Во всём виноват олень (джен)

В дикой природе олень — гордое, благородное животное, почитаемое кельтами как благословение Кернунна. Однако в разговорной речи этим словом нередко называют людей недалёких и невнимательных — к себе и своим близким, имеющих крайне смутное представление о реальности. Второй случай как нельзя точнее описывал Джеймса Флимонта Поттера, наследника младшей ветви старинного рода.

После кончины родителей, предположительно от драконьей оспы, он счастливо женился на Лили Эванс, маглорожденной однокурснице, приобрёл небольшой коттедж в Годриковой лощине и вступил в загадочную организацию под названием «Орден Феникса». В её честь он часто пил в местном пабе вместе со своим другом Сириусом Блэком.

Миссис Поттер, миловидная рыжеволосая девушка, достаточно сносно вела хозяйство, охотно сплетничала с местными кумушками и ожидала ребёнка. На вопросы знакомых, почему они не живут в особняке Поттеров в окрестностях Брайтона, женщина отвечала, что боится заразиться, ведь её свёкор со свекровью умерли от инфекции, а она в положении. Соседи кивали соглашаясь. Самая обычная семья магов, каких много в Британии.

Идиллия продолжалась до лета 1980 года, точнее, до праздника Лугнасад. В обед 30 июля миссис Поттер почувствовала себя плохо — у неё начались схватки. Мистер Поттер проводил супругу в больницу святого Мунго, а сам отправился праздновать в компании друзей — рождение сына, наследника.

Старушка Бэгшот пыталась урезонить молодых оболтусов: мол, сын ещё не родился, а отец уже пьёт. Джеймс лишь отмахнулся: — Я здоров, жена тоже. Конечно, ребёнок родится, деваться ему некуда! Один путь — наружу!

Компания захохотала, а Батильда покачала головой.

— А что, по-вашему, мистер Поттер, родиться может только сын?

Изрядно набравшийся к тому времени Джеймс ухмыльнулся:

— Конечно! А кто ещё!

Пожилая леди хмыкнула, пробормотала что-то про глупых оленей и отправилась домой, где её ждал чай с вишнёвым пирогом и приятная книга. А молодёжь продолжила веселье и шумный подбор имени для наследника. Ведь не каждый день друг становится отцом!

Утро Джеймса Поттера началось после обеда. Он проснулся на диване в собственной гостиной, смутно припоминая вчерашний загул. Кажется, начали отмечать в пабе «У Годрика», потом переместились в Хогсмид, затем был Лютный переулок, «Дырявый котёл»... Воспоминания путались: новые интерьеры, брезгливая рожа Снейпа, пара драк.

Кряхтя, мужчина побрёл в ванную, долго рассматривал в зеркале шикарный синяк под глазом и отсутствие зуба, размышляя, как попасть в Мунго и не попасться на глаза жене в непотребном виде.

Миссис Поттер родила лишь под утро. Она спокойно проспала день и благосклонно встретила успевшего привести себя в порядок супруга. В мыслях Лили уже предвкушала подарки, благодарности целителям — всё как полагается в респектабельной семье.

Но всё изменилось, когда Джеймс произнёс:

— Милая, я назвал сына Гарри, как мы с тобой собирались!

Лицо Лили моментально похолодело, а в глазах вспыхнула ярость.

— Какого сына? — спросила она.

— Лилс, ты шутишь? Нашего сына — Гарри!

И тут она взорвалась. Высказала всё, что думает о тупых оленях, глупых шавках и придурковатых оборотнях. Потому что никакого сына у них не рождалось! Родилась дочь, милая, нежная красавица. И никаких Гарри!

Если он уже записал ребёнка, пусть сам и переписывает, иначе… Где моя сковородка?!

На скандал сбежалась половина больницы святого Мунго. Поттер чудом унёс ноги от разъярённой супруги и возблагодарил Мерлина, что ещё не зарегистрировал ребёнка в Министерстве.

Наутро Джеймс принёс жене огромный букет роз и изумрудный гарнитур. Затем, следуя старинным традициям, одарил акушерку и целителя, принимавших роды, и забрал семейство домой.

Лили схватилась за сковородку, увидев детскую, оформленную в голубых тонах. Успокоить жену удалось только после оглашения суммы, потраченной на это великолепие.

— Накладно выкидывать детские вещи, — признала она. — Ну ошибся муж, забыл, что дети бывают двух полов… Сама знала, за кого замуж выходила.

Наконец, супруги сошлись на имени: Генриетта Лилиан Поттер. Через пару недель состоялись крестины, где крёстными стали Алиса Лонгботтом и Сириус Блэк. А затем Поттеры сообщили радостную весть родне, и на этом всё успокоилось.

События вскоре понеслись вскачь. И никто не вспомнил, что всему волшебному миру объявили о рождении мальчика по имени Гарри Поттер.

Альбус Дамблдор считал себя мудрым политиком и блестящим стратегом. Он обрадовался, когда пророчество начало сбываться: две семьи его преданных сторонников родили сыновей в конце июля! Он не видел документов из Мунго, но Джеймс Поттер так радостно праздновал рождение сына… а отец, конечно же, знает, кого породил. Пора запускать следующий пункт плана с Фиделиусом.

Том Риддл, лорд Волан-де-Морт, размышлял, с кого начать: с Поттеров или Лонгботтомов? Первые жили в коттедже - открытом месте, вторые — в родовом особняке. Решив сперва разобраться с более лёгкой задачей, лорд аппарировал в Годрикову лощину.

В предрассветный час 1 ноября 1981 года на Тисовой улице, дом 4, двое волшебников кого-то ждали. Минерва Макгонагал пыталась отговорить Дамблдора от опрометчивого выбора опекунов. Альбус же загадочно улыбался, вспоминая зелья и заклинания, которыми он позаботился о «правильном» воспитании Гарри Поттера — героя Магической Британии.

— Минерва, ты хочешь, чтобы мальчик вырос копией Джеймса? — Один вопрос — и декан Гриффиндора растерянно замолчала. Потому как отец мальчика, конечно, всего лишь шутник, но маглы за такие шутки сажают лет на десять, да и маги обычно по головке не гладят. Мерлин, упаси от второго мародёра, да ещё распиаренного как героя, пусть мальчик растёт скромным и послушным, Альбус позаботится.

Никто не удосужился заглянуть под пелёнки ребёнка, заменить подгузник. Голубые одёжки? Значит, мальчик. Завернули в одеяло, положили письмо, накинули согревающие чары…

А на крыльце спала малышка, одним своим существованием руша все планы великих магов.

Утро Петуньи началось как обычно: она заглянула в детскую, убедилась, что с Дадли всё в порядке, затем вышла за дверь, чтобы забрать молоко, которое всегда оставлял молочник.

Но сегодня её ждал сюрприз — на пороге стояла корзинка. В ней спала годовалая девочка, мирно посапывая во сне. Рядом с малышкой лежало письмо.

Пока Петунья с замиранием сердца подбирала ребёнка и торопливо вносила его в дом, Вернон уже читал послание. Он всё больше хмурился, строки вызывали у него тревогу и раздражение.

— Я ничего не понимаю, Петуния, — произнёс он, опуская письмо. — Здесь написано, что у Лили был сын. Но в корзине девочка. Чей это вообще ребёнок?

Петунья в ответ лишь сжала в руках маленькие синие ползунки — те самые, в которых, по-видимому, и оставили девочку. В кресле в гостиной малышка уже весело дрыгала ножками, не подозревая, как изменилась её жизнь.

— Это она, Вернон… — прошептала женщина, — это моя племянница. Лили писала мне, что у них с Джеймсом родилась дочь.

— Гады! — взорвался Вернон. — Убили твою сестру и даже не удосужились сменить ребёнку подгузник! Даже не удосужились посмотреть, кого оставляют!

Он с отвращением швырнул письмо на стол.

— Мы должны что-то сделать. Документы, имя, всё оформить официально. Может... Гарриет?

— Гарриет?! — передернулась Петуния. — Чтобы моя племянница носила имя какой-то эстрадной негритянки? Прости, но даже Джеймс не стал бы так её называть. Мы должны окрестить ребёнка.

— Отличная мысль, — кивнул Вернон. — Церковь может выдать документы. Заодно и Дадли окрестим.

Но не всё было так просто. В их городке слухи тотальное бедствие — в таких местах новостей мало, а слухов много. Петунья знала, что если они обратятся в местный приход, это вызовет волну обсуждений, а им ещё здесь жить.

И тогда Вернон вспомнил о странной часовне в Уэльсе — он слышал о ней рассказы своей бабушки. Во время войны она спасла с её помощью своего больного сына — отца Вернона. Старуха называла часовню «местом, куда приходят в нужде». И даже велела внуку выучить дорогу туда.

Если бы речь шла о мальчике, Вернон и пальцем бы не пошевелил. Но это была девочка. Кровь Петунии. А в их семье девочек берегли.

Через несколько дней — с трудом получив разрешение от социальных служб — семья погрузилась в машину и отправилась в путешествие. Дети быстро уснули на заднем сиденье — неделя выдалась тяжёлой: бесконечные слёзы, визиты инспекторов и напряжение в доме на грани.

Путь был долгим. Несколько остановок, чтобы размяться и перекусить, и к закату они прибыли в Пембрукшир — удивительно живописное место у самого моря. Церковь стояла на отшибе, сложенная из дикого камня. Она выглядела древней, почти забытой, и, несмотря на порывистый ветер, Петуния ощутила редкое спокойствие. Впервые за долгое время всё казалось... правильным.

Дверь открыл пожилой мужчина в мантии. Он молча кивнул и впустил их внутрь.

Петунья с детьми устроилась на скамейке. Вернон пошёл поговорить со «священником» — скорее всего, с тем, кто знал, что делать с письмом от волшебника. В помещении было сумрачно, только в зале с алтарём горели свечи, и их свет отбрасывал причудливые тени на стены. Часовня была наполнена ощущением магии — плотной, настоящей.

— Как интересно... — произнёс кто-то совсем рядом.

Петунья вздрогнула. Женщина, сидевшая рядом, появилась словно из воздуха. Чёрные волосы, серые глаза, мерцающие в полумраке. Ведьма. Это чувствовалось. Как и от Лили. Как и от ее дочери девочки.

— Что именно вы находите интересным? — строго спросила Петуния.

— Разве это не забавно? — усмехнулась незнакомка. — Один из самых могущественных магов Британии — мошенник. И даже не смог определить пол ребёнка. Позор, правда?

Петунья прикусила губу.

— Моей сестры больше нет. Племянницу подбросили, как щенка. И вы считаете это забавным?

— Нет, моя дорогая. Это шанс. Для девочки. И... для меня. Я ищу ученицу. И научу её всему, что знаю. Без рабских контрактов, по-честному, по-старому.

Петунья удивлённо посмотрела на ведьму. Настоящую. Сильную. Она вспомнила Минерву МакГонагалл — ту, что принесла письмо для Лили. Такую же молодую без возраста и ощущение магии от нее не было таким сильным. Может быть… стоит выслушать эту ведьму?

— Меня зовут Петунья Розалин Дурсль. Моя сестра Лили Эванс-Поттер была волшебницей.

— А я Мэгвин ферч Керрид ап Лливелин. Люди зовут меня старой Мэг. Вот, почитай, — она протянула газету.

«Ежедневный пророк». На первой полосе был Дамблдор, а внизу заголовок: «Гарри Поттер — мальчик, который выжил». Петунья с отвращением прочла абсурдную статью. В ней утверждалось, что мальчик (!) в полтора года победил самого Волан-де-Морта.

— Я подумала, что ты должна знать это до того, как выберешь имя ребёнку, — спокойно произнесла Мэг.

Вернон вернулся, на руках у него был Дадли.

— Всё готово. Можно начинать.

Зал с алтарём был таинственным. Но больше всего взгляд притягивала купель — огромный каменный котёл, из которого поднимался пар. Казалось, что внутри плещется ведьминское зелье. Языки синего пламени касались его дна.

— Что это? — резко спросила Петунья, остановившись на пороге старого церковного зала. Её голос эхом разнёсся под сводами, словно сама тишина настороженно прислушалась.

Перед ней, прямо в центре выложенного камнем пола, возвышался массивный, потемневший от времени котёл. Он не выглядел пыльным или заброшенным — напротив, казалось, что его только что установили с особым почтением. По стенам зала всё ещё тянулись остатки витражей, сквозь которые пробивались редкие лучи утреннего света, окрашивая пространство в тусклые золотые и алые тона.

Старая Мэг подошла к котлу, проведя пальцами по его изогнутым рунам. В её голосе звучала древняя, почти священная серьёзность:

— Это котёл Дагды, — произнесла она. — Один из величайших артефактов древности, переданный на хранение богом самой Керридвен — великой ведьме и хранительнице судеб. С тех пор котёл перешёл к её потомкам. Мы лишь продолжаем дело — сохраняем то, что неподвластно времени. С тех пор его бережно хранят её потомки — из поколения в поколение. Мы лишь временные хранители, пока его не потребует судьба.

Петунья нахмурилась. Массивность котла и торжественность обстановки вызывали у неё тревогу, которую она не могла объяснить. Она обернулась к ведьме:

— Ты хочешь сказать, он… как-то поможет?

Мэг кивнула.

— Ты же понимаешь, — продолжила Мэг, — что девочку не оставят в покое. Слишком многое поставлено на карту. Дамблдор вложил немало сил в создание легенды о «мальчике, который выжил». Эта история стала основой для целой новой эпохи — символом надежды, удобным знаменем в грядущей борьбе. Если сейчас вдруг выяснится, что это вовсе не мальчик, а девочка… поверь, они не остановятся ни перед чем.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Петунья.

— Я имею в виду тёмные ритуалы. Заклинания, стирающие личность, скрывающие истинный пол, подменяющие суть. Чтобы ни один человек — даже сама девочка — не знал, кем она является на самом деле. Её превратят в пустую оболочку, в удобную легенду. Всё ради сохранения удобной им лжи.

Петунья была ошеломлена. Она не ожидала такого — даже от волшебников. Мэг, заметив её состояние, вздохнула и продолжила чуть мягче:

— Магическое сообщество живёт в прошлом. Многие маги родились ещё до того, как женщины получили хоть какие-то права. Для них женщина — это жена, мать. Ведьм уважают, но только в рамках привычного — зелья, целительство, обучение. Спасать мир? Воевать? Это для мужчин. Женщинам не полагается становиться символами или угрозой. Если бы Поттеры открыто сказали, что у них родилась девочка, никто бы не поверил, что она может быть тем, кого боится Тёмный Лорд. Да и сам Тёмный Лорд не стал, бы тратить время и силы на младенца-девочку. И тогда, возможно, всё сложилось по-другому. Они бы остались живы. И Дамблдор выбрал бы кого-то другого — мальчика, подходящего под его историю. Но они промолчали...

— И поплатились. Их решение было смелым… но слишком опасным. И теперь девочка под угрозой.

Слова повисли в воздухе, а свет, проникающий сквозь витраж, вдруг показался холодным и тусклым.

— Ты стоишь перед выбором, — сказала Мэг, снова указывая на котёл. — Ты можешь искупать девочку в Котле Дагды. Это не просто ритуал очищения — это изменение судьбы. Новый путь, новое направление жизни. А с новой судьбой приходит и новое имя.

Он способен перезаписать путь, по которому пойдёт ребёнок. Но новая судьба требует нового имени. И ты — её кровная тётя — имеешь право дать это имя. Ритуал позволит тебе изменить то, что уже было предначертано другими.

Она подошла ближе, глядя Петунье в глаза:

— Ты готова?

— А Дадли? — вдруг спросила Петунья. — У него астма. Котёл... он может вылечить?

Мэг усмехнулась:

— Может. Но цена будет высока. И вы должны быть готовы к пробуждению магии. Новая кровь всегда сильна.

Вернон уже всё решил. Священник тоже оказался волшебником. И если всё оформить правильно, ребёнка можно отправить в другую школу. В обход Хогвартса. В обход Дамблдора.

Пока Мэгвин пела древнюю песню, жидкость в котле начала светиться. Когда малышку окунули в котёл, из шрама вырвался чёрный дым, растворяясь в воздухе. Волосы девочки стали тёмно-рыжими, а изумрудно-зелёные глаза сонно моргали.

Ведьма молча щёлкнула пальцами, и Петунья с изумлением увидела, как перо, появившееся словно из воздуха, заскользило по пергаменту, выводя изящным почерком имя: «Изабелла Генриетта Поттер».

— Ты хочешь спасти девочку? — Мэгвин пристально, почти испытующе, посмотрела женщине в глаза.

— Ну конечно! — не задумываясь, ответила Петунья. В её голосе звучала уверенность, хотя внутри всё дрожало от тревоги.

— Тогда мы заключаем контракт об ученичестве. Когда девочке исполнится семь, я заберу её для обучения. Ты согласна?

Петунья застыла. Перед ней стояла самая настоящая ведьма — высокая, строгая, с пронзительным взглядом и осанкой королевы. Она едва ли доверяла магии, а уж тем более магам. От них никогда не ждали ничего хорошего, по крайней мере, так её учили. Но теперь... Теперь на её руках была малышка, её племянница, и Петунья не могла не признать: одна она девочке не поможет. Она — сквиб, человек без капли магических способностей. Единственное, что она могла сделать, — обеспечить ребёнку будущее, заключив как можно более выгодный договор.

— Покажите контракт, — сказала она, выпрямив спину.

Разговор получился долгим и оживлённым. Две женщины — такие разные, из таких разных миров — спорили, обсуждали формулировки, правили условия, пока наконец не пришли к согласию. Даже мистер Дурсль, который поначалу держался в стороне, внимательно вчитался в итоговый вариант и одобрительно кивнул.

Согласно контракту, девочка оставалась в семье до семи лет, после чего начинала обучение у наставницы. Все школьные каникулы, а также не менее полугода в течение учебного года она проводила с Мэгвин. С десяти лет наставница получала полное право забирать ученицу к себе, а визиты к семье оговаривались — не реже одного раза в месяц. Кроме того, ведьма обязалась помогать контролировать магические выбросы, чтобы из-за нестабильной магии малышки в доме не случались случайные катастрофы.

