Великолепная семерка (джен)

Надо сказать, о том, что на третьем этаже будет снимать квартиру семья, и с ребенком, мальчиком помладше их, девочки узнали заранее. И не сказать, чтобы отнеслись к этому известию с энтузиазмом.

— Дело в том, что нас трое, — рассуждала Полина, болтая ногами под железным днищем качелей. Она для разговора качалась сидя и немножко, чисто символически. Качели поскрипывали, и Полинины розовые кроссовки то и дело задевали об влажную землю, и один из них на носке сделался уже не совсем розовым, а скорее цветом как чернозем. — Как три мушкетера.

— Или три как богатыря, — подтвердила Лиу. Она сидела на самом верху железной лазалки и тоже болтала ногами. Лазалка была практически малышовая, делать на ней акробатические трюки с переворотами и даже просто висеть, как гигантский ленивец, стало со временем сначала несколько затруднительно, а затем и вовсе никак невозможно, к большой досаде обеих девочек. Но сидеть просто так нормально. И видно гораздо дальше, чем с лавочек.

— Или как три товарища, — согласилась Рамиля. Но, вспомнив, что книгу про трех товарищей она не читала (книга стояла на полке у папы, подарочное издание на немецком языке, и Рамиля на нее всегда любовалась. Ей нравилась дама в шляпке, которая, как Рамиля знала, называется клош, с красивым изгибом очень длинной и худой шеи, и ретро-автомобиль на заднем плане, но, во-первых, книга была на немецком, а во-вторых, даже если бы Рамиля его и учила, а не английский, она бы всё равно навряд ли стала читать — потому что уже знала от папы, что там заканчивается всё плохо), а следовательно, не может быть объективна в этом вопросе, поправилась, — или как Золотое Трио.

— Или как три медведя, или как три девицы под окном, — продолжала развивать свою мысль Полина. — Три — это классическое число. В книгах, и фильмах, и везде, всегда всех по три.

— Ну, если подумать… есть кино «Пятеро друзей», — справедливости ради заметила Лиу. — Хотя на самом деле их там четверо и собачка.

— Исключения только подтверждают правило, — парировала Полина. — Вот, например, цыган подошел к цыпленку на цыпочках и так далее. И сразу всё запоминается, что через и. А в жи-ши исключений нет — и про него фиг вспомнишь, когда как писать. Нас было сначала двое, и это тоже хорошее число, как Тимон и Пумба, Иван-царевич и Серый волк, всё такое. Но три — стало совсем идеально. Классическое число, — повторила она. Полине нравилось это выражение. Ей вообще нравилось слово «классический». — Так зачем нам еще кто-то четвертый? Тем более мальчишка, тем более маленький?

Остальные в душе были с ней согласны.

Надо сказать, получалось так, что не только в Доме, но даже и в целом Дворе больше не было детей разумного возраста. Были парочка старшеклассников, которые носились со своими ЕГЭ и ОГЭ, было несколько совсем малышей, в том числе и из соседних домов, которых мамы приводили в спокойный от машин двор поиграть в песочнице и полазать по лазалке. Против малышей девочки не возражали, они даже немножко гордились своим Двором, куда приводят детей, как на экскурсию, хотя у них есть свои. Но в плюс-минус своей возрастной категории Полина и Лиу долго были единственными. Рамиля переехала в Дом только в этом году, в самом начале весны, когда еще оставалось даже немножко снега, и они как-то сразу же подружились. И может быть, они были бы и не против еще одной девочки одних с ними лет… Но вот пацан! Да еще мелкий! Такое пополнение представлялось всем совершенно излишним.

Дело было накануне майских праздников. Девочки по дороге в школу каждый день с любопытством отслеживали, где проклюнулись какие новые листики, где уже распустились, где сережки опушились невесомой золотистой пыльцой, как будто неизвестно на чем держащейся, вообще ни на чем, прямо в воздухе. И потом делились друг с другом каждая своими наблюдениями. В школы они ходили все в разные, Рамиля в свою вообще ездила, так что наблюдений набиралось в общей сложности много.

В этот день Лиу собиралась огорошить (в хорошем смысле) друзей потрясающим известием: у них будет настоящее ханами! Ее папа, которому по работе часто приходится ездить по области, нашел замечательное место, где много красиво цветущих деревьев, и все это еще и на берегу озера. Так что на майские праздники он всех их отвезет, и они возьмут побольше бутербродов с чаем и с газировкой, и у них будет пикник под цветущими вишнями. Правда, вишни все-таки белые, а не розовые, но с этим уж что поделать, и детских кресел на всех троих нет, но папа сказал, что они уже достаточно выросли, и могут ехать и на бустере (мама называла этот предмет несколько по-другому, но Лиу считала такое название категорически неприемлемым; а главное — лингвистически некорректным.Это слово означает, когда обидчика поймаешь — и наподдаешь ему коленом пониже спины, а вовсе не облегченный вариант автокресла). Но это не принципиально, главное же, что поедут! И все-все наснимают!

Лиу даже успела этой новостью поделиться и впечатлить остальных. А затем Полина поделилась собственной новостью: скоро в квартиру над ними въезжают новые жильцы, и там, вроде бы, тоже ребенок, младшеклассник.

Девочки еще пообсуждали сложившуюся ситуацию. За это время они успели посидеть на качелях и лазалке, забраться на крышу подвала, с досадой стряхнуть оттуда накиданный какими-то придурками мусор и с удовольствием полюбоваться зеленеющим мхом, погладить Рыжика и поспорить, который это из них: Рыжик 1 или Рыжик 2 (коты были похожи, как близнецы, каковыми, собственно, и являлись — один чуть поупитаннее, у другого кончик хвоста чуточку потемнее; различить их было возможно, если смотреть на обоих, но вот опознать по отдельности — задача намного сложнее), слазить на тумбу, на которой высилась труба от котельной, очень похожая на ракету на стартовом столе, традиционно крикнуть оттуда «Поехали!», пройтись по набережной от моста до моста, поискать там одуванчиков, найти, хотя и намного меньше, чем ожидалось, посидеть на ветле над рекой, не теряясь и не падая духом, сплести вместо одуванчиковых венков одуванчиковые браслеты, расчихаться от них (Полина), пройтись по набережной от моста до еще одного моста, накачаться на качелях-скамейках аж до того, чтобы капельку укачаться (Рамиля), погадать, пустят ли в этом году кораблики, и когда, и куда, покидать стационарным уткам корки от хлеба, принесенные из столовки, еще раз пройтись от моста до моста, обратным маршрутом… Всё это время они обсуждали: принимать ли в свою компанию так некстати явившегося (то есть скоро явящегося) пришельцА (да-да, незадолго перед тем все трое по очереди прочитали баллады Жуковского), или же спокойно его игнорировать. И, если игнорировать человека — не окажется ли это человеку обидно, и не будет ли человеку грустно оттого, что во дворе ему не с кем играть?

