Во всём виноват олень (джен)

Утро Петуньи началось как обычно: она заглянула в детскую, убедилась, что с Дадли всё в порядке, затем вышла за дверь, чтобы забрать молоко, которое всегда оставлял молочник.

Но сегодня её ждал сюрприз — на пороге стояла корзинка. В ней спала годовалая девочка, мирно посапывая во сне. Рядом с малышкой лежало письмо.

Пока Петунья с замиранием сердца подбирала ребёнка и торопливо вносила его в дом, Вернон уже читал послание. Он всё больше хмурился, строки вызывали у него тревогу и раздражение.

— Я ничего не понимаю, Петуния, — произнёс он, опуская письмо. — Здесь написано, что у Лили был сын. Но в корзине девочка. Чей это вообще ребёнок?

Петунья в ответ лишь сжала в руках маленькие синие ползунки — те самые, в которых, по-видимому, и оставили девочку. В кресле в гостиной малышка уже весело дрыгала ножками, не подозревая, как изменилась её жизнь.

— Это она, Вернон… — прошептала женщина, — это моя племянница. Лили писала мне, что у них с Джеймсом родилась дочь.

— Гады! — взорвался Вернон. — Убили твою сестру и даже не удосужились сменить ребёнку подгузник! Даже не удосужились посмотреть, кого оставляют!

Он с отвращением швырнул письмо на стол.

— Мы должны что-то сделать. Документы, имя, всё оформить официально. Может... Гарриет?

— Гарриет?! — передернулась Петуния. — Чтобы моя племянница носила имя какой-то эстрадной негритянки? Прости, но даже Джеймс не стал бы так её называть. Мы должны окрестить ребёнка.

— Отличная мысль, — кивнул Вернон. — Церковь может выдать документы. Заодно и Дадли окрестим.

Но не всё было так просто. В их городке слухи тотальное бедствие — в таких местах новостей мало, а слухов много. Петунья знала, что если они обратятся в местный приход, это вызовет волну обсуждений, а им ещё здесь жить.

И тогда Вернон вспомнил о странной часовне в Уэльсе — он слышал о ней рассказы своей бабушки. Во время войны она спасла с её помощью своего больного сына — отца Вернона. Старуха называла часовню «местом, куда приходят в нужде». И даже велела внуку выучить дорогу туда.

Если бы речь шла о мальчике, Вернон и пальцем бы не пошевелил. Но это была девочка. Кровь Петунии. А в их семье девочек берегли.

Через несколько дней — с трудом получив разрешение от социальных служб — семья погрузилась в машину и отправилась в путешествие. Дети быстро уснули на заднем сиденье — неделя выдалась тяжёлой: бесконечные слёзы, визиты инспекторов и напряжение в доме на грани.

Путь был долгим. Несколько остановок, чтобы размяться и перекусить, и к закату они прибыли в Пембрукшир — удивительно живописное место у самого моря. Церковь стояла на отшибе, сложенная из дикого камня. Она выглядела древней, почти забытой, и, несмотря на порывистый ветер, Петуния ощутила редкое спокойствие. Впервые за долгое время всё казалось... правильным.

Дверь открыл пожилой мужчина в мантии. Он молча кивнул и впустил их внутрь.

Петунья с детьми устроилась на скамейке. Вернон пошёл поговорить со «священником» — скорее всего, с тем, кто знал, что делать с письмом от волшебника. В помещении было сумрачно, только в зале с алтарём горели свечи, и их свет отбрасывал причудливые тени на стены. Часовня была наполнена ощущением магии — плотной, настоящей.

— Как интересно... — произнёс кто-то совсем рядом.

Петунья вздрогнула. Женщина, сидевшая рядом, появилась словно из воздуха. Чёрные волосы, серые глаза, мерцающие в полумраке. Ведьма. Это чувствовалось. Как и от Лили. Как и от ее дочери девочки.

— Что именно вы находите интересным? — строго спросила Петуния.

— Разве это не забавно? — усмехнулась незнакомка. — Один из самых могущественных магов Британии — мошенник. И даже не смог определить пол ребёнка. Позор, правда?

Петунья прикусила губу.

— Моей сестры больше нет. Племянницу подбросили, как щенка. И вы считаете это забавным?

— Нет, моя дорогая. Это шанс. Для девочки. И... для меня. Я ищу ученицу. И научу её всему, что знаю. Без рабских контрактов, по-честному, по-старому.

