Жизнь для нас (гет)

Палуба скользкая от недавнего дождя, и Инеж скорее катится, чем идет, по доскам, чтобы добраться на другой конец корабля, где, по словам одного из молодых членов команды, видели касатку. Обычно появление морского животного не причина для такой поспешности, но это самая волнующая вещь, что случалась за много дней. Истинноморе необычно спокойное, и единственные корабли, направляющиеся в Керчию — вполне легальные, везущие на остров продукты, туристов или рабочих.

Инеж знает: это не означает, что ее миссия выполнена, или что девочки и мальчики в заимствованных шелках не плачут, пока не уснут, после удовлетворения грязных аппетитов своих клиентов. За годы перехватывания работорговцев она добилась того, что стали меньше красть детей прямо из кроватей, но дома удовольствий приспособились. Когда поиск работников посредством похищения усложнился, они обратились к неопределенным двусмысленным контрактам и фальшивым обещаниям. На борту кораблей, мимо которых проплыл «Призрак», есть и те, кто верит, будто направляется в Керчию работать горничными или привратниками, надеясь, что честная усердная работа приведет их к порогу двери в лучшую жизнь, и что, возможно, однажды они наткнутся на одну из тех блестящих возможностей, которые существуют только в Кеттердаме. Столь многие готовы поставить свою жизнь на кон слабого проблеска шанса, но столь немногие — если вообще кто-нибудь — преуспевают. Невинные, с надеждой сжимающие контракт на «домашнюю работу», часто бывают обречены на совершенно иной вид службы, и не все выживут.

Нынче невозможно отличить сверкающую поверхность города от его темного дна. Каз возражает, что так было всегда и единственное отличие — то, что некоторые купцы наконец перестали делать вид, будто чтут мораль. Вместо этого они открыто объявляют о своем праве зарабатывать состояние любым способом, основываясь только на своем привилегированном положении. Они утверждают, что не изобретают и не производят варианты юрды парема, которые могут вынести не Гриши, и они не в ответе за ненасытную жажду юных тел — они всего лишь отвечают на спрос. Они убежденно заявляют, что лучше, когда подобные продукты ответственно поставляют такие честные граждане как они, будто унижение, насилие и наркотическая зависимость могут каким-то образом нивелироваться от роскошного окружения и добрых голосов. Инеж не так глупа, но тяга самообмана настолько сильна, что даже те, кто считают себя порядочными и либерально настроенными, хотят в это верить. Так что два мира слились. Вытесненные Отбросами Грошовые Львы и Портовые Лезвия стали наемными убийцами, одетыми в ливреи купеческих домов, и купцы вступили во владение криминальными предприятиями, которыми раньше управляли боссы. Однако пока еще никто не пытался бросить вызов авторитету Отбросов в Бочке — частично из-за того, что игорные дома и питейные заведения Каза не конкурируют с новыми борделями, неожиданно возникающими в Финансовом округе, где они маскируются под эксклюзивные джентльменские клубы. Однако нет никаких сомнений, что алчность в конце концов побудит к попытке захвата. Земля — великая ценность, а каждый хоть на что-то годный бизнесмен понимает, что сегодняшние трущобы завтра могут стать золотой жилой. Инеж надеется, Каз знает, что делает.

Тем временем Инеж пытается остановить вербовщиков в самом начале, ловя их в процессе или наполняя нищие равкианские сообщества информацией и предупреждениями о том, что их ждет в керчийской столице. Сегодня они направляются в маленький городок на юге от Ос Керво, где проходит важный праздник урожая. Такие празднования обычно привлекают людей из окружающих поселений и даже других городов, так что это благодарная почва для тех, кто ищет нуждающихся в работе молодых людей. По мнению Инеж, если ее команда сможет помешать хотя бы одному из них подписать контракт, миссию можно считать успешной. В качестве бонуса это также шанс повидаться с родителями. Их караван разбил лагерь неподалеку и выступает на ярмарке. А потом, если позволят Святые, она планирует взять их с собой в Кеттердам, где надеется представить их Казу как следует. Он по-настоящему паникует по этому поводу — гораздо больше, чем по поводу любых угроз его владениям в Бочке, — но Инеж не оставила ему выбора. Когда она уходила, только половина его стола была занята гроссбухами и контрактами. Остальное было завалено глянцевыми туристическими брошюрами и листовками из лучших вафельных кафе Кеттердама, и Каз выглядел положительно несчастным.

