Дьявольский талант (джен)

Роман был гол как сокол, поэтому совсем не мог позволить себе вызвать карету. А в письме было прямым текстом сказано поторопиться. Пришлось бежать на своих двоих, благо было не особо далеко.

И вот, через десять минут запыхавшийся Роман стоял перед входом в (без преувеличений) огромное здание.

Крыша, увенченная рядом горгулий, подпиралась десятком резных колонн, а на стенах красовалась несколько вычурная лепнина. Все строение так и дышало пафосностью и важностью. Хотя нет, вовсе не дышало, а задыхалось, задушенное и замученное.

Позолоченная табличка, висевшая над тяжёлой железной дверью, гордо вещала: "Окружной суд".

Парню даже не верилось, что он заходит сюда. Внутреннее убранство отличалось той же вычурностью, все вещи словно старались затмить одна другую — античные статуи древнегреческих богов, экзотические цветы в раскрашенных кадках, древние картины в старинных рамах — все это угнетало настолько, что Роману захотелось протереть глаза и вернуться в простоту собственного жилища.

— Вы к кому? — спросила живенькая тетенька в больших круглых очках.

Глаза за линзами сверкали лисиной хитростью, цепляясь за каждую мелочь. Цепляясь и записывая в блокнотик где-то на подкорке сознания.

— К... — парень посмотрел в бумагу, — к Попову Сергею Николаевичу.

"Лисьи глазки" удивились. Но быстро оправились и тем же елейным голоском пропели:

— Пройдёмте за мной.

И парочка запетляла по длинным коридорам, проходя сквозь толпы оживленных работников.

Наконец, тетенька остановилась, кокетливо поправила очки и постучала в приоткрытую дверь.

— Войдите, — раздался усталый мужской голос.

— Здравствуйте, Сергей Николаевич! К Вам пришел Ефимов Роман Алексеевич.

Тетенька засуетилась, залебезила перед начальником, но тот только потёр точку на лбу, словно у него болела голова.

— Света, можешь идти.

И "лисьи глазки" удалились, слегка покачивая бедрами.

— Присаживайся. — кивнул на кресло мужчина. Его можно без сомнений назвать крупным человеком — аккуратный, одетый с иголочки, он бы сошел за политика.

— Так, Ромка. Ты знаешь, зачем я тебя позвал?

Парень качает головой. Ему как будто страшно говорить в присутствии этого "Крупного человека".

— Ты почему не платишь арендную плату? На тебя написали семь жалоб, семь! Ромка, ну что ты творишь?

"Крупный человек" отчитывает его, как ребенка, и парню впрямь становится стыдно.

— У меня скоро будут деньги! Я заплачу! — горячо обещает Роман, так же, как родителям в детстве. Не хватает только совсем ребяческого "я так больше не буду".

Сергей Николаевич снова трёт точку меж бровей. Медом ему там что-ли намазано?

— Вот что, Ромка, тебе посоветую. Бросай свое писательство. Зачем оно тебе? Устроишься на нормальную работу. Заживешь наконец.

"Крупный человек" знает и про это, ну конечно. Он все про всех знает.

Внезапно Романа охватил яростный гнев, который он с трудом подавил:

— Я не брошу писать!

Как этот толстяк вообще смог такое предположить? Это же не игрушка, которую можно выбросить, это часть его, Роминой, души!

— Ладно тебе, не кипятись, чайник, — полушутливо произносит Сергей Николаевич, — я лишь хочу тебе сказать: если не выплатишь аренду, мы прикроем лавчонку твоего отца. Можешь идти.

Про отца явно было лишнее. Роман был молод и горяч на эмоции, поэтому закипел, словно чайник. И лишь здрывый смысл заставил его угомониться.

Ещё пару секунд парень сидел молча, а потом развернулся, махнув полами потрепанного плаща, и быстрым шагом ушел.