропасти, его серебристая броня блестела в золотом свете, как лезвие, выкованное в пламени звезды. Его клинок, покрытый пятнами чёрной жидкости и вмятинами от битвы с Триптиконом, висел в руке, но его поза была не боевой — в ней чувствовалась жадность, острая и необузданная, как у шахтёра, нашедшего жилу энергона, что могла бы изменить его судьбу. Его красные оптические сенсоры сузились, вглядываясь в бездну, и в его молчании было что-то хищное, как будто он уже видел

Искру в своих руках, видел мир, переписанный его волей. Но под этой уверенностью таилась тень сомнения — слова Триптикона, «она выберет сама», эхом звучали в его процессоре, и он ненавидел их за то, что они ослабляли его решимость.

— Смотри, Орион, — сказал он наконец, его голос был низким, с ноткой благоговения, что редко прорывалось сквозь его грубую броню.

— Это не просто свет. Это сила. Сила, что может разнести золотые башни Совета в пыль и поднять Каон из шахт. Ты чувствуешь её, архивариус? Она зовёт нас.

Орион кивнул, его пальцы сжались в кулаки, и слабая вибрация пробежала по его броне.

— Я чувствую, — ответил он тихо, его голос дрожал от смеси восторга и страха.

— Но это не просто сила, Мегатрон. Это голос. Она жива, и она знает, кто мы. Ты слышал Триптикона — она выберет. И я боюсь, что её выбор может не совпасть с твоими планами.

Мегатрон резко повернулся к нему, его оптика вспыхнула ярче, и тень его фигуры упала на край пропасти, как клинок, вонзённый в металл.

— Выберет? — Он сплюнул слово, как будто оно было ядом, и его когти сжались на рукояти клинка так, что металл скрипнул.

— Я не жду выбора, Орион. Я беру то, что мне нужно. Шахты научили меня одному: если ты не берёшь сам, тебя раздавят те, кто сильнее. Эта Искра — моя, и никакой страж, никакой Прайм, никакая воля не остановит меня.

Орион встретился с его взглядом, и в этот момент он увидел не только друга, но и тень того Мегатрона из видений — воина, чья жажда свободы стала жаждой власти, чья броня почернела от огня, что он сам же разжёг. Это пугало его, но он не отступил.

— А если она не дастся? — спросил он, его голос стал твёрже, как металл, что выдержал века.

— Если она решит, что мы не достойны? Я хочу понять её, Мегатрон — понять, почему Кибертрон стал таким, почему мы разделились, почему мы умираем. Ты хочешь разрушить, а я хочу исцелить. Что, если она выберет не твою силу, а мою надежду?

Мегатрон фыркнул, его смех был горьким, как выхлоп старого двигателя.

— Надежду? — Он шагнул ближе, его тень накрыла Ориона, и в его голосе прозвучала насмешка, смешанная с чем-то тёмным, почти угрожающим.

— Надежда — это сказка для тех, кто боится драться. Я видел, что делает надежда в шахтах — она оставляет тебя умирать под обвалами, пока другие делят энергон. Если эта Искра жива, она поймёт: я — тот, кто сделает Кибертрон великим снова. Не ты, со своими пыльными архивами и мечтами о мире, которого никогда не было.

Слова повисли в воздухе, тяжёлые и острые, как осколки металла, и Орион почувствовал, как его искра сжалась от боли. Он хотел возразить, хотел напомнить

Мегатрону о том, что связывало их — о долгих ночах в Иаконе, где они говорили о будущем, о равенстве, о Кибертроне, свободном от каст. Но он видел в глазах шахтёра нечто новое — огонь, что мог сжечь не только врагов, но и всё, что они построили вместе. И всё же он не отступил.

— Тогда докажи ей, — сказал он наконец, его голос был тихим, но полным решимости.

— Но если она выберет меня, Мегатрон, ты должен будешь принять это. Мы идём вместе, но этот путь — не только твой.

