Победительница (гет)

В начале было слово.

В себя Вика приходила мучительно медленно, как будто пробиралась сквозь густую вату. Сознание то накатывало, то ускользало, и только резкий удар по щеке окончательно выдернул её из оцепенения. Боль вспыхнула, будто кто-то включил свет в тёмной комнате.

Руки и ноги не слушались, как чужие, голова пульсировала, раскалывалась на куски. Вика попыталась вспомнить, что произошло, — и вздрогнула от догадки: это была не просто неудачная попытка встать. Её будто били, но этого точно не могло быть. Она точно была одна в квартире с закрытой входной дверью.

Голова была пустая, мысли отказывались собираться в кучу. Единственным плюсом оказалось то, что надоедливый новогодний мотивчик наконец исчез из головы. Исчез так внезапно, как будто его выбили вместе с сознанием.

И тут — будто сверху, будто из другой реальности — раздался мужской крик. Точнее, ор. Громкий, хриплый, испуганный. Вика дёрнулась, насколько позволяли её беспомощные руки.

Что за…? Она же была одна в квартире. Совершенно одна.

А потом до неё дошло: кричали по-английски. По-настоящему. Со всей этой интонацией, с акцентом, с эмоцией. Английский. Мужчина. В её квартире.

Что происходит?

Вика замерла, вслушиваясь, не решаясь пошевелиться. Сердце застучало где-то в горле. Всё внутри кричало: «Этого не может быть!», но крик не утихал.

Набравшись храбрости, она медленно, почти со страхом, приоткрыла глаза.

Лучше бы она этого не делала. Стоило открыть глаза, как над ней нависло лицо — грязное, перекошенное, пьяное. Мужчина лет сорока смотрел на неё мутным, злобным взглядом.

Вика попыталась заговорить — спросить, кто он и что ему нужно, — но голос предательски застрял где-то в груди, сдавленный и немой. Оставалось только одно — осмотреться.

Вместо знакомой ванной или хотя бы коридора — ведь траекторию своего падения она помнила хоть и смутно, но примерно — её окружала чужая, обшарпанная комната. Потолок низкий, стены облезлые, пахло затхлостью. Где-то рядом, почти у самого уха, всхлипывал ребёнок. Темноволосый, маленький, явно испуганный.

Вика замерла. Это было слишком странно, слишком нелепо. Она решила, что, должно быть, сильно ударилась головой. Ну а как иначе? Только мозг, сбившийся с привычного ритма, мог подкинуть такой бред.

И всё же она прислушалась. Мужчина что-то говорил, не по-русски — хрипло, с яростью, с какой-то отчаянной надрывностью. Вика не понимала ни слова, но пыталась вникнуть, ловила интонации, будто надеялась: вдруг её подсознание, явившееся в этом нелепом образе, пытается донести до неё нечто важное.

— Эйлин, чёртова ведьма! — рявкнул мужчина. — И этот мелкий ублюдок весь в тебя! Ты же клялась, что мой сын будет лишён этой ереси! А ты… ты, лживая стерва!.. — он буквально захлёбывался яростью, срываясь на крик, который ударял в уши, как пощёчина.

Вика замерла. Стоило чуть внимательнее вслушаться — и вдруг стало ясно: она понимает каждое слово. Без труда, без перевода. Словно язык сам развернулся в голове, лёгкими волнами укладываясь в смысл.

И всё же происходящее не становилось от этого менее нелепым. Скорее наоборот — чем яснее были слова, тем абсурднее казалась сама ситуация.

Какая она Эйлин? Какой сын?! У неё нет детей и не предвидится в ближайшем будущем! Пока мужик орал, Вика мысленно прощалась с собственной крышей и надеялась, что всё это страшный сон.

Пьяному уроду было плевать на её моральные терзания и надежды — боль от очередного удара, на сей раз по голове, была вполне настоящей. Вика готова была поклясться, что глюки не могут быть такими реальными, но не успела: сознание снова покинуло девушку, милостиво позволяя шокированной психике перестроиться.

Следующее пробуждение Вике понравилось куда больше: по крайней мере, никто больше не орал прямо ей в ухо. Она осторожно попробовала пошевелиться — и с облегчением поняла, что тело её снова слушается. Руки и ноги двигались, пусть немного заторможенно, но всё же. Голова почти не болела, и Вика на миг даже обрадовалась: может, всё это было просто странным сном, плодом воспалённого подсознания?

Однако глаза открывать не спешила. Внутри сидел страх: она слишком хорошо помнила облезлые стены, пыльные занавески и перекошенное лицо пьяного мужика. Мысль о том, что всё это может оказаться реальностью, сковывала. Но выбора не было. Сделав глубокий вдох, Вика приоткрыла глаза — медленно, словно через тонкую щель.

И сразу пожалела.

Обшарпанная комната никуда не делась. Та же тусклая, гнетущая обстановка. И напротив — те же чёрные, серьёзные глаза мальчика, пристально смотрящие на неё. Того самого ребёнка, которого тот урод называл её сыном.

Глаза у Вики сами собой зажмурились обратно. Нет. Так не играют.

