Стихийное Бедствие Volume 1: Тень Винодела (гет)

Утро после визита к Сильвио Росси встретило Алекса Воронова серым небом и запахом свежесваренного кофе, который он пил, сидя в своем кабинете. Шкатулка из погребов "Золотой Лозы" лежала на столе, все еще запертая, как немой свидетель тайн Марка Вересова. Ее резной символ — спираль с тремя линиями — дразнил его, но вскрывать замок без подготовки он не спешил. Слова Росси о страстях и ошибках винодела эхом звучали в голове, и Алекс знал, что пора копать глубже — туда, где деньги, власть и обиды сплетаются в клубок, который может задушить любого. Елена осталась в поместье, и ее отсутствие давало ему пространство для маневра, но он чувствовал, что ее тень все еще висит над делом, как аромат ее духов — тонкий, но настойчивый.

Алекс надел свое поношенное пальто, поправил слегка взъерошенные темные волосы и вышел в город. Его седан, скрипя, нес его через улицы, где деловой квартал вырастал из асфальта стеклянными башнями и мраморными фасадами. Здесь пахло не дождем, а амбициями — и предательством. Первой остановкой была юридическая контора "Бергер и Партнеры", где, по словам Елены, хранилось завещание Марка. Алекс не любил юристов — слишком много слов, слишком мало правды, — но без их бумаг он не мог двигаться дальше.

Контора занимала верхний этаж небоскреба, и лифт, бесшумно скользивший вверх, дал Алексу минуту, чтобы собраться с мыслями. Его серые глаза, холодные, как осенний дождь, отражались в зеркале кабины, и он невольно подумал, что выглядит уставшим. Не от работы — от жизни, которая с каждым делом оставляла на нем новые царапины. Щелк-клац. Зажигалка в его пальцах ожила, успокаивая нервы, пока двери лифта не открылись.

В приемной его встретила секретарша с идеальной прической и улыбкой, которая казалась приклеенной. Она проводила его к кабинету Артура Бергера, юриста, который вел дела Вересовых. Бергер оказался мужчиной лет пятидесяти, с лысиной, прикрытой редкими прядями, и в костюме, который стоил больше, чем годовая аренда кабинета Алекса. Его глаза, маленькие и цепкие, оценили гостя с ног до головы, и улыбка, которую он выдавил, была такой же теплой, как зимний ветер.

— Мистер Воронов, верно? — сказал Бергер, указывая на кожаное кресло напротив своего стола.

— Миссис Вересова предупредила о вашем визите. Чем могу помочь?

Алекс сел, небрежно откинувшись назад, и достал блокнот из кармана.

— Завещание Марка Вересова, — сказал он, глядя прямо на юриста.

— Мне нужно знать, кому что достанется, если он... скажем, не вернется. И заодно — какие у него были долги, сделки, конфликты. Все, что может объяснить, почему он пропал.

Бергер кашлянул, поправляя галстук, и его лицо стало еще более натянутым.

— Это конфиденциальная информация, мистер Воронов. Без разрешения миссис Вересовой я не могу...

— Она дала разрешение, — перебил Алекс, бросив на стол записку от Елены, которую она написала утром.

— Читайте. И давайте без танцев, у меня мало времени.

Бергер пробежал глазами записку, и его брови слегка дрогнули. Он открыл ящик стола, достал папку с тисненой надписью "Вересов" и начал листать документы, избегая взгляда Алекса.

— Завещание довольно простое, — сказал он наконец.

— Большая часть состояния — поместье, винодельня, коллекция вин — переходит к Елене. Есть небольшие суммы для благотворительных фондов и нескольких сотрудников. Ничего необычного. Но...

— Но? — подтолкнул Алекс, щелкнув зажигалкой. Щелк-клац.

Бергер помедлил, словно взвешивая, сколько можно сказать.

— У Марка были... финансовые сложности. Его бизнес процветал, но он взял крупные кредиты на расширение винодельни. Плюс были споры с партнерами. Один из них, Виктор Лебедев, подал иск пару месяцев назад, утверждая, что Марк нарушил условия контракта. Дело замяли, но Лебедев не из тех, кто прощает.

Алекс записал имя в блокнот, чувствуя, как пазл начинает обретать форму. Виктор Лебедев. Еще одна фигура на доске.

— Кто еще? — спросил он.

— Клиенты, конкуренты, кто угодно. У человека с таким бизнесом врагов должно быть больше, чем у меня счетов за кофе.

Бергер пожал плечами, но его пальцы нервно теребили ручку.

— Были слухи о... не совсем законных сделках. Редкие вина, знаете ли, иногда продаются на черном рынке. Но я ничего не знаю наверняка. Марк был осторожен. Очень осторожен.