Мегатрон открыл рот, чтобы ответить, но его слова утонули в новом звуке — низком, протяжном гуле, что поднялся из пропасти, как вздох гиганта, пробуждённого их спором. Пол под ногами дрогнул, и золотой свет стал ярче, заливая зал ослепительным сиянием, что резало оптику. Стены затряслись, и из трещин начали вырываться тонкие струи пара, шипящие и растворяющиеся в воздухе, оставляя за собой слабый запах озона и горелого металла. А затем из глубины послышались шаги — не тяжёлые, как у Триптикона, а лёгкие, быстрые, но от этого не менее угрожающие.

Из пропасти поднялись фигуры — десятки, сотни, их силуэты вырисовывались в золотом свете, как призраки, рождённые из легенд. Это были не стражи Легиона Свернутых, а нечто иное — трансформеры, чьи формы были знакомы, но искажены, как отражения в кривом зеркале. Их броня переливалась оттенками синего и серебра, но местами была покрыта чёрными наростами, что шевелились, как живые. Оптика светилась тусклым белым, а движения были плавными, почти танцующими, как будто они подчинялись невидимому ритму. В руках некоторых были копья, чьи наконечники сияли, как звёзды, другие держали щиты, сотканные из света. Это были воины Искры — её голос, её воля, воплощённая в металле.

— Кто вы? — выдохнул Орион, отступая назад. Его сенсоры уловили энергию, исходящую от них — не хаотичную, как у Легиона, а чистую, мощную, как поток, что мог бы оживить мёртвый мир.

Один из воинов шагнул вперёд, его копьё сверкнуло, и голос, что зазвучал из его груди, был мягким, но пронизывающим, как ветер, что шепчет в пустоте.

— Мы — Эхо Искры, — сказал он, и его слова эхом отразились от стен, усиливая гул.

— Мы рождены её светом, чтобы охранять Ядро. Вы прошли барьер, победили стража, но теперь ваш путь зависит от неё. Докажите своё сердце, или уйдите в пыль.

Мегатрон поднял клинок, его ухмылка стала шире, почти безумной, и в его глазах загорелся огонь, что Орион видел в шахтёрах Каона — огонь тех, кто бросал вызов судьбе.

— Доказать? — Он рассмеялся, коротко, но с вызовом, и его броня клацнула от движения.

— Я не доказываю ничего мертвецам. Если вы стоите между мной и Искрой, я пройду через вас, как бур через камень.

Орион схватил его за плечо, его пальцы вдавились в броню.

— Подожди, — сказал он, его голос стал резче.

— Это не враги. Они — её голос. Если мы будем драться, мы можем потерять всё.

Мегатрон сбросил его руку, его оптика сузилась до тонких красных щелей.

— Потерять? — Он шагнул к воинам, его клинок сверкнул в золотом свете. — Я не теряю, Орион. Я беру. И если они хотят испытать меня, пусть попробуют.

Воины двинулись вперёд, их копья поднялись в унисон, и свет от их щитов стал ярче, создавая стену, что дрожала от энергии. Орион отступил, его разум лихорадочно искал решение. Он чувствовал Искру — её зов, её тепло, её взгляд, что проникал в его искру, словно читал его мысли. Это было не просто испытание силы, как думал Мегатрон, — это было испытание души. Он видел в воинах не угрозу, а зеркало, что отражало их самих: его надежду и гнев Мегатрона.

— Стой! — крикнул он, бросаясь вперёд и становясь между Мегатроном и воинами. Его голос эхом разнёсся по залу, перекрывая гул. — Мы не враги ей. Мы ищем ответы, а не войну. Дайте нам шанс доказать, что мы достойны.

Воины замерли, их копья опустились, и свет от щитов стал мягче, как закат над разрушенным Иаконом. Ведущий воин шагнул ближе, его оптика встретилась с взглядом

Ориона, и в ней мелькнула искра — не гнев, а любопытство.