Когда контракт был скреплён, на запястье малышки Беллы вспыхнул золотой символ — изящная сова с расправленными крыльями. Мэгвин довольно улыбнулась: знак означал, что соглашение вступило в силу.

Затем родители обратили внимание на Дадли. Его обряд прошёл гораздо проще: он стоял спокойно, а в конце с едва слышным хлопком мантия мага, проводившего ритуал, окрасилась в ярко-жёлтый цвет. Ведьма, всё ещё державшая Бэллу на руках, весело рассмеялась.

— Я бы рекомендовала вам подумать об обучении и этого малыша. У него есть потенциал.

После недолгого совещания родители согласились: Дадли отправится на обучение, но только с одиннадцати лет.

Когда они ехали домой, уже в сумерках, а дети спали на заднем сиденье, супруги ловили себя на мысли, что они так быстро приняли эти важнейшие решения. Они обсуждали судьбы своих детей, именно своих — и Беллу, и Дадли они уже воспринимали как родных, как сына и дочь. Мир стал другим, необъяснимым, волшебным — но они чувствовали, что всё было правильно

После обряда жизнь вернулась в привычное русло, словно ничего и не случилось. Дети стали спокойнее, как будто ночь с ведьмой развеяла тревоги и сгладила острые углы. Вернон с головой ушёл в работу, Петунья — в домашние хлопоты. Дом дышал тишиной и размеренностью, словно кто-то накрыл его янтарным стеклянным куполом.

Мэгвин навещала их поздними вечерами — нечасто, но регулярно, словно ветер, приносящий вести с полей. Она помогала решать тонкие, едва заметные проблемы: накладывала охранные чары, очищала дом от подброшенных артефактов, прогоняла наглых котов новой соседки — их жёлтые глаза слишком долго задерживались на окнах. С каждым визитом её присутствие становилось всё более привычным, почти уютным.

Дети росли под строгим, но заботливым присмотром. С годами Дадли начал гордиться своими обязанностями — сад стал его королевством. Он поливал розы, перекапывал грядки, подстригал кусты, как маленький лорд. Изабеллу же тётя учила готовить и рукодельничать: строчка за строчкой, ложка за ложкой — всё это должно было стать частью её будущего, каким бы оно ни было. Петунья не питала иллюзий насчёт магии, но верила, что девочка с наследием Поттеров не должна быть беспомощной.

В пять лет они пошли в начальную школу. Слава Мерлину, магия пока не проявлялась — разве что подгоревшие булочки у миссис Вонл и феноменальная память Изабеллы насторожили учителей, но всё объяснили хорошей генетикой и дисциплиной.

Единственной занозой оставалась старая кошатница — миссис Фигг. Женщина пыталась совать нос куда не следует, но Петунья быстро пресекла это, отправив сову Мэгвин. Ответ пришёл быстро — и после этого миссис Фигг резко потеряла интерес к соседям. Петунья предпочла не знать, как именно наставница решила этот вопрос. Главное, что отстала — и на том спасибо.

Изабель росла трудолюбивой и своенравной девочкой с ясными глазами и хитрым прищуром. Всё, что не поддавалось, вызывало у неё азарт. И Петунья, и Вернон только поощряли это. Девочке предстояло отправиться в Хогвартс, а там она будет одна, без взрослых. Лучше уж быть хитрой и расчётливой, чем нежной и уязвимой.

Петунья, как могла, формировала в племяннице образ порядочной юной леди, одновременно контролируя чтение книг, которые оставляла Мэгвин. Наставница, в свою очередь, по выходным рассказывала Белль о волшебном мире: о правилах, которые не записаны в книгах, о законах, которые можно понять только сердцем.

У Дадли тоже был наставник — строгий, суровый господин, который появлялся не чаще раза в сезон, чаще зимой, чем летом. Он присылал книги с совами: по этикету, по магическому праву, по ритуалам и укреплению духа и тела. Наставник верил, что ребёнок — это сосуд традиций, и воспитывал мальчика соответственно.

К семи годам дети начали сравнивать свои книги — и разница оказалась разительной. Дадли изучал традиции, законы и обряды, в то время как Изабель углублялась в основы зельеварения, гербологии и — рукоделия. Она была в восторге от последнего, а Дадли фыркнул и заявил, что не станет заниматься девчачьей ерундой.

— А я слышала, — хмыкнула Белла, складывая нитку в изящный узор, — что маги с самыми ловкими пальцами варят лучшие зелья.

— Зато я умею выживать в дикой природе! — буркнул он, подрезая куст.

— В розах? — уточнила она, и улыбка скользнула по её лицу.

Петунья вмешалась мягко, но твёрдо: рукоделие развивает пальцы не хуже тренировок. Дадли проворчал, но больше спорить не стал.

Дни текли неторопливо, и дом дышал — легко, как будто всё было именно так, как надо. Семья казалась прочной, как чайный сервиз на витрине: возможно, не самый яркий, но целый.

А тем временем — за окном, за шепчущими кустами, за границей чар — старая, подслеповатая сквиб Арабелла Фигг продолжала писать письма своему покровителю. Для Дамблдора они были как вечерняя газета: краткие, сухие, но обнадеживающие.

Мальчик трудолюбив, каждый день работает в саду.

Учится в школе вместе с девочкой, дочерью Дурслей.

Гарри серьёзен, у него мало друзей. Сестра — капризная, хитрая, он за неё расплачивается.

Семья — строгая, но не злая. Под наблюдением.

Дамблдор был доволен. Конечно, идеальным вариантом было бы, если бы у Дурслей родился мальчик — дух соперничества, близость и всё такое. Но в целом и так неплохо. Пусть девочка и вносит смуту, зато мальчик крепнет. Главное, что всё под контролем.

А у него самого — дел невпроворот. Визенгамот, интриги в МКМ, школа — всё на МакГонагалл. Времени заниматься Поттером — хоть тресни — нет. А герой... он подождёт.

Начало июля 1988 года выдалось тихим, как утро перед дождём. Совы молчали, солнце едва касалось окон, а в воздухе витало предчувствие — то ли праздника, то ли тайны. На кухне Петунья суетливо завтракала с мужем, а Изабель сидела у окна, выпрямившись, словно знала, что за ней наблюдают.

Мэгвин появилась не через камин, не с треском, не с магическим грохотом — она просто постучалась в дверь, как будто была обычной гостьей. На ней был серый плащ из плотной ткани, напоминавшей туман, а на плече сидела птица с глазами цвета золы.

— Готова? — спросила она.

— Всегда, — ответила девочка.

Петунья сдержанно кивнула. Она не любила магию, но уважала Мэгвин. Вернон даже встал из-за стола, что само по себе было знаком. Дадли угрюмо жевал тост — он не поедет, и это его грызло. Девочка подошла к нему и обняла, быстро, по-сестрински.

— Привези что-нибудь, — буркнул он.

— Только если ты хорошо поливаешь розы, — улыбнулась она.

Они перенеслись на холмы Уэльса через портал, спрятанный в старом фонарном столбе на окраине деревни. Мир превратился из обычного в волшебный — и это было не вспышкой, а дыханием. Воздух стал плотнее, пах лесом и железом, а тени деревьев двигались чуть иначе, чем следовало бы.

Мэгвин жила в доме, словно выросшем из скалы: мох на крыше, деревянные ставни, в стенах — куски кварца, сверкавшие в сумерках. Внутри пахло травами, шерстью и немного дымом. Дом принимал Изабель, словно знал её.

— Твое лето, — сказала Мэгвин. — Твоя первая настоящая школа.

Магическая деревня друидов не была деревней в привычном понимании этого слова — скорее, это была сеть домов, соединённых тропами и духами. Люди, которые там жили, не носили мантии. Они ходили в одежде, сотканной из трав, льна, щепок и цвета. Их лица были скрыты капюшонами, но голоса были полны тепла.

Девочку приняли как «внучку старой силы». Её не спрашивали, откуда она, — ей показывали. Как дышит земля. Как поворачивать лицо к луне, когда рвёшь лист с дерева. Как слушать воду, если хочешь вырастить лекарственное корневище.

Она училась не за партой. Она собирала росу до восхода солнца, купалась в пруду, где обитали светящиеся жабы, и кормила птенцов ручных стрижей, живущих в кронах деревьев. Иногда она просыпалась ночью и слышала, как лес говорит — не словами, а звуками, которые оставались в груди.

Ближе к концу июля Изабель привели к Древу Снов — огромному дубу с серебристой корой, в которое нельзя было постучать. Оно само отзывалось, если ты стояла тихо и не дышала. Дуб стоял на вершине холма — огромный, словно мир вырос вокруг него. Его кора была серебристой не от времени, а от магии, и листья не шелестели, а перешёптывались. Это было не дерево, а древо — старше деревень, старше самого времени, с лицом, которое открывалось лишь тем, кто умел слушать сердцем.

— Это Серебряный Дуб, — тихо сказала Мэгвин, когда они с Изабель подошли ближе. — Он хранит сны тех, кто готов их принять.

Сова вспорхнула с её плеча, облетела ветви дерева и растворилась в небе, оставив лёгкое мерцание в воздухе. В тот миг Изабельль ясно поняла: сова — это Мэгвин. Это было не объяснение, а знание, которое просто вспыхнуло внутри.

— Снимай башмачки, — наставница кивнула на траву. — Во снах нельзя ходить в чужом. Только в своём.

Девочка коснулась корней. Мир словно выдохнул. И стал другим.

Внутри сна всё было залито мягким светом, как будто кто-то рассыпал по воздуху звёздную пыльцу. Лес был прежним, но воздух был другим — он знал её. Она шла — как будто не ногами, а тенью. Пока не увидела её.

Женщина стояла среди деревьев в зелёном плаще, с рыжими, словно пламя, волосами, собранными лентой из трав. Её глаза были полны боли и света — как у тех, кто умер, но не ушёл.

— Мама? — выдохнула Изабелль.

Та кивнула. Но не приблизилась.

— Тебя ведёт верная рука, — голос был тих, как шелест листвы. — Мэгвин — из крови народа холмов. Она помнит то, что забыли. Она прядёт судьбы и знает песни, которые поют камни.

— Ты правда моя мама?

Женщина подняла руку и коснулась пальцами её лба, не прикасаясь к нему.

— Я не могу быть с тобой. Но я вижу.

Ты — огонь, который не сгорит.

Ты будешь ведьмой не потому, что должна,

а потому, что можешь.

Учись, смотри, твори.

Лес за её спиной исчезал, словно ускользающий сон.

— Помни... крепче вьюнка... — прошептала она на прощание.

Изабель проснулась, обняв колени, под Дубом. Её руки были покрыты зелёной пыльцой, которой не было ни в одном зелье. Мэгвин сидела рядом, снова приняв человеческий облик. Она гладила её по голове, как мать, — очень тихо.

— Ты её видела.

— Да.

— Тогда всё в порядке. Значит, ты готова.

С этого дня Мэгвин начала учить по-другому. Теперь это было не просто колдовство — это был путь. Изабель научилась слышать шорох корней, разговаривать с травами перед тем, как срезать их, и однажды спряла пряжу так, что она начала светиться.

Вечером, тридцать первого июля, когда небо ещё пылало закатным мёдом, в деревне друидов началась подготовка к Лугнасаду — празднику первого хлеба, середины лета и благодарности земле. Изабель проснулась от звона — не колоколов, а травяных колец, которые вешали на двери в честь праздника. В воздухе стоял запах печёного мёда, дыма и чего-то древнего, как пыль в сундуке с предсказаниями.

— Сегодня мы чествуем землю, — сказала Мэгвин, надевая пояс из тонко сплетённых лент. — Сегодня ты увидишь, как плетётся год. Не по календарю, а по кругу хлеба, семян и золы.

Деревня словно преобразилась. Люди выходили из домов в одежде из некрашеной ткани — всё светлое, простое, как будто они сбросили всё магическое, чтобы предстать перед землёй такими, какие они есть. Дети плели венки из колосьев, женщины месили тесто с маком и розмарином, мужчины разводили костры в каменных кругах.

Изабель получила особое задание — сплести ленту зрелости из трёх нитей: красной (огонь и кровь), золотой (пшеница и солнце) и чёрной (земля и тень). Она сидела у двери дома Мэгвин и пряла, пока солнце не коснулось горизонта. Пряжа послушно ложилась в руки, и каждый виток нити казался дыханием — словно в её пальцах жила сама жизнь.

Вечером все собрались в круг у Каменного Древа — древнего мегалита, у подножия которого разложили дары: хлеб, яблоки, пучки лаванды и кувшины с настоем. Перед ним — большой круг, выложенный из рябиновых костей и золы. Внутри него — огонь, высокий и звенящий, словно в нём пели духи.

— Земля, — начал старейшина-друид, — прими нашу благодарность.

— Возьми наши руки, — подхватили женщины.

— Возьми наши сердца, — прошептали дети.

— И верни нам силу, когда ночь станет долгой, — закончил голос, знакомый Изабель, — голос Мэгвин, но не человеческий. Голос совы.

Огонь вспыхнул, заплясал, и в этот момент каждый бросил в него символ уходящего — прядь волос, письмо, кусочек хлеба или лепесток. Изабель бросила одну из своих нитей — чёрную. Земля, тьма, неизвестность. Мэгвин одобрительно кивнула.

— Кто отдаёт, тот готов получить, — тихо сказала она. — Настоящая ведьма сначала сдаёт экзамен у земли.

После костра начались танцы. Не нарочитые, не для зрителей — танцы в кругу, простые, как шаг по утоптанной тропе. Изабелла не знала движений, но ноги сами вели её. Она танцевала, пока не закружилась голова и в глазах не заплясали искры — не от огня, а от жизни.

Поздно ночью, когда жара спала, а трава остыла, каждый получил от друидов символ — знак года. Кто-то — камень, кто-то — траву, кто-то — перо.

Изабель получила зерно. Обычное пшеничное зерно, завёрнутое в нить, которую она сама сплела.

— Посади его в день равноденствия, — сказал старейшина. — И ты увидишь, что вырастет из того, что ты посадила этим летом.

Солнце клонилось к закату, отбрасывая длинные тени от каменных кругов. Изабель, прижав к груди маленький пучок душицы — подарок Мэгвин для обряда, — шла вдоль хороводов чуть в стороне, разглядывая огонь и лица. Она уже успела бросить свою чёрную нить в костёр, и теперь у неё было странное чувство… как будто она оставила в пламени частичку себя.

Вдруг её задели плечом — не сильно, но достаточно, чтобы пучок выпал из рук.

— Ой! — прозвучало с характерным акцентом, чуть тягучим, как мёд на камне. — Прости! Я не хотела.

Изабель подняла глаза и встретилась взглядом с девочкой чуть выше её ростом, с густыми тёмными волосами, заплетёнными в аккуратную косу, и холодно-серыми глазами, которые изучали её почти как зеркало. На ней был тёмно-зелёный плащ с вышивкой в виде кельтских узоров — видно, что это праздничная одежда, сшитая вручную.

— Я... ничего, — пробормотала Изабель, собирая травы.

— Я просто искала своих… — девочка прикусила губу, — кузенов. Они всё ещё танцуют как сумасшедшие.

— Я тоже одна. Только Мэгвин рядом, но она с огнём. — Изабель махнула рукой в сторону костра, где наставница в кругу взрослых ведьм читала благословения на древнем языке.

— Мэгвин? — с интересом спросила гостья. — Настоящая ведьма?

— Настоящая. Моя наставница.

Девочка кивнула, чуть приподняв подбородок. Потом медленно сказала:

— Я Мораг МакДугал. Мы из Инвернесса. Приехали к родственникам на праздник. Моя бабушка из Слипенгроу — она друидка, но больше по традициям, чем по колдовству. Мама говорит, что я поеду в Хогвартс, когда придёт время.

— Я тоже, — тихо сказала Изабель. — Ну, может быть. Когда мне исполнится одиннадцать.

Они немного помолчали, слушая, как шуршит трава под ногами и шипят травы в огне. Потом Мораг неожиданно протянула ей руку:

— Пойдём плести венок. А то взрослые только и делают, что говорят о «циклах» и «переломе света». У тебя тонкие пальцы — будешь плести серединку.

— А ты?

— А я — силовая плетёнка. — И впервые на лице шотландки появилась улыбка, настоящая, озорная.

Они сели на траву, и Мораг, ловко сжав пучок полыни, начала объяснять:

— У нас в горах учат, что магия живёт в напряжении узлов. Ты тянешь — она дышит. Ты отпускаешь — она падает. Всё как с заклинаниями.

— Нас учат чувствовать — траву, ветер, руки. И смотреть, как волокно само просится в руки, — возразила Изабель, сплетая душицу и мяту.

— Ну, значит, у нас будет крепкий венок, и с душой, и с дисциплиной, — хмыкнула Мораг. — Как мы с тобой.

Когда костёр погас и люди начали расходиться, девочки сидели у корней серебристого дуба, под которым Изабель когда-то видела сон. Мораг, не будучи посвящённой, не чувствовала всей силы дерева, но внимательно слушала рассказы подруги.

— Тебе снилась мама? — спросила она не с жалостью, а с уважением.

— Да. Она благословила меня на учёбу. Я думаю, она знала, что всё будет… ну, вот так.

Мораг кивнула.

— Моя бабушка говорит, что если видишь сон под деревом, то это не просто сон. Это зов. Или ответ.

— Или и то, и другое, — вздохнула Изабелль.

Они посмотрели друг на друга. Никаких клятв, никаких слёз. Просто зерно — маленькое, но крепкое — было посеяно. Зерно будущей дружбы, которую не разрушат даже стены Хогвартса.

Тихо подошла Мэгвин и молча повела её к дому. Уже в темноте сова вспорхнула с её плеча и облетела деревню — круг, как печать.