И вот, как раз на Красном, он же Подвесной, он же Большой, мосту, когда они все втроем стояли и смотрели на воду, бегущую мелкими волнами, местами даже с барашками, и искрящуюся частыми бликами — день был очень солнечный и очень ветреный — Лиу вдруг осенило:

— Слушайте, а ведь если нас будет четверо — мы же сможем играть в вышибалы два на два!

— И в четыре факультета, и в трех мушкетеров, — заторопилась подхватить, пока ее не перебили, Полина, до которой это тоже только сейчас дошло, — трех мушкетеров ведь на самом деле как раз четверо! И четвертый как раз младше всех! И в ковбоев и индейцев два на два тоже даже еще лучше!

— Это надо еще посмотреть, что это за пацан, — заметила Рамиля. Что ей не нравилось… нет, вовсе не предполагаемое расширение их союза. Больше всего ей не нравилось, что декоративная пуговка, мышка с сыром, на ее джинсовке совсем разболталась, даже хвостик бежевой нитки торчал наружу; как она его ни приматывала — разматывался все равно. А это означало, что пуговицу придется пришивать, и пришивать сегодня. А мама наверняка скажет: ну пришей сама, не умеешь, что ли? И это всё Рамиле чрезвычайно не нравилось и вызывало скептицизм в отношении всего в мире. Включая неизвестного пока пацана. — Может, он выделывается. Типа вот еще, с девчонками играть. Или он тормозной и ему всё по сто раз объяснять надо. Или любит только танчики.

— Да ну, в четыре факультета все любят… — неуверенно протянула Поляина.

— Посмотреть, разумеется, надо, — подтвердила Лиу как самая рассудительная. — Ну вот и посмотрим.

Впрочем, надо ли говорить, что теперь приезда неизвестного пацана они ждали с гораздо большим энтузиазмом? Даже Рамиля, которой пришлось-таки пришивать свою мышку самостоятельно. Маме за сегодняшний вечер предстояло нашить пуговиц сорок, все размером с горчичное зернышко, и еще очень длинную молнию, поэтому ей было решительно не до мышки.

Ждать пришлось долговато, всем даже успело поднадоесть. За это время они так-таки съездили на ханами. Папа Лиу поговорил с папой Рамили, и они вместе перемонтировали кресло в другую машину; Рамиле оно было уже маловато, но Полине как раз подошло, так что все разместились, а мама Лиу, хотя и не без труда, вместилась в середину на заднем сиденье. И она наделала целую кучу бутербродов, и с сыром, и с колбасой, и даже с омлетом с сыром! И с шоколадным маслом. И там были майские жуки! И еще они взяли блокнот и фломастеры, и каждый написал на странице по хокку. А папа Лиу даже написал настоящими иероглифами. Потому что если просто есть бутерброды и пить тархун — то это и будет просто пикник. А чтобы было настоящее ханами — это обязательно надо писать хокку.

А самое интересное они пропустили. Как раз когда в сумерках подъехали к дому и стали все выгружаться — там во дворе стояла грузовая газель, из которой крепкие дядьки в зеленых кепках заносили в подъезд огромные сумки и замотанные скотчем коробки. А сами жильцы уже зашли внутрь.

— Уууу… — разочарованно протянула Полина. Но все-таки сходила за кирпичом подпереть дверь, чтобы дядькам было удобнее носить груз. Откуда им было знать, где хранится этот кирпич. Жильцы все знали, но грузчики-то ведь не жильцы.

На другой день девочки втроем играли во дворе в динозавра. В летнем, разумеется, варианте. Майское солнце светило вовсю, так что впору было не то чтобы расстегнуть, а даже сбросить джинсовки, от вишен из всех дворов намело столько лепестков, что вдоль бордюров скопились их целые белые полосы, и в лужах плавали белые лепестки, точно они, лужи, сами зацвели — но не ряской, как старые пруды, а белыми лепестками. На самих вишнях цветков уже почти не было, только пустые красноватые черешки с завязью, но зато на смену им у соседнего дома богато расцвела яблоня.

Полина, удирая от отвлекшегося тирекса, выбежала с площадки к подъездам… и остановилась, пытаясь разглядеть через мутноватое стекло над козырьком, что происходит там внутри, кто спускается вниз по лестнице. Разумеется, динозавр-Лиу тут же заловила ее, причем даже не выходя из образа — не пришлось тянуться, совсем немножко протянуть поджатую тиранозавровую ручку.

— Ням!

С другой стороны уже бежала Рамиля с ракеткой от бадминтона, досадуя, что не успела.

— Да погоди ты! — отмахнулась Полина. — Стоп игра.

Из подъезда вышел незнакомый пацан.

Девочки сразу догадались, что это тот, кто им нужен. На вид мальчику было лет восемь-девять, но он был совсем не мелкий, ростом почти как Рамиля и уж точно выше всех младших девочек, и при этом у него было какое-то очень детское, милое и как будто чуточку удивленное личико, и белокурые кудряшки. Честное слово, такие кудряшки, каких у настоящих пацанов и не бывает, во всяком случае, никто из троих никогда раньше не видел — только на картинках в книжках в сказках про старую жизнь, типа «Щелкунчика», и у коллекционных кукол на сайтах. Его из-за этих кудряшек даже как-то неловко было называть пацаном, хотелось именно мальчиком. Одет был мальчик в толстовку с динозаврами и коричневые бриджи, именно бриджи — с ботинками и носками, что тоже было ужасно похоже, как рисуют в книжках про старую жизнь, типа Тома Сойера или Кристофера Робина. И с интересом оглядывался, рассматривая все вокруг. Девочек тоже увидел, но, наверное, застеснялся.

— Ага, — констатировала Лиу.

И решительно двинулась прямо к мальчику.