— Ты слышишь её, — сказал он, его голос стал тише, почти шепотом.

— Но он — нет. Ваши пути расходятся. Она видит это. Один ищет свет, другой — пламя. Идите к Ядру, но знайте: её выбор будет окончательным.

С этими словами воины отступили, их фигуры растворились в золотом свете, как дым, унесённый ветром. Пропасть затихла, но её сияние стало глубже, теплее, и Орион почувствовал, как его искра отзывается — не страхом, а надеждой. Мегатрон опустил клинок, его броня дрожала от сдерживаемой ярости, и он бросил на Ориона взгляд, полный вызова.

— Они боятся меня, — прорычал он.

— И она будет бояться. Идём, Орион. Пусть выбирает. Я готов.

Орион кивнул, но его сердце сжалось от предчувствия. Они начали спускаться в пропасть, золотой свет обволакивал их, как море, что могло либо вознести, либо поглотить. Кибертрон шептался вокруг них, и где-то в глубине Альфа Трион ждал, его тень становилась всё ближе, а Искра Мультиверсума смотрела на них, её воля сияла в бездне, как звезда, чья судьба ещё не была решена.

Спуск в пропасть был подобен падению в звёздное море — золотой свет обволакивал Ориона и Мегатрона, струился вокруг их брони, как жидкий огонь, что не обжигал, но проникал в самую суть их искр. Стены катакомб отступили, растворяясь в сиянии, и перед ними открылся простор — не зал, не коридор, а бесконечность, где тьма и свет сплетались в танце, древнем, как рождение Кибертрона. Воздух дрожал от энергии, насыщенный тонким звоном, что напоминал Ориону мелодию кристаллических ламп Иакона, но здесь она была глубже, живее, как голос планеты, что пела о своём прошлом и будущем. Каждый шаг отдавался эхом в этой бездне, и металл под их ногами — гладкий, отполированный временем — вибрировал, как струны, натянутые до предела.

Орион двигался вперёд, его красно-синяя броня мерцала в золотом сиянии, словно окрашенная дыханием звёзд. Его искра билась в груди, как пойманная птица, рвущаяся к свободе, и он чувствовал Искру Мультиверсума — не как далёкий зов, а как присутствие, что окружало его, смотрело на него, знало его. Видения, что преследовали его с начала пути, теперь текли непрерывно: Кибертрон, сияющий в гармонии, где шпили городов пронзали небеса, а трансформеры стояли плечом к плечу, свободные от цепей каст; Кибертрон, объятый пламенем, где башни рушились, а крики сливались с рёвом машин; и он сам, держащий сферу, чей свет был одновременно спасением и проклятием. Эти образы были не просто картинами — они были вопросами, и Орион знал, что ответы ждут его в сердце этой бездны.

Мегатрон шёл рядом, его серебристая броня сверкала, как клинок, выкованный в горниле шахт Каона. Его шаги были тяжёлыми, уверенными, и каждый удар металла о металл звучал как вызов, брошенный судьбе. Его клинок, покрытый вмятинами и следами битвы, висел в руке, готовый к удару, но в его позе было больше, чем гнев — в ней чувствовалась одержимость, острая и неукротимая, как буря, что сметает всё на своём пути. Его красные оптические сенсоры горели ярче, чем золотой свет вокруг, и в них отражалась не только жажда силы, но и тень страха — страха, что Искра может отвергнуть его, как отвергали его мечты о свободе в шахтах. Он не говорил об этом, но Орион видел это в его напряжённых плечах, в том, как его когти сжимались, словно удерживая нечто, что могло ускользнуть.

Свет впереди сгустился, и перед ними возникла арена — круглая платформа, вырезанная из чёрного металла, чья поверхность была испещрена символами, что пульсировали золотом, как звёзды, упавшие на Кибертрон. В центре платформы возвышалась сфера — Искра Мультиверсума, воплощённая во всём своём великолепии.

