Найти свой голос (джен)

В кабинет директора Салливана стянулись все преподаватели, которые были свободны или смогли найти себе замену. Таковыми оказались: Ориас Освилл, Робин, Момоноки, Марбас, Бур Бушенко. Остальные не смогли прийти, так как вели занятия без возможности замены.

Ирума стоял перед ним, и атмосфера казалась напряженной. Вкратце всем уже была известна причина сбора в кабинете директора.

Салливан мягко попросил Ируму снять школьную форму, подмигнув тому. Ирума надеялся, что у дедушки всё под контролем и он не даст им съесть его, когда узнают, что он человек. Но, несмотря на это, Ирума колебался. Он знал, как непостоянна защита взрослых.

Он поднимает голову и смотрит на профессоров пустыми глазами. Затем медленно начинает снимать верх школьной формы, понимая, что его могли и не просить продемонстрировать причину их беспокойства, просто заставив силой. Он медленно поворачивается спиной к профессорам.

Балам уже всё видел, поэтому сканировал реакцию других демонов. Момоноки ожидаемо была в ужасе, закрыв рот руками, чтобы не закричать. Бур и Марбас рассматривали ученика с интересом. Один имел родовую способность исцеления, другой вел уроки пыток в Бабилусе. Поэтому оба прикидывали, как давно и какими инструментами можно было нанести увечья ребенку. Они переглянулись, и слово взял Бур Бушенко:

— Можно мы подойдем поближе и осмотрим повреждения? Может, сможем и подлечить.

Ребенок ничего не ответил, лишь покорно смотря на дедушку, надеясь, что в его присутствии слова взрослых сойдутся с делом. Они подошли, начав ощупывать шрамы, первыми замечая следы ожогов, порезов, переломов, заживших неправильно, но не особо заметных.

— Я бы поставил на шило. А тут ножницы. Это, скорее всего, пила, — тихо шепчет себе под нос Марбас.

— Какой кошмар, это же больно! — неподдельно отшатнулся Бушенко.

— А расскажи мне об этом, на спине, идущем по позвоночнику, — попросил на вид безобидный демон, которого Ирума не знал. Но продолжал молчать, только вздрагивая, когда демоны дотрагивались когтями до особо чувствительных мест.

Ирума достает из кармана небольшой, потрепанный блокнот и карандаш. Его рука дрожит, когда он пишет: «Не кричал… больно… Не говорил… опасно… вырезали опухоль… сказали, это совет врачей».

— Тебя водили к врачам?

«Нет».

Балам понимает, что Ирума не просто немой, он боится говорить. И даже сам верит в то, что пишет — ему действительно могли сказать такое, и ребенок бы поверил. А взрослый — нет.

— Почему ты никому не сказал? Звал на помощь? Кто именно это сделал? В каком возрасте? — закидал ребенка вопросами Каллего.

Замешкавшись, Ирума с трудом пишет короткие фразы: «Нельзя жаловаться… Нельзя плакать… Нельзя просить… Они не любили меня… Давно».

Картина ужасного детства, полного насилия и страха, начинает складываться перед глазами профессоров. Они переглянулись, понимая, что молчание Ирумы — не признак силы, а след глубокой травмы. И зло уставились на директора.

— Вы ведь понимаете, что от ответственности не уйти? — торжествующе прошипел Каллего, но запнулся, посмотрев в растерянные и злые глаза старого демона. «Он не знал?» — промелькнула мысль.

— Почему ты мне не сказал, Ирума? — мягко спросил Салливан.

«Ты и так приютил меня, не хотел быть помехой», — написал Ирума, переворачивая страницу блокнота. «Ты бы тогда тоже меня продал».

Салливан замер. Профессор Бур, не отошедший от мальчика, прочел надпись и хмуро уточнил:

— Что значит: «тоже продал»?

Марбас тоже взглянул в блокнот и, резко сменив тактику, обняв мальчика, на ухо прошептал:

— Салливан тебя купил? Он не родственник тебе? Это сделали твои родители?

Внезапные действия профессора и вопросы вызвали у Ирумы панику и нервозность, что стало заметно окружающим. Профессора встали так, чтобы видеть лицо мальчика и частично огородить его от старого демона на случай нападения. Вопросы Марбаса все слышали и не вмешивались, понимая, что уж мастер пыток точно знает, как вести себя с жертвами насилия.

Требования быстро ответить или ответить развернуто не было, и Ирума мог ответить, не задействуя блокнот, обдумав вопросы. Три кивка стали ответом.

— Значит, это сделал не Салливан? И когда же он КУПИЛ тебя? — не сдавался Каллего.

— Я ничего такого бы ни за что не сделал! И может, мы и не кровные родственники, но Ирума — мой дорогой внук! И считайте, что я его усыновил за день до поступления в Бабилус. Вот все документы.

— Но они поддельные, — бросил взгляд на листы Каллего.

— Да? С чего ты это взял?

— Подпись не та. И тут не та фамилия демона стоит. И вот тут росписи его прошлой семьи нет, — показал пальцем сторожевой пес.

— О! Каллего, почему ты не сказал, что разбираешься в документах? Я бы так не корпел с ними, а сразу тебе отдал, — порадовался директор.

На что у Каллего задергался глаз.

— Вы даже не скрываете свои преступные действия!

— Я не скрываю свою нелюбовь к документации каждого своего шага и своей любви к внуку, — отбрехался старый демон.

— Так, хватит! Мы забираем птенца и отдаем в отдел опеки! — не выдержал Каллего.

— И психологу, — добавила Момоноки, за всё это время не проронившая ни звука. Только слезы стекали по ее лицу.

Никто больше не обращал внимания на Ируму и двух демонов, обнявших его и о чем-то шепчущихся. Все с подозрением смотрели на директора, выясняя подробности.

— Мы в медблок, — бросил Бур, беря обмякшего ребенка на руки.

Ругань тут же стихла, и все посмотрели на них.

— Что с ним?

— Обморок. У него ПТСР. Вы своими криками его напугали.

— Скажите, директор Салливан, у Ирумы были циклы зла за всё то время, пока он у вас живет?

— Нет… возможно, не было, — попытался юлить старый демон.

— И как, по-вашему, он должен был учиться в школе, не имея возможности говорить и летать?

— Пока я директор, вы не отчислите ребенка из-за его особенностей!

— Отчислить? Я имел в виду индивидуальные занятия и особенности в обучении. К тому же, раз уж вы умолчали об этом, то что-то мне подсказывает, что и условия жизни у птенца не соответствуют норме.

— У него хорошая комната и много еды.

— Вот это мы и проверим. И если хоть что-то будет не так, то я не оставлю его у вас, директор. — Каллего развернулся, чтобы покинуть кабинет, уже обдумывая, что скажет демонам спецслужб.