Прошлое (джен)

Зима 1997-98

Из них троих тяжелее всего происходящее дается отцу, и сам факт, что Драко не только знает, но и видит это, говорит больше любых слов. Мама непроницаемо-прекрасна, но ей и достается меньше, ибо урожденная Блэк — всегда Блэк, и это понимают даже самые тупые отморозки из оборотней. Ну а сам Драко... Сам Драко привыкает. В первую очередь — к взглядам. Испытующим и скрыто-сочувственным — от союзников. Оценивающим, пренебрежительным, издевательским — от врагов. Полным непонимания, животного ужаса и животной же боли — от пленников в мэнорских подвалах. Бывали еще другие пленники — не случайные, «идейные светлые», у них спектр эмоций самый богатый — от высокомерного презрения и чистой ненависти, до... до того же животного ужаса.

Только ко взгляду Лорда он так и не может привыкнуть, потому что его глазами, кажется, смотрит нечто более жуткое, чем боль, унижение или смерть. К счастью, Лорд не так часто заставляет встречаться с ним взглядами.

А потом в одной из подземных камер появляется Луна Лавгуд, безумная Лавгуд, лунатичка Лавгуд. Драко узнает об этом, едва спустившись вниз, потому что вот она — это совсем не то, к чему он привык. Она смотрит с любопытством и сочувствием, а поймав его взгляд, говорит:

— Привет! — и машет рукой из-за решетки, будто из окна Хогвартс-экспресса.

— Заткнись, — цедит Драко, потому что не знает, что еще сказать на такое. И отворачивается.

Второй раз он спускается в подвалы не один, к сожалению. Они с Петтигрю должны привести старикашку Олливандера, к которому у Лорда появились новые вопросы. И эта придурочная снова машет ему, едва завидев, и говорит:

— Привет, Драко!

Правда затихает, когда Драко молча открывает камеру напротив неё, когда Петтигрю мобиликорпусом волочит к себе Олливандера, а тот заранее стонет, предчувствуя, чем обернется для него новый интерес Лорда. Заперев решетку, Драко почти случайно смотрит на девчонку, и да, она уже не так безмятежна. Но всё равно в ее взгляде нет того, к чему Драко привык.

И конечно же, Петтигрю, едва сдав старика Лорду, тут же подползает к первому же, кто готов его слушать, и бормочет о том, что Лавгуд, оказывается — подружка младшего Малфоя. Через полчаса Драко отлавливают в коридоре, тётка Беллатрикс сходу начинает орать, Бёрк и Роули издевательски кивают и поддакивают ей, Макнейр многозначительно ухмыляется.

Драко дожидается конца теткиной истерики — к ним он привык тоже, и сдержанно отвечает, что Лавгуд — безумна, весь Хогвартс об этом знает. Что обсуждение ее выходок лично он всегда считал забавой плебеев, и странно, право, что Хвост счел эту тему достойной внимания дорогой тетушки Беллы.

— Ты не должен позволять ей разговаривать с тобой в таком тоне... — Беллактрикс все еще раздражена, но в большей степени уже на глупца Петтигрю, чем на племянника.

— Вступать в разговоры с сумасшедшей? — с брезгливым изумлением тянет Драко и давится смешком, про себя оценивая всю иронию этих слов в данной ситуации. — А Лорд ценит чистую кровь, и я не посмел причинить Лавгуд вред без его на то приказа.

— Хоть в этом ты рассуждаешь правильно, — небрежно бросает Беллатрикс, уже отворачиваясь от него. Бёрк хмыкает:

— А ты и не вреди, Наследник Малфой. Просто укажи ее место, аккуратно и без перегибов.

Беллатрикс одобрительно кивает.

Конечно же, на следующий день Драко снова оказывается в подвале: его зовет с собой Алекто, даже не трудясь выдумать причину, а Макнейр и Беллатрикс внимательно смотрят, не начнет ли он выкручиваться. Драко ничего не остается, кроме как последовать за Кэрроу.

— Привет! — снова говорит эта психичка. Алекто замирает в жадном предвкушении.

— Если хочешь меня поприветствовать, Лавгуд, надо сказать: «Здравствуйте, Наследник Малфой», — холодно информирует ее Драко. — Иначе я решу, что ты нарываешься на круциатус, а не здороваешься.

Безумица в ответ молчит и смотрит на него взглядом, полным неприкрытого сочувствия, словно на тяжело больного. Безо всякой, Мордред ее побери, издевки или вызова, только чистое понимающее сочувствие. И конечно же, Алекто шипит:

— Ты поняла, девчонка?

— Да, ведь Драко говорит по-английски, — спокойно отмахивается Лавгуд, не удостаивая Кэрроу даже мимолетным вниманием. Продолжает пялится на Драко, идиотка.

И конечно же Алекто визжит:

— Она издевается! Ты что, не видишь, она же над тобой издевается!