— Я из крови холмов, — тихо сказала Мэгвин, когда девочка уснула. — А она из крови огня и ветра. Но в этом году она стала дочерью земли.

Оставшуюся часть лета они будут вместе варить зелья. Изабель чистила корни, сушила лепестки, взвешивала порошки с точностью, которая понравилась ведьме.

— У тебя руки как у пряхи, — говорила она. — Осталось натянуть нить.

Они пряли волшебную пряжу из волокон, которые рвались сами, если ты думал о чём-то постороннем. Она училась сосредотачиваться, уводить мысли в ритм вращения. И каждый моток получался разным — один звенел, другой казался холодным на ощупь, третий пах мёдом и пеплом.

За неделю до конца лета Изабелла проснулась утром необычайно рано. Мэгвин уже ждала её у костра, в котором ещё тлели угли, оставшиеся от последнего летнего обряда.

— Готова? — спросила наставница, протягивая девочке маленькое зёрнышко — тёплое, словно только что вынутое из ладони солнца.

— А что это? — прошептала Бэлль.

— Не знаю. Всё зависит от тебя.

Они вдвоём выбрали горшок из старой обожжённой глины и наполнили его землёй с тремя каплями настоя белой полыни. Изабель посадила зерно и прошептала над ним своё имя, имя матери и слово, которое пришло ей в голову само: «свет».

Прошло всего несколько часов, и из земли показался росток. Стебель был тонким, тянулся к свету, а на кончиках его крошечных листьев мерцал мягкий зелёный свет, словно отражённый лунный свет.

Мэгвин молча склонилась к горшку.

— Он будет с тобой. Не всем дано растение-хранитель. Оно говорит не словами, но ты узнаешь, когда что-то не так. Его свет будет тускнеть в тревоге, дрожать в опасности, увядать от лжи.

— Я могу взять его с собой?

— Должна.

Когда лето закончилось, девочка увезла с собой не только травы и мотки ниток, но и благословение крови, к которой принадлежала. Её собственная кровь начала отзываться на старые песни.

— Теперь оно с тобой, — сказала она. — Слово, которого нет, но которое будет звать. Когда придёт время, ты узнаешь его.

В последнюю ночь перед возвращением Мэгвин дала ей небольшую тканевую сумку, в которую уложила несколько мотков магической пряжи, запаянную баночку с редкой пыльцой и маленькую книгу с символами без названий.

— Это не для школы. Это для тебя.

— Почему ты мне всё это дала?

— Потому что ты из тех, кто не спрашивает: «Кем я должна быть?»

Ты спрашиваешь: «Что мне делать?»

А это — редкий дар.

31 августа выдался тихий, чуть дымный день с прохладным ветром, напоминающим о том, что лето уже сдает свои позиции. Изабель возвращалась домой из Уэльса — уставшая, но окрылённая, с новым светом в глазах и горшком с ростком, завёрнутым в мягкий платок. Растение едва заметно светилось сквозь ткань, отзываясь на волнение девочки.

У калитки её уже ждала тётя Петунья — аккуратная, в чистом фартуке, с чуть растрёпанными на ветру волосами. Когда Белль выскочила из машины и бросилась ей навстречу, тётя чуть пригнулась, но всё же обняла девочку:

— Ну наконец-то. Я уж думала, ты там в лесу осталась жить со своей… Мэгвин.

— Она очень добрая, тётя, и там так интересно! Я научилась…

— Сначала в дом. Потом расскажешь. Я пирог испекла.

Дадли вышел из кухни как раз в тот момент, когда Изабель уже садилась за стол. Он выглядел загорелым, повзрослевшим и весьма довольным собой.

— Ну, как лес? — хмыкнул он.

— А у тебя как океан?

— Прохладно. Но я купался. И разводили костёр. Мой наставник сказал, что я молодец.

— И моя наставница тоже. — Изабелла улыбнулась и посмотрела на него по-новому. — Мы с тобой теперь... как бы это сказать... послушники, что ли.

— Почти ведьма и почти волшебник. Ха!

Они переглянулись и оба хихикнули. Петунья, вытирая руки о фартук, лишь покачала головой, но в её взгляде мелькнула тень довольства.

— Пирог остывает. Сливовый. Из собственных слив из нашего сада. Сам собирал, между прочим, — вставил Дадли, гордо расправляя плечи.

1 сентября прошло в суматохе: поездка в город, покупка новой школьной формы, тетрадей, обуви, ранцев. Изабель выбрала синие карандаши и тетрадь в лавандовом переплёте — «для записей о магии», — прошептала она себе. Дадли упрямо настоял на рюкзаке с изображением рыцаря и дракона.

— Ну хоть не динозавр, — заметила Петунья, подписывая квитанции.

3 сентября наступил первый учебный день. С утра было холодно, и дети кутались в куртки. Изабель поставила растение-хранитель у окна, чтобы оно могло видеть небо, и прошептала:

— Я вернусь, обещаю. Ты пригляди тут.

Листья на мгновение зашевелились, словно в ответ.

— Удачи нам, сестричка, — сказал Дадли, когда они вышли за ворота. — Надеюсь, магия в школе не понадобится.

— А если понадобится… — Изабель посмотрела вперёд и вдруг почувствовала, как ветер коснулся её волос, словно кто-то невидимый пожелал ей удачи. — …то она уже с нами.

Вот и пролетело время и наступило тридцать первое июля 1990 года. Этим утром Белла долго лежала в своей кровати. Сегодня ей исполнялось 10 лет, и она должна была навсегда переехать к своей наставнице. Там она получит письмо из Хогвартса и вместе с Мэгвин отправится на Косую аллею. За последние два года девочка многое узнала о волшебниках и их мире. Как ни печально, но магической школы было не избежать — отец заключил контракт на обучение своего ребёнка ещё до его рождения, даже не зная, девочка у него или мальчик.

Мэгвин усмехалась: плохо, когда отец — парнокопытное, условия чётко не прописаны. Но есть и положительная сторона: директор их тоже не уточнил, так что можно задать свои параметры — есть простор для фантазии. Белла обязана проучиться пять лет, а потом ещё два года — если захочет. Но, как ученица уважаемой ведьмы, мастера нескольких гильдий, она вовсе не обязана оставаться в Хогвартсе после пятого курса.

Надо вставать — сегодня много дел: нужно успеть собраться, помочь тёте на кухне и отпраздновать день рождения. Девочка застелила кровать и побежала в ванную.

— Доброе утро, — сказала Изабелла опекунам, спускаясь в кухню. Дядя Вернон, как всегда, сидел с газетой, а тётя занималась домашними делами. Девочка начала помогать Петунье.

— «Манчестер» снова проиграл итальянцам! — пробормотал дядя. Он любил только читать о спорте.

— Вернон, сегодня у Беллы день рождения. Вечером она уедет к своей наставнице. Ты подготовил документы для школы?

— Конечно, Пэтти. И для школы, и для опеки. Она едет к родственнице на побережье Уэльса — поправлять здоровье.

Тётя удовлетворённо кивнула. Магию она так и не полюбила, но признала её полезность — до определённого предела. Белла не могла сказать, как бы она сама относилась к магии, если бы в детстве над ней подшучивали так же, как над тётей.

После семейного завтрака, на который Дадли опоздал, проспав, Вернон отправился на работу, а женская половина семьи принялась готовить праздничный ужин. Петунья украдкой смахивала слезу — она любила племянницу и уже заранее скучала по ней.

К ужину всё было готово. Дамы накрывали на стол, а с кухни доносились умопомрачительные ароматы, от которых у Дадли и ближайших соседей потекли слюнки. Дадли и Петунья вручили Белле подарки: брат — заколку, украшенную защитными рунами, а тётя — набор для рукоделия: пяльцы, иглы, спицы — всё для профессионалов. За последнее время девочка заметно выросла в мастерстве. Дядя подарил чек на двести фунтов — весьма приличную сумму.

В шесть часов, когда вся семья собралась за столом, в дверь постучали. Изабелла поприветствовала свою наставницу и пригласила её за стол. После ужина и ответов на вопросы супругов Дурсль старая Мэг левитировала вещи своей ученицы на первый этаж. Белла взяла свой любимый цветок, который сильно разросся за последнее время, и стала прощаться с родными. Петунья прослезилась — как же быстро растут дети! Вернон погладил девочку по голове и велел хорошо учиться и слушаться наставницу. Мэгвин и Изабелла вышли через заднюю дверь и бесшумно аппарировали.

— Вот и всё, — сказал Вернон. — Хорошо, если он будет помнить и приходить на праздники.

Петунья заплакала, уткнувшись в плечо мужа.

— Не плачь, Пэт. Девочку есть, кому защитить — в отличие от твоей сестры.

Женщина вытерла слёзы и неуверенно улыбнулась.

— Я знаю, Вернон. Но буду скучать.

Дом наставницы за прошедшие годы ничуть не изменился: та же поросшая мхом крыша, огромные деревья по бокам. Те, кто не был внутри, не знали, что это лишь малая часть дома. Большая его часть находилась внутри холма. В поросшем лесом холме то тут, то там светились круглые окошки. С обратной стороны дома располагалась полукруглая дверь, освещённая магическим фонарём, который загорался, когда хозяйка выходила на улицу или приходили гости.

По прибытии Белла сразу же начала готовиться к завтрашнему празднику — 1 августа, Лугнасаду. Возможно, она встретит Мораг. Они переписывались два года, поздравляли друг друга с праздниками, но редко общались вживую — слишком уж в разных мирах они жили.

Вообще, у юной волшебницы было мало подруг. В школе с обычными девочками было скучно: Изабелла быстро делала уроки, хорошо училась, списывать не позволяла. Одноклассницы считали её заучкой и воображалой из-за удивительно искусной вышивки на одежде. Когда они узнали, что она сделала её своими руками, то перестали приглашать её в гости — вдруг мамы узнают и заставят их тоже учиться вышивать. А колоть руки иголками и заниматься кропотливой работой никому не хотелось.

В волшебном мире Белла бывала не так часто, как хотелось бы. Наставница плотно занимала её делами — гулять и играть было некогда, да и не с кем. В деревне друидов ровесниками Беллы были в основном мальчишки. Мораг приезжала к бабушке не так часто. Белла надеялась на Косую аллею, но наставница откладывала поездку до сентября. В этом году Мэгвин пообещала взять ученицу с собой — по её мнению, это означало заявить об Изабелле как о юной талантливой ведьме. Через год Белла поедет в Хогвартс — пора вводить её в магическое сообщество. Магов немного, и новости распространяются со скоростью снитчей — после посещения Косой аллеи все будут знать, что Старая Мэг взяла ученицу.

Белла легла спать пораньше — завтра Лугнасад. Наставница просила её тщательно подготовиться к ритуалам. Девочка знала, что через 2-3 года она станет девушкой, и ритуалы плодородия, дары магии начинаются примерно за два года до менархе.

А на следующий день были ритуалы. Юная волшебница трудилась с утра до вечера. Первый ритуал был на рассвете, последний — на закате. Друиды пели песни, водили хороводы, славили богов и солнце, дарующее жизнь. К сожалению, Мораг не приехала — у неё тоже начался период ученичества. Но скучать было некогда.

После праздников жизнь потекла своим чередом. Мэгвин и Белла вставали с рассветом, и старшая ведьма начинала обучать младшую: как делать лунную пряжу, какие заклинания помогают прясть лунный свет, ткать, создавать паучий шёлк, где используют магические ткани и нити. Основы рунологии, ритуалистики, целительства, гербологии — и вот уже наступил сентябрь.

Наставница тщательно подобрала одежду для первого посещения магического мира, и они отправились в магический квартал Карнарвона.

Карнарфон — древний город, когда-то столица королевства Гвинед. Его название с валлийского можно перевести как «королевский город». Знаменитый замок начали строить маги по приказу Вильгельма Завоевателя в XI веке, но стены были завершены в 1285 году при Эдуарде II, а весь замок — к 1330 году, задолго до Статута Секретности. Неудивительно, что маги создали скрытое пространство с обширными землями.

Изначально вход в магическую часть города находился во дворе замка, позже добавился проход в порту. В XX веке появились проходы на улочке Касл-Дитч. Со временем проходами в замке стали пользоваться редко — слишком много туристов. Тогда Британская корона через Министерство магии установила новые правила: проходы стали размещать в малозаметных лавках, пабах и кафе. Постоянные жители скрытых земель пользовались аппарацией или каминной сетью. Именно последним способом Мэгвин с ученицей переместились в лавку артефактов.

Старая ведьма рассудила, что филиалы Гринготтса, магические нотариусы и прочие нужные заведения есть в каждой столице: в Лондоне — для Англии, в Эдинбурге — для Шотландии и в Карнарфоне — для Уэльса. Магический мир отделился от обычного сравнительно недавно. В столице волшебного Уэльса был не просто магический квартал, а целый городок с инфраструктурой. Культура местных жителей влияла на магию, а к законам Министерства относились как к рекомендациям.

Во главе магического Уэльса стоял Совет Магических Народов. Самих народов давно не было, но их кровь текла в жилах валлийских волшебников — этим и объяснялось пафосное название. Род ап Лливелин, к одной из ветвей которого принадлежала Мэгвин мерч Керрид ап Лливелин, возглавлял Совет веками. Поэтому Мэгвин решила, что не стоит привлекать к Белле лишнее внимание — лучше узнавать о её наследии там, где наставница имеет наибольшее влияние. Тем более, от матери Изабелле досталась кровь фэйри.

Лавка артефактов, из которой они вышли через камин, принадлежала знакомой Мэгвин. Наставница сразу же представила девочку хозяйке:

— Здравствуй, Эдна! Познакомься, это Изабелла, моя ученица. Белла, это госпожа Эдна Морган, моя хорошая знакомая и постоянный клиент, покупающий у нас ингредиенты и ткани.

Эдна Морган, светловолосая женщина средних лет, с радостью поприветствовала Беллу. Она была рада, что такая искусная ведьма, как госпожа Керрид, наконец-то взяла ученицу. Ведь кроме неё никто не занимался пряжей и ткачеством, и секреты могли быть утеряны.

Дамы тепло попрощались и вышли на улицу.

Магический квартал произвел на юную Поттер огромное впечатление. Улица была вымощена гладкими разноцветными плитами, которые мерцали в солнечном свете, словно кто-то наложил на них слабое светящееся заклинание. Вдоль дороги стояли старинные дома с покатыми крышами и витиеватыми дымоходами, из которых лениво поднимались струйки дыма, пахнущие то карамельными леденцами, то пряными зельями. Некоторые дома были увиты живыми растениями, чьи листья серебрились при приближении посетителей — защитные чары, как объяснила Мэгвин.

На первых этажах этих домов располагались лавки, каждая из которых была по-своему необычной. В витрине магазина волшебных шляп сами по себе шевелились меховые береты, а фески поспешно прыгали на головы манекенов, словно желая привлечь покупателя. Рядом висели бумажные объявления, которые писали свои сообщения каллиграфическим почерком прямо в воздухе. Из лавки редких существ доносилось тихое урчание и шелест перьев, а у порога магазина сладостей клубился пар, пахнущий жжёным сахаром и засахаренными лепестками.

Белла с любопытством заглядывала в каждую витрину, но Мэгвин держала её за руку и уверенно вела по извилистой улице, которая петляла, словно помня о том, что должна скрываться от посторонних глаз.

Вскоре они вышли на изящную, со вкусом украшенную площадь. Здесь воздух был наполнен лёгким звоном — кто-то из уличных магов играл на зачарованной флейте, и звук казался частью самого пространства. Вокруг площади располагались примечательные здания: большое белое здание с колоннами и витражными окнами, на фасаде которого золотыми буквами сверкала надпись «Банк Гринготтс», сияло величием. Рядом возвышалось здание из красного кирпича с медными украшениями и строгой вывеской «Королевские магические нотариусы». Вокруг площади также располагались кафе с летающими меню, лавки с амулетами и парикмахерская, в которой ножницы стригли воздух в ожидании следующего клиента.

Именно к нотариусам направилась Мэгвин, ведя свою воспитанницу за руку.

— Королевские магические нотариусы? — переспросила Белла. — Это как?

— Вообще-то Британия — королевство, у нас монархия. И все нотариусы обязаны лицензироваться в Министерстве юстиции. Там есть специальный отдел по работе с магами. Что тебя так удивляет? Маги — такие же подданные короны, как и маглы.

В голове Изабелль с трудом укладывалось общее гражданство одарённых и обычных людей, но немного подумав, она решила, что это логично. Значит, маги действительно должны работать в государственных структурах, служить в армии…

На этот вопрос наставница лишь кивнула: — Да, так и есть. Служат и в армии, и в секретной службе Её Величества.

Здание нотариата оказалось внутри гораздо больше, чем снаружи. В холле за стойкой стоял молодой маг, знакомый с Мэгвин — он очень уважительно её поприветствовал.

— Госпожа Керрид! Какими судьбами? Завещание писать пришли?

— Спасибо, Оуэн, но пока рано. Я здесь по делам моей воспитанницы. Она сирота и ничего не знает о завещаниях своих родных. Не подскажешь, к кому обратиться? Её семья — англичане. Кто у вас ведёт дела магической Англии?

— Господин Лливелин, конечно же. Эйдан Лливелин, — уточнил он, чтобы стало понятно, о ком из влиятельного семейства идёт речь. — Я провожу вас. Следуйте за мной.

Молодой маг повёл гостью с девочкой по длинному коридору, полному посетителей. В самом конце, среди декоративных растений, находилась резная дубовая дверь.

— Я сейчас доложу, — он скрылся за дверью.

Через пару минут маг вышел и пригласил дам войти.

Изабелль с интересом осматривала кабинет магического нотариуса. Большой стол из красного дерева, за которым сидел мужчина средних лет с аккуратными усами, — скорее всего, сам нотариус. У стены стоял стол поменьше, за ним сидел помощник.

После приветствий Мэгвин села на высокий стул и начала рассказывать о Белле и её связях с магическим миром. Девочке было любопытно наблюдать, как меняются лица мужчин по мере рассказа. Когда наставница закончила, старший маг запрокинул голову и расхохотался. Это было неожиданно — но Мэгвин улыбалась в ответ.