— Здравствуй. Ты, наверное, новый жилец из десятой квартиры?

— Здравствуйте. Да, мы только вчера переехали, — сказал мальчик очень воспитанно, точно Миядзаковский ребенок. — А вы тут живете?

— Да, — подтвердила Лиу.

Так уж получалось, что дипломатические переговоры досталось вести ей — и она их вела.

— Я Лиу, — она протянула мальчику руку. — Если взрослые будут говорить Лия — это неправильно и бюрократия, — прибавила она строго.

Мальчик немножко смутился, и неуверенно протянул Лиу собственную мягкую ладошку.

— Сережи… то есть Сергей.

— Это Полина, это Рамиля. Склоняется по первому склонению, — тоже сочла благоразумным уточнить Лиу. Люди часто неправильно склоняли имя Рамиля. А некоторые даже — куда это годится! — не склоняли вообще. Как будто в школе не учились, честное слово! — Мы все тут живем.

Темпераментная Полина даже обняла новенького, отчего тот совсем рассмущался.

— А мы играем в динозавра, — сказала Рамиля. — Будешь с нами?

«Сергей» тут же загорелся:

— Спрашиваешь! Конечно! А как в него играть?

Рамиля начала тоном экскурсовода:

— Ты — динозавр…

— Полина динозавр! — тотчас возразила Лиу. — Я ее поймала!

— Это не считается! — возмутилась Полина. — Мы уже не играли!

— Ты не сказала «стоп игра» — значит, считается!

— Давайте считать, что у нас уже новая игра, — примирительно предложила Рамиля. — Раз у нас появился новый игрок. И тогда новенький и динозавр.

— Это логично, — согласилась Лиу.

— Ты динозавр, — продолжила Рамиля с того места, на котором остановилась. — А мы сотрудники Юрского парка. Ты хочешь нас поймать. А мы от тебя бегаем. Вот это, — она указала на ракетку, — электрошокер. Если шокером коснуться динозавра — он замирает на десять секунд. Только считать вслух! Зимой если играем — тогда кидаем снежками. А летом с ракеткой. Шокер можно передавать другому. За динозавром с шокером не гоняться. И со всей дури не лупить! Кого динозавр почекалил — тот становится динозавром.

— Чего? — не понял Сережа.

— Чего? — не поняли Лиу с Полиной его непоняток.

Рамиля, как девочка из филологической семьи, первой поняла суть проблемы.

— Ну, в смысле осалил. Погоди-ка... Тот, кто ловит других — он как называется?

— Вода, — несколько удивился такому вопросу Сережа. — Ну, потому что водит.

— Вот! — Рамиля даже подняла указательный палец. От удовлетворения. — Я же вам говорила: если салить, то и водИть, и вОда.

— А что, это неправильно? — совсем удивился Сережа.

— Это — литературная норма, — пояснила ему Рамиля. — А остальное — диалектизмы. В нашем городе говорят «чекалить» и «вАдить». Почти все, только взрослые некоторые говорят как в «Лунтике».

— А диа…лектизмы — это неправильно? — на всякий случай уточнил Сережа.

Девочки рассмеялись. Они-то уж за полтора месяца досконально изучили этот вопрос!

— Это правильно в нашем городе,- смилостивилась наконец Рамиля, видя, что мальчик совсем запутался и даже немножко от этого покраснел. — А в других — уже не очень. А литературная норма — это когда везде правильно.

— Ясно… — протянул Сережа. — А динозавром можно быть любым?

— Любым.

— Тогда можно я буду диплодок?

И он изо всех сил вытянул шею, сжал губы маленькой точечкой и грузно затопал, переваливаясь с боку на бок. Девчонки со счастливым визгом кинулись во все стороны.

Как потом вспоминала Полина — в этот момент они сразу поняли, что это — наш человек.

На детской площадке в этот день побывал и диплодок, и трицератопс, и спинозавр, и еще один тираннозавр, и велоцираптор, и даже один Индоминус. А когда все окончательно запыхались и плюхнулись на скамейку под ивой, девочки предложили показать Сереже реку.

— Мне мама сказала, без взрослых только во дворе гулять, дальше двора никуда не ходить… — неуверенно пробормотал Сережа. Ему ужасно хотелось посмотреть речку.

— А никуда ходить и не надо! — возразила Полина, которая особенно гордилась своим уникальным местожительством. — Это же всё и есть двор — от реки тут до реки тут.

Над рекой бежали белые облака — такие белые, и в таком голубом небе! Такие белые и в таком голубом, что казалось: запрокинешь голову, будешь смотреть в это небо и облака — и сам не заметишь, как упадешь в это небо и полетишь… сам не зная куда, куда-то — далеко-далеко. А какая река была синяя, вода синее, чем небо, и вся искрилась! А какая нежно-зеленая дымка — от ив и от тополей, а утки-то, утки! Какие коричневенькие, и какие у некоторых блестящие, глянцевые сине-зеленые «зеркальца». И плывут — целая флотилия в кильватерном строю, а как садятся на воду — это вообще авиашоу!

Честно сказать, Сережа такого вообще никогда раньше не видел. Уток на пруду в городском парке — это да, но чтобы прямо природных, и как они летают, и взлетают и садятся на воду — такого еще ни разу. Подумать только, жить у реки! И прямо у самой реки, и ходить на нее смотреть каждый день. Вот так просто выйти из дома, и как люди ходят в магазин, или на мусорку, или в сквер на качели — пойти на реку! Это было так удивительно, что где-то так бывает, на самом деле, не в книжках. А что теперь у него будет! Взаправду, на самом деле, хоть каждый день!

Всего несколько дней назад Сережа жил совсем в другом городе, где всё было совсем по-другому, где все было привычно, и где он прожил все свои девять лет без одного дня. Всего несколько дней назад он уезжал из дома, оставляя свой диванчик, над которым висел темно-красный ковер с желтыми узорами, по которым он вечером перед сном каждый раз водил взглядом, стараясь не проходить второй раз по тому же месту, и все равно каждый раз запутывался, потому что глаза начинали слипаться… Свой письменный стол, исчирканный красной ручкой, которая так никогда и не оттерлась, магнитики на холодильнике с маленьким Сережей в зоопарке и в динопарке, пятно на потолке, похожее на Антарктиду, балкон с рассадой и огромным тополем, почти до балкона, который в ветреную погоду качался, точно пальма в тропический шторм, как показывают в новостях про Америку, так что даже было страшно (и чуточку интересно) — а вдруг кааак стукнется по балкону! Но который так ни разу и не дотянулся. Свои игрушки и свою одежду, из которых «уже вырос, зачем тащить лишнее?», своих школьных друзей и бабушку с дедушкой, и много, много, много кого и чего еще, всё разве перечислишь.

