Дитя войны | Child of War (гет)

После короткого визита в ванную Гермиона наложила заклинание, скрывающее округлившийся живот, и аппарировала в штаб-квартиру Ордена Феникса, внутренне собираясь с силами. Она была готова к бою, но в глубине души чувствовала тяжесть, не имеющую ничего общего с предстоящим противостоянием.

Ремус, стоявший в полутемной кухне, бросил на её плоский живот настороженный, но в то же время сочувствующий взгляд. Он всегда был внимателен к мелочам, и теперь его светлые глаза, полные понимания, словно пытались проникнуть сквозь её маскировку. Однако он ничего не сказал.

Сириус, напротив, усмехнулся, его лицо озарилось тем хитроватым выражением, которое она знала слишком хорошо. Он опустил ноги с коленей Ремуса и лениво потянулся, поднимаясь из-за кухонного стола. Его движения были расслабленными, но в них чувствовалась скрытая напряженность, как у зверя, готового в любой момент прыгнуть на добычу.

— Пришла устроить выговор моему кузену, милая? — пробормотал он с насмешкой, и его голос разнесся эхом по пустому дому. В его глазах сверкнуло что-то опасное, но затем он смягчился, подойдя ближе и склоняясь к её уху. — Милая, ты ведь знаешь, что это небезопасно для тебя сейчас.

— Что-то вроде того, — коротко ответила Гермиона, стараясь не встречаться с его взглядом, который был слишком проницательным и острым. Она знала, что Сириус видит её насквозь, несмотря на все её попытки скрыть правду.

Ремус, который в этот момент выглядел более сосредоточенным, чем обычно, обошёл стол и жестом пригласил её следовать за ним в коридор. Его походка была аккуратной, почти бесшумной, как будто он не хотел тревожить её лишними звуками.

— Мы держим его внизу, — сказал он, когда они остановились у лестницы, ведущей в подвал. — Есть мысли, почему он так на тебе зациклен? Он категорически отказался рассматривать кого-либо другого в качестве куратора, а для заклинания связывания требуется согласие обеих сторон.

Гермиона почувствовала, как напряжение внутри неё нарастает. Эти вопросы давили на неё последние несколько дней, но она была слишком упрямой, чтобы показывать свои сомнения.

— Понятия не имею, — ответила она сквозь стиснутые зубы, пытаясь скрыть нарастающую злость. Она ненавидела это чувство уязвимости, которое овладевало ею с каждым шагом вниз по узкой, холодной лестнице в магически защищённый подвал.

Сириус шёл позади неё, как тень, высокая и внушительная. Его присутствие всегда действовало на неё успокаивающе, но сейчас его близость вызывала неосознанную тревогу. Он был рядом слишком часто, и его забота начала становиться удушающей. С тех пор как она объявила о своей беременности месяц назад, оба мужчины стали до невыносимости защищать её. Каждый их взгляд, каждое слово казались ей попытками контролировать её жизнь.

Она знала, что половина Ордена подозревала одного из них в отцовстве. Эти подозрения витали в воздухе, незримо связывая её с Ремусом и Сириусом, как цепи, от которых невозможно избавиться. Но Гермиона была решительно настроена разорвать эту путаницу догадок и предположений, хотя бы ради собственного спокойствия.

Гермиона почувствовала, как нервное напряжение прошлось по её позвоночнику, когда дверь в комнату открылась. Комната была холодной и пустой, за исключением маленького стола и стула, на котором полулежал Драко Малфой. Его поза была расслабленной, но глаза были насторожены, словно у ястреба, высматривающего добычу. Он выглядел так, будто эта встреча — всего лишь очередная игра для него, и он контролирует каждую её часть.

Когда Гермиона вошла, Малфой сразу же перевёл взгляд на её плоский живот, и в его глазах мелькнула едва уловимая насмешка. Он сдержал улыбку, но его лицо выражало холодное удовлетворение. Сириус, оставшийся у двери, всё ещё держал руку на её пояснице, будто удерживая её от того, чтобы она не бросилась на Малфоя.

— Грейнджер, — произнёс Малфой с лёгкой насмешкой в голосе, его слова, казалось, были вылиты изо льда. — Рад тебя видеть. Ты выглядишь просто потрясающе.