— Знаешь, Уайлен с Джеспером будут более чем счастливы организовать всё это для тебя, — сказала Инеж.

Но он, похоже, не услышал, так что она просто нежно поцеловала его в щеку и выбралась из окна.

Громкий смех возвращает ее в настоящее, где касатка оказалась кучей обломков, и команда возвращается к прежним занятиям. Подняв подзорную трубу, чтобы осмотреть горизонт, Инеж слышит позади оживленный разговор двух новых девушек, которые в данный момент распутывают рыболовные сети. Марина немного напоминает ей Нину — своевольная и непримиримая, уверенная в себе и безнадежная кокетка. Она частая цель шуток и жалоб насчет громких занятий любовью, которые воспринимает с полным спокойствием, отказываясь обнаруживать хотя бы намек на смущение. Однажды она даже сумела подловить Инеж в мгновение слабости, неожиданно спросив, есть ли в ее жизни кто-то особенный, и удивленная команда стала свидетелем того, как обычно невозмутимая капитан краснеет и заикается. Любое отрицание после такого казалось глупым, хотя она сохранила достаточно самообладания, чтобы назвать своего загадочного возлюбленного Каспианом и твердо оборвать все последующие вопросы. Немного более скромная подруга Марины Зажа — Гриш, которую спасли в то же время: ей в последнюю секунду не дали сесть на корабль в Керчию. Вместе они согласились помогать Инеж находить вербовщиков, просто изображая тех, кем они были совсем недавно — бедных хорошеньких девушек с фермы в поисках способа прокормить себя.

— Не могу дождаться увидеть Кеттердам, — восторженно болтает Марина. — Только подумай обо всей культуре и полных жизни улицах. Совсем не похоже на грязную яму, в которой я выросла. Представь, Зажа, каких интересных людей мы можем встретить. И еда.

— Я хочу увидеть университет. Мои родители всегда жалели, что не могут себе позволить отправить меня туда, — спокойно сказала Зажа.

— Я пойду с тобой и, пока ты исследуешь библиотеку, посмотрю, стоит ли трудов хоть кто-то из студентов, — отвечает Марина, и Инеж слышит ухмылку в ее голосе. — Но только если ты пойдешь со мной в Бочку. Хочу увидеть уличных фокусников и «Зверскую комедию». Кто знает, может, мы даже наткнемся на знаменитого Каза Бреккера. Возможно, стоит посмотреть, можно ли с ним повеселиться.

Их прерывает сдавленный звук, и, повернувшись, Инеж видит, как Шпект выплевывает выпивку, пытаясь восстановить дыхание.

— О, я забыла, — щебечет Марина, — вы же его встречали, не так ли?

Шпект бросает встревоженный взгляд на Инеж, после чего бормочет, что натыкался на господина Бреккера пару раз.

— Я слышала от одного человека, который слышал от того, кто раньше работал в Кеттердаме, что он убийственно красив в своей мрачной манере. Ну же, не скрывайте от нас Шпект, какой он?

Инеж ловит взгляд Шпекта, ухмыляется ему и кивает, давая понять, что он может сгустить краски, если хочет.

— Понятия не имею, найдете ли вы его красивым, но знаю из надежного источника, что однажды он вырезал человеку глаз и выбросил этого человека в море за то, что тот ранил его… соратника, — грубо говорит Шпект. — Я бы посоветовал держаться от него подальше.

— Тем не менее, — мечтательно вздыхает Марина. — Это было бы нечто.

Инеж не может сдержаться:

— Тебе нужна будет комната, когда мы прибудем туда, или я должна заключить, что ты остановишься у господина Бреккера?

Она смягчает слова улыбкой, чтобы Марина знала, что не нарвалась на неприятности, но та всё равно ярко краснеет.

— Извините, капитан, не сочтите за неуважение, я просто болтаю, как всегда. Конечно, я останусь с командой.

— Ничего страшного, Марина, но, пожалуйста, знай, что хотя в Кеттердаме много чего есть, на что посмотреть и чем заняться, в то же время умнее будет никуда не отправляться в одиночку и не уходить с незнакомцами, какими бы красивыми они ни были.

