В лабиринте тьмы (гет)

Дорога стелется передо мной бесконечной серой лентой, убегающей куда-то за горизонт, где небо сливается с землёй в дымке утреннего света. По обе стороны её обнимают густые хвойные леса — тёмно-зелёные, пахнущие смолой и сыростью, их ветви колышутся на ветру, словно шепчутся о чём-то древнем и непостижимом. Вдалеке высятся горы — молчаливые исполины с острыми вершинами, некоторые из них венчают белоснежные шапки снега, сверкающие под редкими лучами солнца. Небо здесь огромное, бездонное, пронзительно чистое, как зеркало, в котором отражается весь этот первозданный мир. Свобода… Это слово бьётся в моей голове, как пойманная птица в клетке, с каждым ударом отдаваясь болью в груди. Свобода — такая близкая, такая осязаемая в этом пейзаже, и такая далёкая для меня.

Мне кажется, мы приближаемся к границе двух стран, но здесь она невидима — природа не знает этих глупых человеческих линий, она сплетает леса и горы в единое полотно, величественное и равнодушное. Я прижимаюсь лбом к прохладному стеклу внедорожника, и на миг красота за окном уносит меня прочь от мрачных мыслей. Горы стоят, как каменные стражи, охраняющие этот край от зла, леса тянутся до горизонта, словно зелёное море, а вдалеке блестит озеро — его гладь переливается, как расплавленное серебро. Я вдыхаю этот вид, и на секунду мне кажется, что здесь, среди этой дикой, нетронутой природы, нет места для боли, для страха, для него. Но это лишь иллюзия, хрупкая, как первый лёд на реке. Стоит мне отвести взгляд от окна и окинуть салон машины, как реальность обрушивается на меня, тяжёлая, как каменный валун. Я — его пленница. Эта красота, что могла бы исцелять душу, лишь подчёркивает моё бессилие, мою неволю.

Я поднимаю взгляд и тут же жалею об этом — в зеркале заднего вида на меня смотрят его глаза. Серые, холодные, как сталь, они пронзают меня насквозь, будто видят каждую мою мысль, каждую дрожь в моём теле. В них нет ни гнева, ни угрозы — только это пугающее спокойствие, от которого у меня холодеют пальцы. Я хочу отвернуться, спрятаться от этого взгляда, но не могу — что-то в нём держит меня, как магнит. Он не просто смотрит — он изучает, сканирует, и я чувствую себя обнажённой перед ним, беззащитной, как кролик под взглядом волка. Моя кожа покрывается мурашками, дыхание замирает в горле, но я не отвожу глаз, словно надеюсь найти в этих серых глубинах хоть намёк на его намерения.

Вдруг уголки его губ чуть приподнимаются — едва заметная улыбка, почти тень, но она меняет всё. В его глазах мелькает что-то странное, тёплое, и это сбивает меня с толку.

— Тебе интересно, куда мы едем, Мелисса? — спрашивает он, и его голос — ровный, глубокий, с лёгкой хрипотцой — звучит так обыденно, будто мы просто туристы, а не похититель и жертва.

Я киваю, едва заметно, даже на такое простое действие не хватает сил. Что-то подсказывает мне, что молчать опасно, что он ждёт ответа, и я не хочу проверять, что будет, если я его разозлю. Но я не знаю его — ни его характера, ни его границ. Он для меня загадка, тёмная фигура, чьи мотивы скрыты за этой маской спокойствия.

Он чуть склоняет голову, не отрывая глаз от дороги, и продолжает:

— Ты любишь водопады?

Моё имя в его устах звучит как-то особенно — он произносит его медленно, смакуя каждый слог, словно это редкое вино, которое он хочет распробовать. "Ме-лис-са…" — в этом слове скрыт какой-то подтекст, что-то властное, собственническое, от чего у меня по спине пробегает дрожь. Я молчу, растерянная. Что он хочет услышать? Какую реакцию ждёт? Моя голова кружится от попыток понять его игру, но он не торопит меня, просто смотрит в зеркало, и это молчаливое терпение кажется мне почти издёвкой.