Уезжал с грустью, и даже, когда поезд застучал колесами, все быстрей набирая ход — даже немножко заплакал. И вместе с тем — уезжал с интересом, жадным ожиданием чего-то нового и совершенно удивительного. Запах шпал, который ни с чем не перепутаешь, совершенно точно был запахом приключений! И запах вагонного чая, в дребезжащем, как какая-то удивительная музыка, подстаканнике, и даже запах доширака и разведенного картофельного пюре в картонных стаканчиках, и плавленого сыра, который можно размешивать ложкой прямо в этом пюре.

Итак, что же оказалось у нас по приезде? Люди, знающие толк в динозаврах, и речка, на которую можно ходить прямо из дома хоть каждый день. Да еще и с утками! Сережа сказал себе, что ему определенно здесь нравится.

Впрочем, и это оказалось еще не всё на сегодняшний день интересное. Когда вся четверка вернулась к дому, девочки наперебой закричали:

— Тетя Лена!

— А что это у вас?

— А что вы делаете?

Тетя Лена, пожилая соседка из соседнего дома, поставила прямо в песочницу большущий пластиковый пакет со смешной собачкой в черных очках, из которого вытаскивала… игрушки.

Как выяснилось вскоре, «внуки выросли», а тетя Лена провела у себя в доме генеральную уборку, сгребла ненужные больше игрушки и решила, чем выкидывать — лучше вынести их во двор, пускай малыши играют.

— Тёть Лен, а можно мы вам поможем? — с замиранием сердца выговорила Полина.

Игрушки в пакете оказались в основном совсем малышовые: посудки и формочки для песочницы (заодно выяснилось, что в родном Сережином городе они называются «пасочки»), разноцветные пластмассовые машинки и всякая техника, резиновые рыбки и уточки для ванной. Но ведь всегда же интересно, у кого какие игрушки, даже если сам играть в них не собираешься!

Впятером, считая саму тетю Лену, художественно разложили все это богатство в песочнице и по всей площадке. Всем понравилась задорная резиновая акула с курносым носом и солидный розовый краб. Полина с Сережей даже в них чуток поиграли. Пристроили, заглубив в грунт для устойчивости, ярко-розовый беговел. Лиу взяла на заметку, что по размеру на него как раз хорошо будет сажать кукол. Тетя Леня рассадила по веткам мягкие игрушки: толстого кота из «Попугая Кеши», с лопнувшим (видать, от обжорства) и заштопанным белыми нитками пузиком, фетрового Незнайку и еще каких-то то ли попугайчиков, то ли пингвинов. Самого большого (ростом с первоклассника, вот никак не меньше! Ну ладно, с первоклассника, который пошел в школу в шесть лет. Но точно не меньше!) белого плюшевого медведя она приспособила у основания старой березы и закрепила его пластиковыми хомутиками для надежности; а то медведь все время норовил завалиться на бок.

— Всё, теперь у нас тут Двор Коммунизма! — торжественно объявила Лиу, оглядывая пестрый многоцветный результат их совместных трудов. — Заходи кто хочет, играй во что хочешь. И совершенно бесплатно!

Все оглядели и согласились. Правда, Рамиля коммунизм не особенно одобряла, а Полине он был решительно пофигу, по барабану, до лампочки и фиолетово. Она предпочитала эпоху мушкетеров, на крайний случай освоения Дикого Запада. Но все согласились, что получилось здорово. Малышам должно понравиться! Правда, Сережа вдруг отчего-то несколько приуныл.

— Ты чего? — забеспокоилась Рамиля.

Сережа сначала не хотел говорить, но потом неохотно сказал:

— Мишка как-то так грустно сидит под деревом… что его даже немножко жалко.

Сережа любил динозавров. Он любил их горячо и преданно с самого раннего своего детства, с самого первого своего слюнявчика с динозавриком, которого даже сам не помнил, но мама рассказывала, что он точно был с зелеными тираннозавриком. А еще Сережа любил медведей, зайцев, звездолеты, тоторов, подземные ходы, безлюдные пространства, гномов и Эребор, и еще много всяких вещей — в разное время и с разной степенью интенсивности. На данный момент наиболее актуальны были медведи. Но любовь к динозаврам оставалась вечной и неизменной константой его, Сережиного, бытия. Если бы он знал такие слова, разумеется. Впрочем, то, что не знал — никак не меняло дело.

Свою немаленькую диноколлекцию Сережа, разумеется, всю перевез с собой. Все дело в том, что Сережиному папе предложили хорошую работу, с повышением, в филиале их же компании — но в другом городе. Что самое главное, и для мамы подходящая вакансия тоже имелась, не такая завидная, но если бы захотела — взяли бы на работу охотно. Но решать надо было немедленно, до конца года, до конца учебного года и прочее ждать бы никто не стал. Вот почему они так и сорвались аж в середине четверти, хорошо хоть были майские праздники — получилось несколько дней непосредственно на переезд и на обустройство. Даже Сережин день рождения справляли в дороге, в поезде.

Еще как-то по зиме Сережа, шарясь по сайтам с игрушками (а кто из детей не любит шариться по сайтам с игрушками? Это почти то же самое, как прильнуть носом к витрине игрушечного магазина… и дождь, и снег, и жара, и даже снующие и толкающиеся прохожие — все забывается и уходит куда-то в туманную даль… пока не вернет к действительности возмущенный звонок чужого велосипеда), набрел на плюшевого мишку. Медведей игрушечных продается много, на любой вкус… но этот мишка — он был по-настоящему плюшевый, и по-настоящему набитый опилками! Так и написано было в описании: мишка Каштанчик, материал — плюш, набивка — древесные опилки, в нижней части для утяжеления стеклянные гранулы. И какой же это был замечательный мишка! С блестящим кожаным носом, с милыми черными, немножко грустными глазками, в вязаном костюмчике с шарфиком и шапочкой, смешно надетой на одно ушко. И ушки у него были такие миленькие и чудесные! У мишки был собственный конвертик из голубого ситца (сразу понятно, что мишка-мальчик!) и прелестнейшая постелька с голубеньким вязаным одеялком. И весь мишка был такой, такой… что его так и хотелось прижать к сердцу и не отпускать никогда-никогда-никогда.