Петунья удивлённо посмотрела на ведьму. Настоящую. Сильную. Она вспомнила Минерву МакГонагалл — ту, что принесла письмо для Лили. Такую же молодую без возраста и ощущение магии от нее не было таким сильным. Может быть… стоит выслушать эту ведьму?

— Меня зовут Петунья Розалин Дурсль. Моя сестра Лили Эванс-Поттер была волшебницей.

— А я Мэгвин ферч Керрид ап Лливелин. Люди зовут меня старой Мэг. Вот, почитай, — она протянула газету.

«Ежедневный пророк». На первой полосе был Дамблдор, а внизу заголовок: «Гарри Поттер — мальчик, который выжил». Петунья с отвращением прочла абсурдную статью. В ней утверждалось, что мальчик (!) в полтора года победил самого Волан-де-Морта.

— Я подумала, что ты должна знать это до того, как выберешь имя ребёнку, — спокойно произнесла Мэг.

Вернон вернулся, на руках у него был Дадли.

— Всё готово. Можно начинать.

Зал с алтарём был таинственным. Но больше всего взгляд притягивала купель — огромный каменный котёл, из которого поднимался пар. Казалось, что внутри плещется ведьминское зелье. Языки синего пламени касались его дна.

— Что это? — резко спросила Петунья, остановившись на пороге старого церковного зала. Её голос эхом разнёсся под сводами, словно сама тишина настороженно прислушалась.

Перед ней, прямо в центре выложенного камнем пола, возвышался массивный, потемневший от времени котёл. Он не выглядел пыльным или заброшенным — напротив, казалось, что его только что установили с особым почтением. По стенам зала всё ещё тянулись остатки витражей, сквозь которые пробивались редкие лучи утреннего света, окрашивая пространство в тусклые золотые и алые тона.

Старая Мэг подошла к котлу, проведя пальцами по его изогнутым рунам. В её голосе звучала древняя, почти священная серьёзность:

— Это котёл Дагды, — произнесла она. — Один из величайших артефактов древности, переданный на хранение богом самой Керридвен — великой ведьме и хранительнице судеб. С тех пор котёл перешёл к её потомкам. Мы лишь продолжаем дело — сохраняем то, что неподвластно времени. С тех пор его бережно хранят её потомки — из поколения в поколение. Мы лишь временные хранители, пока его не потребует судьба.

Петунья нахмурилась. Массивность котла и торжественность обстановки вызывали у неё тревогу, которую она не могла объяснить. Она обернулась к ведьме:

— Ты хочешь сказать, он… как-то поможет?

Мэг кивнула.

— Ты же понимаешь, — продолжила Мэг, — что девочку не оставят в покое. Слишком многое поставлено на карту. Дамблдор вложил немало сил в создание легенды о «мальчике, который выжил». Эта история стала основой для целой новой эпохи — символом надежды, удобным знаменем в грядущей борьбе. Если сейчас вдруг выяснится, что это вовсе не мальчик, а девочка… поверь, они не остановятся ни перед чем.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Петунья.

— Я имею в виду тёмные ритуалы. Заклинания, стирающие личность, скрывающие истинный пол, подменяющие суть. Чтобы ни один человек — даже сама девочка — не знал, кем она является на самом деле. Её превратят в пустую оболочку, в удобную легенду. Всё ради сохранения удобной им лжи.

Петунья была ошеломлена. Она не ожидала такого — даже от волшебников. Мэг, заметив её состояние, вздохнула и продолжила чуть мягче:

— Магическое сообщество живёт в прошлом. Многие маги родились ещё до того, как женщины получили хоть какие-то права. Для них женщина — это жена, мать. Ведьм уважают, но только в рамках привычного — зелья, целительство, обучение. Спасать мир? Воевать? Это для мужчин. Женщинам не полагается становиться символами или угрозой. Если бы Поттеры открыто сказали, что у них родилась девочка, никто бы не поверил, что она может быть тем, кого боится Тёмный Лорд. Да и сам Тёмный Лорд не стал, бы тратить время и силы на младенца-девочку. И тогда, возможно, всё сложилось по-другому. Они бы остались живы. И Дамблдор выбрал бы кого-то другого — мальчика, подходящего под его историю. Но они промолчали...

— И поплатились. Их решение было смелым… но слишком опасным. И теперь девочка под угрозой.

Слова повисли в воздухе, а свет, проникающий сквозь витраж, вдруг показался холодным и тусклым.