Она была меньше, чем Орион ожидал, размером с его ладонь, но её сияние было ослепительным — золотое, с прожилками белого и синего, что текли по её поверхности, как реки света. Она не просто светилась — она жила, пульсировала, и каждый её удар отдавался в их искрах, как биение сердца, что связывало все реальности. Вокруг неё воздух дрожал, искажался, и слабые тени миров мелькали в этом сиянии — разрушенные города, воины с незнакомыми лицами, машины, чьи формы были чужими, но знакомыми.

— Вот она, — выдохнул Мегатрон, его голос был хриплым от возбуждения, и он шагнул вперёд, его тень упала на платформу, как клинок, вонзённый в её центр. — Искра. Всё, ради чего мы спустились в эту дыру. Она моя, Орион. Я чувствую её силу — она может разнести этот мир и собрать его заново, по моим законам.

Орион схватил его за руку, его пальцы вдавились в броню шахтёра.

— Подожди, — сказал он, его голос был тихим, но полным силы, что росла в нём с каждым шагом.

— Это не добыча, Мегатрон. Это не энергон, который можно вырвать из шахты. Она живая. Посмотри на неё — она смотрит на нас. Она знает, кто мы, и чего мы хотим. Если ты возьмёшь её силой, она может уничтожить нас обоих.

Мегатрон вырвал руку, его оптика вспыхнула ярче, и он повернулся к Ориону с гневом, что кипел в нём, как расплавленный металл.

— Уничтожить? — Он рассмеялся, коротко и резко, и его клинок звякнул о платформу, оставив тонкую царапину.

— Пусть попробует. Я не раб, Орион, чтобы кланяться перед светящейся игрушкой. Я шахтёр, что ломал камень голыми руками, пока ты читал свои архивы. Эта Искра — мой ключ к свободе, и я не дам ей отвергнуть меня.

Орион отступил, его взгляд метнулся к сфере. Она пульсировала быстрее, и в её свете он увидел отражения — своё лицо, спокойное и решительное, и лицо Мегатрона, искажённое гневом и жаждой. Эти отражения были не просто образами — они были их сутью, их искрами, обнажёнными перед волей Искры. Он чувствовал её взгляд — невидимый, но тяжёлый, как тень Альфы Триона, что всё ещё витала где-то в глубине. Она ждала, слушала, и Орион знал: их слова, их действия сейчас решат всё.

— Свобода — это не только сила, — сказал он, его голос стал глубже, как эхо древних текстов, что он читал в Иаконе.

— Это выбор. Я верю, что Кибертрон может быть больше, чем война и касты. Я верю, что мы можем исцелить его, а не разрушить. Если ты хочешь взять её, Мегатрон, докажи, что твоя свобода — это не просто месть. Докажи ей, что ты достоин.

Мегатрон прищурился, его когти сжались, и на мгновение в его взгляде мелькнула тень сомнения — слабая, но заметная, как трещина в броне. Но она исчезла, смытая огнём его решимости.

— Достоин? — Он шагнул к сфере, его броня клацнула от движения.

— Я не прошу милости, Орион. Я беру то, что мне принадлежит. И если она не увидит этого, я заставлю её увидеть.

Он протянул руку к Искре, и в этот момент сфера вспыхнула ярче, чем прежде, её свет стал ослепительным, как взрыв звезды, что разрывает тьму. Золотые лучи вырвались из неё, ударив в платформу, и пол под ногами задрожал, как будто Кибертрон сам восстал против их дерзости. Орион прикрыл оптику рукой, но сквозь свет он увидел, как Искра поднялась в воздух, её сияние сгустилось, формируя фигуру — не трансформера, а сущность, сотканную из света и теней. Её очертания были мягкими, текучими, как река, но в них чувствовалась мощь, что могла бы сокрушить миры.