Алекс кивнул, но его мысли уже мчались вперед. Завещание, долги, черный рынок — Марк Вересов был не просто виноделом, он был игроком, и, похоже, ставил на кон больше, чем мог себе позволить. Он встал, поблагодарив Бергера, но не пожав ему руку. Юристы, как и вино, часто оставляли неприятное послевкусие.

Следующей остановкой был ресторан "Ле Гранд", модное место в центре города, где собирались те, кто считал себя элитой. Алекс договорился о встрече с Лебедевым, и, войдя в зал, сразу почувствовал себя чужим. Столы были накрыты белыми скатертями, хрусталь сверкал, а воздух пах дорогим парфюмом и свежими устрицами. Лебедев сидел в углу, мужчина лет сорока пяти, с квадратной челюстью и глазами, которые смотрели так, будто он уже просчитал все ваши ходы. Его костюм был безупречен, но золотые часы на запястье кричали о желании показать статус.

— Воронов? — сказал Лебедев, не вставая.

— Садитесь. Заказать вам что-нибудь? Вино, может?

— Кофе, — ответил Алекс, усаживаясь напротив.

— Черный. И давайте сразу к делу. Вы ссорились с Марком Вересовым. Почему?

Лебедев усмехнулся, отпивая из бокала что-то красное и, судя по запаху, баснословно дорогое.

— Прямо в лоб, да? Хорошо. Марк был моим партнером, но он решил, что может кинуть меня. Мы договаривались о совместной партии редкого вина — коллекция из Бордо, семьдесят пятый год. Я вложил миллионы, а он... скажем так, продал партию другому покупателю. Сказал, что это ошибка, но я не дурак.

Алекс записал детали, чувствуя, как в груди загорается искра. Мотив. Жадность, месть, обман — классика.

— И что вы сделали? — спросил он, глядя Лебедеву в глаза.

— Простили его? Или решили напомнить, кто тут главный?

Лебедев наклонился ближе, его улыбка стала жестче.

— Я не пачкаю руки, Воронов. Но если Марк пропал, я не удивлен. Он играл с огнем — с такими, как Сильвио Росси, с черным рынком, с людьми, которые не прощают долгов. Если хотите знать, кто его убрал, ищите тех, кому он должен. Или тех, кто хотел его коллекцию.

Алекс кивнул, но его мысли уже кружились вокруг новой информации. Коллекция вин, черный рынок, Росси. Все возвращалось к вину — и к Елене, которая знала больше, чем говорила. Он допил кофе, оставил чаевые и вышел из ресторана, чувствуя, как город вокруг него сжимается, как клетка. Документы, имена, обиды — Марк Вересов оставил после себя не только вино, но и длинный список врагов. И где-то среди них был тот, кто решил, что его время вышло.

Вернувшись в кабинет, Алекс разложил на столе бумаги: завещание, выписки по кредитам, заметки о Лебедеве и Росси. Шкатулка все еще молчала, но он чувствовал, что она — ключ. Он щелкнул зажигалкой, глядя на город за окном. Щелк-клац. Мир Марка Вересова был как лабиринт, и Алекс был готов пройти его до конца, даже если на каждом шагу его ждали новые ловушки.

Город к ночи стал тише, но не спокойнее — словно затаил дыхание, готовясь к очередной буре. Алекс Воронов, сидя в своем кабинете, смотрел на шкатулку из погребов "Золотой Лозы", которая так и не поддалась его попыткам открыть ее без повреждений. Бумаги, разбросанные по столу, рассказывали историю Марка Вересова: долги, обманутые партнеры, черный рынок вин. Имена — Лебедев, Росси — кружились в голове, как мухи над бокалом, но ни одно из них пока не вело к ответу. Елена, чей образ не покидал его мыслей, была одновременно ключом и замком, и это раздражало больше, чем он готов был признать. Ее слова, ее взгляд, ее нервные жесты — все это было частью пазла, который он должен был собрать.

Телефонный звонок от Елены пришел, когда солнце уже скрылось за горизонтом. Ее голос, обычно сдержанный, дрожал от едва скрываемой паники.

— Алекс, я нашла кое-что в поместье. В кабинете Марка. Это... я не знаю, что это, но вам нужно увидеть. Пожалуйста, приезжайте. Сейчас.

— Ночью? — спросил он, прищурившись, хотя она не могла видеть его лица.

— Не лучше ли подождать до утра?

— Нет, — отрезала она, и в ее тоне было что-то, что заставило его насторожиться.

— Это важно. Я... я боюсь, что кто-то следит за домом.