Гермиона скрестила руки на груди, её взгляд был стальным, полным презрения. Внутри неё кипела смесь гнева и отвращения, но она старалась сохранить самообладание. Она знала, что Малфой ждал от неё какой-то реакции, питался её эмоциями, как вампир кровью.

— Наконец-то понял, что Волдеморт проиграет, Малфой? — холодно спросила она. — Пришёл просить прощения за свои грехи?

Он лишь слегка улыбнулся, насмешливо приподняв уголок губ. Её слова казались ему забавными, и это выводило её из себя ещё больше.

— Нет и нет, — сказал он, продолжая её провоцировать. — Ваш Орден настолько некомпетентен, что без меня и моей информации вы не продержитесь и шести месяцев. Я здесь, чтобы дать вам шанс. Что касается вашего прощения, — его глаза сузились, и голос стал ещё более язвительным, — вы можете на коленях просить меня о нем.

Рука Сириуса на её плече напряглась, и Гермиона ощутила его гнев. Он был готов сорваться, но она знала, что это только сыграет на руку Малфою. Она чуть сильнее сжала руку Сириуса, давая понять, что держит ситуацию под контролем.

Внезапно она ощутила, как что-то холодное и острое пронзило её сознание. Малфой пытался прорваться в её мысли, но она была готова. Его легилименция натолкнулась на её ментальные барьеры, которые были возведены столь же тщательно, как и защита любого хранилища Гринготтса. Гермиона не позволила его клинку проникнуть ни на миллиметр, и когда его попытка провалилась, она встретила его взгляд с триумфом, полным скрытого гнева.

— Что-то не так, Малфой? — холодно усмехнулась она, ощущая сладкий вкус победы.

Его глаза сузились от злости, но он быстро овладел собой. Он вновь улыбнулся ей, на этот раз с неким извращённым удовольствием.

— Напротив, Гермиона, я очень доволен, — сказал он, медленно протягивая слова, будто смакуя их.

Слова ударили в её нервы, как раскалённый металл. Она чувствовала, как кровь закипает от гнева, но старалась удержать это внутри. Сириус, наблюдавший за их ментальной дуэлью, приподнял бровь, словно пытаясь понять, что за война разворачивается перед его глазами. Его лицо выражало смесь беспокойства и готовности вмешаться, если потребуется.

— Мне нечего ему сказать, — резко бросила она, обрывая эту игру. Её голос звучал так, будто каждый слог был вымощен сталью. Она развернулась на пятках, её шаги были быстрыми и решительными, как удар кинжала. Она направилась к выходу, чувствуя, как за спиной Малфой продолжает смотреть ей вслед, как хищник, выжидающий удобного момента для новой атаки.

Когда Ремус преградил ей путь у двери, на его лице мелькнула виноватая гримаса, словно он понимал, что его слова будут восприняты ею болезненно. Гермиона остановилась, ощущая, как волна негодования поднимается в её груди.

— Малфой не ошибается насчёт ценности его информации, — тихо сказал он, словно извиняясь за свою необходимость говорить эти слова. Его голос прозвучал мягко, но решительно, как у человека, знающего, что спорить бесполезно. — Нам это нужно.

Гермиона сжала кулаки, чувствуя, как холодный гнев накатывает на неё, заставляя сердце биться быстрее.

— Значит, ты предлагаешь мне продать душу дьяволу ради кусочка информации? — её голос был полон презрения.

Ремус потер губы, пытаясь скрыть легкую улыбку, понимая всю драматичность её слов. Он взглянул на неё, его глаза были полны понимания, но в них мелькали и тени беспокойства.

— Возможно, ты немного драматизируешь, — ответил он, его тон был спокойным, как будто он говорил с капризным ребёнком. — Его просьба необычна, но вряд ли чрезмерна. Кто-то ведь всё равно должен стать его наблюдателем.

Гермиона почувствовала, как её гнев продолжает нарастать, но в то же время понимала, что в словах Ремуса есть доля правды. Она стиснула зубы, осознавая, что её загнали в угол.