— Это незабываемо, Мэг! Обязательно наложу чары приватности на это дело. Сейчас проведём кровную идентификацию и всё узнаем. Если что — я в деле!

Он кивнул помощнику, и тот достал ритуальную чашу, пергамент и нож. Беллу пригласили пройти в ритуальную зону кабинета, где молодой маг поставил чашу на постамент и объяснил, что делать. Пока он читал заклинания, девочка проколола палец и капнула три капли крови в чашу. Рисунок на полу засветился, а перо, лежащее рядом, стремительно побежало по пергаменту.

Помощник передал документ старшему магу, и тот углубился в чтение.

— Ну что ж, — сказал он наконец. — Джеймс Поттер не оставил официального завещания, но в его сейфе в Гринготтсе есть письмо на случай смерти — его уже доставляют. Миссис Лилиан Поттер, несмотря на активную кровь фейри, плохо ориентировалась в нашем мире и также не оставила завещания, что, впрочем, неудивительно в столь юном возрасте. А вот старшие Поттеры завещания составили — и мы их сейчас зачитаем.

— Итак, Изабелла Генриетта Поттер является единственной наследницей Джеймса и Лилиан Поттер, а также Флимонта и Юфимии Поттер. Старший мистер Поттер был очень состоятельным волшебником и главой Торговой гильдии Британии.

В углу кабинета тихо зазвенел артефакт, и помощник принёс доставленные документы: три пухлых конверта и свиток пергамента.

Свиток оказался банковской выпиской о движении средств. Конверты содержали завещания старших Поттеров и письмо Джеймса.

Первым нотариус зачитал письмо отца Изабеллы:

« Моей Генриетте,

Если ты читаешь это письмо… значит, кто-то всё-таки смог нас с твоей мамой обставить. Ну, ничего, я надеюсь, я хотя бы ушёл с эффектным финалом. Постарайся не грустить — и знай: где бы мы ни были сейчас, мы всё равно с тобой.

Я всегда знал, что ты будешь невероятной. Мама говорила — осторожной, я говорил — упрямой. Но в одном мы точно были уверены: ты не из тех, кто сдаётся. Генриетта Поттер — это звучит как имя будущей легенды, не меньше. Так что не подведи — и обязательно придумай себе крутое прозвище. (Только не "Летучая Мышь", уже занято.)

Ты унаследовала от нас не только фамилию и кое-какие семейные драгоценности (если найдёшь медальон тётки Теодоры — можешь смело прятать его поглубже, у неё был странный вкус). Ты получила память о нас, нашу любовь — и, возможно, одну-две очень вредные привычки. Прости заранее.

Ты не обязана быть такой, какой нас представляли, не обязана никому ничего доказывать. Но знай: ты — Поттер. А Поттеры, что бы там ни говорили, не просто выживают. Они делают это со стилем.

Береги себя, Генриетта. Шути чаще, смейся громко, иди вперёд с высоко поднятой головой.

И будь добра, не устраивай саламандр на обеденном столе — один раз мне хватило.

С любовью, вечно твой,

Папа.

P.S. Если вдруг наткнёшься на чёрную тетрадь с надписью "Гениальные проказы", передай её только человеку, который действительно достоин. Или сама почитай. Только не попадайся. Хотя... иногда стоит.»

— Имя наречение ребёнка проводила ближайшая кровная родственница, уже после гибели родителей, но родовое имя она девочке оставила, — пояснила Мэгвин сэру Лливелину.

— И правильно сделала, наследство лишним не будет. Приступаем к оглашению завещания. Первой умерла Юфимия Поттер, поэтому сначала оглашаем её завещание.

«Я, Юфимия Галатея Поттер (в девичестве Прюэтт), будучи в здравом уме и ясной памяти, в собственном доме в поместье Лонгфорд, в присутствии свидетелей составила настоящее завещание.

Моей внучке — дочери моего сына Джеймса — завещаю:

1. Мой личный сейф в банке «Гринготтс» (британский филиал), являющийся частью моего приданого, передаётся в её полное владение. До достижения ею семнадцатилетия из основного капитала ежемесячно выделяется 200 галеонов на повседневные нужды. Основная сумма замораживается и становится доступной после наступления совершеннолетия.

2. Прочие ценности, находящиеся в сейфе — фамильные украшения, коллекции редких книг, картины, артефакты — передаются моей внучке после достижения ею полного магического совершеннолетия, то есть двадцати одного года.

3. Также завещаю моей внучке охотничий домик в Шотландии, известный как «Башня Сквозного Ветра», с прилегающими землями и защитными чарам. Этот дом предназначен для уединения и безопасности, и я надеюсь, что он станет для неё тихой гаванью в трудные времена.

Пусть она будет любима, даже если родится после того, как я уйду.

Юфимия Галатея Поттер

14 марта 1980 года

Поместье Лонгфорд»

— Завещание составлено таким образом, что указанное имущество будет передано именно дочери сына миссис Поттер. Так как на момент составления завещания юная мисс ещё не родилась, её имя не было указано, — пояснил нотариус. — Переходим к оглашению завещания Флимонта Генриха Поттера.

«Я, Флимонт Генрих Поттер, глава рода Поттеров, находясь в добром здравии и полном рассудке, оставляю следующее распоряжение в отношении имущества, нажитого мною и моими предками.

В случае рождения у моего сына Джеймса Флимонта Поттера сына, всё моё имущество — движимое, недвижимое и финансовое — передаётся ему. В случае рождения дочери — она становится наследницей до появления наследника мужского пола. Если таковой не появится — дочь наследует весь родовой капитал окончательно.

Перечень имущества, передаваемого в наследство:

1. Родовое поместье Лонгфорд, графство Кент — особняк с прилегающими угодьями, парком, оранжереями и хозяйственными постройками (всего 34 акра).

2. Доходный дом в магическом квартале Лондона — Яшмовая площадь, дом 14.

3. Доля капитала в Европейском Банке Волшебников.

4. Главный сейф рода Поттер в банке «Гринготтс» — капитал 987 000 галеонов.

5. 30% пакет акций в транспортной компании «Магический Роттердам».

До достижения наследником (наследницей) двадцати одного года распоряжение родовым капиталом запрещено. Опекуны не имеют доступа к родовым активам — ни к недвижимости, ни к сейфу, ни к долям в бизнесе. Все расходы на содержание наследника производятся из отдельного сейфа №697 в банке «Гринготтс», с возможностью получения не более 200 галеонов в месяц и только в присутствии наследника.

С 14 лет наследник (наследница) получает личное право проживания в поместье Лонгфорд. Присутствие опекунов в доме не допускается.

Пусть имя Поттеров не исчезнет, даже если его будет носить девочка.

Флимонт Генрих Поттер

18 марта 1980 года

Поместье Лонгфорд»

— Н-да, немного жестковатое завещание, — заметил после прочтения Эйдан Лливелин.

— Неудивительно, если знать его сына. Заключить на ребёнка контракт с пространными условиями и без указания имени... И это чистокровный волшебник!

— А ты как хотела? Почти весь Уэльс обучается в Европе, в Хогвартс едут только маглорожденные и слабые полукровки. Думаешь это случайно? Придумаешь, как оградить свою ученицу — не мне тебя учить.

— Во всяком случае, теперь понятно, почему Дамблдор отправил ребёнка к маглам. При таком завещании ловить ему решительно нечего.

— Это ты зря. Насколько я знаю, есть фонд «Мальчика, который выжил», и он целиком в ведении директора Хогвартса. И мисс Поттер никогда не получит оттуда ни кната — не того пола. К тому же, когда писалось завещание, Джеймс Поттер был жив, и жёсткие условия, и фактическое лишение наследства могли быть следствием его спонсорской помощи одной... странной организации под патронажем Святого Альбуса.

Изабелла с интересом слушала старших. Она прекрасно поняла, что лично ей оставила наследство только бабушка. По завещанию деда она получала имущество скорее вынужденно, за неимением брата. Девочка предположила, что по законам Магической Британии настоящим наследником Поттеров станет её сын. А в завещании совсем не упоминалась её мать, и это наводило на тревожные размышления. Очень хотелось задать вопросы, но по этикету юная леди должна молчать в присутствии старших и говорить только когда к ней обратятся.

— Изабелла! Мы возвращаемся! — вечером я вернусь переговорить с сэром Лливелином.

Нотариус важно кивнул своему помощнику, чтобы тот открыл камин в его кабинете, через который удалились дамы.

Позднее тем же вечером, в кабинете нотариуса

После оглашения завещаний и обсуждения возможных последствий, Мэгвин задумчиво постучала пальцами по подлокотнику кресла.

— Сэр Лливелин, вы ведь понимаете, к чему это приведёт, если информация о завещаниях попадёт в руки Дамблдора?

— Учитывая, что девочка официально не значится ни в школьных списках, ни в линии наследования Поттеров, да, понимаю. Его это не обрадует. Особенно если учесть… хм… некоторые прошлые махинации с благотворительными фондами.

— Именно. — Мэгвин резко выпрямилась. — Я не позволю вмешаться в её судьбу. Она получила право на защиту по закону и крови. Давайте официально заверим копии завещаний и передадим их в банк. Пусть гоблины примут документы на хранение и зарегистрируют Изабель как наследницу — но без публичного доступа к данным.

Нотариус кивнул.

— И добавить в сопроводительном письме, что по решению кровного опекуна и по закону, пол ребёнка не должен раскрываться без разрешения Совета Хранителей. Мы можем оформить это как особый режим конфиденциальности, исходя из потенциальной угрозы со стороны политических структур.

— Прекрасно. Я подпишу. Идёмте.

Массивные двери банка открылись без звука, как будто сами признали за Мэгвин старинное право входа. Вместе с сэром Лливелином она прошла к приёмному залу, где за высоким пюпитром стоял хмурый, но любопытный гоблин.

— Добрый вечер, старший юрисконсульт Гримшарт, — произнёс нотариус. — Мы пришли по делу первостепенной важности, касающемуся наследства Поттеров. Разумеется, в полном соответствии с кодексом о защите клиентских данных.

Гоблин оторвал взгляд от пергамента и прищурился.

— Надеюсь, вы принесли что-нибудь интересное.

Сэр Лливелин положил на стол три завёрнутых в драконью кожу свитка с печатями, а сверху — сопроводительное письмо. Мэгвин приложила к свитку амулет, подтверждающий её статус опекуна.

— Мы просим зарегистрировать наследницу Поттеров в системе Гринготтса, но в режиме полной конфиденциальности. Ни её имя, ни другие параметры, в том числе... личные особенности, не должны быть раскрыты ни при каких условиях, кроме разрешения с моей стороны. Вот документы.

Гоблин вежливо поклонился, забирая пергаменты.

— Мы уважаем волю клиентов, особенно если она подкреплена кровными печатями и древним правом опекунства. Завещания будут проверены, задокументированы, и унаследованные счета приведены в активное состояние. Информация останется в секрете. Вы получите официальный ответ в течение суток.

Мэгвин вернулась поздно. Горы спали, и лишь стебли растения-хранителя мягко светились в углу комнаты, отзываясь на мысли своей хозяйки.

Изабель сидела на подоконнике, поджав ноги, в шерстяном жилете, который ей связала Мэгвин прошлой осенью. Волосы, давно распустившиеся из косы, струились по плечам. Она молчала, но взгляд её не отрывался от наставницы.

Мэгвин не стала отворачиваться, не стала отнекиваться — просто присела рядом, на краешек резного сундука, и долго молчала, прежде чем заговорить:

— Сегодня мы передали гоблинам завещания твоих бабушки и деда. Они знали, что ты придёшь. Даже если не знали — чувствовали.

Изабелль кивнула.

— А почему нельзя было назвать моё имя? Или… что я — девочка?

Мэгвин посмотрела на неё внимательно. В глазах девочки не было наивности — только сдержанный, почти взрослый интерес.

— Потому что мир, куда ты идёшь, не будет честным с тобой. Он примет тебя как Поттера, но не как тебя. А нам нужно время — чтобы ты выросла, окрепла, поняла, кто ты есть и что тебе принадлежит. — Она положила ладонь на сердце девочки. — Имя у тебя есть, судьба — тоже. Но до поры — ты просто Изабелла. Ученица. Наследница по крови. Девочка, у которой есть право вырасти в безопасности, а не на витрине чьих-то ожиданий.

— А если они узнают?

— Не если, а когда. Через год. Тогда ты уже будешь готова. И мы тоже.

Магия крови признала тебя. Завещания в силе. Все права за тобой. Но до тех пор, пока имя твоё скрыто — ты свободна. И недоступна для тех, кто охотится не за человеком, а за легендой.

Изабелла наклонилась к наставнице и обняла её. Не из страха — из благодарности. Она ещё не знала всех тонкостей, но чувствовала главное: Мэгвин — на её стороне. И гоблины. И старая магия, что пахнет рябиной и воском, как этот дом.

— Значит, пока я просто Белла?

Мэгвин улыбнулась уголком губ.

— Пока — да. Но в нужный день, в нужный час… ты скажешь своё имя сама. И весь мир услышит.

А утром важная сова с кольцом банка «Гринготтс» на лапе принесла официальный ответ:

Гринготтс

Отдел частных капиталов и магических завещаний

Уважаемая госпожа Керрид,

Подтверждаем приём завещаний Юфимии и Флимонта Поттер, их регистрацию и вступление в силу в соответствии с древним законом крови.

По вашему ходатайству и как опекуна юной наследницы, информация о её статусе, происхождении и иных личных данных внесена в закрытый раздел магического реестра.

Капиталы, земли, артефакты и иные активы рода Поттер переведены в режим частной защиты. Наследственные права признаны.

Выдан сейф №697 для обеспечения нужд малолетней наследницы. Все запросы по данному делу обрабатываются только при вашем личном присутствии.

Магия крови соблюдена. Тайна — под нашей защитой.

С уважением,

Гримшарт, сын Железозуба,

Старший юрисконсульт Гринготтса

— Мы не задаём вопросов. Мы просто помним, кому должны верность

Вот и наступило лето 1991 года. Мэгвин ожидала письмо из Хогвартса не ранее начала июля. Профессор Снейп объяснил ей правила рассылки школьной корреспонденции: сначала должны были пройти все экзамены — выпускные и переводные. Этими же письмами ученики получали свои оценки. Поэтому рассылка происходила примерно с 5 июля, а новые ученики получали свои письма позже остальных. Это и объясняло столпотворение на Косой алле с 1 августа, как однажды заметила Изабелла.

С тех пор, как наставница и её ученица стали гостями в доме Снейпов, между ними установилось доверие. Они несколько раз бывали в их укрытии. Вход в него находился в старой аптеке на Касл-Хилл — ничем не примечательной лавке в старой части магического квартала Карнарвона. Потемневшая от времени деревянная вывеска с выцветшими серебристыми буквами гласила: «Apotheca Princeps». Маги старшего поколения помнили, что лавка некогда принадлежала роду Принц, но с тех пор владелец сменился. Сегодня здесь продавались редкие зелья, настойки и ингредиенты — в основном по предварительному заказу. Витрина никогда не была слишком пёстрой, а продавец — всегда один и тот же: вежливый, молчаливый и неприметный человек, окутанный чарами лёгкой амнезии, наложенными Снейпом на случай непредвиденных обстоятельств.

За основным залом располагались мастерская и склад. В глубине стоял старый шкаф, за иллюзией внутри которого скрывалась дверь с замком, активируемым по крови и паролю. Полный доступ имели лишь Снейп и его супруга.

За дверью начиналась лестница, ведущая вниз, в подземный зал с магическим порталом. Он не был жёстко привязан к месту: использовалась техника «зеркальных ключей» — древняя кельтская магия, основанная на преломлении пространства. Для активации портала требовалось соблюдение трёх условий:

1. Присутствие Снейпа или кого-либо из его крови.

2. Ключевая фраза на староирландском.

3. Магическая печать, наложенная Айслинн Снейп — часть защитной системы.

Если все условия соблюдены, портал открывался и переносил путешественника вглубь долины Глендалох, в тщательно скрытую магическую лакуну. Ирландия так и не простила Англии геноцида своего народа в XIX-XX веках. Маги Зелёного острова укрылись в складках пространства, оставшихся от Волшебных народов, и не подчинялись Британскому министерству магии. Несмотря на громкие заявления, британские авроры никогда не пересекали границы Северной Ирландии. Даже там солдаты метрополии не позволяли себе ничего большего, чем краткие операции против «фейнской сволочи», как презрительно называли одарённых ирландцев.

Сама Лакуна пряталась в складке между двумя утёсами. В обычной реальности это место выглядело как заросший склон, покрытый мхом. Магическое пространство было заключено в руны, вписанные в саму ткань ландшафта. Внешне оно напоминало уютное ирландское поместье из сказки: каменные стены, резные деревянные ставни, дикий сад с вьющимися ягодами, ручей и небольшой тепличный павильон.

Внутри находился комфортный, но не роскошный дом, рассчитанный на длительное уединение. Всё было продумано до мелочей: библиотека с редкими книгами по зельеварению, оборудованный класс для обучения детей. Снейп лично наложил чары, делающие дом недоступным для обнаружения, а также установил отражающие заклинания, которые при попытке вторжения возвращали нарушителя обратно — нередко с головной болью или временной амнезией.

В подвале находилась лаборатория, где Снейп проводил большую часть времени, создавая зелья и отправляя их через сеть гоблинской доставки, замаскированную под «мелкую контрабанду».

Мэгвин была в восторге от уровня магических защит и ритуалов:

— Это мог сделать только потомок сидхе! — воскликнула она и оказалась абсолютно права. Юная ведьма убедилась в этом после знакомства с миссис Снейп.

Айслинн Снейп, урождённая МакКрири, была женщиной, которую не сразу замечаешь в толпе, но которую невозможно забыть после первой встречи. Невысокая, изящная, с тонкими запястьями и лёгкой походкой, она скорее напоминала травницу из старинной баллады, чем супругу одного из самых загадочных мастеров зелий Британии. Её движения были точны и неспешны, словно каждое из них следовало за невидимым внутренним ритмом.