Алекс почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он щелкнул зажигалкой — щелк-клац — и сказал:

— Хорошо. Буду через час. Не открывайте никому и держите свет выключенным.

Он схватил пальто, сунул фонарик и нож в карман и вышел в ночь. Город встретил его прохладой и запахом мокрого асфальта, но мысли Алекса были уже в "Золотой Лозе", где Елена ждала его — и, возможно, опасность.

Когда он подъехал к поместью, луна висела в небе, как серебряная монета, заливая виноградники призрачным светом. Дом выглядел темным, почти заброшенным, и только одно окно на втором этаже слабо мерцало — Елена, должно быть, зажгла свечу. Алекс припарковал машину в стороне, чтобы не привлекать внимания, и подошел к входной двери, постучав условным сигналом, который они договорились использовать. Дверь открылась почти сразу, и Елена появилась на пороге, ее лицо было бледнее обычного, а зеленые глаза горели тревогой. На ней была простая черная блузка и брюки, но даже в таком наряде она выглядела элегантно, как будто ночь не могла отнять у нее эту природную грацию.

— Слава богу, вы здесь, — прошептала она, пропуская его внутрь. Ее рука коснулась его плеча, и это прикосновение было неожиданно теплым в холодном воздухе дома.

— Что вы нашли? — спросил Алекс, оглядывая темный холл. Его голос был тихим, но в нем чувствовалась сталь. Он достал фонарик, но пока не включал его, прислушиваясь к тишине.

Елена повела его наверх, в кабинет Марка. На столе лежала стопка бумаг, которых не было во время их прошлого визита, и небольшой кожаный блокнот, потрепанный, но с аккуратной надписью "М.В." на обложке. Елена указала на него дрожащей рукой.

— Это было спрятано за книгами, — сказала она. — Я искала что-нибудь, что могло бы дать подсказку, и... нашла. Там записи, но я не понимаю их. Какие-то коды, имена, даты. И... я слышала шаги снаружи, около часа назад.

Алекс взял блокнот, открыл его и пробежал глазами страницы. Почерк Марка был мелким, но четким: списки вин, суммы, инициалы — С.Р., В.Л. — и странные символы, похожие на тот, что был на шкатулке. Он почувствовал, как пульс ускорился. Это был след, настоящий след. Но прежде чем он успел сказать что-то, снаружи послышался хруст гравия — кто-то двигался по аллее.

— Твою мать, — пробормотал Алекс, гася фонарик. Он схватил Елену за руку и потянул к окну, осторожно выглянув. В тени виноградников мелькнула фигура — темная, быстрая, с чем-то в руке, что блеснуло в лунном свете. Нож? Пистолет?

— За мной, — шепнул он, направляясь к задней двери, ведущей к виноградникам.

— И ни звука.

Елена кивнула, ее дыхание было учащенным, но она держалась. Они выскользнули из дома, пригибаясь, и нырнули в ряды виноградных лоз, где тени были гуще, а лунный свет дробился на листьях, создавая причудливые узоры. Алекс двигался быстро, но бесшумно, его рука крепко сжимала фонарик, готовый в любой момент использовать его как оружие. Елена следовала за ним, ее шаги были почти не слышны, но он чувствовал ее близость, ее тепло, ее страх.

Они остановились за толстым стволом старой лозы, и Алекс прислушался. Шаги приближались — тяжелые, уверенные. Он выглянул из-за укрытия и увидел фигуру в черной куртке, с капюшоном, скрывающим лицо. В руке у незнакомца был пистолет с глушителем, и он двигался к дому, словно знал, куда идти.

— Оставайтесь здесь, — шепнул Алекс, но Елена схватила его за рукав.

— Не оставляйте меня, — прошептала она, и в ее глазах было столько отчаяния, что он на миг замер. Но времени на чувства не было.

— Я вернусь, — сказал он, мягко высвобождая руку.

— Не двигайтесь.

Он крался между лозами, двигаясь по дуге, чтобы зайти сзади. Лунный свет играл на листьях, создавая иллюзию движения, и Алекс использовал это, сливаясь с тенями. Его сердце билось ровно, но адреналин гудел в венах, как электрический ток. Он был близко, когда незнакомец вдруг обернулся, словно почуяв опасность. Алекс бросился вперед, не давая ему времени прицелиться, и сбил его с ног, выбивая пистолет. Они покатились по земле, лозы хрустели под их весом, и Алекс почувствовал, как кулак нападавшего врезался ему в скулу. Боль вспыхнула, но он ответил ударом локтя, попав в челюсть. Незнакомец хрипло выругался, вывернулся и бросился бежать, исчезая в темноте виноградников.