Марина обдумывает это, и ей, похоже, приходит кое-что в голову.

— Вы же много времени провели в Кеттердаме, капитан, правильно?

Инеж напрягается, надеясь, что это не приведет к вопросам о «Зверинце» и о том, что там случилось, но мысли Марины текут в совершенно ином направлении.

— А вы когда-нибудь видели Каза Бреккера?

Инеж расслабляется и смеется, в ее голове всё еще свеж образ Каза, пустым взглядом уставившегося в брошюру, рекламирующую туры по каналам.

— Я видела его, — соглашается она.

— И?

Марина и Зажа обе смотрят на нее с ожиданием. «Милые девочки, — с нежностью думает Инеж. — Надеюсь, они смогут немного дольше оставаться юными и глупыми, и сохранить свои романтические представления».

— Убийственно красивый, но лучше любоваться на расстоянии, — отвечает она и, подмигнув, оставляет их делать с этой информацией, что хотят.

* * *

После того, как они причалили и замаскировали «Призрак» под обычный корабль, члены команды отправляются на фестиваль, чтобы смешаться с толпой и попытаться выявить любую подозрительную деятельность или, по крайней мере, предупредить потенциальных жертв. Сама Инеж легкой поступью идет в другом направлении вдоль скалистого морского берега, пока не добирается до небольшой открытой поляны, окруженной пышными деревьями, которые уже начали краснеть. Она сразу замечает своих кузин, которые, сидя возле костра, помешивают в большом котле. Дальше в поле, рядом с фургонами с яркими приставленными палатками, Инеж видит свою мать в мягкой свободной тренировочной одежде. Она делает растяжки на траве, в то время как отец стряхивает мел с ладоней. По телу разливается тепло, когда Инеж устремляется к ним, испытывая бесконечную благодарность за то, что они вернулись в ее жизнь. Если бы она не проспала в тот роковой день много лет назад, она могла бы быть здесь с ними, готовясь к завтрашнему выступлению и помогая готовить тушеное мясо, которое они будут есть этим вечером. С некоторой грустью Инеж осознает, что уже не хочет этого, что это слишком походило бы на притворство, будто ничего не произошло. Она не всем поделилась с родителями, не желая обременять их больше необходимого, когда увидела, как скорбь и страдания состарили их. Они знают, чем ее заставили заниматься и как это подпитывает ее решимость найти и наказать каждого работорговца, но не более. Сейчас она их маленькая девочка, в безопасности их объятий.

— Meja, как я рад видеть тебя в добром здравии, да будут благословенны Святые! — говорит папа, вытирая слезу, в то время как мама держит ее за руки.

Вскоре они сидят возле огня, окруженные целой группой — старики всё еще настороженно относятся к тому новому существу, которым стала Инеж, а юные пугают своих родителей жадными вопросами и плохо замаскированной жаждой приключений. Как только их любопытство удовлетворено и внимание обращается к захватывающему рассказу одной из кузин о вылазке в Ос Керво в тот день, Инеж тихо обращается к родителям:

— Мама, папа… — она колеблется, не уверенная, как продолжить. — Надеюсь, вы стремитесь как следует познакомиться с Кеттердамом: там есть столько всего, что я хочу показать вам.

— Конечно, meja, — радостно говорит мама, — первый раз немного смазался от потрясения снова видеть тебя после всего этого времени. Я почти ничего не помню. И твои друзья были так добры, но я была слишком ошеломлена, чтобы быть собой. Надеюсь, на этот раз мы сможем наверстать всё и лучше познакомиться с ними.

Отец с энтузиазмом кивает, и Инеж глубоко вдыхает.

— Есть кое-то, с кем я хочу познакомить вас в особенности, — говорит она полушепотом, глядя в землю, надеясь, что ее румянец будет не слишком заметным в угасающем свете. — С кем-то особенным.

Они оба слегка перемещаются на своих местах по бокам от нее, и у нее возникает отчетливое ощущение, что они обменялись взглядом.

— Это случайно не Каз Бреккер? — спрашивает мама.

У нее легкий тон, но под ним чувствуется некоторое напряжение, скрытое течение чего-то иного, помимо чистой радости.

— Всё, чего я прошу, — напряженно говорит Инеж, — чтобы вы не судили, пока не узнаете его получше.