Про себя выругавшись, она всё же решилась — снова открыла глаза.

Картинка, к сожалению, осталась прежней.

— Мамочка, ты очнулась?! Как ты себя чувствуешь? Я дал тебе обезболивающее, я правильно сделал? — затараторил мальчик.

И именно в этот момент Вика поняла: она попала.

Мальчик, который всё это время смотрел на неё с неожиданной, почти трогательной заботой, к счастью, оказался не совсем малышом — на вид лет шесть, может, семь. Худенький, чумазый, с растрёпанными волосами и взглядом, в котором было что-то взрослое, настороженное. Такой не выглядел как любимый, ухоженный ребёнок. Скорее — как забытый, оставленный на самотёк.

Вика невольно поморщилась. Она никогда не понимала родителей, которые не заботятся о собственных детях. А теперь вот лежала в каком-то чужом теле, в чужом доме, под присмотром чужого — якобы — сына.

На миг в памяти всплыло её собственное детство, слишком знакомое чувство запущенности и одиночества... Но Вика быстро отогнала мысли, которым не хотела давать волю. Сейчас было не до этого.

Попробовала ущипнуть себя. Больно. Очень даже.

Не сон.

Значит, остаются два варианта: либо она действительно сильно ударилась головой и теперь её сознание творит невообразимое, либо... она каким-то образом очутилась в другом мире.

В параллельные реальности, перемещения душ и прочие мистические теории Вика не верила ни при каких обстоятельствах. А потому единственным логичным объяснением оставалось то, что по ней плачет психиатрическая клиника.

— Так, давай сначала? Я как-то неважно себя чувствую и не помню, как я здесь оказалась. Кто я?..

— Он так сильно тебя ударил? — тихо всхлипнул мальчик. — Ты моя мама, тебя зовут Эйлин Снейп, а раньше, когда вы с папой ещё не поженились, ты была Принц. Ты здесь живёшь вместе со мной и с папой. Я Северус, а папу зовут Тобиас. Ты волшебница, но редко колдуешь, потому что папа это не любит. А вчера у меня опять был магический выброс, и папа разозлился…

«Эйлин… Снейп?.. Тобиас?.. Северус?.. СЕВЕРУС СНЕЙП?! — Вике срочно захотелось обратно в обморок. — Да нет, это бред… Я в Поттериане?.. Я — мать Северуса Снейпа?! Дашка была бы в восторге…» — пронеслось в полуобморочном сознании. Племяшка Дашка просто обожала самого загадочного персонажа всей саги, мрачного гения и шпиона Северуса Снейпа.

«А на Рикмана совсем не похож…» — проплыла очередная бредовая мысль, и голова разболелась с удвоенной силой.

— У тебя от головы ничего нет? — спросила девушка — и тут же получила пузырёк с какой-то мутной жидкостью.

Так. Пузырёк был вполне осязаем, как и руки ребёнка. Это странно — разве глюки могут быть материальны? Она посмотрела на него с сомнением, но за неимением выбора выпила предложенное залпом. На удивление, стало легче, в голове прояснилось. Это опять-таки было неправильно: голова не могла пройти от того, что она выпила лекарство (зелье) в своём подсознании. Или могла?.. Девушка снова огляделась вокруг. Дом был невероятно грязный и запущенный — как женщина могла его довести до такого состояния?! Царапала мысль, что этот дом она точно раньше не видела, а подсознание всегда подсовывает картинки знакомых мест. Интересно, это только снов касается или глюков тоже? Потом посмотрела на себя, на ребенка и решила, что сначала душ, а потом будем думать, куда это она попала и что с этим делать. Вода всегда помогала ей расслабиться.

— Значит так… Северус. Сначала душ, потом завтрак, а потом будем думать.

— А еды нет, — опустил глаза мальчик.

— А вода?

— Есть, холодная.

И, пожалуй, именно это оказалось самым нормальным в её странной «игре подсознания». Потому что с подобной проблемой Вика сталкивалась в жизни не раз.

Она выросла в России, и до появления бойлера мыться в тазике с кастрюлями было делом привычным — особенно в сезон профилактических отключений. Так что перспектива греть воду и отмывать ребёнка (а заодно и себя) не пугала. Наоборот, в этом был хоть какой-то намёк на реальность.

Вика решительно поднялась и направилась на кухню — в поисках подходящей кастрюли. Мало ли, может, и правда надо купать «сына», раз уж она здесь якобы мать.

Она открыла дверь и... замерла.

Следующие несколько секунд мозг отказывался воспринимать увиденное. Только глаза бегали по сторонам, пытаясь понять, что именно происходит.

Потом пришёл шок. И вслед за ним — почти физическое возмущение.

Это что, вообще, такое?!

Пол был покрыт липкой пленкой — смесь жира, пыли и чего-то ещё, зловеще поблескивающего в свете окна. Стол… Господи, его проще было сжечь, чем отмыть. Ящики под раковиной были заляпаны до неузнаваемости — их первоначальный цвет угадывался разве что с фантазией. К ним, казалось, страшно было прикасаться.