Алекс вскочил, готовый к погоне, но остановился, услышав тихий вскрик Елены. Он метнулся к ней, найдя ее там, где оставил, — она сидела на земле, прижимая руку к груди, ее глаза были широко раскрыты.

— Он ушел? — прошептала она, ее голос дрожал.

— Да, — ответил Алекс, опускаясь рядом и проверяя, цела ли она.

— Ты в порядке?

Елена кивнула, но ее дыхание было неровным. Она посмотрела на него, и в лунном свете ее лицо казалось почти призрачным, но глаза горели — не страхом, а чем-то другим, что заставило его сердце пропустить удар.

— Спасибо, — сказала она тихо, и ее рука коснулась его щеки, там, где уже набухал синяк.

— Ты мог...

— Не мог, — перебил он, его голос был хриплым от адреналина.

— Это моя работа, Елена. Но теперь это личное.

Он помог ей встать, и они вернулись в дом, заперев двери. Блокнот Марка лежал на столе, как напоминание о том, что они только что прикоснулись к чему-то опасному. Алекс смотрел на Елену, пока она заваривала чай дрожащими руками, и чувствовал, как между ними что-то меняется. Не просто доверие — что-то глубже, что пугало его не меньше, чем тень нападавшего в виноградниках.

— Кто бы это ни был, — сказал он, садясь напротив нее, — он знает, что мы близко. И это значит, что мы на верном пути.

Елена кивнула, но ее взгляд был далеким. Она поднесла чашку к губам, но не отпила, а просто смотрела на него, как будто искала ответы в его лице. Алекс щелкнул зажигалкой, и звук разнесся по комнате. Щелк-клац. Ночь в виноградниках сделала их ближе, но также напомнила, что в этой игре каждый шаг может стать последним.

Тишина в поместье "Золотая Лоза" после нападения была тяжелой, как воздух перед грозой. Алекс Воронов сидел в гостиной, его пальто висело на спинке стула, а фонарик и нож лежали на столе рядом с блокнотом Марка Вересова, чьи страницы хранили шифры и тайны. Синяк на скуле пульсировал, но он едва замечал боль — его мысли были заняты Еленой, которая стояла у камина, глядя в огонь. Пламя отражалось в ее зеленых глазах, и в этот момент она казалась не просто женщиной, а чем-то большим — как статуя, оживающая под теплом огня. Ее черная блузка была слегка помята, волосы растрепались, но это только делало ее человечнее, уязвимее. И опаснее.

После схватки в виноградниках они вернулись в дом, заперли двери и проверили окна, но ощущение угрозы не отпускало. Нападавший исчез в ночи, оставив за собой лишь вопросы и следы на земле, которые луна не смогла скрыть. Алекс настоял, чтобы они остались в поместье — уезжать сейчас было слишком рискованно, да и блокнот Марка требовал немедленного внимания. Но сейчас, в этой комнате, где треск дров в камине был единственным звуком, кроме их дыхания, дело отступило на второй план. Что-то между ними изменилось, и Алекс чувствовал это так же ясно, как жар огня на своей коже.

Елена повернулась, держа в руках два бокала с вином — темно-рубиновым, с ароматом, который говорил о годах выдержки. Она протянула один ему, и ее пальцы слегка дрожали.

— Это одно из вин Марка, — сказала она тихо.

— Он называл его "Кровь Лозы". Говорил, что в нем его душа.

Алекс взял бокал, но не стал пить, просто посмотрел на нее. Его серые глаза, обычно холодные, как осенний дождь, теперь были внимательными, почти мягкими, хотя он и пытался скрыть это за привычной маской цинизма.

— Душа, значит, — сказал он, вертя бокал в руке.

— А ты уверена, что хочешь делиться ею со мной? После всего, что случилось?

Елена слабо улыбнулась, но в ее улыбке была горечь. Она села на диван напротив, поджав ноги, и свет камина рисовал тени на ее лице, подчеркивая каждую черту — высокие скулы, изгиб губ, глаза, в которых пламя отражалось, как в зеркале.

— Я не знаю, кому доверять, Алекс, — призналась она, и ее голос был таким тихим, что он едва расслышал.

— Но ты спас меня там, в виноградниках. Это что-то значит.

Алекс откинулся назад, щелкнув зажигалкой. Щелк-клац. Звук был привычным, успокаивающим, но сейчас он не мог заглушить его мыслей. Елена была права — он рисковал собой, чтобы защитить ее, и это было не просто работой. Что-то в ней — ее сила, смешанная с уязвимостью, ее тайны, которые она носила, как дорогой парфюм, — цепляло его глубже, чем он хотел признавать.