Сириус, стоявший рядом, аккуратно развернул её обратно лицом к Малфою, который с интересом наблюдал за их взаимодействием, словно это был всего лишь спектакль, поставленный специально для него.

— Мы не будем заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь, — мягко сказал Сириус, его голос был полон заботы и участия, словно он боялся, что её сломают. — Но, может быть, ты всё-таки поговоришь с ним? — Он бросил суровый взгляд на Малфоя, его глаза сверкнули предупреждением. — И ты, не будь козлом. — Сириус наклонился и нежно поцеловал Гермиону в макушку, оставив лёгкий след тепла на её коже. — Мы будем наверху. Постарайся не убить его.

Когда они остались одни, тишина повисла в воздухе, словно густой туман. Малфой расслабленно откинулся на спинку стула, его тело источало самодовольство, а взгляд, полный холодного интереса, медленно скользнул по её телу. Она почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок, когда его глаза остановились на её груди.

— Кстати, ты упустила кое-что, — сказал он, его голос был как яд, проникающий под кожу.

Гермиона нахмурилась, её лицо выражало недоумение и тревогу.

— Прости? — спросила она, её голос стал резким, почти защитным.

— Гламур, — спокойно пояснил он, подняв свои серые глаза, в которых блеснуло что-то хищное. Он слегка вскинул бровь, добавляя в свою речь нотку насмешки. — Пять месяцев, не так ли? Твоя грудь выглядят великолепно, но в книгах сказано, что живот должен быть уже заметен. Я могу предположить, что ты его скрываешь.

Его слова ударили её, как молот. Её сердце заколотилось в груди, и на мгновение ей показалось, что её вырвало в пропасть. Она сдержала дрожь, которая начала подниматься из глубины её существа.

— Может, я избавилась от него, — бросила она, стараясь сохранить равнодушие в голосе, но ей не удалось скрыть напряжение.

— А вот месяц назад не избавилась, — хладнокровно отметил Малфой, его тон был почти небрежным, как если бы он говорил о погоде.

Гермиона сжала зубы, стараясь удержать своё спокойствие. Её руки тряслись от негодования, и она едва смогла подавить желание закричать на него, чтобы он перестал.

— Откуда тебе это известно? — спросила она, её голос был как ледяное лезвие.

Малфой наклонил голову, его глаза светились холодным интересом, как будто он изучал нечто странное и экзотическое.

— Мы оба знаем, что ты не дура. Я прочитал это в твоих мыслях во время того рейда. Ты тогда переживала за ребёнка, когда Тулман чуть не попал в тебя бомбардой. — Он наклонился ближе, его взгляд стал более проницательным, почти тревожным. — И ты боялась, что я узнаю, что он мой.

Её сердце замерло, а потом забилось с такой силой, что, казалось, она сейчас потеряет сознание. В груди заклокотала смесь гнева и боли, но она заставила себя встретить его взгляд, полный уверенности и холодной решимости.

— Ты убил его, — сказала она тихо, её голос дрожал, но не от страха, а от ярости, которую она пыталась сдержать. Она смотрела ему прямо в глаза, отказываясь признавать его догадки. Пусть он думает, что знает, но пусть также сомневается.

— Да, — спокойно подтвердил он, не отводя взгляд, словно этот факт не имел для него никакого значения.

Внутри неё всё кипело, она не могла понять, как он мог быть настолько безразличным. Её руки сжались в кулаки, и она почувствовала, как ногти вонзаются в ладони, пытаясь удержать себя от того, чтобы не закричать на него.

— Почему? — её голос был тихим, почти шёпотом, но он прозвучал как гром среди тишины. В этом вопросе заключалась вся её боль, весь её страх и ненависть.

Малфой лишь слегка пожал плечами, его лицо оставалось невозмутимым, как каменная маска.

— Он пытался причинить тебе вред. Это показалось мне вполне обоснованным. Ты не согласна?

Её дыхание сбилось, она не могла поверить, что он действительно мог так думать. Внутри неё бушевала буря, но она заставила себя оставаться внешне спокойной.

— Нет, но меня удивляет, что ты пришел к таким выводам, — её голос был холодным, как зимний ветер.