Светлые волосы — пепельно-золотистые, с мягким природным блеском — она почти всегда заплетала в простую косу, иногда вплетая в неё сушёные травы или тонкие ленты, пропитанные защитными чарами. Когда волосы спадали на плечи, в них проступали едва заметные переливы — словно капля сидхской крови, унаследованная от предков, жила и в этом блеске.

Айслинн редко повышала голос, но, когда говорила, её слушали. В её тоне звучала безмолвная власть древней магии, не требующей доказательств. Её присутствие ощущалось прежде, чем её замечали. Особенно ярко это проявлялось в лесу, под звёздами или во время ритуалов — тогда она словно становилась частью самого мира, сливаясь с дыханием ветра и шёпотом трав.

К врагам Айслинн могла быть беспощадной — не в гневе, а с холодной, хищной жестокостью сидхе. Она не наказывала, а восстанавливала древний закон равновесия. Тем, кто нарушал гармонию, она отвечала чарами, сотканными из времени и памяти, из колыбельных ведьм и запретов, забытых людьми. Но тем, кого любила, Айслинн дарила не только защиту, но и исцеляющую тишину.

Её появление в жизни Снейпа стало для него не просто утешением, а путём к другому, скрытому миру — тому, где обряды ещё живы, где сила идёт от земли, а любовь не нуждается в словах.

Изабелла с интересом наблюдала за общением двух потомков народа холмов — Мэгвин и Айслинн. Такие разные, они сразу нашли общий язык и обменялись взаимными клятвами.

Феликс и Фелиция, дети четы Снейп, были погодками.

Феликс унаследовал от отца бледную кожу, тёмные волосы и цепкий, внимательный взгляд. Его глаза — тёмно-серые, почти чёрные, обрамлённые длинными густыми ресницами, с тем же насмешливо-холодным прищуром, что и у Северуса. Но в этом взгляде уже теплилась собственная искра — пытливость и упрямое стремление к знаниям. В мальчике чувствовалась внутренняя сдержанность, острая наблюдательность и рано проявившаяся склонность к точным формулировкам и холодной логике. Он двигался бесшумно и быстро, как тень, и предпочитал сначала понаблюдать со стороны, прежде чем вмешиваться.

Фелиция унаследовала от матери светлые волосы — тонкие, как паутинка, и слегка вьющиеся, с серебристым отливом на солнце. Её глаза были необычного цвета — серо-синие, как штормовое небо над горами, и порой казались слишком взрослыми для её возраста. В её лице угадывались черты Айслинн, но в более живом, искромётном выражении: насмешливый изгиб губ, быстрая реакция, стремление спорить и добиваться своего. В ней чувствовалась дикая, необузданная сторона сидхе — та, что ещё не научилась сдерживаться, но уже знала, чего хочет.

Старший, Феликс, этой осенью шел в школу «Клуайн на Шидх» (* Луг Сидхе) — учебное заведение, основанное потомками друидов и сидхе в скрытых долинах Коннемары. Туда могли поступить только сильные маги. Фелиция, младшая, должна была отправиться туда в следующем году. По окончании школы их ждала Академия целительства и зельеварения в итальянском Салерно.

Белла тоже с удовольствием пошла бы учиться в «Клуайн на Шидх»— у неё было для этого всё необходимое: унаследованная от матери кровь, чувствительность к магии природы и поддержка наставниц. Её воображение рисовало тихие лесные классы, где уроки проходили на опушках под шёпот листвы, где учителя говорили с духами мест, а не с трибун. Школа, где знание давалось в ритуале, в траве, в звуке ручья, а не в холодных коридорах старинного замка.

Но её ждал Хогвартс.

Не просто школа, а место, где когда-то учились её родители. Место, где их, возможно, предали. Девочка не говорила об этом вслух, но сердце её несло тревожную ноту. Как можно доверять замку, директор которого, по словам Мэгвин, был слишком близок к судьбе Лили и Джеймса Поттеров — слишком близок, чтобы быть в стороне… и слишком далёк, чтобы их спасти?

Хогвартс не звал её — он чувствовался как нечто большое, старое и неповоротливое, с каменными стенами, хранящими не только тайны, но и страхи. Школа, где тебе дадут имя, мантию и палочку, но не всегда позволят быть собой. Где каждый шаг будет замечен, а каждое отличие — обсуждено.

И всё же ей предстояло туда идти. Не потому что она хотела — потому что должна была. Потому что где-то в этих мрачных стенах, под слоями чужих решений, всё ещё теплилась возможность понять правду. И, быть может, вернуть себе то, что у неё отняли.

Отношения с вредными детишками Белла наладила не сразу — рядом находилась целая деревня магов, где жили их бабушка, дедушка и прочая родня, общения со сверстниками у Феликса и Фелиции было более чем достаточно. Но вскоре Белла подружилась с Фелицией, после чего Феликс важно заявил, что «не все девчонки глупые».

Во второй половине лета, в начале июля, профессор Снейп неожиданно посетил дом на холмах, где Изабелла жила со своей наставницей. Его новости не сулили ничего хорошего: Дамблдор, по-видимому, готовился к помпезному введению в волшебный мир «Национального героя» — Гарри Поттера. Но в этом блестящем спектакле могли пострадать реальные люди. Снейп опасался, что действия директора повлекут за собой цепную реакцию, и не исключал, что семья Дурслей окажется в центре нежелательного внимания.

Изабелла испугалась — ведь речь шла о её тёте, дяде и брате. Мэгвин пришлось отложить дела и отправиться в Суррей, чтобы лично убедиться в безопасности родных девочки. На Тисовой улице ведьма быстро поняла: что-то происходит. Под видом случайных прохожих, газетчиков и коммивояжёров прятались существа, явно не чуждые магии — и, судя по их поведению, знакомые с обитателями Лютного переулка.

Вскоре было организовано тайное совещание с участием трёх семей, посвящённых в истинное положение дел. Было решено, что ради безопасности Дурсли на время исчезнут. Сначала — французская Ривьера, тишина и солнце, потом — временное жильё в Лондоне. Вернон с Петуньей согласились на переезд без особых возражений — им тоже не нравились совы на подоконнике и тени, скользящие по ночам мимо окон. После возвращения они должны были отправить Дадли в школу в Корнуолле, где его наставник преподавал древние языки.

Мэгвин была довольна — казалось, всё решено: Тисовая улица надёжно прикрыта, Дамблдор лишён козырей. Но даже она могла ошибаться.

К середине июля, когда дом номер 4 по Тисовой улице стоял закрытым, словно законсервированным на зиму, в Литтл-Уингинге начали происходить странности. В первую очередь — с совами. Их стало слишком много. Днём и ночью они кружили над крышами, садились на фонари, пачкали машины и словно чего-то ждали. Особенно сильно доставалось автомобилям на Тисовой улице — блестящие капоты покрывались пятнами, словно мишень для летающих хищников.

Дальше — больше. Почтальон, педантично следивший за порядком на своём участке, заметил, что почтовый ящик дома № 4 забит до отказа. Письма с сургучными печатями пролезали даже в щели. Мужчина знал, что хозяева попросили перенаправлять корреспонденцию, но это было нечто иное. И вот уже кошки миссис Фигг, обычно безобидные и ленивые, начали бродить по соседским домам, шипеть на прохожих и устраиваться в их гостиных, как будто они там живут. Люди перешёптывались, изредка бросая взгляды в сторону пустующего дома.

Кое-кто замечал и совсем уж странных гостей — чудаков в балахонах, расспрашивающих о «черноволосом мальчике в очках». И хотя под это описание подходили тысячи детей по всей Британии, их внимание было сосредоточено именно на этом доме.

Кульминация пришла поздним вечером 31 июля.

Соседи потом ещё долго пересказывали эту историю друг другу — каждый раз с новыми подробностями. Будто из воздуха, с громким хрустом вырвавшись из реальности, появился огромный человек с заросшим лицом и глазами цвета мокрой древесной коры. Он не постучал. Он просто подошёл к двери и... выломал её. Сработала сигнализация. Через десять минут на месте уже были полицейские. Гигант не собирался объясняться. Он рычал, отмахивался от офицеров, как от мух, и в какой-то момент поднял их машину за задний бампер. Был вызван спецназ.

Всё это сопровождалось десятками вспышек фотокамер, а утром история о «бигфуте с Тисовой улицы» попала в ленты таблоидов и даже в утренние выпуски местных новостей.

Письмо из Хогвартса пришло Изабелле 12 июля — аккурат в пятницу. Пергамент был тёплым на ощупь, чернила — словно живые. Мэгвин нахмурилась, изучая вложения. Раньше она планировала делать покупки в Карнарвоне, но оказалось, что значительная часть формы и принадлежностей требовала лондонской спецификации. Например, мадам Малкин была единственной, кто имел разрешение шить школьные мантии. Наставница проворчала что-то о протекционизме и пренебрежении к провинциям, но твёрдо решила: в путь — на Косую аллею.

Утром 15 июля они вышли из камина «Дырявого котла». Обе синхронно поморщились. Пахло пеплом, жиром и пыльным полотенцем. Внутри заведения царила та самая сомнительная атмосфера, которая так не нравилась Мэгвин, — как будто воздух здесь не менялся с тех пор, как алхимики собирались в подвале на чаепития.

Первым делом — в банк. В «Гринготтсе» ведьмы получили две сотни галеонов — средства, полагающиеся Изабелле по праву рождения. После этого они отправились за покупками.

— Наставница, можно спросить? — осторожно начала девочка, любуясь витриной с летающими перьями.

— Конечно, дитя.

— А зачем мне палочка? Вы сами чаще всего колдуете без неё. И меня так учили…

Мэгвин усмехнулась, разглаживая складку на синем рукаве своего традиционного платья.

— Потому что, милая, мы живём не в вакууме, и иногда приходится соответствовать ожиданиям общества. Ты — потомок старинного рода, и уже этим будоражишь умы. А беспалочковая магия в глазах большинства — нечто из разряда сказок.

— Но ведь вы… и маги Уэльса…

— Мы не совсем люди, Изабелла. И наша магия оттуда, где в лесах живут тени. Но зачем раскрывать все карты? Пусть у тебя будет палочка. Чем меньше знают, тем крепче спят.

— А профессор Снейп? Он ведь тоже… без палочки часто.

— А он тоже не совсем человек, — сухо ответила Мэгвин. — И ты сама увидишь, как его боятся. Потому он и был другом твоей матери: потомку фейри не страшна кровь неблагих.

Первая покупка — волшебный чемодан. Лёгкий, с расширением пространства, потайными карманами и защитной сеткой. Сумка для учебников была в тон — с серебристыми застёжками в виде листьев.

Их провожали взглядами. Обе были в кельтских платьях: Изабелла — в тёмно-зелёном, с аккуратной шнуровкой, Мэгвин — в синем, строгом, но изысканном. Продавцы не косились на них — наоборот, кланялись чуть ниже обычного.

В ателье мадам Малкин девочку поставили на табурет и принялись снимать мерки. Волшебная линейка щёлкала в воздухе, время от времени взвизгивая от восторга.

На соседнем стуле вертелось растрёпанное существо в джинсах, и явно её разглядывало.

— Ты странно одета! — заявило оно с деловым видом.

— Смотря с какой стороны посмотреть, — хмыкнула Изабелла. — Я, например, не сразу поняла, кто ты — девочка или мальчик.

Грубовато, но в её голосе не было злобы — скорее удивление. Год в мире магии сделал обычный мир для нее чуждым.

— Просто вы, маги, отстали от жизни! — обиженно воскликнула лохматка.

— Говорить такое невежливо. Тебе бы понравилось, если бы я пришла к тебе домой и начала раздавать подобные оценки?

— Но ведь это правда!

— А ты выглядишь как непричёсанная неряха в потёртых джинсах. И кто теперь груб?

Незнакомка раскрыла рот.

— Так нельзя! Это невежливо!

— Но ведь это правда, — Изабелла усмехнулась, точно Мэгвин, глазами.

Девочка с соседнего стула, не найдя, что ответить, вышла с видом оскорблённой важности.

Мадам Малкин только покачала головой.

— Ох уж эти маглорожденные, — проворчала она. — Всё бы им переделать по-своему.

Изабелла тихо усмехнулась. В этот момент она поняла, почему Бранн, хранитель дубовой рощи, не хотел пускать в Уэльс чиновников из Министерства. И правда — вдруг среди них окажется кто-то… похожий.

В магазине «Флориш и Блоттс» царил настоящий хаос: полки ломились от учебников, помощники сновали между рядами, доставая из воздуха списки заказов, а в воздухе витал запах свежего пергамента, чернил и чуть-чуть корицы.

Изабелла шла рядом с наставницей, с интересом разглядывая витрины, пока не застыла на месте. Перед входом, под заколдованным навесом, сверкала праздничная инсталляция. Яркий транспарант с надписью «Мальчик, который выжил — специальная серия ко дню рождения!» венчал стеклянную витрину, полную красочно оформленных книг, плакатов и фигурок.

— Смотри, — хрипло прошептала она. — Это же... он.

На обложке одного из бестселлеров — «Гарри Поттер и проклятие Волдеморта» — был изображён мальчик в круглых очках и с растрёпанными волосами. Но Изабелла слишком хорошо знала это лицо: оно принадлежало её отцу.

Фигурки — подвижные, ухмыляющиеся, с непослушной чёлкой и волшебной палочкой в руке — подпрыгивали внутри стеклянного колпака, выкрикивая лозунги.

— Гляди-ка! Я победил Того-Кого-Нельзя-Называть!

— И всё это без маминой помощи! — весело говорил один из них.

— Это... это отвратительно, — прошептала девочка, прижавшись к Мэгвин. — Они даже не знают, как все выглядело на самом деле.

Наставница молча положила руку на плечо Изабеллы. Некоторое время они стояли, наблюдая, как прохожие останавливаются у витрины, указывая на летающие игрушки и перечёркнутое лицо Волдеморта на заднем плане.

— Они любят мифы, — тихо сказала Мэгвин. — И боятся правды. Но ты знаешь, кем он был на самом деле. И носишь в себе не его тень, а его свет. Остальное не имеет значения.

Изабелла глубоко вдохнула и отвернулась от витрины.

— Пойдём. Я бы хотела настоящие книги.

— Конечно, дитя. Начнём с «Истории магии». А потом выберем тебе что-нибудь… настоящее.

Лавка Олливандера была самой последней в ряду магазинов на Косой аллее.

Узкое здание с облупившейся вывеской и витриной, за которой на подставке медленно вращалась единственная палочка в облаке пыли, выглядело скромно, даже заброшенно — особенно в сравнении с яркими фасадами окрестных лавок. Над дверью висела простая табличка: «Олливандер: производитель волшебных палочек с 382 г. до н. э.»

Но стоило открыть скрипучую дверь, как всё менялось.

Внутри царила полутьма, пахло древним деревом, пылью, лаком — и чем-то неуловимо волшебным. До самого потолка тянулись ряды узких коробочек, и казалось, будто только что здесь пронёсся кто-то невидимый. Лавка дышала магией.

Из тени появился сам мистер Олливандер — высокий, худой, с неестественно светлыми глазами, которые будто светились в полумраке. Он приблизился, всматриваясь в лицо девочки, и уголки его губ чуть дрогнули.

— Прекрасный день… и, полагаю, особенный повод — первая палочка, — сказал он, кивнув наставнице. — Мисс...?

Мэгвин не ответила сразу. Она выпрямилась, встречая его взгляд — между двумя магами, старыми и сильными, на миг проскочила почти ощутимая искра. Но Олливандер уже смотрел на девочку. Его глаза расширились, и он отступил на шаг.

— Постойте… — прошептал он. — Эти глаза… невозможно… но… такие же, как у Лили Эванс.

Он медленно обошёл Изабеллу, явно взволнованный.

— Вы — её дочь, — выдохнул он наконец. — Я помню Лили, как будто это было вчера. Худенькая девочка с ясным умом и светящейся душой. Её палочка — ива, двадцать пять сантиметров, очень гибкая… А у вас, я думаю, будет совсем другая. Что-то редкое.

— Вижу, память у вас всё ещё в порядке, мастер Олливандер, — тихо сказала Мэгвин. — Только без театральности. Нам нужна палочка, не воспоминания.

— Разумеется… простите. Привычка, — кивнул он и начал доставать коробки с полок.

Палочка за палочкой ложились в руку девочки — одна вызывала искры, другая заставляла воздух дрожать, но ни одна не подходила. Олливандер всё хмурился.

— Она слышит деревья, — тихо заметила Мэгвин. — И лес отвечает ей.

— Прекрасно… Тогда вот…

Он достал узкую коробочку, покрытую тонким слоем золотистой пыли.

— Рябина. Сердцевина — волос дриады. Один из редчайших экземпляров. Упрямая, но верна тем, кто умеет слушать — и не боится тишины.

Он вложил палочку в руку Изабеллы. Воздух вокруг словно дрогнул. Вдоль витрин пробежал светлый вихрь, и колокольчики над дверью зазвенели без ветра.

Олливандер прижал руки к груди, как будто тронутый.

— Вот она, — прошептал он. — Да, мисс Поттер. Эта палочка выбрала вас. Берегите её.

Он взглянул на Мэгвин с лёгкой тенью интереса:

— Говорят, мальчик должен был выжить…

— Говорят всякое, — спокойно перебила она. — Но это лавка палочек, а не клуб сплетников.

— Конечно, — улыбнулся он почти вежливо. — Я всего лишь ремесленник. И слушаю, что говорят палочки.

Мэгвин молча оплатила покупку и забрала коробочку с палочкой.

— И оставайтесь ремесленником. Доброго дня, мастер Олливандер.

— Да хранит вас древняя магия, — тихо ответил он.

Они вышли на улицу. Солнце било в глаза, шум аллеи казался особенно живым. Изабелла сжимала в руке палочку — тонкую, лёгкую — и чувствовала, как та откликается на её эмоции.