— Спасать людей — моя работа, — сказал он, но его тон был мягче, чем обычно.

— Но ты не просто клиентка, Елена. И это проблема.

Она посмотрела на него, и в ее взгляде было столько эмоций — страх, надежда, тоска, — что он почувствовал, как его броня начинает трещать. Она отставила бокал и наклонилась ближе, ее руки легли на колени, а кулон в форме виноградной лозы блеснул в свете огня.

— Почему проблема? — спросила она, и в ее голосе была смесь вызова и искренности.

— Потому что ты мне не доверяешь? Или потому что... боишься того, что чувствуешь?

Алекс усмехнулся, но смех вышел горьким. Он поставил бокал на стол и встал, подойдя к камину, чтобы выиграть время. Пламя трещало, отбрасывая тепло, но оно не могло растопить холод внутри него — холод, который появился много лет назад, после той женщины на фотографии в его кабинете, чья улыбка до сих пор преследовала его во снах.

— Я не из тех, кто боится, Елена, — сказал он, глядя в огонь.

— Но я знаю, как это работает. Ты — загадка, а я — тот, кто их разгадывает. Но иногда загадки опаснее ответов. И ты... ты опасна.

Она встала и подошла к нему, ее шаги были почти бесшумными на мягком ковре. Она остановилась так близко, что он почувствовал аромат ее духов — цветы, смешанные с чем-то терпким, как погреба, где они нашли шкатулку. Ее рука коснулась его плеча, и это прикосновение было как искра, готовая разжечь пожар.

— Я не хочу быть опасной, — сказала она, и ее голос дрогнул.

— Я просто хочу найти Марка. Но я устала притворяться, что мне не страшно. И что я не чувствую... этого.

Алекс повернулся к ней, и их взгляды встретились. Ее глаза были такими глубокими, что он мог утонуть в них, и впервые за долгое время он не хотел сопротивляться. Он видел в ней не только жену пропавшего винодела, но и женщину, которая несла свое горе, как тяжелый груз, и все же не ломалась. Его рука невольно поднялась, коснувшись ее щеки, и ее кожа была мягкой, теплой, живой.

— Елена, — начал он, но она не дала ему закончить. Она шагнула ближе, и ее губы нашли его — нерешительно, почти робко, но с такой страстью, что он почувствовал, как мир вокруг исчезает. Поцелуй был коротким, но он оставил его ошеломленным, как будто он только что выпил тот самый бокал "Крови Лозы". Она отстранилась, ее дыхание было неровным, а глаза — полны смеси вины и желания.

— Прости, — прошептала она, отступая назад.

— Я не должна была...

— Не извиняйся, — сказал он, его голос был хриплым, а сердце билось так, будто он снова бежал по виноградникам.

— Но это не меняет того, что я должен найти правду. И я найду ее, даже если она нам обоим не понравится.

Елена кивнула, но ее взгляд был далеким. Она вернулась к дивану, взяла бокал и сделала глоток, словно пытаясь спрятаться за ним. Алекс смотрел на нее, чувствуя, как тень недоверия все еще витает между ними. Он знал, что она скрывает что-то — не из злобы, а из страха или вины. И он знал, что этот поцелуй, такой хрупкий и настоящий, сделал его уязвимым, чего он не мог себе позволить.

— Расскажи мне о Марке, — сказал он, садясь рядом, но сохраняя дистанцию.

— Не о виноделе, а о муже. Что он значил для тебя? И почему ты так боишься того, что я могу найти?

Елена посмотрела на огонь, и ее пальцы снова нашли кулон. Она молчала так долго, что он подумал, что она не ответит, но наконец заговорила, и ее голос был полон боли.

— Марк был... всем. Он был страстным, одержимым, иногда жестоким в своей амбициозности. Но он любил меня. По-своему. Я знала, что у него есть тайны, но я не хотела их видеть. А теперь... я боюсь, что эти тайны убили его. И что они могут убить меня.

Алекс слушал, и его цинизм, его броня, на миг отступили. Он видел в ней не только клиентку, но и женщину, которая балансировала на краю пропасти. Он протянул руку и сжал ее ладонь — не как любовник, а как человек, который знал, что такое боль.

— Я не дам тебя убить, — сказал он, и в его голосе была стальная уверенность.

— Но ты должна быть честной со мной, Елена. Если есть что-то, что ты скрываешь, скажи сейчас.

Она посмотрела на него, и в ее глазах была борьба — между правдой и страхом. Но она лишь покачала головой.

— Я рассказала все, что знаю, — сказала она, но ее голос был слишком тихим, чтобы быть убедительным.