— Meja…

Отец прерывается, подыскивая правильные слова, а потом понижает голос, чтобы никто не услышал.

— Мы знаем, что он сделал для тебя и для нас, и мы бесконечно благодарны. Но ты должна понимать, люди говорят. Каждый раз, когда мы упоминаем, что наша дочь обосновалась в Кеттердаме, все произносят одну и ту же шутку: «Держите крюге близко к себе и берегитесь Каза Бреккера». Они связывают его со страхом. И смертью. Просто… Скажи нам, что ты не попала в неприятности и не задолжала ему?

— Я не попала в неприятности и меньше всего из-за него. Пожалуйста, папа, мама? Непредвзятость и возможность объяснить — всё, чего я прошу.

— Конечно, Инеж, — говорит мама после короткой паузы. — Мы обязаны ему этим. И мы всегда любим тебя, что бы ни случилось. Это никогда не изменится.

Инеж чувствует горящие за веками слезы и яростно смаргивает их, гадая, может ли она быть по-настоящему хорошим человеком, если после всего, что случилось, готовится провести их через такое. Но она сделала выбор и будет сражаться за него.

Как раз в этот момент к ним со стороны фестиваля приближается мужчина в красочном костюме. Он возбужденно хлопает в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание, и объявляет, что вот-вот начнется фейерверк, а потом для детей будет угощение. Инеж удивлена — когда она была ребенком, ее никогда не приглашали присоединиться к какому-либо веселью во время карнавалов, на которых они выступали, — но, возможно, мир изменился к лучшему? Но даже если так, в манере держаться мужчины есть нечто натянутое, что привлекает ее внимание. Родители явно знают этого человека и доверяют ему, но она всё равно, извинившись, ускользает из лагеря, тенью следуя за взволнованной группой, пока не убеждается, что они направляются к небольшому помосту, на котором перед увеличивающейся толпой начинают готовить фейерверк.

— У меня паранойя, — бормочет Инеж себе под нос и возвращается назад.

Но, приблизившись к лагерю, чувствует, что что-то произошло. В воздухе напряжение, и ветер приносит иной тембр голосов — тонко завуалированная угроза под налетом вежливости. Внезапно Инеж понимает, что они говорят на керчийском, и застывает, взяв под контроль дыхание, после чего бесшумно, но быстро пробирается к густому кусту, осторожно раздвигая ветки, чтобы оценить сцену.

Перед группой сулийцев четверо крепких мужчин стоят по бокам от представительного мужчины в дорогом темном костюме — сделанный на заказ, скроенный так, чтобы скрывать располневшую талию. Инеж сразу же узнает Де Грота из Кеттердама. Он богат, утверждает, что торгует минералами и сидит в Торговом совете — во всех отношениях почтенный человек, — но громилы по бокам от него — бывшие Грошовые Львы, и они вооружены пистолетами и наверняка где-то прячут ножи. Ни один честный бизнесмен не нуждается в защите такого рода. И, заметив двигающиеся по полю тени, Инеж понимает, что они здесь, чтобы завербовать молодежь, которая посчитала фейерверк слишком детской забавой и осталась в лагере. Инеж касается своих кинжалов и просчитывает ходы, слыша, как Амита, ее кузина, которая говорит на керчийском, служит переводчиком. Быстро становится ясно, что это не переговоры. Внезапный запах алкоголя дает понять, что эти мужчины пьяны, потерпели неудачу и злы. И сюда они пришли, чтобы компенсировать провалившийся план. Она готовится к битве, послав Святым молчаливую молитву.

Когда громилы вокруг Де Грота достают оружие, и взрослые (ее родители среди них) смыкают ряды вокруг детей, Инеж наносит удар. Два кинжала попадают в цель, и ее руки уже хватают следующие два, в то время как она уходит в сторону, чтобы ее не обнаружили. После первоначального смятения мужчины перегруппируются, и Инеж с ужасом видит, что здесь больше человек, чем у нее ножей, а значит, некоторые придется возвращать. Глубоко вдохнув, она начинает подбираться ближе, в процессе швыряя кинжал за кинжалом, оставаясь за пределами света, который отбрасывает мерцающий костер. Но как раз когда Инеж начинает надеяться, что ее старания увенчаются успехом, она чувствует, как кто-то хватает ее за ноги, и падает, сильно ударившись лицом о землю. Прежде чем она успевает начать отбиваться, другие пальцы хватают ее руки, и ее лицом вниз выносят в круг.