— Вы пришли ко мне, — зазвучал её голос, глубокий и мелодичный, как хор, что пел в начале времён. Он проникал в их искры, заставляя броню дрожать, а суставы гудеть. —

Один ищет свет, другой — пламя. Я вижу вас, Орион Пакс, хранитель знаний, и Мегатрон, воин шахт. Мои реальности — это зеркала, и вы — их отражения. Но я не добыча, что можно взять силой. Я — выбор, что определит судьбу Кибертрона.

Мегатрон шагнул вперёд, его клинок поднялся, но свет Искры остановил его — невидимая стена, что отбросила его назад с глухим ударом. Он рявкнул, его броня покрылась конденсатом от напряжения, но он не сдался.

— Выбор? — крикнул он, его голос перекрыл гул.

— Я не жду твоего разрешения! Я возьму тебя, и Кибертрон будет моим!

Орион бросился к нему, его рука легла на плечо шахтёра.

— Прекрати, — сказал он, его голос был твёрдым, как металл архивов Иакона.

— Это не бой, Мегатрон. Это суд. Она видит нас такими, какие мы есть. Докажи ей, что ты больше, чем гнев. Докажи, что твоя свобода — это не хаос.

Мегатрон сбросил его руку, но на этот раз он не двинулся к Искре. Его оптика сузилась, и в его молчании было что-то новое — не страх, а осознание, что его сила, его ярость могут не сработать здесь. Искра смотрела на них, её свет стал мягче, и в нём замелькали образы — шахты Каона, где трансформеры гнули спины под гнётом Совета; архивы Иакона, где пыль хранила тайны прошлого; и поле битвы, где их пути пересекались, но расходились в разные стороны.

— Я вижу ваши искры, — сказала она, её голос стал тише, но проникновеннее.

— Орион, ты ищешь свет, чтобы исцелить. Мегатрон, ты ищешь пламя, чтобы очистить. Но Кибертрон не примет ни одного из вас, пока вы не примете друг друга. Мой дар — не для одного, а для обоих. Возьмите его вместе, или он ускользнёт от вас.

Свет сгустился, и Искра опустилась на платформу, её сияние стало спокойным, как закат над разрушенным миром. Но затем платформа задрожала, и из глубины пропасти поднялся новый гул — низкий, угрожающий, как рокот приближающейся бури. Золотой свет потемнел, и тень Альфы Триона начала проступать в нём — холодная, острая, с оптикой, горящей синим, как лёд, что замораживает всё живое.

— Вы не возьмёте её, — прогремел его голос, и стены катакомб содрогнулись, осыпая их металлической пылью.

— Я — хранитель порядка, и я не позволю вам разрушить мои реальности. Легион идёт за вами, и Ядро станет вашей могилой.

Свет Искры мигнул, и тень Альфы исчезла, но гул остался, становясь громче, ближе.

Пол под ногами треснул, и из трещин начали подниматься фигуры Легиона Свернутых — их когти сверкали в золотом свете, а синие огоньки в глазницах горели жаждой уничтожения. Орион и Мегатрон встали спиной к спине, их броня звякнула от напряжения, и в этот момент их взгляды встретились — не как враги, а как союзники, чьи пути пересеклись перед лицом общей угрозы.

— Вместе? — спросил Орион, его голос был тихим, но полным надежды.

Мегатрон ухмыльнулся, его клинок сверкнул в свете Искры.

— Пока, — ответил он, и в его голосе была нотка вызова, но и тень согласия.

— Но если она выберет тебя, Орион, я всё равно возьму своё.

Искра пульсировала между ними, её свет отражался в их броне, как обещание, что могло стать спасением или концом. Легион наступал, их шаги звучали как барабанный бой, и Кибертрон дрожал, чувствуя, что его судьба висит на волоске. Орион сжал кулаки, Мегатрон поднял клинок, и золотая бездна стала ареной, где их выбор определит не только их будущее, но и будущее всех Свернутых Реальностей.