— Ты стоишь перед выбором, — сказала Мэг, снова указывая на котёл. — Ты можешь искупать девочку в Котле Дагды. Это не просто ритуал очищения — это изменение судьбы. Новый путь, новое направление жизни. А с новой судьбой приходит и новое имя.

Он способен перезаписать путь, по которому пойдёт ребёнок. Но новая судьба требует нового имени. И ты — её кровная тётя — имеешь право дать это имя. Ритуал позволит тебе изменить то, что уже было предначертано другими.

Она подошла ближе, глядя Петунье в глаза:

— Ты готова?

— А Дадли? — вдруг спросила Петунья. — У него астма. Котёл... он может вылечить?

Мэг усмехнулась:

— Может. Но цена будет высока. И вы должны быть готовы к пробуждению магии. Новая кровь всегда сильна.

Вернон уже всё решил. Священник тоже оказался волшебником. И если всё оформить правильно, ребёнка можно отправить в другую школу. В обход Хогвартса. В обход Дамблдора.

Пока Мэгвин пела древнюю песню, жидкость в котле начала светиться. Когда малышку окунули в котёл, из шрама вырвался чёрный дым, растворяясь в воздухе. Волосы девочки стали тёмно-рыжими, а изумрудно-зелёные глаза сонно моргали.

Ведьма молча щёлкнула пальцами, и Петунья с изумлением увидела, как перо, появившееся словно из воздуха, заскользило по пергаменту, выводя изящным почерком имя: «Изабелла Генриетта Поттер».

— Ты хочешь спасти девочку? — Мэгвин пристально, почти испытующе, посмотрела женщине в глаза.

— Ну конечно! — не задумываясь, ответила Петунья. В её голосе звучала уверенность, хотя внутри всё дрожало от тревоги.

— Тогда мы заключаем контракт об ученичестве. Когда девочке исполнится семь, я заберу её для обучения. Ты согласна?

Петунья застыла. Перед ней стояла самая настоящая ведьма — высокая, строгая, с пронзительным взглядом и осанкой королевы. Она едва ли доверяла магии, а уж тем более магам. От них никогда не ждали ничего хорошего, по крайней мере, так её учили. Но теперь... Теперь на её руках была малышка, её племянница, и Петунья не могла не признать: одна она девочке не поможет. Она — сквиб, человек без капли магических способностей. Единственное, что она могла сделать, — обеспечить ребёнку будущее, заключив как можно более выгодный договор.

— Покажите контракт, — сказала она, выпрямив спину.

Разговор получился долгим и оживлённым. Две женщины — такие разные, из таких разных миров — спорили, обсуждали формулировки, правили условия, пока наконец не пришли к согласию. Даже мистер Дурсль, который поначалу держался в стороне, внимательно вчитался в итоговый вариант и одобрительно кивнул.

Согласно контракту, девочка оставалась в семье до семи лет, после чего начинала обучение у наставницы. Все школьные каникулы, а также не менее полугода в течение учебного года она проводила с Мэгвин. С десяти лет наставница получала полное право забирать ученицу к себе, а визиты к семье оговаривались — не реже одного раза в месяц. Кроме того, ведьма обязалась помогать контролировать магические выбросы, чтобы из-за нестабильной магии малышки в доме не случались случайные катастрофы.

Когда контракт был скреплён, на запястье малышки Беллы вспыхнул золотой символ — изящная сова с расправленными крыльями. Мэгвин довольно улыбнулась: знак означал, что соглашение вступило в силу.

Затем родители обратили внимание на Дадли. Его обряд прошёл гораздо проще: он стоял спокойно, а в конце с едва слышным хлопком мантия мага, проводившего ритуал, окрасилась в ярко-жёлтый цвет. Ведьма, всё ещё державшая Бэллу на руках, весело рассмеялась.

— Я бы рекомендовала вам подумать об обучении и этого малыша. У него есть потенциал.

После недолгого совещания родители согласились: Дадли отправится на обучение, но только с одиннадцати лет.

Когда они ехали домой, уже в сумерках, а дети спали на заднем сиденье, супруги ловили себя на мысли, что они так быстро приняли эти важнейшие решения. Они обсуждали судьбы своих детей, именно своих — и Беллу, и Дадли они уже воспринимали как родных, как сына и дочь. Мир стал другим, необъяснимым, волшебным — но они чувствовали, что всё было правильно