— Так, так, так, что это у нас тут, — гудит Де Грот. — Маленький сулийский боец. Какая жалость, уверен, из тебя получилось бы восхитительное дополнение к клубу, — и обращается к группе: — Пусть это будет предупреждением для вас. Вот что мы делаем со служащими, которые доставляют неприятности.

Одно мгновение Инеж слышит только страдальческий крик своей матери и готовится к пуле. Но когда звучит выстрел, она с удивлением понимает, что он раздается с более далекого расстояния. Прежде чем она полностью осознает ситуацию, двое державших ее мужчин падают замертво по бокам от нее, и она чувствует кислый запах паники, когда остальные пытаются определить, откуда пришла новая угроза. Раздаются еще выстрелы, а потом тошнотворный хруст позади заставляет ее обернуться. Всё еще ошеломленная после падения Инеж не совсем уверена, что это не галлюцинация. Позади Де Грота стоит Каз, его трость зацепилась под подбородком купца и прижимается к горлу. За его спиной она видит Джеспера с поднятыми и всё еще дымящимися пистолетами, который приближается с настороженным взглядом. Голова ворона на трости блестит от крови, и еще больше крови капает из пореза на щеке Каза, когда он наклоняется над плечом Де Грота и сжимает хватку сильнее.

— Назовите хоть одну причину, почему я должен оставить вас в живых? — шипит он, в то время как Де Грот медленно багровеет.

— Господин Бреккер, — задыхается он. — Я не знал, что вмешиваюсь в ваш бизнес. Возможно, мы сможем договориться.

На мгновение что-то сверкает в глазах Каза, и Инеж видит его таким, каким он является перед другими — рычащий зверь с когтями вместо рук, готовый сожрать свою добычу.

— Они всего лишь сулийцы, кто будет по ним скучать? — в отчаянии выкрикивает Де Грот.

— Они — familie, — рычит Каз, — и сулийцы никогда не забывают своих.

Инеж вдруг чувствует движение слева, а потом рядом с ней на колени опускается Уайлен, видимо, проверяя, не ранена ли она. Глаза Де Грота расширяются.

— Ван Эк, — недоверчиво произносит он. — Вам это с рук не сойдет, вас повесят.

А потом его взгляд устремляется к ней, его лицо кривится, и он сплевывает на землю.

— Ты? — говорит он. — Я помню тебя. Рысь!

Инеж чувствует, как сжимается горло, а сердце начинает колотиться так громко, что поглощает все остальные звуки. Она пытается встать, но спотыкается и, задыхаясь, остается на четвереньках. Она понимает, что происходит, и отчаянно пытается вспомнить, как это остановить, потому что не хочет, чтобы родители видели ее такой. Но слишком поздно — мысли уже мечутся, тело предает ее. Инеж не помнит Де Грота, не знает, какая часть отвратительной плоти могла принадлежать ему, но он помнит ее. Стыд. Родители бегут ей на помощь, но она визжит и в панике отползает от них.

— Не трогайте меня, — воет она, всё еще пытаясь восстановить контроль над дыханием.

Она отчаянно смотрит на Каза, и его взгляд почти незаметно ожесточается. Одним движением он роняет трость и обхватывает голову Де Грота, с громким треском сломав ему шею, после чего отпинывает его в сторону.

— Инеж, — тихо произносит он, присев перед ней на корточки — в пределах досягаемости, но не прикасаясь. — Ты должна дышать медленнее, можешь сделать это для меня?

Она поднимает на него взгляд и видит человека, которого знает, Каза Ритвельда — нежного, любящего, — но с намеком на сталь Каза Бреккера, вынуждающую ее слушаться.

— Я не помню его, — выдыхает она. — Я не хочу помнить… пожалуйста. Это отвратительно. Я отвратительна!

— Ты борец, Инеж, ничто из этого не является твоей виной, — говорит Каз. — Ничто. Твои родители любят тебя, твои друзья любят тебя… — он сглатывает. — Я люблю тебя.