Алекс кивнул, отпуская ее руку. Он встал, взял блокнот Марка и щелкнул зажигалкой. Щелк-клац. Комната, пропитанная теплом камина и их общим молчанием, была убежищем, но лишь временным. Нападение в виноградниках, поцелуй, тайны — все это связывало их, но также напоминало, что правда, которую он ищет, может разрушить все, что между ними только начало зарождаться.

Тепло камина в гостиной "Золотой Лозы" не могло растопить холод, который поселился между Алексом Вороновым и Еленой Вересовой после их поцелуя. Момент уязвимости, такой хрупкий и опасный, оставил их обоих на краю — ближе, чем прежде, но все еще разделенных тенью недоверия. Алекс сидел за столом, листая блокнот Марка, чьи зашифрованные записи дразнили его, как недоступная головоломка. Шкатулка из погребов стояла рядом, молчаливая и неподатливая, а синяк на его скуле напоминал о ночной схватке в виноградниках. Елена, стоя у окна, смотрела на темные ряды лоз, ее силуэт был четким на фоне лунного света, но ее мысли были где-то далеко. Ее пальцы теребили кулон, и этот жест, такой привычный, теперь казался Алексу не просто нервным — он был ключом к чему-то, что она все еще скрывала.

Тишина в комнате стала невыносимой, и Алекс решил нарушить ее. Он щелкнул зажигалкой — щелк-клац — и сказал, не поднимая глаз от блокнота:

— Елена, если ты хочешь, чтобы я нашел Марка, мне нужно больше. Эти записи — коды, инициалы, ничего конкретного. Ты уверена, что ничего не упустила?

Она повернулась, и ее зеленые глаза, обычно горящие пламенем, теперь были затуманены чем-то, что он не мог точно определить — виной, страхом или решимостью. Она глубоко вздохнула, словно собираясь нырнуть в холодную воду, и сказала:

— Есть кое-что еще. Я... я не была уверена, стоит ли показывать. Но после того, что случилось сегодня... — Она замолчала, ее голос дрогнул, и она отвернулась, будто не могла выдержать его взгляда.

Алекс прищурился, чувствуя, как его цинизм возвращается, но теперь он был смешан с любопытством. Он встал, подошел к ней и мягко, но твердо сказал:

— Что бы это ни было, Елена, сейчас самое время. Кто-то пытался нас убить. Если ты что-то скрываешь, это может стоить нам жизни.

Она посмотрела на него, и в ее глазах мелькнула боль, но она кивнула. Без слов она повела его наверх, в кабинет Марка, где они уже были накануне. Комната выглядела так же: массивный стол, заваленный бумагами, полки с книгами о виноделии, фотография Марка и Елены на подоконнике. Но теперь Елена двигалась с целью. Она подошла к книжному шкафу, ее пальцы пробежались по корешкам, и она вытащила толстый том с потрепанной обложкой — "История виноделия Бордо". Книга была тяжелой, и когда она открыла ее, Алекс увидел, что страницы внутри вырезаны, образуя тайник. В нем лежал дневник — небольшой, в кожаной обложке, потемневшей от времени, с выгравированными инициалами "М.В.".

Елена протянула дневник Алексу, ее рука слегка дрожала.

— Я нашла его сегодня, когда искала бумаги, — сказала она, но ее голос был слишком осторожным, чтобы звучать искренне.

— Я не открывала его. Не могла. Но... я знаю, что там что-то важное.

Алекс взял дневник, чувствуя его тяжесть — не только физическую, но и ту, что несла его содержимое. Он посмотрел на Елену, пытаясь понять, насколько она честна. Ее "случайная" находка пахла постановкой, но он решил сыграть по ее правилам — пока. Он сел за стол Марка, включил настольную лампу, чей свет выхватил из полумрака старые страницы, и открыл дневник. Кожа скрипнула, и запах старой бумаги смешался с ароматом дуба и вина, который, казалось, пропитал весь дом.

Первые страницы были заполнены почерком Марка — мелким, но аккуратным, с резкими росчерками, как будто он писал в спешке. Записи начинались с описания вин, рецептов, заметок о сортах винограда, но вскоре они становились личными, почти лихорадочными. Алекс читал, и его брови хмурились с каждой строкой.

"18 марта. С.Р. снова звонил. Он хочет "Кровь Лозы", но я не могу отдать ее. Это не просто вино — это мой триумф. Он угрожает, но я не боюсь. Или боюсь? Не знаю."

"2 апреля. В.Л. знает. Не знаю, как, но он знает. Если он расскажет, все рухнет. Должен найти способ заткнуть его."