— Мы едем к водопаду, — добавляет он, будто невзначай.

— Там красиво. Думаю, тебе понравится.

Его слова повисают в воздухе, и я снова киваю, не в силах выдавить хоть звук. Водопад… Это звучит так мирно, так невинно, но в моей голове вспыхивает другая мысль: в водопад можно сбросить тело. Холодок скользит по позвоночнику, и я сжимаю пальцы в кулаки, чтобы унять дрожь. Но зачем везти меня так далеко? Он мог бы избавиться от меня ещё там, в том доме, где держал взаперти. У такого человека, как он — сильного, расчётливого, — не было бы проблем спрятать следы. Тогда что это? Очередная игра? Или что-то ещё?

Я украдкой бросаю взгляд на него. Его профиль — резкий, с твёрдой линией подбородка и лёгкой щетиной — кажется высеченным из камня. Руки уверенно лежат на руле, пальцы слегка сжимают кожу обивки, и я замечаю, как напрягаются мышцы под рукавами его куртки. Он непроницаем, как эти горы за окном, и я ненавижу себя за то, что не могу разгадать его. Внутри меня пустота — тяжёлая, гулкая, как эхо в пещере. Мой привычный мир — дом, друзья, светлые дни — растворился, стал призраком, а здесь и сейчас есть только он, чужак, что украл мою жизнь, и страх, что сковывает меня, как цепи.

Я пытаюсь сдержать вздох, но он вырывается — тихий, дрожащий. Его взгляд снова ловит мой в зеркале, и он говорит:

— Не бойся, Мелисса. Я же обещал, с тобой ничего не случится.

Обещал… Это слово звучит как насмешка. Как я могу верить ему? Человеку, который вырвал меня из моей жизни, как цветок из земли? Но в его голосе нет угрозы, только эта странная мягкость, которая путает меня ещё больше. Почему он не наказал меня за побег? Почему не кричал, не бил? Воспоминания о той ночи врываются в мою голову, как ветер в открытую дверь. Его поцелуй — не грубый, не жёсткий, а медленный, чувственный, полный какого-то непонятного голода. Мои губы до сих пор помнят тепло его дыхания, вкус его кожи — терпкий, с лёгкой горчинкой. И моя реакция… Почему я не оттолкнула его сразу? Почему моё тело дрогнуло, ответило, пусть на миг? Это страх? Инстинкт выживания? Или что-то тёмное, чего я не хочу признавать?

— Ты в порядке? — спрашивает он, и я вздрагиваю, вырванная из своих мыслей.

— Да, — шепчу я, хотя это ложь. Мой голос звучит слабо, как шелест листвы на ветру.

Он кивает, и уголок его рта снова дёргается в той едва уловимой улыбке.

— Отдыхай. Нам ещё ехать.

Внедорожник мягко покачивается на дороге, шум мотора приглушён, и в салоне царит странная, почти уютная тишина. Я должна ненавидеть его — каждую черту его лица, каждый звук его голоса. Но сейчас во мне борются страх и усталость, и ненависть тонет в этом водовороте. Мои веки тяжелеют, словно налитые свинцом, тело сдаётся под гнётом стресса. Я откидываюсь на сиденье, и мир за окном начинает расплываться — деревья, горы, озеро сливаются в размытую акварель. Сон подкрадывается ко мне, мягкий и тёплый, как одеяло, обещающий забвение.

— Отдохни, Мелисса, — доносится его голос, тихий, почти ласковый, и я не знаю, реален он или это уже мой разум играет со мной, утягивая в темноту. Моя голова склоняется к стеклу, и я проваливаюсь в сон, где нет страха, нет его глаз, только бесконечный лес и далёкий шум водопада, зовущий меня куда-то далеко-далеко.