Он медленно стягивает перчатку и осторожно протягивает руку, будто к незнакомой враждебно настроенной кошке. Инеж пытается глубоко вдохнуть, но знает, что всё уже выходит из-под контроля и в ушах начинает звенеть. Могучим усилием она подползает и берет его руку только для того, чтобы ее тут же вырвало на его ботинки, и по ее лицу начинают катиться слезы. Каз не вздрагивает, просто держит ее за руку, давая ей якорь. Звон становится громче, и Инеж знает, что до того, как она потеряет сознание, остались считанные секунды. Однако сначала ей надо сказать кое-что важное. Язык неповоротлив и плохо подчиняется, но ей внезапно кажется, что от этих слов зависит ее жизнь, и она сжимает в кулаке его пальто.

— Каз, — торопливо произносит Инеж, — мне надо, чтобы ты кое-что пообещал мне. Это важно.

— Я здесь, я слушаю, — отвечает он.

— Когда мы поженимся, я хочу кошку! — Инеж произносит слова невнятно, но ей удается держать глаза открытыми. — Обещай, — требует она.

Каз выглядит слегка встревоженным — возможно, он боится кошек, — но твердо обнимает ее и отвечает:

— Сделка есть сделка.

Мир чернеет.

* * *

После панических атак Инеж никогда не остается без сознания долго, и, очнувшись, обнаруживает себя на прежнем месте, в объятиях Каза, уткнувшись лицом ему в грудь. Живая. Она слышит, как Каз у нее над головой раздает приказы на керчийском и ломаном сулийском. Инеж морщится, когда вонь собственной рвоты доходит до ее ноздрей.

— Извини за ботинки, — говорит она.

Он опускает взгляд и криво улыбается.

— Переживут, — и после паузы добавляет: — Здесь надо подчистить гораздо худший бардак. Хочешь, чтобы я отвел тебя к родителям, или готова собрать свои кинжалы?

— Кинжалы, — без колебаний отвечает Инеж — она не из тех, кто оставляет работу незаконченной.

Каз коротко кивает, и они встают. Инеж слегка покачивается, но быстро стабилизируется и сжимает его пальцы, давая ему понять, что она в порядке. Каз поднимает к губам их соединенные руки оставляет на ее костяшках долгий поцелуй, прежде чем снова надеть перчатку и направиться к группе, неуверенно сбившейся в кучку по другую сторону костра. Начав собирать кинжалы и возвращать их на пояс, Инеж слышит, как он велит Уайлену позаботиться, чтобы дети подольше остались на ярмарке, и найти ему Алкема, пока они с Джеспером разбираются с телами. Ее юных родственников, похоже, попросили копать ямы. Собрав все кинжалы, Инеж возвращается к костру, где ждут родители — потрясенные, с расширившимися глазами. Она обнимает их, плечи дрожат от подавленных эмоций.

— Мама, — говорит она. — Папа. Вы мне нужны.

Этой ночью она позволяет родителям увидеть осколки своей жизни и рассказывает всё о мучительном пути к исцелению, как они с Казом временами цепляются друг за друга, словно моряки за обломки утонувшего корабля, сквозь всё безобразие и боль. Ощущение, будто вытягиваешь яд из раны, и это странным образом воодушевляет, несмотря на скорбь. Каз присоединяется к ним позже, измученный и уязвимый, и она делает то, что поможет ему — позволяет рассказать, что произошло, и переводит родителям, одновременно промывая его раны, аккуратно избегая пробуждения его демонов.

— Мы отплыли на одном из кораблей Уайлена, как только получили информацию о том, куда направляется Де Грот. В последнее время он терял деньги и нуждался в быстром вливании. Видимо, рабы показались самым легким вариантом. Мне не понравилась команда, которую он взял, от всей экспедиции разит отчаянием. Мы прибыли сюда, разведали местность и надеялись заманить на ярмарку как можно больше детей — пригрозили ответственному, чтобы он согласился на фейерверк. Я знал, что ты пойдешь за ними, но не успел предупредить, а потом надо было возвращаться. Мы прибыли в последнюю секунду.

Он поворачивает голову к родителям Инеж, и она позволяет своей ладони остаться в его волосах.

— Я опоздал, mati en sheva yelu, — говорит он.

— Тебе не за что извиняться, — говорит отец. — Мы… как ты говоришь… familie? Ты один из нас, и ты заботился о нас.

Мама кивает:

— И защищал нашу дочь все эти годы.