— Как он узнал? — прошептала девочка.

— Он слышит больше, чем говорит, — ответила Мэгвин. — Но будет молчать. Пусть шепчется с тенями. А у нас впереди — школа.

День покупок был закончен, и дамы, отведав мороженого в знаменитом кафе Фортескью — уютном заведении на углу, где всегда пахло ванилью, жареными вафлями и розовым лепестковым вареньем, — вернулись домой через общественный камин.

Позже, сидя в беседке за вечерним чаем, наставница решила, что пришло время для серьёзного разговора.

— Изабелла, до школы остаётся совсем немного времени, а нам столько надо успеть. Завтра начнёшь плести амулеты из твоего растения-хранителя с волосами единорога — это для волос. На Литу будем делать тебе татуировки.

При последних словах девочка скривилась. Традиционные татуировки кельтов были не просто украшением, а магическими оберегами, которые работали безупречно всю жизнь, защищая носителя от множества угроз, как магических, так и физических. Но сама процедура нанесения была далеко не безболезненной. Мастер наносил татуировки специальными иглами, которые не только прокалывали кожу, но и воздействовали на магическую структуру человека, делая связь с рунами и заклинаниями глубже. На это уходило несколько сеансов и ритуалов. К тому же, требовалось приготовить саму краску и другие особые зелья, чтобы усилить эффект и снизить боль. Некоторые из этих зелий были крайне сложными в приготовлении, и, желательно, их варила сама ведьма, чтобы обеспечить полную гармонию с магией тату.

— Ну-ну, не так всё плохо. Для зелий всё есть, за оставшееся время как раз и наварим. Обязательно надо сделать ментальную тату на затылке, поэтому цикл ритуалов начнём заранее, чтобы волосы успели отрасти.

Наставница замолчала на мгновение, потом продолжила:

— Теперь послушай. Мы заранее знали, что скрыть твоё существование можно будет только до школы. Ритуал сокрытия, который я провела после подписания контракта, спадёт как только ты представишься в поезде своей фамилией. Это не страшно. По нашим планам, Дамблдор должен узнать о тебе уже на церемонии распределения. Тогда всё будет хорошо. Он выкрутится. Но ты не должна никому говорить, что Гарри Поттера никогда не существовало. Потому что директор, чтобы выкрутиться, будет лгать, как все политики, и заткнёт рот любому, кто может его обличить. В идеале ты будешь для всех — сестрой великого Гарри Поттера, а Альбус останется при деньгах из фонда "Мальчика-который-выжил". Это будет справедливо — он раскрутил этот бренд и на нём заработал. Но ты должна держаться в стороне от всего этого. Политика — это развлечения для пожилых мужчин, а воспитанным девочкам там делать нечего. Вспомни, чем всё кончилось для твоих молодых и наивных родителей.

— А мистер Олливандер? Он может всё рассказать раньше?

— И поссорится со всем Уэльсом? Он не так глуп, чтобы связываться с потомками фэйри. Тем более, сам такой же. Мир значительно больше, чем ты себе представляешь. Далеко не всё крутится вокруг Хогвартса и Министерства. Фактически, магическая часть нашего королевства разделена куда сильнее, чем магловская. Например, магическая Шотландия поделена на горную и равнинную, и находятся эти локации в разных складках пространства. В горную Шотландию сотрудники Министерства магии не допускаются, а правит там Совет Кланов. Единственное, что министерские смогли добиться — это что некоторых детей кланы всё-таки посылают в Хогвартс. И то, это удалось только при поддержке короны — самих чиновников кланы посылали далеко и надолго. Я уже не говорю про магическую Ирландию — там в Хогвартс едут только дети северной части, и то не все. Не зря профессор Снейп поселил свою семью именно там. В их складках и лакунах могут заавадить сассэнаха только за английский акцент. Северус точно знает, что ни "Орден Феникса", ни "Пожиратели смерти" в магической Ирландии не появятся никогда — слишком уж они замазались в английских политических играх.

— Но эта витрина!.. — Белла чуть не плакала. — Они издеваются над моим отцом... Зачем?

— Деньги зарабатывают. До твоего совершеннолетия мы их трогать не будем. Помнишь поговорку про засохший навоз? Вот и не трогай. В Хогвартсе тебе лучше попасть на Хаффлпафф. С деканом Спраут ты уже знакома, она почти обо всём в курсе. Профессор Снейп тоже будет недалеко и присмотрит за тобой. Я обязана официально уведомить администрацию школы об ученическом контракте не позже 1 сентября. Вот и пошлю письмо после того, как посажу тебя на поезд. Директор сможет разобрать корреспонденцию только на следующий день.

— А пока... — наставница прищурилась, — пусть наслаждаются своей витриной. Ведьмы с кровью фэйри не прощают легко. У нас хорошая память и богатое воображение. Особенно когда речь идёт о мести. А уж пакостить красиво — почти что искусство. Мы умеем ждать, но когда приходит время, плату получают все, кто осмелился нас задеть.

При этих словах обе ведьмы переглянулись и очень хищно улыбнулись. Они прекрасно знали, что даже самый безобидный поступок ведьмы с кровью фэйри может оказаться продуманной пакостью, исполненной с тонкой иронией и далёким прицелом. Ведьмы этой крови не забывали обид и умели ждать — годами, если нужно. Но когда наступал час расплаты, возмездие было неотвратимым и всегда изящно исполненным.

Через некоторое время наставница отправилась готовиться ко сну, оставив Беллу в тишине вечернего сада. Девочка аккуратно собрала чашки и остатки угощения со стола, не спеша раскладывая всё на поднос. Листва над беседкой шепталась в вечернем ветерке, и лёгкий аромат жасмина, вплетённого в живую изгородь, мягко окутал её.

Белла опустилась на скамью, прижав ладони к тёплой деревянной поверхности стола. День был насыщенным, полным впечатлений, запахов, лиц и разговоров. И всё же — удачным. Она почувствовала, как усталость наконец начала пробираться под кожу, и всё же внутри сохранялось чувство тихого удовлетворения.

В памяти всплыла Мораг — та самая девочка, с которой она провела Лугнасад. Подруга писала, что тоже собирается в Хогвартс, и Белла на мгновение позволила себе представить, как они снова встречаются — в школьных коридорах, в классе, на перемене... Но после разговора с Мэгвин иллюзия рассыпалась. Всё не так просто, и, скорее всего, их пути разойдутся уже на первом этапе.

"Хорошо бы попасть на один факультет..." — подумала Белла, но почти сразу же вздохнула. Интуиция подсказывала — нет, не выйдет. Их магии различались слишком сильно. Мораг была как северный ветер: прохладная, ясная, словно вода горных источников. От неё пахло скалами, свежестью утренней росы и холодными водопадами. А от самой Беллы — пряными травами, лесной подстилкой, тёплым мёдом и дымом костра. Разные стихии, разные корни. Разные факультеты.

Она чувствовала, что Хаффлпафф — это её место. Уютное, надёжное, укоренённое. Девочка знала это с той же уверенностью, с какой различала ароматы зелья по оттенку пара. А если Шляпа решит иначе и заартачится, что ж — у неё найдётся аргумент, чтобы её убедить.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор был раздражён. Ну почему даже второстепенные задачи должен решать он сам? Потому что стоит отпустить дело на самотёк — и всё обязательно пойдёт наперекосяк. Вот и сейчас пришлось хлопотать из-за Хагрида, угодившего прямиком в магловскую каталажку. Выкручиваться перед Амелией Боунс, объясняться с начальником Отдела обливиаторов, платить штрафы и компенсации маглам — просто праздник какой-то.

Но хуже всего было то, что инцидент оказался не таким уж простым. Интуиция, которой Альбус никогда не пренебрегал, подсказывала — за этим кроется нечто большее, чем нелепая выходка старого друга. Дамблдор хоть и не был сильным менталистом, но остаточный дар всё ещё позволял улавливать тревожные сигналы. А эти сигналы звенели в голове, как натянутые струны арфы перед бурей.

Он аппарировал в Литтл Уингинг. Дом его верной последовательницы Арабеллы Фигг встретил его густым ароматом тухлых кабачков, кошачьего помета и старого воска. Альбус недовольно сморщился: ещё немного — и ему начнёт сниться этот запах. Но кого ещё посылать? Все другие либо некомпетентны, либо до жадности алчны. А золото, как назло, сейчас было нужно самому.

Арабелла встретила его на пороге с выражением, полным возмущения:

— Зачем вы послали этого недоумка?! Он устроил скандал на глазах у всей улицы, вышиб дверь, чуть не подрался с полицией, а в довершение — спецназ! Сюжет второй день на BBC крутят! И теперь за мной охотятся маггловские ветеринарные службы — книизлов перепутали с какими-то редкими хищниками!

Альбус вздохнул.

— Успокойся, Арабелла. Расскажи лучше, где Дурсли?

— Уехали ещё в начале месяца, и не возвращались, — буркнула женщина. — Я писала об этом.

Он кивнул. Да, действительно что-то припоминал. Но всё же было странно: защита, письмо, портал Хагрида — всё должно было сработать, если ребёнок был на месте. Почему же Хагрид оказался здесь, а не рядом с мальчиком?

Дамблдор подошёл к двери дома номер четыре на Тисовой улице и начал диагностику. То, что он обнаружил, повергло его в оцепенение: кто-то с неведомой ему магией создал иллюзию присутствия ребёнка. Кто? Зачем? Ответов не было. А вот тревога росла.

Он пробежался по памяти нескольких маглов и был поражён: "Гарри Поттер" — высокий, русоволосый, зелёные глаза. Неуловимо, но определённо — не похож на Джеймса. Лили. Конечно. Глаза — её. Но всё равно что-то не сходилось.

— Ну да ладно, — пробормотал он себе под нос. — Контракт всё равно приведёт его в Хогвартс. Где бы ни прятался.

Первое сентября.

  * * *

День, к которому Изабелла и её наставница готовились всё лето. Провели десятки ритуалов, нанесли особые защитные татуировки: от зелий и ядов, от ментального вторжения, от насилия... Больно, сложно, и неделю пришлось ходить лысой — да, обидно. Но оно того стоило.

Белла стояла перед зеркалом в новенькой школьной форме, разглядывая своё отражение. Из него на неё глядела изящная девочка с белоснежной кожей и тёмно-рыжими волосами, заплетёнными в плотную французскую косу. Изумрудные глаза мерцали оттенками лесной листвы и солнечных лугов Уэльса. Она себе нравилась. Она была готова покорять Хогвартс.

На платформу 9¾ они с Мэгвин вышли через общественный камин, оказавшись в суете и гомоне сотен магов и их детей. Красный паровоз манил паром и голосом трубы.

— Белла! Не отставай. Надо сдать чемодан в багажный вагон, — крикнула Мэгвин, уверенно прокладывая путь к хвосту поезда.

Белла бросилась следом — и врезалась в кого-то.

— Осторожнее! Ты вообще смотришь, куда идёшь? — на неё строго смотрела девушка в мантии из магазина мадам Малкин. Волосы у неё были лохматые, взгляд — пренебрежительный.

— Простите, я не хотела, — быстро извинилась Белла, решив не нарываться. Но та лишь фыркнула и, задев плечом, ушла.

Из воздуха возникла Мэгвин и слегка пожурила ученицу, но Белла не успела ничего сказать — их окликнули:

— Миссис Керрид? Это вы?

К ним подошла статная дама в строгой шляпе, украшенной чучелом грифа.

— Здравствуйте, миссис Лонгботтом. Невилла провожаете?

Белла с интересом уставилась на светловолосого пухлого мальчика, стоявшего чуть поодаль.

— Да… дети так быстро растут, — с неискренней улыбкой ответила дама.

— Позвольте представить вам мою ученицу — Изабеллу Поттер.

Наступила тишина, в которой дамы переглянулись с явным удовольствием. Миссис Лонгботтом вытаращила глаза, а её внук уставился на Беллу с выражением искреннего потрясения.

— Удивительно… — пробормотала она. — Вы прямо копия своей матери…

— Да, нам это часто говорят. Простите, нам пора. Удачи, Невилл, — вежливо ответила Мэгвин.

Она проводила Беллу до вагона, предназначенного для первокурсников. Девочка обернулась ещё раз, будто прощаясь с миром, который остался на перроне.

Потом начала обходить купе — в поисках знакомого лица. И наконец нашла.

В середине вагона, у окна, сидела Мораг — та самая подруга, с которой они долго переписывались и провели вместе праздник Лугнасада. Девочка держала на коленях раскрытую книгу, но глаза её блуждали по пейзажам за окном, явно не сосредоточенные на чтении. Волосы цвета воронова крыла были заплетены в две небрежные косички, на манере которых Изабелла узнала почерк сельских ведьм.

— Мораг! — Белла воскликнула, не сдержав радости, и тут же протиснулась в купе, притворив за собой дверь.

Мораг резко подняла голову — и на её лице расцвела настоящая улыбка.

— Белла! Я знала, что ты приедешь, но боялась не найти тебя среди этой толпы. — Она вскочила, и девочки крепко обнялись, будто не прошло и недели с тех пор, как они плели венки из васильков и мятных листьев в Уэльсе.

— Садись! У нас ещё свободное место, — с живостью сказала Мораг, подвинув свой рюкзак с сиденья. — Познакомься, это Сьюзен. Сьюзен Боунс.

Упомянутая девочка подняла взгляд. У неё были светлые волосы, заплетённые в тугую косу, добродушное круглое лицо и ясные, внимательные глаза. Она выглядела немного настороженно, но, встретив взгляд Изабеллы, мягко улыбнулась.

— Привет. Очень рада познакомиться, — сказала Сьюзен с лёгким северо-западным акцентом, — Мораг немного рассказала про тебя. Ты действительно жила у настоящей ведьмы?

Белла чуть смутилась от неожиданности вопроса, но кивнула:

— У Мэгвин. Она моя наставница. Живёт в лесных холмах недалеко от Карнарвона.

— Здорово… — Сьюзен потянулась за шоколадной лягушкой из своей сумки и добавила, немного застенчиво: — А у меня тётя работает в Отделе магического правопорядка. Я тоже с ней жила летом. Там не так интересно, конечно. Но зато мы ездили в магический музей в Эдинбурге, и я впервые видела настоящий камень предсказаний. Он даже зашептал мне, что-то… хотя, может, это была вентиляция.

Они рассмеялись, и напряжение в воздухе мгновенно рассеялось. Девочки легко, с живой радостью, начали делиться своими ожиданиями, волнениями и догадками — в какой дом их распределят, какие предметы будут первыми, кто будет преподавать зелья.

— Главное — не попасть на уроки к этому… Снейпу, — с заговорщическим видом прошептала Сьюзен, наклоняясь ближе. — Говорят, он как летучая мышь и терпеть не может тех, кто не из Слизерина.

— У нас в Инвернессе была женщина, которая клялась, что у него взгляд, как у мокрицы, — добавила Мораг, скривившись. — Сказала, будто он умеет читать мысли, если на тебя слишком долго смотрит.

Изабелла чуть нахмурилась, но не слишком заметно. Она почувствовала лёгкое неприятие в груди — не злость, но что-то вроде тихой внутренней защиты, речь шла не просто о каком-то учителе.

— Может, он просто строже других, — сказала она после паузы, стараясь говорить ровно. — И вообще, умение видеть то, что другие не замечают, — не самая плохая черта. Особенно у преподавателя зелий.

Мораг удивлённо взглянула на неё:

— Ты что, защищаешь его?

Белла пожала плечами, не поддаваясь на провокацию:

— Я просто думаю, что суждения по слухам — не всегда справедливы. Иногда за мрачным видом может скрываться человек, который… на самом деле очень многое делает ради других. Только никто этого не замечает.

Сьюзен задумчиво посмотрела на неё:

— Ты говоришь так, как будто знаешь его лично.

— Нет, — спокойно ответила Белла, быстро отведя взгляд к окну. — Просто… так учила меня Мэгвин: сначала слушай, потом смотри — а уж потом суди.

Повисло короткое молчание, в котором девочки будто переваривали сказанное.

— Ладно, может, ты и права, — сказала Мораг. — Всё равно — посмотрим, каким он окажется на деле.

— Главное, чтобы не начал читать мысли, когда мы забудем домашнее задание, — хихикнула Сьюзен, и напряжение растаяло, уступив место прежнему весёлому оживлению.

Паровоз дал длинный, дрожащий гудок. Девочки встали и подошли к окну. Сквозь пар и клубы дыма на платформе виднелись родители, наставники, братья и сёстры. Некоторые махали, другие вытирали глаза. Мэгвин стояла в отдалении, но Белла точно знала — она видит её. И, может быть, даже улыбается.

— Готовы? — спросила Мораг, сжимая в руках платок, в который был завернут маленький мешочек с полевыми травами — её личный оберег.

— Готовы, — ответила Белла.

Сьюзен согласно кивнула.

Они сели обратно и смотрели в окно, пока поезд не тронулся, унося их в новую жизнь.

К обеду в купе уже витал аромат кексиков с курагой, бутербродов и шоколадных конфет — девочки устроили себе небольшой пикник прямо на сиденьях. Сьюзен разложила салфетку, Мораг наливала тыквенный сок из плотно закупоренной фляжки, а Изабелла аккуратно разворачивала маленький пирог, испечённый Мэгвин специально для дороги. На его корочке был вырезан кельтский узел — оберег для счастливого пути.

И именно в этот момент дверь купе распахнулась.

— Простите! — с порога возвестил звонкий голос. — Здесь есть свободные места? О, привет! Я Гермиона Грейнджер, а это Невилл, мы ищем его жабу. Ну, вернее, она опять сбежала, я лично считаю, что животные с таким характером нуждаются в поводке, но…

Всё это говорилось без единого вдоха. Гермиона, держащая Невилла за локоть с цепкостью драконьих клещей, стояла в дверях, как воплощение инициативы. Волосы её вздымались каштановой волной, густой, кудрявой, влекущей в себя каждую заблудшую крошку, пылинку — и, если верить бабушкиным страшилкам, неосторожный взгляд.