— Ты думала, я выберу садиста вроде Тулмана вместо матери моего ребёнка? — его слова прозвучали резко, как удар хлыста, и она ощутила, как они проникают в её сердце.

Её глаза широко раскрылись от шока и замешательства. Он говорил это так, словно это было само собой разумеющимся, но в его тоне звучала какая-то странная нежность, что выбивало её из равновесия.

— У тебя не было причин думать, что я беременна, когда ты его убил, — твёрдо заметила она, её голос был полон сомнения, но она пыталась сохранить уверенность.

Малфой нахмурился, его взгляд стал более сосредоточенным, как будто он пытался вспомнить что-то важное. Затем его лицо вновь расслабилось, и на губах появилась лёгкая улыбка.

— Возможно, — произнёс он с лёгкой улыбкой, почти играя словами. — Но ты всё равно была моей.

Эти слова окончательно сломили её. Она ощутила, как на её душе повисла тяжесть, как будто весь мир сжался в одну точку и рухнул ей на плечи. Она не могла поверить, что он действительно так думает. Внутри неё что-то сломалось, но она не позволила ему увидеть это.

— Я никогда не была твоей, Малфой, — её голос был полон презрения и горечи, её глаза горели решимостью. — И никогда не буду.

Глаза Гермионы вспыхнули от негодования, и Малфой слегка приподнял подбородок, словно бросая ей вызов своим немигающим взглядом. В воздухе повисла напряженная тишина, будто время застыло, оставляя их двоих наедине с правдой, которую никто не хотел признавать. Его серые глаза сверкнули холодом, а её карие полыхнули, как пламя.

— Просто потому, что я позволила тебе переспать со мной, — тихо произнесла Гермиона, каждый слог отстукивал, как молот по наковальне, — это не делает меня твоей.

Её слова резанули воздух, но Малфой, вместо того чтобы отступить, лишь медленно поднялся. Его движения были плавными и опасно размеренными, как у хищника, приближающегося к своей добыче. Он обошёл стол, словно сокращая дистанцию, но не пытался запугать её. Его присутствие было давящим, но он не сделал ни шага, чтобы вторгнуться в её личное пространство. Он просто смотрел ей в глаза, его взгляд был пронзительным, как ледяной клинок, и в нём мелькала тень эмоций, которые он скрывал за маской бесстрастия.

— А как насчёт сейчас, Гермиона? — его голос прозвучал низко и холодно, словно ветер, пронизывающий до костей. — С моим ребёнком внутри тебя? Ты теперь моя?

Она выпрямилась, заставляя себя выдержать его взгляд. Сердце билось как сумасшедшее, но она знала, что должна оставаться твёрдой. Он был как вулкан, готовый извергнуться, но она не собиралась уступать ему ни на йоту.

— Я никогда не буду твоей, Малфой, — повторила она с ледяной твёрдостью, её голос был низким, но в нём звучала непоколебимая уверенность.

Его челюсть напряглась, и в глазах мелькнула вспышка гнева, но он быстро взял себя в руки. Он не мог позволить себе потерять контроль, не перед ней. Он внимательно изучал её лицо, словно пытаясь проникнуть в её мысли, выискивая слабое место, но не находя его.

— А Блэк? — с сарказмом спросил он, его губы изогнулись в насмешливой ухмылке. — Что у тебя с ним?

— Сириус? — Гермиона подняла бровь с невинностью, которую не могла скрыть даже нарочитая небрежность. — А что с ним?

— Он знает, что ребёнок мой?

Гермиона не могла сдержать насмешливый смешок, который сорвался с её губ.

— Твой? — в её голосе звучало откровенное презрение. — Скажи, Малфой, ты когда-нибудь задумывался, что легилименция может быть использована против тебя? Например, что, если женщина внушила тебе мысль, что она беременна от тебя, чтобы защититься во время рейда?

На мгновение в его глазах мелькнуло сомнение, но он быстро прогнал эту мысль прочь, поднимаясь на волну собственного гнева.

— Ты лжёшь, — он шагнул ближе, его глаза сверкнули, как сталь. — Эта мысль не была подстроена.