Каз хмурится и, медленно подбирая слова, говорит на сулийском:

— Мы с Инеж защищаем друг друга. Она тоже спасала меня.

Той ночью Инеж не может обрести сон, так что позволяет Казу положить голову ей на колени, медленно проводит пальцами по шрамам на его лице и наблюдает, как он засыпает, наверняка впервые за несколько дней.

* * *

Весь следующий день она пребывает в состоянии постоянного беспокойства. Ее родственники замечательно сплотились и выступают на обычном уровне, демонстрируя трюки, бросающие вызов гравитации, но покидая шоу, Инеж всё еще чувствует почти зуд незаконченного дела. Частично — это спадающий адреналин, частично — ответственность за подготовку команды, которая ничего не подозревает о вчерашней драме, к завтрашнему путешествию, но есть и нечто, царапающее изнутри, требующее быть услышанным.

В конце вечера она находит Каза, который затаился в гавани, и, не говоря ни слова, ведет его за руку к своему кораблю. Ее команда проведет ночь в организованном для них рядом с ярмаркой жилье, а значит, «Призрак» стоит тихий и покинутый.

Каз, как всегда, считывает ее настроение. Когда он садится на ее койку, глаза у него расширившиеся и почти черные от желания, но он старательно не двигается. Она методично раздевает их обоих, слой за слоем. Наконец Инеж сбрасывает последний предмет одежды и встает перед ним с безупречной осанкой, приглашая его смотреть. Это пугающе интимно — позволять его взгляду окидывать ее обнаженную фигуру, но в то же время волнующе. Она надеется, Каз понимает, что она подчеркивает важность происходящего: это только для его глаз, потому что она выбрала это. Инеж Гафа — борец, и никто не может украсть у нее это мгновение. Здесь и сейчас она хочет вернуть себе свое тело как нечто прекрасное и источник радости.

Голод в его глазах и прерывающееся дыхание наконец побуждают ее к действию. Еще раз убедившись, что он полностью присутствует в настоящем моменте, Инеж заставляет его передвинуться, пока он не прислоняется спиной к стене, а потом забирается ему на колени, ища его губы своими, пробуя его, позволяя их языкам восхитительно переплестись. Словно нечто дикое проснулось внутри нее, и как бы близко она ни была, этого недостаточно. Дрожа, она опускается, принимая его внутрь себя, желая зарычать от облегчения и ощущения наполненности. Все ее чувства усилены, когда она начинает двигаться, и от каждого прикосновения вспыхивает новое ощущение, приближая ее к звездам наверху. Когда большой палец Каза находит чувствительный центр, она запрокидывает голову и воет на луну, потеряв всякое осознание пространства и времени. Чувствуя себя яростно живой, Инеж утоляет свою жажду большего, снова и снова, пока оба не выдыхаются, едва в состоянии дышать, и держат друг друга в объятиях.

— Я люблю тебя, — горячо произносит она, перекатившись на спину и притянув его на себя, и его вес снова привязывает ее к земле.

Каз приподнимается на локтях, чтобы посмотреть на нее, лежащую на спине со всё еще тяжело вздымающейся грудью.

— Как и я люблю тебя, — просто говорит он и сверкает одной из своих редких улыбок; а потом улыбка превращается в ухмылку. — Но, по-видимому, твоя любовь имеет условия. Сначала было без брони. А теперь брак и кошка?

Инеж фыркает, и вскоре оба хохочут так, что вся кровать сотрясается.

— Ты согласился, — говорит она, отсмеявшись. — Боюсь, папа теперь не позволит тебе пойти на попятный, если только ты хочешь остаться частью familie.

— Ты уверена, что твои родители могут с этим справиться? Я размозжил черепа двоим мужчинам и свернул шею третьему у них на глазах — никто не будет их винить, если они потрясены.

— Ты забываешь, что я вонзила кинжалы в грудь остальных шестерых. Мы сражаемся, чтобы выжить, возможно, им нужно было увидеть это, чтобы понять, что это значит.

Каз согласно мычит, а потом берет в ладони ее лицо и целует в лоб, в кончик носа, и наконец в губы, после чего зарывается лицом в ее волосы. Он выглядит таким же истощенным, какой она себя чувствует, и вскоре оба засыпают, переплетясь конечностями.