Изабелла моргнула. Лицо показалось ей знакомым — да, это была та самая девочка, которая была в лавке мадам Малкин и задела ее плечом на перроне.

— Привет, — сухо отозвалась Белла, кусая свой пирог.

— Привет, — Мораг кивнула, оглядывая гостью с лёгким прищуром.

— Привет! — дружелюбно сказала Сьюзен. — Ты не хочешь присесть?

— Спасибо, но мы только на минутку. — Гермиона закинула кудри назад и посмотрела на девочек с выражением "я вас сейчас просвещу". — Вообще, я уверена, что мы все попадём в Гриффиндор, потому что, по моим исследованиям, это самый лучший дом. Хотя я, конечно, читала и о других, особенно о Равенкло, но…

— Осторожнее с волосами, — внезапно и почти ласково перебила её Изабелла. — Они у тебя… непослушные.

Гермиона заморгала.

— Это… это просто влажность. Волосы у меня всегда так…

— Да дело не в этом, — вступила Мораг с видом старшей кузины, которая знает, о чём говорит. — Если потеряешь хоть один волосок где-нибудь в поезде, а кто-нибудь её подберёт, то может наслать приличное проклятие. Или любовное зелье. Или — не дай Мерлин — фурункулов на носу на все семь лет.

— Ага, особенно если попадёшь не на тот факультет, — хмыкнула Сьюзен, попивая сок.

Гермиона побледнела и попыталась одним движением пригладить кудри, но волосы продолжали жить своей жизнью.

— Я… спасибо за совет. — Голос её стал чуть менее уверенным. — Наверное, я подумаю об этом. Возможно, есть какие-то защитные заклинания… Я читала, что…

— Гермиона, а можно я уже пойду? — жалобно спросил Невилл, теребя рукав её мантии. — Жабу мы всё равно не нашли…

— Ой, да! Извините! Было приятно познакомиться! — проговорила Гермиона, пятясь к двери. — Надеюсь, мы увидимся на распределении!

Дверь закрылась, и в купе снова воцарился уютный полумрак и запах сладкого теста.

Когда она с Невиллом вышли в поисках Тревора, в купе повисла тишина. Лишь через минуту Сьюзен осторожно произнесла:

— Она очень… основательная.

— И как ураган, — хмыкнула Мораг. — Только вместо ветра — слова.

— Наверное, ей просто страшно. Как и всем, — сказала Белла, хотя и сама чувствовала, как внутри осталось что-то неловкое после визита гостьи.

— Надеюсь, распределит нас в разные дома, — пробормотала Сьюзен, снова откупоривая лимонад.

Изабелла усмехнулась, глядя на подруг, и почувствовала, как лёгкое предвкушение разлилось по телу, точно тепло от солнечного луча, пробившегося сквозь облака. Поездка обещала быть куда интереснее, чем она ожидала. Здесь, в уютном купе, среди девочек, с которыми у неё было больше общего, чем с кем бы то ни было на Тисовой улице, она впервые по-настоящему почувствовала себя на своём месте.

Кстати…

— А кто на какой факультет пойдёт? — неожиданно для себя самой спросила Белла, откинувшись на спинку сиденья.

— Я… скорее всего на Рейвенкло, — протянула Мораг и сделала неуловимое движение плечом, как будто этот выбор был чем-то вроде судьбы, заранее решённой и слегка обременяющей.

— А я буду проситься на Хаффлпафф, — бодро сказала Сьюзен, откупорив бутылочку с лимонадом. — Там училась моя тётя, говорит, дух факультета — как дома с хорошей кухней: все свои, и каждый на своём месте.

— Я тоже попрошу шляпу отправить меня на Хаффлпафф, — кивнула Белла. — Этот факультет, кажется, лучше всего подходит для моей магии… и для того, чему меня учила наставница.

Разговор едва успел перерасти в обсуждение, когда дверь купе вновь приоткрылась. Порог пересёк мальчик с льняными волосами и аристократичной осанкой. Он явно собирался что-то спросить, но, встретившись взглядом с Беллой, чуть приподнял бровь, как будто её уже узнал. На миг помедлив, он шагнул внутрь с манерной вежливостью, граничащей с театральностью.

— Приятного аппетита, леди, — произнёс он с лёгким поклоном. Голос звучал мягко, почти музыкально. — Позвольте представиться. Драко Люциус Малфой. А это мои спутники — Винсент Крэбб и Грегори Гойл.

Два коренастых мальчика за его спиной одновременно поклонились, чуть не стукнувшись лбами. Видно было, что репетировали.

Изабелла невольно задержала взгляд на Малфое. В нём было что-то… любопытное. Он выглядел не столько надменным, сколько хорошо выученным. Как будто каждое его движение, слово, жест были отточены в старом родовом доме, среди гобеленов и портретов предков.

Она знала о нём. Точнее — о его роде. Мэгвин рассказывала ей о «священных двадцати восьми», как об искусственно созданной витрине, в которой выставлялись имена, удобные Министерству. Большинство истинно древних семей кельтских земель в этот список не вошли вовсе. Зато туда, без особой причины, были включены такие, как Кэрроу — обычные чиновники, покорно служившие магической бюрократии. Малфои же… они были исключением. Арман Малфой, прародитель рода, был личным целителем самого Вильгельма Завоевателя. Род выжил, приумножил богатство и, что особенно интересно — работал с магглами, в отличие от большинства английских волшебников. В их жилах текла кровь сидхе Броселиада — и это чувствовалось в повадках, в голосе, даже в осанке. А Драко еще был крестник профессора Снейпа.

Белла молча кивнула, позволяя себе сдержанную улыбку.

— Очень приятно, наследник Малфой, — первой ответила Сьюзен с безупречно поставленной вежливостью. — Сьюзен Аманда Боунс, и мои спутницы — Мораг Ингерн МакДугал и Изабелла Генриетта Поттер.

Глаза Драко чуть расширились, когда он услышал последнее имя.

— Мисс Поттер…

— Можно просто Белла, — спокойно сказала она. В этот момент у него дернулся глаз, будто от короткого замыкания.

— Тогда называйте и меня просто Драко, — мгновенно отозвался он. — Простите за прямоту, но… приходится ли вам родственником Гарри Поттер?

Белла чуть наклонила голову, её голос прозвучал спокойно, почти буднично:

— Сожалею, Драко, но у меня нет родственников с таким именем. Насколько мне известно, со стороны отца вообще никого не осталось.

— Простите, — осторожно уточнил Малфой. — А ваш отец это…?

— Джеймс Флимонт Поттер. А мама — Лилиан Поттер, — без пафоса ответила она, глядя ему прямо в глаза.

— Вот как… Интересно. Я слышал, Гарри Поттер — мальчик, спасший мир. Или теперь и это у нас в прошлом?

— Некоторые легенды удобно не перепроверять, — спокойно ответила Белла, не отрывая взгляда. — Но ты прав: многое меняется.

В купе на мгновение повисла мёртвая тишина. Даже где-то за окном показалось, что колёса замедлили ход.

— А как же… Тёмный Лорд? — выдохнул Грегори Гойл, озвучив коллективное недоумение.

— Не имею ни малейшего понятия, — отчеканила Изабелла с таким видом, будто речь шла о погоде на Марсе.

— Оу… — произнёс Винсент, не зная, куда деть руки.

— Ходили слухи, — осторожно начал Драко, — что опекуном ребёнка Поттеров стал Альбус Дамблдор…

— Не знаю, что за слухи, — вмешалась Сьюзен с ноткой рассудительности. — Но по законам волшебного опекунства неженатый мужчина не может быть официальным опекуном юной леди. Это против законов и магии.

— Мой опекун и наставница — госпожа Мэгвин Керрид, — спокойно, но твёрдо произнесла Белла, поставив точку.

Мальчики смотрели на неё с выражением, каким обычно смотрят на оживший галеон. И было неясно, восхищены ли они, напуганы или просто сбиты с толку.

На несколько секунд все молчали. Даже гул поезда, казалось, стих. Белла чуть напряглась — она уже начинала жалеть, что так откровенно озвучила имя Мэгвин. Но Драко вдруг словно оживился, его губы тронула тень заинтересованной улыбки.

— Керрид… Вы ученица Мэгвин Керрид? — уточнил он с неожиданным уважением в голосе.

— Да, — кивнула Изабелла, удерживая взгляд.

— Впечатляет, — тихо произнёс Малфой и чуть приподнял бровь, как будто размышлял, стоит ли продолжать. — Говорят, в Карнарвоне и дальше, на западе, её уважают… а в Лондоне и вовсе побаиваются. Кто-то даже утверждает, что она умеет говорить с тенями и ставит щиты, которые не берёт даже огонь.

— Умеет, — невозмутимо подтвердила Белла.

— Думаю, с вами на факультете будет весело, — добавил он с лёгким поклоном, в котором прозвучала тень иронии. — А вы, кстати… уже решили, куда бы хотели попасть?

Изабелла заметила, как он этим вопросом аккуратно сменил тему. Почти неуловимо, но уверенно. Малфой играл в светскую беседу, как кто-то играет в шахматы. Её даже забавляло это.

— Хаффлпафф, — с лёгкой улыбкой повторила она. — Для моей магии — лучший выбор.

— Неожиданно, — отозвался Драко и явно пытался не выдать недоумения. — Но… честно. В любом случае, шляпа наверняка примет это к сведению.

— А ты, Драко? — поинтересовалась Мораг. — Хаффлпафф — не твоё?

— Ха! — не удержался Крэбб. — Представляешь Малфоя в жёлто-чёрном?

— С трудом, — усмехнулся Драко. — У нас в семье всё просто. Нас всегда распределяли в Слизерин. И мне это подходит.

— Конечно, — кивнула Сьюзен, — амбиции, традиции, змеи под ковром…

— И здравый смысл, — добавил он, чуть прищурившись. — Хотя… — взгляд его скользнул по Мораг, — Рейвенкло может быть достойной альтернативой для тех, кто ценит ум и тонкость. Не так ли? МакДугал… северная кровь? Врата Гленко?

— Тамошние, — откликнулась Мораг с лёгкой усмешкой. — А ты, выходит, всё ещё хранишь список?

— В нашей семье это считается хорошим тоном, — невозмутимо отозвался Драко. — Впрочем, я пришёл вовсе не для того, чтобы спорить. Я просто ищу достойных собеседников. Иногда достаточно одного взгляда, чтобы понять, кто из первокурсников будет иметь значение.

Мораг чуть нахмурилась, не привыкшая к подобной лести, но промолчала.

Крэбб и Гойл нервно переступили с ноги на ногу. Было очевидно, что реплики вне сценария вводят их в замешательство. Малфой же только усмехнулся, немного театрально.

— Надеюсь, мы ещё увидимся, — сказал он. — Быть может, на одном факультете. Или хотя бы в библиотеке.

— Быть может, — мягко ответила Белла, и что-то в её взгляде подсказало ему, что она не из тех, кто поддаётся чужой расстановке фигур.

Драко кивнул, развернулся с ловкой грацией породистого кота и исчез за дверью. Крэбб и Гойл последовали за ним, оставив за собой лёгкий запах дорогого табака и мятных леденцов.

Повисла тишина.

— Он был вежлив… — первой нарушила молчание Сьюзен, вытягивая ноги на сиденье. — Вежлив, как нож, засунутый в подарочную коробку.

— Вежлив, как чистокровный слизеринец на смотринах, — фыркнула Мораг. — Улыбается, пока не решил, ударить тебя со спины или пригласить на танец.

— Не все слизеринцы такие, — тихо сказала Белла. — Просто он… слишком старательно выучил свою роль. Как будто всё детство играл не с игрушками, а в политику.

Мораг посмотрела на неё чуть внимательнее, но ничего не сказала.

Поезд между тем мчался сквозь холмы и луга, мерцая окнами в отражениях ручьёв и опадающих облаков. Где-то вдалеке начали виднеться горы. День клонился к вечеру.

Разговор постепенно перетёк в смешки, истории о магических животных, спор о любимом вкусе леденцов Бёрти Боттс и воспоминания о том, как однажды в лавке на магическом базаре Инвернесса какой-то бес сбежал из клетки и украл у Мораг пирог прямо из кармана.

Сьюзен зевнула первой, положив голову на рюкзак. Мораг накинула на плечи шарф. Белла достала из сумки маленькую вышитую подушку — подарок Мэгвин — и устроилась у окна, глядя, как небо за стеклом окрашивается в золото и лаванду.

Поезд всё быстрее и увереннее мчался сквозь вечерние пейзажи, за окнами мелькали золотистые поля, редкие рощицы и розовеющее небо.

Когда стук колёс вдруг замедлился, они заметили: за окнами показались первые огоньки Хогсмида. Уютные домики, крыши которых казались нарисованными, вишнёвые деревья, дымки над трубами…

— Мы почти на месте, — сказала Сьюзен, аккуратно убирая остатки сладостей обратно в коробку.

— Добро пожаловать в школу магии и чудес, — тихо проговорила Белла, глядя в окно. Её сердце забилось чаще. В груди отозвалась лёгкая дрожь. Это был новый этап. Каким он будет?

Вскоре поезд замедлил ход, затем остановился, и по громкой связи раздался голос машиниста, сообщающий о прибытии. Девочки поспешили выйти из вагона и оказались на платформе Хогсмида. Там уже толпились ученики, покинувшие Хогвартс-экспресс. На длинном узком перроне почти не осталось свободного места — повсюду царили волнение и суматоха.

Справа от поезда первокурсников собирал кто-то поразительный — косматый великан, потомок фоморов, который, казалось, был выше всех присутствующих. Слева же стояли запряжённые кареты — вероятно, для старших курсов. Из-за неорганизованности и тесноты на платформе образовалась настоящая давка. Девочки, не спеша выходить, остановились в дверях вагона и наблюдали за этим живым хаосом.

Изабелла воспользовалась задержкой, чтобы осмотреться. Хогсмид находился в горной долине, в самом её сердце поблёскивало озеро, словно зеркало, впитавшее краски заката. Сразу за красным кирпичным зданием вокзала начиналась деревушка: черепичные крыши, аккуратные дома, сложенные из дикого камня и обожжённого кирпича. Всё это выглядело уютно и сказочно. За деревней, вдалеке, густой тенью поднимался лес, а по правую руку возвышалась горная гряда, золотившаяся в последних лучах заходящего солнца.

Сама школа всё ещё оставалась вне поля зрения, и Белла с удивлением подумала: Неужели нас повезут к замку на лодках?

И действительно — оказалось, что первокурсников переправляют по озеру.

Изабелла шла по тропинке, проложенной вдоль самого края Запретного леса, рядом со Сьюзен. Сумерки ложились на землю тонкой пеленой, и даже в полумраке лес казался чарующим. Он был живым — шелестел листвой, поскрипывал ветвями, шептал что-то юной ведьме. Белла чувствовала это всем своим существом, словно старый лес признавал в ней свою. Его дыхание отзывалось в её груди лёгким трепетом.

Внезапно деревья расступились, открывая вид на широкую гладь озера. Дети замерли, раздались восхищённые вздохи. На противоположном берегу, отражаясь в зеркальной воде, возвышался сияющий огнями Хогвартс. Его башни и окна отражались в воде, словно мираж из другого мира.

— Красиво... — подумала Изабелла, но её взгляд снова вернулся к лесу. Величественный замок впечатлял, но именно Запретный лес пробуждал в ней нечто более глубокое — тихую тоску, ощущение связи, зов.

На небольшом причале первокурсники по очереди садились в зачарованные лодки по четверо. К девочкам подсел незнакомый темноволосый мальчик с ясными голубыми глазами. Он устроился на скамейке рядом с Мораг, явно стараясь вести себя как можно скромнее.

— Эм... добрый вечер, леди. Я Тео... то есть Теодор Нотт. К вашим услугам, — пробормотал он, смущённо опуская взгляд.

Белла улыбнулась: — Привет, Тео. Я Изабелла Поттер. Можно просто Белла. А это мои подруги — Сьюзен Боунс и Мораг МакДугал.

Обе девочки важно кивнули в знак приветствия, и Тео скромно отвел взгляд. Его никак не задела фамилия Поттер — по крайней мере, внешне он этого не показал, — но щёки его слегка порозовели.

— Мой отец служит Её Величеству, — признался он чуть тише. — Мы часто живём на военных базах... В общем, там нет девочек...

К концу своей фразы он так сильно покраснел, что Белле стало его жалко. Она улыбнулась шире и попыталась подбодрить нового знакомого:

— В доме моей наставницы я тоже была одна. А в деревне друидов рядом с её домом были в основном мальчики, — сказала она с теплотой.

Мальчик лишь смущённо кивнул, но в уголках его губ мелькнула благодарная тень улыбки.

Лодки, плывущие без вёсел, скользили по чёрной, как атлас, поверхности воды. Озеро было удивительно тихим — лишь редкие всплески и плеск воды о борта сопровождали их путешествие. Ветер доносил до них запах влажной древесины, мха и ночных цветов. Хогвартс на противоположном берегу с каждой минутой приближался, возвышаясь всё больше и больше, пока наконец не стал казаться почти нереально огромным. Башни и шпили были освещены магическими фонарями, и в их свете старинный замок выглядел как волшебный корабль, пришвартованный у подножия гор.

Когда лодки приблизились к замковой пристани, с деревянного настила свисали мягкие золотистые фонари, отбрасывающие на воду длинные световые дорожки. Пристань была вымощена скользкими от времени досками, по которым эхом разносились шаги. Хагрид, находившийся в лодке, которая шла впереди, первым ступил на пристань. Его фигура, освещённая фонарём размером с ведро, вынырнула из тумана, словно сторожевой дух.

— Так-так, по одному, аккуратно вылезаем, — пробасил он, твёрдо вставая на доски и помогая девочкам выбраться из лодки, словно спуская их по трапу в порту.