"10 апреля. Елена подозревает. Она не говорит, но я вижу это в ее глазах. Я не могу рассказать ей правду — это убьет ее. Или меня."

Алекс остановился, подняв глаза на Елену. Она стояла у окна, обхватив себя руками, словно защищаясь от холода, которого не было. Ее лицо было бледным, и она избегала его взгляда.

— Ты знала, что он писал о тебе? — спросил он, его голос был ровным, но в нем чувствовалась сталь.

Елена вздрогнула, но не повернулась.

— Я сказала, что не читала, — ответила она, но ее тон был слишком резким, чтобы быть убедительным.

— Я... я боялась. Марк всегда был скрытным. Этот дневник... он как его тень. Я не хотела видеть, что там.

Алекс кивнул, но его мысли мчались. Он перевернул страницу и нашел рисунок — тот же символ, что был на шкатулке: спираль, перечеркнутая тремя линиями. Рядом была короткая запись: "Они придут за мной. Если я не отдам, они возьмут силой." Далее шли зашифрованные строки — комбинации букв и цифр, которые не поддавались немедленному прочтению. Но даже без расшифровки дневник был бомбой. Он намекал на угрозы, на страх, на сделки, которые Марк скрывал даже от жены. Или она знала больше, чем говорила?

Он закрыл дневник, но не отложил его, держа в руках, как улику. Свет лампы отбрасывал тени на его лицо, подчеркивая усталость в его серых глазах и легкую небритость, которая делала его похожим на человека, живущего на грани. Он встал и подошел к Елене, остановившись в шаге от нее.

— Это не просто дневник, Елена, — сказал он тихо, но с нажимом.

— Это доказательство, что Марк был в беде. И что кто-то

— Сильвио Росси, Лебедев или кто-то еще — хотел его убрать. Ты уверена, что не знала об этом? Ни о чем?

Она повернулась к нему, и ее глаза были полны слез, но она не дала им пролиться. Ее голос был хриплым, почти надломленным.

— Я знала, что у него были проблемы, — призналась она.

— Он стал замкнутым, нервным. Но он никогда не рассказывал мне всего. Я думала... я думала, это просто бизнес. Я не хотела верить, что это может быть... опасно.

Алекс смотрел на нее, и его цинизм боролся с желанием поверить. Она была так близко, что он чувствовал тепло ее тела, аромат ее духов — цветы и терпкость погребов. Поцелуй, который случился час назад, все еще горел в его памяти, но теперь он напоминал ему, что чувства могут быть ловушкой.

— Хорошо, — сказал он наконец, отступая назад.

— Я разберусь с этим. Но если ты вспомнишь что-то еще — что угодно, Елена, — скажи мне. Потому что этот дневник... он может быть билетом к Марку. Или к его убийце.

Елена кивнула, но ее взгляд был далеким, как будто она видела не кабинет, а призрак своего мужа. Алекс вернулся к столу, сунул дневник в карман пальто и щелкнул зажигалкой. Щелк-клац. Кабинет, пропитанный запахом старых книг и вина, был полон теней, и каждая из них, казалось, шептала о тайнах, которые Марк унес с собой. Алекс знал, что дневник — это прорыв, но также и мина, которая может взорваться в любой момент. И Елена, стоящая у окна, была частью этой мины, даже если сама не осознавала этого.

Ночь в поместье "Золотая Лоза" оставила на Алексе Воронове свои метки — не только синяк на скуле, но и тень поцелуя Елены, которая жгла его сильнее, чем он хотел признавать. Дневник Марка Вересова, теперь лежащий на его столе в кабинете, был как граната с выдернутой чекой: одно неверное движение — и все могло рухнуть. Алекс вернулся в город на рассвете, оставив Елену в поместье под присмотром экономки Анны, чьи острые глаза не внушали доверия. Он знал, что должен копать глубже, и дневник был его лучшей зацепкой. Но чем больше он узнавал, тем сильнее чувствовал, что правда, которую он ищет, будет горькой — как вино, испорченное временем.

Его кабинет встретил его привычным запахом остывшего кофе и сырости, пробивавшейся через старое окно. За стеклом город просыпался под серым небом, и неоновые вывески, такие яркие ночью, теперь казались тусклыми, как его собственные мысли. Алекс сбросил пальто на спинку стула, поправил взъерошенные темные волосы и сел за стол, разложив перед собой дневник Марка, блокнот с записями и шкатулку, которая все еще не поддавалась. Его серые глаза, холодные и проницательные, скользили по страницам, а пальцы вертели старую зажигалку — щелк-клац — как метроном, отмеряющий его мысли.