На следующее утро Инеж оставляет Каза приводить себя в порядок. Она выходит на палубу, смотрит на по-прежнему спокойную воду и оранжевое небо, обещающее великолепный день впереди. Родители поплывут с Уайленом и Джеспером, поскольку тогда у них будет личная каюта. Каз поплывет на «Призраке», как и Де Грот, который сейчас завернут в холст, и о нем заботится местный Алкем, чтобы предотвратить разложение. Инеж наслаждается свежим ветерком, ласкающим лицо, и смотрит на пристань, где видит приближающиеся фигуры. Вскоре к ней присоединяются Марина, Зажа и Шпект — немного раньше, чем она ожидала. На самом деле, она вообще не ждала Марину.

— Доброе утро, капитан, — хором произносят они, и Инеж приветственно кивает.

Она собирается объяснить — в как можно меньших деталях — насчет сложностей с Де Гротом и нужде в гришевских способностях Зажи, когда Марина нетерпеливо вставляет, ухмыляясь от уха до уха:

— Так значит, мы познакомимся с ним? С вашим Каспианом?

Зажа делается пунцовой, а Шпект выглядит совершенно выбитым из колеи, он явно не ожидал этого. Инеж на мгновение замирает.

— Я встретила милого парня, — объясняет Марина. — Вроде сулийца. В общем, Зажа предложила провести ночь на «Призраке», оставив комнату в моем распоряжении. Она говорит…

— Думаю, я слышала достаточно, — перебивает Инеж, но поток слов Марины не остановить.

— …что вы определенно не бесшумно исчезли в ночи, если вы понимаете, о чем я.

Именно в это мгновение Инеж слышит приближающееся к ним характерное постукивание трости, и, как если бы это было недостаточным указанием, Шпект, посмотрев поверх ее плеча, приобретает деликатный зеленый оттенок.

Инеж слегка сдвигается в сторону, и две девушки с ожиданием смотрят на Каза, чье лицо немного затенено шляпой, а свежий шрам выделяется ярко-красным на бледной коже. Инеж наблюдает, как их взгляды одновременно останавливаются на безупречном костюме, кожаных перчатках и наконец на голове ворона, блестящей в утреннем свете. Она видит, как на них снисходит осознание и предвкушение на лицах сменяется страхом и чем-то похожим на благоговение.

— Доброе утро, босс, какое дело? — бормочет Шпект, не встречаясь с Казом взглядом.

— Запутанное, — отвечает Каз. — Нужно немного подчистить. Которая из вас Гриш?

Зажа краснеет еще сильнее, и когда она открывает рот, оттуда не вылетает ни звука.

— Это Зажа, — мягко произносит Инеж. — Думаю, она немного нервничает.

— Если она в состоянии не позволить телу разложиться, пока мы не доберемся до Кеттердама, мне всё равно, даже если она направляется в церковь Святой Хильды, — Каз пристально смотрит на Зажу. — Ты можешь выполнить работу?

Зажа выпрямляется и говорит:

— Могу… босс. Раньше я помогала с умершими в моей деревне. Спасибо… Сэр.

— Господин Бреккер сойдет, — говорит он. — Твой босс — капитан Гафа, и в моих венах нет ни капли благородной крови. Мы со Шпектом доставим неудачливого джентльмена, и тогда ты можешь позаботиться о нем.

Он одаривает Инеж крошечной улыбкой — просто изгиб уголка рта, — а потом уходит со Шпектом. Инеж дает девушкам задания перед отъездом и отсылает их, но как раз когда она думает, что получила мгновение спокойствия, Марина прочищает горло.

— Прошу прощения, капитан, я не собиралась говорить эти неприличные вещи про Ка… Господина Бреккера.

— Ты не могла знать, Марина. Всё хорошо. Давай просто займемся своими делами, и, прежде чем успеешь опомниться, мы уже будем в Кеттердаме.

— Тем не менее, должна сказать… — глаза Марины сверкают, и Инеж снова вспоминает Нину и ее жизнелюбие.

— Ну выкладывай, — дружелюбно говорит она.

— «Убийственно красивый» не воздает ему должное. Отличный улов, капитан!

Инеж громко смеется, и на чудесное мгновение всё жизненное бремя спадает с ее плеч, позволяя ей побыть молодой женщиной, которая наслаждается приятным воспоминанием о ночи, проведенной в объятиях любимого.