А посуда... Нет, это уже не просто гора — это был настоящий монумент немытой, засаленной, жирной утвари, воздвигнутый в честь полного бытового апокалипсиса. Вся плита была покрыта пригоревшими остатками еды — слоистыми, как геологические отложения.

Вика не сразу поняла, что у неё тихо дёргается левый глаз.

Так... стоп. Дышим. Медленно вдох... выдох...

Она выругалась. Громко — про себя. С чувством. Потому что вслух, увы, нельзя — в доме ребёнок.

Но внутри у неё бушевала буря.

Да за такое состояние кухни она бы тоже прибила. Даже в доме её родителей было чище. И, к своему ужасу, Вика вдруг с какой-то кривой логикой поняла того орущего мужика. Не оправдала — но поняла. Если он жил в этом аду, то нервы у него, видимо, давно закончились.

Слов у неё не было. Только крепкие, сочные маты — один за другим, мысленно, с нарастающим градусом отчаяния.

«Так, не знаю, куда я попала, но это пипец. Верните меня домой!» — с паникой подумала Вика и обратилась к Северусу.

— Чистая кастрюля есть?

— Там, — мальчик показал на верхнюю полку. И они приступили к водным процедурам.

Сначала Вика занялась мальчишкой. Отмыла, растёрла полотенцем — и только тогда по-настоящему разглядела его.

Оказалось, что под слоями грязи он вовсе не заморыш, а настоящий симпатяга. И волосы у него были… просто загляденье. Да за такие любая душу бы продала: мягкие, густые, идеально прямые. Цвет — глубокий, насыщенно-чёрный, с лёгким синеватым отливом, как у вороньего крыла. Ни рыжинки, ни пылинки — чистый, ровный, переливающийся блеск.

«Эх, мечта идиотки...» — невольно подумала Вика, с завистливой нежностью проводя пальцами по этим чёрным прядям.

Впрочем, свои волосы она тоже любила. Светлые, волнистые, с лёгким золотистым отблеском — они всегда были её гордостью.

Когда наступил её черед принимать водные процедуры, она обомлела, посмотрев на себя в зеркало. Перед Викой была не она, а кто-то очень страшный. Такую в фильмы ужасов можно пускать без грима. И это после душа?

Вика вдохнула, выдохнула и постаралась не представлять, что ждало её до. Волосы все были посечëнные, кое-где выбивались седые пряди, глаза были чёрные, нос с горбинкой, одна монобровь. Тело всё худое и в синяках. Грудь…

«Эх, где моя шикарная грудь четвёртого размера?» — подумала Вика, осматривая своё тщедушное тело. — Тут если будет двоечка, уже хорошо».

А попа? Вика грустно вздохнула, осмотрев свою пятую точку, у неё-то была красивая, упругая. Она три раза в неделю в зал ходила качать. А тут? Кожа да кости. Смотреть страшно. С одеждой было ещё хуже. Причем она этому телу абсолютно не подходила.

— Верните меня обратно! Пожалуйста! Мне здесь не нравится, — воскликнула Вика, закончив осмотр своего тела. Причём на ощупь всё было так же плохо, как и на взгляд. Но так же не бывает? Почему её сознание над ней так издевается? Или это не сознание? Ну ладно видеть глюки, но самой быть глюком — это перебор.

Вике даже на секунду показалось, что она попала в свой самый большой кошмар. Нет, ну согласитесь, что может быть хуже, чем грязный бедный дом, муж, избивающий свою жену, да ещё и маленький ребенок в придачу? А главное, кто виноват и что делать непонятно. Одно дело, когда женщины сами себя загоняют в эту кабалу, выбирая мужа мудака, но попасть в такой ад совершенно случайно надо уметь.

Так что первым делом, как настоящая женщина, Вика решила привести себя в порядок, к счастью, пинцет и косметика кое-какая у этой потерянной женщины имелась. Красота — это та сила, которая работает во все времена. У Вики в этом теле этой силы явно не было, поэтому она чётко решила думать о себе не как о Вике, а как о Эйлин. Этот ужас не она, этот ужас Эйлин.

Косметика творит чудеса, она смогла скрыть все синяки под глазами, сделала более выразительными глаза. Лицо стало хоть немного миловидным, но вот волосы… Пришлось вспомнить молодость и обрезать их самостоятельно, с каре лицо этой женщины смотрелось более молодо. С одеждой было всё намного хуже, похоже, вкуса у этой леди не было от слова совсем. Но кое-какой сарафан не очень ужасный, который было не стыдно надеть, удалось найти. Так что через час с зеркала на неё смотрела пусть не особо красивая, но и не и особо страшная женщина. Заодно, ища косметичку, которая оказалась в самом дальнем углу ящика, Вика нашла немного денег и книги по магии. Книги, после недолгих размышлений, она решила оставить на потом и изучить на досуге, вдруг существует какое-то заклинание, которое может вызвать Мистера Пропера, который всё отмоет, ибо как справиться собственными силами со всем этим, она понятия не имела. Вика, конечно, тоже много в своей жизни повидала, но такое было даже для неё слишком.