Сережа, как современный ребенок, показал мишку маме (и на всякий случай еще и папе) и деликатно намекнул, что был бы очень рад, если бы ему подарили на день рождения плюшевого мишку, вот такой, например, очень милый, мам, ну правда же?

После чего оставалось только с нетерпением ждать.

Не то чтобы Сережа только о мишке и думал целый квартал, конечно же нет. Много о чем еще было думать: и школа, и всякие прочие вещи, и выпавшие на это время праздники, а их прошло до майских целых четыре, включая папин дэрэ. Грядущий переезд тоже занимал много мыслей. Но все-таки Сережа время от времени думал о мишке, и часто заглядывал на сайт, полюбоваться на него (и не без страха — а вдруг Каштанчика уже купили? Уже купил кто-то другой?). Чем ближе приближался его день рожденья — тем чаще. Если б только узнать наверняка, что мишку ему купят! Ну почему было бы не купить? Он, конечно, довольно дорого стоит, но все равно не так много, как лего Юрский Мир, который ему купили в прошлом году. И от мишки повсюду не будет валяться мелких деталей, как от лего, сплошная выгода. Сережа на всякий случай еще пару раз напомнил маме про мишку. И даже на всякий случай сказал, что лего он не очень хочет («совсем не хочет» он все-таки не решился сказать, это уж как-то опасно). А вот мишку прям очень. Мама чмокала его в макушку и говорила: «Будет день, будет и пища». Но ведь мама не говорила, что дорого, и не говорила «ты что, с мишкой будешь спать, ты что, маленький, что ли?», чего Сережа втайне больше всего опасался. Значит, говорил он себе, наверное, купят, только не говорят, что да, чтобы был сюрприз.

Сережа совсем уверился в этом, и теперь, в преддверии дня рождения, каждый день залазил на сайт, и каждый вечер перед сном любовался Каштанчиком в телефоне (он даже скачал его фотку и поставил себе на обои), и мечтал, как у него будет Каштанчик, и как он будет его с собой везде брать, во все интересные места, а на ночь будет укладывать его в его постельку рядом с собой, на широкую спинку дивана. Он даже с Каштанчиком иногда разговаривал, конечно, когда никто не слышал. А то бы взрослые, наверное, посмеялись и сказали, что, мол, за глупости.

День рождения, как уже говорилось, Сережа отметил в дороге, в поезде. Это было прямо-таки приключение! Мама достала из сумки-холодильника бутерброды с язычком, крепко запакованный в контейнер салат и даже торт! Правда, покупной, в картонной коробке, и без свечей, но все-таки торт. А свечку зажгли электрическую, от выносного аккумулятора. Так что она все же была. А ситро купили у проводницы, и пили его из звенящих стаканов в подстаканниках с изображением мчащихся поездов.

Сережа получил в подарок двух маленьких лего-динозавриков, тираннозавра и птеродактиля, морской костюм с настоящим воротником-гюйсом (о котором тоже мечтал, хотя и не так сильно, как о Каштанчике), книжку «Плутония»… и всё.

Он сразу собрал динозавров, благо они ехали в купе втроем и весь столик был в их распоряжении, залез на верхнюю полку и стал читать книгу, время от времени устраивая динозаврам побег из сетки и путешествие по белым простынным равнинам и подушечным горам, а потом снова отлавливая их пакетом из-под постели и водворяя за сетку в «вольер». И там, на полке в мерно покачивающемся вагоне, с книжкой и собранными динозавриками, Сереже сделалось так невыносимо горько, обидно и грустно, что он второй раз за дорогу заплакал.

По счастью, родители вышли как раз покурить. Да если б родители были тут, Сережа, конечно, изо всех сил бы постарался не плакать. Конечно же, он уже был большой, конечно, он всё понимал, что коробка большая, и как ее тащить в поезд, и что мишка стоит дорого, а на переезд нужно много денег, и что, в конце концов, игрушечный мишка — это совершенно бесполезная вещь, он всё, всё понимал, честное слово! И все-таки ему было так отчаянно горько от того, что у него нету мишки Каштанчика, и что уже никогда, никогда, никогда не будет Каштанчика, следующий день рождения еще через год, и даже новый год через полгода с лишним, за это время, такого замечательного мишку, конечно же, уже купят, Каштанчик уедет куда-нибудь неизвестно когда, и ему, Сереже, останется только фотка на телефоне, и уже не будет никогда, никогда, никогда…. и он плакал, уткнувшись в свернутую вагонную подушку, и плакал, и плакал, и плакал, пока не уснул.

Папа с мамой, наверное, так ничего и не узнали, что он плакал. Во всяком случае, Сережа на это надеялся.

Мишка во дворе, конечно же, был далеко не Каштанчик. Самый обыкновенный мягкий большущий мишка, какие стоят напоказ в магазинных витринах, потому что их видно и с другой стороны улицы, и каких дружные, но не слишком сообразительные коллеги всем коллективом вручают новоиспеченным бабушкам и иногда дедушкам. Не слишком сообразительные — потому что новорожденному медведь слишком велик, место в доме, и так заставленном колясками, пеленальными столиками, запасами памперсов и никогда не убирающимися сушилками с бельем, занимает до ужаса много, и валяется где-то, куда смогли упихать, собирая на себя пыль и грязь.

Собственно, вот так этот мишка у тети Лены и появился, и такой была его и судьба. А старший внук ее, который и был отмечен дарением мишки, в этом году как раз пошел в колледж.

И какой бы ни был этот мишка обыкновенный, никак не соизмеримый с замечательным, чудесным, и увы, недоступным Каштанчиком… у него были большие и грустные янтарные глаза, и весь вид у него был такой унылый и неприкаянный, замызганная когда-то белая шерстка и какая-то клетчатая тряпка, наверное, бывший шейный платочек, на шее… и еще и привязан к шершавому дереву. Конечно же, тетя Лена хотела как лучше, и вообще это был ее медведь, а своих медведей люди имеют право даже выбрасывать на помойку, не то что размещать на детской площадке для красоты и развлечения малышей. Это Сережа точно знал. Что собственность — это собственность.