Сверху слышатся шаги и голоса, визг Алекто не остался незамеченным.

— Я совсем не издеваюсь, Драко действительно очень понятно говорит, — безмятежно сообщает Лавгуд.

Алекто в ярости выхватывает палочку, но тут же замирает и требовательно смотрит на Драко. Если заставить себя подгонять — будет хуже.

— Не умеешь вовремя заткнуться, Лавгуд, — Драко с показательной ленцой вскидывает палочку, медлит несколько секунд, но всё же произносит: — Круцио.

Потому что на ступенях уже появились тетка и Бёрк, и самое лучшее для всех — чтобы круциатус у Драко получился с первого раза и качественный. Иначе с Лавгуд станется ляпнуть что-нибудь самой Беллатрикс, а Кэрроу, конечно же, донесет, что Драко слишком многое позволил пленнице.

Драко справляется, четко вымеряв момент, и дорогая тетушка видит, как Лавгуд бьется на полу, а потом, когда заклинание снято, сжимается в комочек и трясется. Драко, к большому своему сожалению, не может себе позволить поступить так же и только надеется, что гримаса на его лице сойдет за брезгливую.

— Да-а, — сладостно тянет Алекто. — Только так эти сопляки и понимают! Как мы намучились с ними в школе, и с этой дрянью в том числе!

— Приятно видеть, что Наследник Малфой всё же способен себя поставить, хотя бы иногда, — елейно тянет Бёрк.

— Еще раз, для закрепления пройденного! — азартно требует Алекто.

— Уступлю эту честь вам, мисс Кэрроу, — мгновенно парирует Драко. — Если повторный круциатус приведет к чему-то непоправимому — пусть это будет ВАШ круциатус!

— К тому же в НАШЕЙ семье не принято повторять дважды, — раздается с лестницы голос отца. — У Малфоев все всё понимают с первого раза... кроме совсем уж безнадежных случаев. Впрочем, возможно, девочка действительно безумна, и тогда тратить на нее заклинания тем более глупо.

Алекто тушуется, даже опальный, отец всё равно заставляет обоих Кэрроу робеть. Бёрк, наоборот, скалится.

— Вот уж не ожидал, что сам хозяин поместья сочтет нужным вмешаться!

— Мне стало интересно, что за причина собрала такую делегацию возле камеры ребенка-заложника. Что-то крайне важное, я полагаю?

— Ну, если ты не считаешь умение своего наследника выбирать...

На лестнице снова слышны шаги, и за плечом отца появляется Вариус Флинт. Бёрк умолкает.

— Хммм, — тянет Люциус. — То есть Хвост не соврал, и причина, собравшая здесь ВАС ВСЕХ — это болтовня одной слабоумной школьницы? Драко, я надеюсь, уж ты-то не счел нужным обращать внимание на подобные глупости?

— Прошу прощения, отец, но мадам Кэрроу всё еще является преподавателем в моей школе. Я счел необходимым проявить уважение к ее мнению, — Драко скорбно склоняет голову, краем глаза наблюдая, как всеми забытая Лавгуд постепенно приходит в себя, садится и снова смотрит на него в упор. Драко молится, чтобы идиотка не заговорила снова.

— Хм, — повторяет отец. — Лорд неоднократно говорил, что уровень преподавательского состава в Хогвартсе оставляет желать много лучшего. Но не могу осуждать твое решение, сын. Полагаю, господа, вопрос исчерпан? Драко, ты мне нужен в библиотеке.

Люциус разворачивается и уходит, Драко следует за ним, как послушный сын. В библиотеке они просто сидят в соседних креслах, пока у Драко не перестают трястись руки.

Следующие несколько дней его не трогают, и он даже несколько раз спускается к камерам, старательно не глядя в сторону Лавгуд. Впрочем, это легко, потому что теперь она молчит.

Потом Белла снова тащит его в проклятый подвал, как будто ей действительно нужна помощь в сопровождении к Лорду очередного несчастного. Она щедро раскидывает круциатусы в пленников, попавшихся ей на глаза, и лишь перед Лавгуд нехотя опускает палочку. Приказ Лорда не причинять ей вреда всё еще в силе, поэтому Белле нужен хотя бы формальный повод.

— А твоя подружка присмирела, да, Драко? — весело говорит Беллатрикс.

— Разумеется! — лаконично бросает он. На Лавгуд он по-прежнему старательно не смотрит.

Но Беллатрикс не унимается:

— Усвоила свой урок, деточка? А может, хочешь еще что-нибудь сказать моему племяннику?

— Мне очень жаль, — говорит психичка, и Драко потрясенно смотрит на нее. Впрочем, и сама Беллатрикс, кажется, потрясена не меньше. А Лавгуд глядит на Драко в упор и продолжает мягко:

— Мне действительно не стоило с тобой разговаривать, как с приятелем. Мне очень-очень жаль, правда.