Изабелла почувствовала, как её сердце забилось чуть быстрее, когда её ступня коснулась дерева пристани. Вокруг раздавались шорохи, всплески, лёгкий гул голосов. Ночной воздух был прохладным, и над водой уже начал стелиться лёгкий туман, придавая сцене мистическую дымку.

Когда последняя лодка пристала к берегу и все первокурсники выбрались на сушу, Хагрид, не теряя времени, собрал их в небольшую шумную, но взволнованную группу. Он подождал, пока дети успокоятся, и, подняв фонарь повыше, повёл их по каменной дорожке, ведущей к воротам замка.

Хогвартс возвышался над ними всё величественнее и выше, и Белла не могла отвести взгляд от массивных стен, башен и стрельчатых окон, за которыми мерцал мягкий свет. У самых дверей, вырубленных из чёрного дуба, Хагрид остановился и трижды постучал. Звук эхом разнёсся по внутреннему двору, и вскоре створки с лёгким скрипом приоткрылись.

На пороге появилась высокая женщина в строгой мантии и остроконечной шляпе. В её осанке читалась безупречная дисциплина, а в глазах — ум, строгость и проницательность.

— Добро пожаловать, профессор МакГонагалл, — почтительно произнёс Хагрид. — Вот они, первокурсники. Целы и невредимы.

Профессор МакГонагалл кивнула и окинула детей внимательным взглядом, словно прикидывая, кто из них принесёт больше баллов своему будущему факультету.

— Благодарю, Хагрид. Дальше я сама с ними разберусь, — сказала она сдержанно, но с теплотой.

Хагрид отступил в сторону, а профессор обратилась уже к детям:

— Добро пожаловать в Хогвартс. Вскоре вы пройдёте церемонию распределения и узнаете, в каком доме будете учиться. Прошу следовать за мной и соблюдать тишину.

Изабелла сделала глубокий вдох. Она чувствовала, как воздух, пропитанный древней магией, наполняет её лёгкие, а сердце бьётся в ожидании чего-то по-настоящему важного. Её пальцы невольно сжали край мантии — впереди был первый шаг к новой жизни. Она взглянула на Сьюзен и Мораг и увидела в их глазах такое же волнение и предвкушение.

Следуя за профессором МакГонагалл, первокурсники вошли в замок — величественный и загадочный

Проходя сквозь высокие дубовые двери, Изабелла инстинктивно принюхалась: аромат магии она умела различать с раннего детства. Наставница поощряла и помогала развивать этот дар, объясняя, что значат разные типы запахов. Магия замка пахла по-разному: холодной свежестью гор — так пахла магия форм и ритуалов; пряным лесным ароматом — зельеварение и гербология; неистовым пламенем и пеплом — боевая магия. Но среди этих запахов внезапно проступил удушливо-сладковатый оттенок разложения. Так пахла некромантия. Это настораживало больше всего. Мёртвым не место среди живых — они нарушают гармонию и губят живую магию.

Тем временем профессор МакГонагалл провела детей в комнату ожидания и строго, но не без доброжелательности, сказала привести себя в порядок перед распределением на дома — факультеты:

— В Хогвартсе четыре дома — факультета: Гриффиндор, Слизерин, Равенкло и Хаффлпафф. У каждого факультета своя благородная история, и каждый из них выпустил выдающихся волшебников и ведьм. Пока вы учитесь в Хогвартсе, ваши успехи будут приносить вашему дому очки, а нарушения — отнимать их. В конце года факультет, набравший больше всего очков, получает Кубок факультета — высшую награду. Я надеюсь, что каждый из вас будет достоин того Дома, который станет вашим.

Пока декан Гриффиндора произносила речь, Белла незаметно проверила в кармане заранее припасённый пакетик с семенами златоглазок. Из всех способов воздействовать на шляпу она выбрала именно этот. Семена златоглазок были крошечные, но обладали мощными, ядовитыми корнями. Если бы она успела обсыпать ими шляпу и задать установку на прорастание...

— Ты в курсе, что сейчас очень пакостно улыбаешься? — тихо спросила Сьюзен.

— Понятия не имею, о чём ты, — Белла умела держать лицо.

Сзади Драко Малфой начал ссору с неопрятным рыжим мальчиком по фамилии Уизли. Слово за слово, и дело почти дошло до драки — девочки отошли подальше. В этот момент сквозь стены просочились привидения, отвлекая драчунов.

Белла почувствовала, как усилился густой, тягучий запах некромантии, и инстинктивно отгородилась защитным жестом, которому её научила Мэгвин. Привидения отпрянули от неё с удивлением.

— Как интересно… — негромко сказала высокая дама-привидение. — Маг жизни. Впервые за долгие годы.

— Надеюсь, она попадёт на мой факультет, — отозвался толстый монах, добродушно посматривая на Беллу.

Два привидения — пожилой мужчина и молодой с благородной осанкой — молча поклонились детям.

Изабелла обвела взглядом остальных — никто, казалось, не слышал слов привидений. Она вздохнула с облегчением. Как говорила её наставница: «Меньше знают — крепче спят».

В этот момент вернулась профессор МакГонагалл:

— Построитесь в шеренгу по двое. Мы отправляемся на церемонию распределения.

Белла встала в пару с Сьюзен, Мораг — с Тео, впереди стояли Малфой с незнакомым мальчиком. И так они вошли в сияющий огнями Большой зал.

Под сводчатым потолком, зачарованным так, что он отражал ночное небо, висели тысячи парящих свечей. С одной стороны зала — стрельчатые окна, украшенные витражами, с другой — старинные гобелены и портреты, наблюдающие за происходящим с живым интересом. Четыре длинных стола домов тянулись к возвышению, где стоял преподавательский стол. Рядом с ним, на старом трёхногом табурете, лежала знаменитая Распределяющая шляпа.

И тут шляпа зашевелилась и запела:

Может быть, я некрасива на вид,

Но строго меня не судите.

Ведь шляпы умнее меня не найти,

Что вы там ни говорите.

Шапки, цилиндры и котелки

Красивей меня, спору нет.

Но будь они умнее меня,

Я бы съела себя на обед.

Все помыслы ваши я вижу насквозь,

Не скрыть от меня ничего.

Наденьте меня, и я вам сообщу,

С кем учиться вам суждено.

Быть может, вас ждёт Гриффиндор, славный тем,

Что учатся там храбрецы.

Сердца их отваги и силы полны,

К тому ж благородны они.

А может быть, Хаффлпафф ваша судьба,

Там, где никто не боится труда,

Где преданны все, и верны,

И терпенья с упорством полны.

А если с мозгами в порядке у вас,

Вас к знаниям тянет давно,

Есть юмор и силы гранит грызть наук,

То путь ваш — за стол Райвенкло.

Быть может, что в Слизерине вам суждено

Найти своих лучших друзей.

Там хитрецы к своей цели идут,

Никаких не стесняясь путей.

Не бойтесь меня, надевайте смелей,

И вашу судьбу предскажу я верней,

Чем сделает это другой.

В надёжные руки попали вы,

Пусть и безрука я, увы,

Но я горжусь собой.

Церемония началась. Минерва МакГонагалл зачитывала имена по списку:

— Абботт, Ханна!

Светленькая девочка села на табурет, и шляпа была водружена ей на голову.

— Хаффлпафф!

— Боунс, Сьюзен!

— Ну, я пошла, — прошептала Сьюзен, побелевшими губами.

— Удачи.

Сьюзен села на табурет, и почти сразу раздалось:

— Хаффлпафф!

Она поспешно прошла к столу своего нового факультета.

— Бут, Терри!

— Равенкло!

Мэнди Броклхерст отправилась туда же, Лаванда Браун — в Гриффиндор. Миллисента Булстроуд оказалась в Слизерине.

Изабелла разглядывала зал, наслаждаясь видом гобеленов и мерцанием свечей, прислушиваясь к звучащим фамилиям. Малфой и его спутники были распределены на Слизерин, Гермиона Грейнджер и Невилл Лонгботтом — в Гриффиндор, Мораг — в Равенкло, Тео — в Слизерин.

И вот настал её черёд:

— Поттер, Г… Изабелла?

В зале повисла тишина. Белла вышла вперёд и села на табурет.

— Ну-ка, что тут у нас? Хе-хе… Нет, милая, златоглазки тебе не понадобятся, — прошептала шляпа. — Распределю тебя в Хаффлпафф. Если наставница и декан уже договорились. Там твой дар раскроется лучше… но знай: на Слизерине ты могла бы достичь большего.

Белла немного обиделась. У неё нет выучки Малфоя — и что? Подумаешь, она умеет говорить со змеями...

— Не в змеях дело, милая. У тебя дар воды и земли. Никто теперь не помнит, что Слизерин — это факультет зельеваров и целителей. Не передумаешь?

— Хаффлпафф!

Аплодировали все столы, кроме гриффиндорского. Сотни глаз с любопытством разглядывали новенькую. Изабелла села рядом с Сьюзен и Ханной, продолжая осматривать преподавательский стол.

В центре, на троне с высокой спинкой, восседал Альбус Дамблдор. Темно-синяя мантия, серебристая шапочка, длинные белые усы и борода — он выглядел как воплощённая мудрость. Но Белла знала, что он вдвое младше её наставницы — и невольно вспомнила наставления дяди Вернона о важности имиджа в политике. Всё правильно, подумала она, политику нужен образ, которому будут доверять.

Неподалёку сидела Помона Спраут, которая приветственно кивнула, заметив взгляд Беллы. Филиус Флитвик, крошечный, но энергичный декан Равенкло, беседовал с коллегами. Рядом с профессором Снейпом находился незнакомый маг в чалме и фиолетовой мантии — что-то в нём вызывало у девочки внутренний протест. А сам Снейп выглядел… странно. Словно постарел за две недели и стал ещё мрачнее.

— Конечно, — подумала девочка, — Феликс пошёл в школу. А он хотел бы быть с ним, а не здесь, но обязан соблюдать магический контракт.

Тем временем церемония подошла к концу. Директор встал и, подняв руки, произнёс:

— Добро пожаловать! Прежде чем мы начнём наш пир, я хотел бы сказать несколько слов. Вот они: «Олух! Пузырь! Остаток! Уловка!» Всё, всем спасибо!

Как только директор сел, на столах, словно по волшебству появились блюда — целые горы жареных цыплят, запечённой картошки с розмарином, миски с ароматным рагу, румяные пироги, хрустящий хлеб, сладкие напитки в кувшинах. В воздухе повисли восхищённые вздохи и счастливые взрывы смеха — первые волнения дня постепенно уступали место облегчению и уюту.

Белла осторожно взяла ложку — стол оказался волшебным даже в мелочах: её любимое овощное рагу напоминало блюдо, которое готовила Мэгвин. Вкус был почти тот же, с лёгкой ноткой тмина и лаванды. Интересно, это совпадение или на кухне есть кто-то, кто тоже разбирается в растениях?

— Белла, знакомься! — Сьюзен дёрнула её за рукав. — Это Ханна, моя подруга детства. Мы вместе брали уроки у одной ведьмы в Камбрии.

— Привет, — улыбнулась Ханна Абботт. Она была чуть ниже Сьюзен, с круглым лицом и белокурыми волосами, заплетёнными в две косы. — Очень рада. Я слышала, ты... та самая Поттер?

— О, давай обойдёмся без этого "та самая", — отозвалась Белла, — просто Изабелла. Или Белла. Мне так больше нравится.

— Тогда просто Ханна, — кивнула девочка. — А это твой цветок? — Она указала на горшочек с растением, стоящий рядом на скамье. Листья его слегка подрагивали в такт голосам за столом.

— Ага, — кивнула Белла. — Она всегда со мной. Это... ну, как фамильяр, только растительный.

— Очень мило. Похоже, ей здесь нравится, — Ханна протянула палец, не касаясь листа, и тот наклонился к ней в ответ.

— Извините, — раздался вежливый голос справа. — Можно к вам присесть? Я тут один за углом, а вы, кажется, самые дружелюбные лица в радиусе десяти футов.

Перед ними стоял мальчик с аккуратно уложенными светло-каштановыми волосами, сдержанной улыбкой и вежливыми манерами.

— Джастин Финч-Флетчли, — представился он, садясь рядом. — Я из семьи сквибов, учился до этого в школе для благородных юношей, но потом... выяснилось, что я волшебник. Всё изменилось. И вот я здесь.

— Серьёзно? — изумилась Ханна. — То есть ты рос среди немагов?

— Да, и честно говоря, пока всё это немного пугает. Говорящие шляпы, привидения... и это зелье с пузырьками цвета изумруда, что мне случайно плеснули в лицо в поезде.

Сьюзен рассмеялась:

— О, надеюсь, не Малфой?

— Кто-то из его компании, — усмехнулся Джастин. — Но ничего, глаза вроде бы всё ещё на месте. А вы все давно знакомы?

— Мы с Сьюзен — да. А вот Белла… — Ханна бросила на неё весёлый взгляд. — Белла только что спасла распределяющую шляпу от разрастания корней. Или наоборот?

— Не приукрашивай, — фыркнула Белла. — Я просто держала в кармане кое-что на всякий случай. Но шляпа, кажется, умеет читать мысли и намерения.

— Жаль, что её нельзя использовать на уроках, — мечтательно сказала Сьюзен. — Особенно по истории магии.

Все дружно засмеялись.

Пир продолжался, и Белла всё больше чувствовала, как напряжение уходит, растворяясь в тепле, смехе и вкусной еде. Её факультет, хоть и не самый хвалёный, оказался самым живым. Здесь никто не ждал от неё, чтобы она была героем, спасителем или знаменитостью. Просто — собой.

И в этом было какое-то тихое, очень нужное волшебство.

Когда, наконец, с последним звонким звуком исчезли блюда, за столами прокатился вздох — довольный, сытый, ленивый. Некоторые ученики уже начинали зевать, у кого-то в глазах плясали искры от переизбытка впечатлений. Профессор Спраут, добродушная и слегка растрёпанная, поднялась со своего места и хлопнула в ладоши:

— Первокурсники Хаффлпафа, за мной! Мы направляемся в нашу гостиную — уютное местечко, вы обязательно почувствуете себя как дома.

Они вышли из Большого зала, следуя за профессором Спраут по полутёмным коридорам, где факелы отбрасывали тёплый свет на каменные стены. Переходя с одного уровня на другой, Белла ощущала, как в замке меняется воздух — то пахло старым деревом, то влажным камнем, то пряной пылью древности.

Наконец они свернули в один из широких подземных коридоров, ведущих к кухне. По пути мимо огромной картины с натюрмортом фруктов — за которой, как пояснила Спраут, скрываются школьные кухни, — они оказались перед тупиком с рядом дубовых бочек, аккуратно встроенных в каменную кладку.

— Вот мы и дома, — с улыбкой сказала профессор. — Вход в гостиную Хаффлпаффа спрятан в этой бочке. Нужно дважды постучать сверху, затем три раза по бокам — ритм такой: Хе́л-га Хаффлпафф. Не ошибайтесь, иначе...

Она не договорила — и одна из бочек вдруг выпустила струю уксуса в воздух, отчего один из мальчиков отпрянул с приглушённым "фу!"

— ...иначе она обрызгает вас. Вот, теперь запомните. Попробуете сами утром, — добавила Спраут с лукавой улыбкой и прикоснулась к нужной бочке, постучав в правильном ритме.

Крышка приоткрылась, и перед первокурсниками раскрылась тёплая, уютная комната, залитая мягким золотистым светом.

Это была просторная, круглая комната с низким сводчатым потолком и мягким жёлто-золотым освещением. Повсюду — тёплые ковры, подушки, кресла-мешки, деревянные полки, уставленные книгами и растениями в горшках. Где-то в углу лениво потрескивал камин, а из-за дивана выглядывал... барсук, вышитый на подушке, как будто он подслушивал разговор.

— О, я здесь буду жить, — прошептала Ханна, вцепившись в руку Сьюзен. — Это... это как сон.

— Но только без змей и без странных лабиринтов, — усмехнулась Сьюзен.

Белла не сказала ничего — она просто смотрела. Её растение, ехавшее всё время в сумке, словно встрепенулось и выпустило светящийся кончик листа, будто подтверждая: "Да, это место безопасно. Можно остаться".

Староста, высокая девочка с фиолетовыми волосами и уверенной улыбкой, жестом подозвала всех:

— Комнаты находятся вот здесь, за арками. Девочки — налево, мальчики — направо. У каждого своя кровать, сундук для вещей и тумбочка. Кто захочет — завтра объясню, как пользоваться волшебными будильниками, чтобы не проспать на уроки.

Ханна, Сьюзен и Белла попали в одну комнату — небольшую, но уютную. На полу лежал ковёр в форме листа лопуха, стены украшали гобелены с изображением полей и садов. У каждой из девочек была кровать с пологом, полосатое одеяло и подушка, пахнущая лавандой и мятой.

— Так странно, — пробормотала Ханна, складывая в сундук книги. — Утром я ещё завтракала дома, а теперь... теперь вот.

— И всё по-настоящему, — кивнула Сьюзен, застёгивая мантии на вешалке. — Всё началось.

Белла молча поставила свой горшок с растением на подоконник — листья осторожно развернулись к луне. Затем она достала рубашку для сна, аккуратно сложила дорожную сумку и села на кровать, глядя на девочек.

— Я рада, что мы попали вместе, — тихо сказала она.

— И я, — отозвалась Сьюзен.

— Даже если кто-то храпит? — Ханна ухмыльнулась.

— Посмотрим, кто первый, — усмехнулась Белла, и все трое тихо рассмеялись.

Они погасили свет, завозились в одеялах, а через несколько минут в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только ровным дыханием и редкими шорохами снаружи — то ли старый замок скрипел, то ли по коридору прошмыгнуло очередное привидение.

Белла лежала с открытыми глазами, глядя в потолок. Столько всего произошло за один день — поезд, знакомство, распределение, пир... И всё это — начало чего-то большого. Настоящего.

Растение на подоконнике мягко светилось, отражая спокойствие. Белла вздохнула и, обняв подушку, закрыла глаза.