Одиннадцатого мая Сережа пошел в свою новую школу. Мама с утра отвела его. Папа тоже в первый раз отправился на свою новую работу. А мама пока еще оформлялась и бегала собирала всяческие бумаги, медосмотр и все прочее. Так что она в обед забрала Сережу из школы (в продленку его записать, к тайной радости самого Сережи, в этом учебном году не получилось, так что весь май ему предстояло вторую половину дня сидеть одному дома, а дальше решим), быстро разогрела ему обед на плите (микроволновки в доме пока что не завелось) и умчалась по своим делам дальше.

Девочки тоже знали, конечно, что у Сережи сегодня первый день в школе, и заранее договорились, что после своих школ зайдут за ним, и пойдут вместе гулять. Кроме Рамили, ей до школы и обратно было далеко добираться, надо ехать на транспорте, и уроков у нее было больше, но она тоже обещала присоединиться, как только вернется.

Небо в тот день с самого утра хмурилось, можно подумать, что и небу не нравилось, что праздники кончились и людям надо идти в школу и на работу. А к обеду, когда все вместе вышли гулять, отложив уроки на вечер, в небе обнаружилось вообще удивительное! В небе облака, точнее даже серые тучи, лежали слоями, а между ними синело небо и солнце светило сквозь них. Отчего тучи сделались похожи на потертые серые овчинные шубы, с изнанки подсвеченные мощным фонариком, а лучи солнца, невидимого за маленькой тучкой, расходились вниз широкими плоскими полосами, так четко очерченными, точно их нарочно нарисовали, и по линейке.

— Ничего себе! — восхитилась Лиу. — Прямо как на плакате!

— Гелиос существует! — на другой лад восхитилась Полина. И, подумав, прибавила, что и Зевс соответственно тоже, ведь главное дело тут как раз в тучах.

Они покатались по очереди на качелях, потом прошлись вдоль реки. Потом к ним, как обещала, присоединилась и Рамиля, прямо со школьным рюкзаком, щедро обвешанным брелоками (нет слова «брел»!) и значками.

— Кажется, дождь собирается, — первым делом заявила она, как Пятачок. И действительно, тучи заметно сгустились, спрятав плакатное солнце, да и Гисметео на вторую половину дня обещал осадки. Стоило двигаться в сторону дома.

Проходя через двор, Сережа завернул к привязанному медведю, посмотрел на него и сказал:

— Если будет дождь, жалко, что мишка намочится.

— Плюшевые медведи не болеют простудой, — нравоучительно заметила Лиу.

— Это да, — согласилась и Рамиля. — Жалко, конечно, если намокнет, но он ведь на свежем воздухе и на ветерке, как намокнет, так и высохнет.

Но тем не менее и девочкам в глубине души не нравилась эта мысль: что медведь так и будет мокнуть и пачкаться под дождем. Зайку бросила хозяйка, уронили мишку на пол — ну куда это годится, это детские стишки, а не реальная жизнь! У Полины даже возник в памяти голый, бессильно согнувшийся, умирающий человек, привязанный за локти к зловещей березе, с обложки какой-то из книг, какие стояли в шкафу у тети Белки. Книжку она не читала, тетя Белка сказала ей, что там местами довольно страшно, стоит подождать хотя бы еще годик, а лучше два, но чтобы она не расстраивалась, там все кончается хорошо.

— Нужно выдать медведю зонт! — внесла конструктивное предложение Полина.

— А где его взять? И как закрепить? — поначалу засомневались все остальные.

Но Полина пресекла все сомнения:

— У тети Белки есть старый зонт, он все равно ни для чего не нужен, мы им балконную дверь подпираем, когда жарко, чтоб не захлопывалась. А для медведя как раз пойдет!

Сказано — сделано. Зонт нашелся, где ему и полагалось быть, на обувной полке в прихожей. У него, правда, были сломаны целых две спицы, но медведю какая разница? Его раскрыли и приспособили над головою белого мишки, затолкав ручку сзади между ним и березой. Сломанные спицы как раз пригодились, были бы они целые — так бы воткнуть не получилось. После чего все четверо, чрезвычайно довольные собой, отправились пить чай домой к Лиу.

У Полины пить чай было гораздо лучше — у нее в квартире балкон выходил на реку, и в хорошую погоду можно было устраивать чаепитие там. Но у Лиу папа вчера принес с работы для дегустации новые глазированные сырки — а для правильной дегустации требуется как можно больше дегустаторов. Вот когда они всей семьей прошлым летом ездили на юг и там на экскурсию — там для дегустации меда специально привозили целый автобус с туристами.

Ребята пили чай — благо у Лиу был дома электрический чайник, который не надо ставить на плиту и зажигать опасный огонь — дегустировали сырки, смотрели в планшете всякие смешные видосики, и время от времени поглядывали в окно, где небо уже не просто хмурилось — бурно клубилось иссиня-черными тучами, обещая в скором времени ту самую настоящую «грозу в начале мая».

Из сырков всем понравились малиновый и картошка; только Полина сказала, что фисташковый вкуснее малинового. А со вкусом апельсина и шоколадной крошкой, все дружно решили, это фигня.

Вдруг внезапно и ожидаемо громыхнул гром — грохнул и прокатился долгим, протяжным рокотом, точно тысячи пустых бочек. И тотчас ветер вздул тюлевую занавеску, захлопавшую, точно белое крыло, а через миг снова грохнуло — это захлопнулось от ветра окно, варварски защемив белый тюль. На миг даже показалось, что он разорвался.

Лиу бросилась к окну, забыв и планшет, и чай — спасать штору и скорей закрывать окно, чтобы не залило подоконник.

В стекло ударили первые звучные струи дождя — и потекли вниз, зашумев, длинными струями — вертикальными реками, сливаясь в один сплошной серый вертикальный поток и один сплошной дождевой шум.

Со шторой, по счастью, ничего не случилось, не порвалась и не испачкалась даже. А на Лиу, пока она возилась с окном, через москитную сетку вовсю летели мокрые дождевые брызги. Так что она даже позвала остальных, и все ребята тоже по очереди подставляли ладони поближе к сетке, чтобы и до них доходили брызги. Пока подоконник совсем не намочился, и они решили, что хватит, пора запирать окно и нести тряпку — все вытирать.