Беллатрикс говорит что-то идиотично-торжествующее, а Драко тратит все силы на то, чтобы не зажмуриться и не зажать уши руками. Потому что эта проклятая сумасшедшая Лавгуд сожалеет вовсе не о том, что Белла называет «проявлением неуважения». Это так бесконечно очевидно по тону и по взгляду, что Драко просто не понимает наивности Беллатрикс, с секунды на секунду ждет, когда же тётка сообразит и... Но она так и принимает всё за чистую монету. Она по-настоящему гордится им в этот миг, его безумная тётушка, потому что Кэрроу уже всем уши проныли, какие неуправляемые детки в Хоге. А выходит, ее племянник просто куда как лучше владеет круциатусом, тётушкина отрада! Правда очень скоро она снова в нём разочаровывается. И выдерживать ее разочарование куда легче, чем ее гордость.

Потом, хвала Мерлину, каникулы заканчиваются, и Драко бывает в Мэноре лишь урывками. А еще позже Ксенофилиус Лавгуд чем-то навлекает на себя гнев Лорда, Луну бросают в каменный мешок, и Драко больше не видит ее до того самого дня, когда Сивый притаскивает в поместье Поттера с дружками. Тогда происходит слишком много всего, и девчонка — последнее, о чем он стал бы думать. В тот день Лорд первый и единственный раз применяет круциатус к Нарциссе, и Драко счастлив, что в этот момент сам уже валялся без сознания. Отец видел и потом заставил посмотреть воспоминание.

Когда Лорд отменил заклинание, мама приподнялась с пола и сперва попросила:

— Люциус, подай руку, будь добр, — и отец, сам едва держащийся на ногах, помог ей подняться с должным изяществом. Она выпрямилась прямо перед Лордом и сказала:

— Прошу вас впредь предупреждать заранее о подобных выпадах, чтобы я могла хотя бы присесть. Сегодня вы заставили меня выглядеть непристойно, это недопустимо.

Лорд нахмурился еще сильнее, однако ничего не сказал ей в ответ и вообще ушел из разгромленного холла. Правда отца позвал за собой, и именно Люциус получил полной мерой за поведение жены.

Эта сцена заставляет Драко вспомнить о Лавгуд, хотя, конечно же, сравнивать ее с матерью просто нелепо.

Лето 1998

Слушания по делу семьи Малфой длятся больше недели. Драко измочален и выпотрошен, он тупо ждет, когда же какой-нибудь свидетель наконец отправит его из камеры ДМП обратно в Азкабан. На нем слишком много всего, чтобы всерьез ждать помилования, вроде бы обещанного всем школьникам. Однако Непростительные, примененные по приказу Амбридж и «профессоров» Кэрроу ему действительно списывают оптом, как вынужденные, и Драко позволяет себе робкую надежду.

А потом обвинитель вызывает Луну Лавгуд. И спрашивает ее о днях плена в Малфой-мэноре и действиях каждого из членов семьи Малфой.

Лавгуд несет отборнейшую чушь о мозгошмыгах, мглупырях и еще какой-то выдуманной нечисти. Доводит обвинителя до белого каления и спокойно покидает зал суда.

Драко надеется, что и так выглядит достаточно мерзко, и никто не заметит, как он обмяк в кресле, когда она вышла.

Он сталкивается с ней еще раз, уже приговоренный всего лишь к общественным работам. Она прогуливается по коридорам Аврората, будто нет места приятнее, он идет ей навстречу, как всегда прямой и непроницаемый. Но, поравнявшись с ней, останавливается и произносит максимально нейтральным тоном:

— Хочу, чтобы ты была в курсе, Лавгуд: мне тоже очень жаль.

Она поднимает на него свои ненормальные глаза, но не успевает ответить, потому что Аврорат бдительно следит за безопасностью мирных граждан.

— Он вам досаждает, мисс? — любезно интересуется какая-то рожа в алой мантии, без предупреждения отпихнув Драко плечом, так что он невольно отступает на шаг.

— Нет, не волнуйтесь, — вежливо отвечает аврору Лавгуд.

— Но вы бы поосторожнее с ним, всё-таки, — настоятельно советует тот. — Вы ведь знаете, кто это? Говорят...

— Глупо опасаться книг, — глубокомысленно сообщает аврору лунатичка и смотрит на него в упор. Смотрит так ненормально, что аврор тушуется и отходит. Тогда Лавгуд переводит взгляд на Драко.

— Глупо опасаться книг, — повторяет она. — Даже если в них написаны тёмные вещи. Даже если кто-то больно ударил тебя книгой.

Она разворачивается и делает шаг прочь.

— Это такая изящная аналогия, Лавгуд?

Она продолжает уходить от него.

— Я не вещь! — цедит Драко ей в спину, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик.

Луна останавливается и смотрит на него через плечо.

— Может быть, ты и прав, — задумчиво говорит она. — Вполне может быть и так.