Гермиона лишь пожала плечами, стараясь казаться спокойной, хотя внутри у неё всё кипело.

— Может быть. А может быть нет, ты никогда этого не узнаешь.

Малфой дышал тяжело, его кулаки были сжаты, а эмоции буквально пульсировали в воздухе вокруг него. Она видела, как его внутренний мир трещит по швам, но он не собирался отступать.

— Скажи мне правду, Гермиона, — потребовал он, его голос был низким, почти рычащим.

Она прищурилась, изучая его лицо, пытаясь понять, сколько боли скрывается за этим фасадом. Затем она сделала шаг вперёд, приближаясь к нему настолько, что могла ощутить его дыхание на своей коже.

— Сначала скажи мне, почему ты здесь и почему хочешь, чтобы я была твоим наблюдателем. Тогда я подумаю, сказать ли тебе правду.

Малфой скривился, его губы изогнулись в недовольной ухмылке, словно он злился на себя за то, что оказался в такой ситуации.

— Я уже сказал тебе, я защищаю то, что принадлежит мне. А ты и твой жалкий Орден на грани уничтожения. Я потребовал, чтобы ты стала моим наблюдателем, потому что знал, что иначе ты попытаешься меня оттолкнуть.

Гермиона задержала дыхание, анализируя его слова, стараясь уловить скрытые мотивы.

— То есть ты хочешь сказать, что перешёл на нашу сторону только потому, что думал, что я беременна твоим ребёнком? — её голос прозвучал резче, чем она намеревалась, но она не могла сдержать себя.

— Это тебя удивляет?

Её сердце сжалось, но она старалась сохранить внешнее спокойствие. В её мыслях вихрем проносились сомнения и страхи, но она заставила себя выглядеть уверенной.

— Судя по твоему поведению в Министерстве, можно предположить, что у тебя есть дюжина детей по всему миру, так что я не уверена, почему ещё один — это такое большое дело, — её слова прозвучали резко, словно она пыталась причинить ему боль в ответ на своё унижение.

Малфой прищурился, его взгляд стал ещё более колючим, как будто она наступила на его больное место.

— Ты думаешь, я переспал с каждой красивой убийцей, которая шастала по Отделу тайн? — в его голосе звучала тонкая нота уязвлённости, которую он старательно скрывал за маской презрения.

Гермиона выдержала его взгляд, стараясь не выдать свои эмоции.

— Это обычное дело для тебя? — с вызовом бросила она, едва сдерживая дрожь в голосе.

На его лице появилась лёгкая улыбка, но в его глазах вдруг мелькнуло нечто неожиданное — почти нежность, едва заметная и неуместная в этот момент.

— До того дня я не мог похвастаться подобным опытом, — сказал он тихо, почти шёпотом. — А ты? Ты спишь с каждым пожирателем, который обезоруживает тебя?

Её сердце сжалось, но она не могла позволить себе сломаться. Она подняла подбородок, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— Вообще-то… да, — её голос дрожал, но в нём звучала скрытая угроза. — Пока только с одним.

Его глаза сузились, и он сделал шаг ближе, почти касаясь её, но не позволяя себе пересечь ту тонкую грань, которую она установила между ними.

— Ты просто нахалка, — пробормотал он, на его губах появилась едва заметная тень улыбки. — И если ты пытаешься заставить меня ревновать, то у тебя это неплохо получается.

Она сделала глубокий вдох, собирая остатки своей решимости, стараясь не поддаться его провокации.

— Ты действительно готов отказаться от всего ради ребёнка от грязнокровки? — в её голосе звучала насмешка, но внутри её всё кипело от эмоций, которые она едва сдерживала.

Малфой на мгновение замер, его ноздри раздулись, и он медленно поднял руку, осторожно касаясь её щеки. Его прикосновение было неожиданно нежным, и это вывело её из равновесия.

— Именно это я и сделал, — произнёс он, его голос был тихим, но твёрдым, в нём не было и тени сомнения. — Он мой?

Гермиона закрыла глаза, чувствуя, как нарастает отчаяние. Эти слова, однажды произнесённые, уже не вернёшь обратно. Это был её единственный рычаг, единственное, что удерживало его на расстоянии. Но… она не могла лгать. Не в этом. Даже ему.