Через окно они попытались разглядеть мишку, но видно было очень плохо из-за дождя. Вроде бы зонт — он был яркий, малиново-золотой — над ним виднелся.

Все снова вернулись к прерванному чаепитию, но это уже было вовсе не интересно — что такое чай, тем более сырки уже все доели, когда тут такой ливень с грозищей! Грозу, наверное, лучше всего было бы видно в те окна, которые выходят на реку, но и отсюда тоже неплохо. Им даже удалось один раз разглядеть ветвистую молнию — не просто вспышку, как обычно бывает, а прямо молнию-молнию, как на картинках в энциклопедии — золотистую, трепещущую, повисшую прямо над горизонтом… Впрочем, и гроза им постепенно тоже поднадоела, и все четверо снова вернулись к планшету, только время от времени поглядывая в окно да подскакивая от внезапного грома.

В один из таких разов Рамиля задержалась у окна, присматриваясь:

— Что это там?

Остальные тоже подошли посмотреть.

— Зонтик, что ли?

По двору катилось, крутилось волчком, заваливалось в лужу, крутилось и снова катилось, подгоняемое ветром, что-то круглое и золотисто-малиновое.

— Мишка! — воскликнул Сережа.

— Эх, точно, от него зонтик выдернуло. Некрепко закрепили, — огорчилась Полина.

И вдруг Сережа, не говоря ни слова, кинулся к двери и лихорадочно закрутил вертушку замка.

— Ты куда? — остальные высыпали в прихожую.

Замок — он был туговат — наконец поддался.

— Мишка! — выкрикнул одно только слово Сережа и устремился по лестнице вниз.

Остальные — за ним.

Сережа выбежал первым, к тому же прямо как был — в тети Белкиных тапках с пушками. У девочек все же хватило здравомыслия влезть в кроссовки. Но время на этом они потеряли, и поэтому, когда выбежали из дома — Сережа уже был возле мишки и, отчаянно дергая, пытался отвязать его от березы.

— Ты чего?

— Ты чокнулся?

— Он же игрушечный, что ему сделается!

— Промокнешь насквозь — до самых каникул болеть будешь!

Крича это и всякое еще в том же духе, наперебой и наполовину не слыша друг друга из-за дождя, девчонки тоже крутили и дергали мишку. Дождь хлестал, и они за полторы минуты все промокли насквозь. Но пластиковые хомутики были затянуты намертво, их и сухими было не расстегнуть, они же специально так и устроены, а уж мокрые и мокрыми руками, к тому же толкаясь и под дождем, даже не очень видя из-за дождя — совершенно без шансов. Они пытались их расстегнуть, пытались их разорвать, Рамиля даже достала в качестве рычага палку, но палка оказалась мокрая и гнилая, и сразу переломилась, только испачкав руки и мишку. Пытались отжать, чтобы вытянуть мишку из-под хомутов — но мягкий медведь, под завязку напитанный влагой, сделался неподъемно тяжелым и совершенно непрожимаемым. Даже немножко сжать, даже лапы, чтобы пропихнуть их и вытянуть из-под хомутика — сделалось никак невозможным.

Дождь хлестал, кажется, он стал даже еще сильнее, заливал глаза, было уже даже плохо видно, что вообще происходит. Над домом вспыхнула молния — было не до того, чтоб разглядывать, какая, ветвистая или нет. Лиу куда-то исчезла, но этого не заметили.

— Мишка, мишка! — отчаянно всхлипывал Сережа, дергая изо всех сил дурацкие хомуты. Может и даже плакал. А может, и нет, фиг его разберешь, когда дождь заливает лицо. — Мишка, мишенька! Мы тебя вытащим, все равно вытащим!

А Лиу, вбежав обратно в подъезд, отчаянно трезвонила в дверь квартиры, где жила Рамиля.

— Тётя Эльмира! У вас есть большущие ножницы? — выпалила она.

Мама Рамили охнула, увидев на пороге совершенно мокрую, встрепанную девчонку.

— Нам мишку надо отрезать! — торопливо тараторила Лиу, не дав тете Эльмире выговорить и слова. — У вас должны быть, такие большие, какими ткань разрезают… одолжите их нам, пожалуйста!

К чести тети Эльмиры, она не стала после этого охать, кричать «куда вы под дождь», «а ну марш домой» и ничего в этом роде.

Молча кивнув, она сбегала в комнату за огромными закройными ножницами, накинула куртку, сунула ноги в ботинки и выбежала вслед за Лиу на улицу.

— Отойдите-ка… погодите, не суетитесь, сейчас всё будет.

Тётя Эльмира осмотрела крепления.

— Варварство, ох варварство… — простонала она. Имея в виду то ли идею закройными ножницами резать пластик, то ли саму идею привязывать к деревьям медведей… то ли вообще что-то еще.

Но ножницы бодро щелкнули раз, и другой, и еще несколько — и вот мишка был на свободе!

Тетя Эльмира схватила его в охапку и крикнула всем:

— Живо, все в дом, у кого ключ — откройте мне дверь.

Даааа, это было то еще зрелище — когда вся компания ввалилась в крохотную прихожую, дети, взрослые и медведь. Все мокрые так, что лило, грязные по уши и счастливые выше крыши.

— Так, — деловито распоряжалась тетя Эльмира. — Все живо в ванную, сейчас дам вам полотенца, моете ноги и вытираетесь. Головы вам посушу феном. Без возражений!

Спустя где-то четверть часа вся четверка сидела на очень длинном диване, с которого сняли части раскроенной ткани и целые свитки рыжей миллиметровки, все высушенные феном и потому ужасно лохматые, и переодетые в толстые вязаные носки и Рамилины штаны и домашние майки, кому что подошло. Для Сережи нашлись синие трикотажные шорты и зеленая майка с пандой. Впрочем, он был так счастлив, что ради этого бы согласился одеться хоть с головы до ног в ярко-розовое с единорогами и пайетками. Мама Рамили, тоже угваздавшая свой очень красивый халатик с узором «пейсли» (а по-простому — турецкими огурцами), переоделась в спортивный костюм. Все пили из большущих прозрачных кружек какой-то удивительный чай, в который было намешано что-то очень сладкое, пахнущее пихтою, медом, какими-то травами и корицей. Тетя Эльмира сказала, что это сбитень, и его надо пить для профилактики простуды.