Дневник был хаотичным, но в этом хаосе скрывался порядок. Марк писал о винах, о сделках, о людях, но между строк проскальзывали намеки на что-то темное. Алекс начал с последних записей, где упоминались инициалы С.Р. и В.Л. — Сильвио Росси и Виктор Лебедев, без сомнения. Но там были и другие: "К.", "Т.", имена, которые он пока не мог привязать. Одна фраза, подчеркнутая дважды, заставила его замереть: "Кровь Лозы — не просто вино. Это ключ. Если они узнают, я кончен."

Алекс откинулся в кресле, потирая виски. "Кровь Лозы" — Елена упоминала это вино, называя его душой Марка. Но что, если это было не метафорой? Он вернулся к записям, выискивая коды — комбинации букв и цифр, которые на первый взгляд казались бессмысленными. Но Алекс был не из тех, кто сдается. Он достал блокнот, начал сопоставлять даты, имена, суммы. Постепенно коды начали обретать смысл: это были номера партий вин, даты поставок, имена покупателей. Но не все они были легальными.

Одна запись, датированная месяцем назад, гласила: "К. заплатил 2 млн за партию. Подмена сработала. Никто не заметит." Алекс нахмурился, перечитывая. Подмена? Он вспомнил слова Лебедева о черном рынке, слухи о нечистых сделках. Марк, похоже, не просто продавал редкие вина — он подделывал их, выдавая дешевые партии за коллекционные. Это объясняло его долги, его врагов, его страх. Но это также поднимало вопрос: знала ли Елена?

Он открыл другую страницу, где нашел список инициалов и сумм. Рядом с "С.Р." стояла пометка: "Требует оригинал. Угрожает разоблачением." Росси, коллекционер, явно был в игре, и его одержимость вином могла быть не только эстетической. Алекс почувствовал, как его желудок сжимается. Марк играл с огнем, и огонь, похоже, настиг его.

Но самая шокирующая находка была на последней странице. Там, среди зашифрованных строк, была короткая фраза, написанная дрожащей рукой: "Е. не должна знать. Это уничтожит ее." Алекс замер, его пальцы стиснули зажигалку так, что металл впился в кожу. Елена. Марк скрывал от нее не просто бизнес, а что-то личное, что-то, что могло сломать ее. Любовная связь? Шантаж? Или что-то хуже? Он вспомнил ее взгляд, ее слезы в кабинете Марка, ее поцелуй — и впервые почувствовал, что его цинизм трещит по швам. Знала ли она? Или была жертвой, как и Марк?

Алекс встал, подошел к окну и распахнул его, впуская холодный утренний воздух. Город гудел внизу, но его мысли были далеко — в поместье, в виноградниках, в тех зеленых глазах, которые он не мог выкинуть из головы. Он достал фотографию из дневника, вложенную между страниц. На ней был Марк — харизматичный, с сединой на висках, и рядом с ним человек, чье лицо было зачеркнуто чернилами. На обороте была надпись: "Он знает. Если я не отдам, он убьет."

Алекс вернулся к столу, разложив перед собой улики: дневник, фотографию, свои заметки. Он начал рисовать схему, соединяя имена, даты, мотивы. Марк подделывал вина, обманывал партнеров, возможно, шантажировал кого-то — или его шантажировали. Росси хотел "Кровь Лозы", Лебедев жаждал мести, а кто-то третий — тот, чье лицо было зачеркнуто — мог быть ключом ко всему. Но Елена... Ее имя стояло в центре схемы, как паутина, связывающая все нити. Она была частью этого, даже если не хотела этого признавать.

Он щелкнул зажигалкой, и звук разнесся по комнате. Щелк-клац. Его лицо, освещенное тусклым светом настольной лампы, было напряженным, с жесткими линиями, которые выдавали его разочарование. Марк Вересов не был святым — он был игроком, который зашел слишком далеко. И теперь Алекс должен был решить, как далеко он сам готов зайти, чтобы найти правду. Он посмотрел на телефон, думая, не позвонить ли Елене, но передумал. Она была частью головоломки, и он не мог позволить чувствам ослепить его.

Алекс вернулся к дневнику, подчеркивая строки, которые казались важными. Он знал, что эта правда — подделки, шантаж, угрозы — меняет все. Марк не просто пропал; он, вероятно, был мертв, и кто-то хотел, чтобы его тайны умерли вместе с ним. Но Алекс Воронов не умел останавливаться. Он чувствовал запах крови, как хищник, и знал, что эта игра только начинается. Он лишь надеялся, что Елена, чей поцелуй все еще горел на его губах, не окажется на той стороне доски, где стоят враги.