— Да, — её голос сорвался на шёпот, и она встретила его сердитый взгляд. Внутри неё всё сжалось от боли и страха, но она не отвела глаз. — Ребёнок твой.

Малфой не шелохнулся, но в его глазах вспыхнуло что-то новое — смесь торжества и невыразимой боли. Это был момент истины, момент, когда всё, что они знали друг о друге, изменилось навсегда.

Малфой шумно выдохнул, и на секунду Гермионе показалось, что он поцелует её. Его дыхание, тёплое и близкое, обжигало её кожу, а его рука, лежащая на её щеке, казалась неожиданно тяжёлой. В его глазах промелькнуло что-то неуловимое, нечто, что заставило её сердце замереть, словно на краю пропасти. Она почти почувствовала, как воздух между ними начал сгущаться, притягивая их друг к другу неумолимой силой, но…

Он лишь убрал руку с её щеки и сделал шаг назад. Его лицо, недавно такое близкое, внезапно стало отстранённым, словно он воздвиг стену между ними, чтобы защитить себя от чувств, которые они оба не могли контролировать.

— Чёрт, — выдохнул он, голос был хриплым и едва контролируемым. — Хорошо. Ладно. Спасибо, что сказала.

Он закрыл глаза, словно пытаясь собрать осколки своих эмоций, разметавшихся по его внутреннему миру. Его дыхание было неровным, как будто он боролся с чем-то глубоким и болезненным, что было похоронено внутри него долгие годы. Когда он наконец открыл глаза, они казались более спокойными, но в их глубине притаилась тень, которую Гермиона не могла не заметить.

— А Блэк? Ты… он? — спросил он, его голос был удивительно мягким, почти неуверенным, как будто он боялся услышать ответ.

Гермиона тяжело вздохнула, её плечи опустились под грузом эмоций, которые она старательно пыталась скрыть.

— Сириус мой друг, и только, — ответила она тихо, стараясь придать своему голосу уверенность, хотя внутри неё всё трещало по швам. — Никто не знает, что ты отец.

При слове «отец» по лицу Малфоя пронеслась судорога, будто этот термин был для него чем-то чуждым и пугающим. Он резко отвернулся, но Гермиона успела уловить эту краткую вспышку боли и страха, прежде чем он снова скрыл её за своей привычной маской холодного равнодушия. Ей пришлось бороться с внезапным и нелепым желанием протянуть к нему руку — как будто её прикосновение могло смягчить ту бурю, которая бушевала в его душе.

— И по поводу того чтобы стать моим наблюдателем? — его голос прозвучал более твёрдо, но в нём всё ещё ощущалась нотка беспокойства. — Ты согласишься?

Она почувствовала, как её сердце сжалось. Этот момент, этот выбор, который изменит их жизни навсегда, заставил её на мгновение застыть, словно она боялась сделать неправильный шаг.

— На одном условии, — наконец произнесла она, её голос был тихим, но уверенным. — Мы держим это в секрете. Ты не произносишь ни слова о своей причастности к ребёнку, пока я не буду готова.

Малфой нахмурился, его взгляд потемнел, как если бы он пытался переварить её слова. Видно было, что эта просьба раздражала его, и он не хотел соглашаться на такие условия. В его глазах мелькнуло возмущение, но, возможно, также и понимание, что у него не было другого выбора. После нескольких напряжённых мгновений, которые показались Гермионе вечностью, он медленно кивнул, принимая её условия, хотя по его лицу было видно, что это решение далось ему нелегко.

— Ладно, — сказал он тихо, его голос звучал почти сдержанно, словно он внутренне всё ещё боролся с собой. — Но знай, что я не люблю играть в такие игры, Грейнджер.

Гермиона смотрела на него, пытаясь увидеть, что скрывается за его словами. Она знала, что этот путь будет полон трудностей, но она была готова к этому, потому что другого выхода у неё не было. Они стояли напротив друг друга, два человека, оказавшиеся на грани чего-то нового и неизведанного, и оба понимали, что этот момент был лишь началом того, что им предстояло пройти вместе.