Мокрые шмотки их были горой свалены в ванной в тазу, тётя Эльмира сказала, что закинет всё в стирку, и потом заберете сухое, чего четыре машины отдельно гонять. А многострадальный и наконец совместными героическими усилиями спасенный белый медведь в это самое время крутился в стиральной машине в режиме «деликатная стирка». Ребята то и дело подбегали посмотреть, как он там. Белая пена крутилась, как облака, то затягивая иллюминатор сплошной пеленой, то открывая просветы, в которых можно было различить белую лапу, или бок, или ухо, или черный нос, или желтый янтарный глаз.

— Он тут прямо как в морской пене, — довольно сказал Сережа.

— Как в естественной среде обитания! — подхватила Лиу.

— Нет, слушайте! Смотрите, он тут как во льдах! — горела энтузиазмом Полина. — Вот это белое — это как будто шуга, а вот это — прямо как будто целая льдина!

Белый мишка кувыркался в белой пене, а может, в шуге, и его янтарные глаза блестели из пены уже вовсе не грустно, а как раз очень весело! Мишке явно нравилось купаться, да еще и кататься, как на аттракционе — все вместе.

Майский дождь был, наверное, уже теплый — тогда, за суетой, было не до того, чтобы замечать, но раз никто в итоге не простудился — значит, скорей всего теплый. А через несколько дней Сережа пригласил друзей к себе на день рождения.

— У тебя ж уже был?.. — удивилась Рамиля.

А Полина засмеялась и процитировала:

— Мы, слоны, особый народ, день рожденья справляем два раза в год.

— Не, так-то один! — тоже рассмеялся Сережа, потому что и ему стало смешно. — Только первый раз мы справляли в поезде, а это, как папа говорит, не день рождения, а профанация. А теперь будет по-настоящему. Как говорил рыцарь Штаден: лучше слишком поздно, чем никогда. Это мама так говорит.

На день рождения девочки, не сговариваясь, пришли в вязаных платьях: Лиу в кремово-васильковом с юбкой большими складками, Рамиля — в бело-розовом, как малинка, а Полина — в фисташковом с длинными широкими рукавами. День рождения действительно вышел совсем как настоящий, хотя и не в тот день! Весь дом был украшен разноцветными шариками с разными динозаврами, были и пирожки с мясом, и салат с сухариками, и газировка, и сливовый компот, и даже крохотные шашлычки, зажаренные на деревянных шпажках, и целая гора мороженого! Это не преувеличение, мороженое на самом деле было сложено в виде горы, внизу из обычной земли, в смысле из мороженого шоколадного, коричневого, как земля, на котором росли грибочки, ягодки и зеленые кустики из веточек мяты, выше — кусочки альпийских лугов из зеленого фисташкового мороженого, а на самой вершине — снежная шапка пломбира. И еще был, разумеется, торт с девятью настоящими свечками.

Полина подарила имениннику целую коробку наклеек со Звездными войнами и Гарри Поттером, и маленький вязаный брелок с малышом Йодой. Лиу — толстенную энциклопедию «Все о динозаврах». А Рамиля — подарок, который специально для именинника сшила ее мама: джинсовую сумку, расшитую яркими смешными пуговками. Чего тут только не было! И, разумеется, динозаврики, и игрушечные мишки, и ракетки, и тапочки, и ракеты, и кометы, и НЛО. А когда свечи были задуты, и мама Сережи начала разрезать торт, в дверь позвонили. Папа вышел открыть, и через минуту позвал из прихожей:

— Сережик, это тебе приехал заказ!

Сережа ужасно удивился, ведь все заказы всегда заказывали на имя папы, или на имя мамы… но курьер в красной бейсболке на самом деле спросил: такой-то? И назвал не только фамилию, но и именно Сережины имя и отчество. И когда тот расписался в квитанции — очень старательно, чтобы подпись была разборчивая — вручил ему довольно большую запечатанную коробку.

Все дети столпились вокруг, сгорая от любопытства. Сережа разрезал скотч — и среди кучи мелкорезанной бумажной лапши сразу увидел знакомый голубенький ситец.

— Каштанчик! — завопил Сережа.

Конечно же, это был он! Живой, настоящий, плюшевый, набитый опилками и для утяжеленья стеклянными гранулами, с блестящим черным кожаным носом, и с шарфиком, и чудесными, милыми, блестящими глазками!

— Я его так хотел, так хотел! — смеясь и плача от счастья, повторял друзьям Сережа, прижимая своего долгожданного мишку к груди. — Я его как увидел на сайте, что продается -так захотел! Даже поплакал немножко, как сильно хотел. Прямо как тот мальчик у Крапивина хотел слона Дамби. И теперь он у меня есть! Его зовут Мишенька Каштанчик. И я его везде-везде с собой брать буду.

Вот как и пригодилась тети Эльмирина сумка. Она как раз оказалась Каштанчику в точности по размеру

Как оказалось, Сережины родители Каштанчика сразу купили. Но поскольку доставка идет неизвестно сколько, они побоялись, что придет, как раз когда они будут в дороге. Поэтому заказали уже как переехали, сразу на новый адрес. А не сказали Сереже — это для того, чтоб был настоящий сюрприз.

А что до спасенного белого мишки, которого, после бурных споров об имени, решили называть просто Мишкой — то ни родители Сережи, ни родители Рамили, ни родители Лиу, ни тетя Полины, словом, никто из взрослых не согласились поселить такого здоровяка у себя в квартире. Все дружно сказали, что он занимает места, как настоящий. Но это получилось как раз и лучше! Тетя Эльмира сшила для Мишки джинсовый комбинезончик с яркими цветными ситцевыми заплатками и джинсовую кепку. Мишку посадили на подоконник в подъезде, рядом с кустом герани, и дали ему в лапу флажок, на котором было вышито золотыми нитками: «Добро пожаловать». И теперь Мишка радостно приветствовал всех, входящих в подъезд.

А поскольку в подъезде на стенах по всем этажам были нарисованы цветочки, а на подоконниках стояли на первом этаже герань, а на втором каланхоэ и маленький кактус, то все гости Дома в один голос утверждали, что это — самый приветливый подъезд во всем Городе.

Мишка с ними вполне соглашался.

Сережа тоже.