Вампир Барни (джен)

Никакие уговоры и обещания, сулимые Ленни, на Барни не действовали. Он словно бы оглох, методично отрезая от тощего тела Джонсона по кусочку плоти. Сначала в расход пошли кисти, он обрубил их оставив на месте рук уродливые окровавленные культи. Потом Барни отрубил ступни. Это было тяжелее, чем работать с кистями — кости были куда толще. Все это время Ленни то поскуливал, то, набравшись сил, начинал неистово орать. Барни все это не трогало.

Когда вопли Ленни стали совсем уж докучливыми, Барни заткнул ему рот его же кистью. Под конец действия от туловища Ленни остался всего лишь обрубок, с будто прикрученной к нему всклокоченной головой. Ленни агонизировал.

Барни показалось, что продержался Ленни невероятно долго, остальные его жертвы сдавались куда быстрее и с ними было совсем не так интересно играть.

Перед Барни лежало изуродованное тело Ленни, хотя узнать теперь в ЭТОМ Ленни было сложно. Кожа от оборванных конечностей свисала, будто тряпка, пропитанная красными чернилами, сухожилия веревками свисали с костей. У нормального человека созерцание такого вызвало бы предугадываемый рвотный рефлекс, у Барни же — лишь улыбку.

Сначала Барни Янц гордо глядел на свою работу, затем он вдруг испугался. Руки его задрожали, и он с ужасом и отвращением смотрел на хозяйского сына. Барни Янц нарушил свое слово. То слово, которое он дал когда-то старине Джиму — хранить и защищать, Барни его нарушил.

— Нет… — Барни похлопал Ленни по белесой щеке, но голова безвольно мотнулась в сторону. — Нарушил… Предал Джима…

Наконец, Барни огляделся вокруг: части тела Ленни валялись кругом по асфальту, кровь, испачкавшая даже стены. Абсолютно ясно, что мистер Янц слетел с катушек и выпустил из себя то, что так тщательно скрывал все эти годы. Сейчас разум был чист, но ведь всего несколько минут назад перед глазами было кровавое марево. Не удержался. Слово, данное когда-то Джиму было пущено по ветру. Выходило, что Джим зря пожалел его.

* * *

Ошметки того, что когда-то являлось Ленни Джонсоном, Барни разделил по нескольким мешкам и за ночь растаскал по окрестным мусорным контейнерам. О какой-либо конспирации он не заботился, полагая, что никто и думать не станет на бедного слабоумного уборщика.

Ничуть не морщась, с флегматичным выражением на бледном одутловатом лице, Барни собирался закинуть выпавший большой палец с черным ногтем, в мешок, но… чуть подумав, взял палец в рот и чуть обсосал его, слизывая уже запекшуюся кровь. И все же… чуть скривив лицо, Барни зашвырнул, отодранный на две фаланги палец, в ближайшую урну. Ему подумалось, что все равно никто особо копаться не будет.

* * *

Когда Барни зашел в магазин на следующий день, то застал там Мойру, белую, как простыня. Руки девушки тряслись, губы дрожали, она, словно не владела собой, будто внутри нее была пружина, заведенная до предела и готовая в любой момент распрямиться. Такой Мойру Барни еще не доводилось видеть. На мгновение он даже замер в нерешительности, затем сделал над собой усилие и вошел. Негромко кашлянув, он постарался привлечь внимание Мойры. Та вздрогнула, как будто ей дали затрещину и уставилась пустым взглядом на Янца.

— Ленни… — прошептала она.

Барни склонил голову набок, показывая, что он готов выслушивать, при этом губы его растянулись в оскале, обнажая ряд желтых зубов.

— Он не пришел ночевать, Барни, — наверное, впервые Мойра делилась с ним своими переживаниями, и это было странно. — И наутро он не появился… — она, судорожно вздохнув, покосилась на мобильный телефон, лежавший на прилавке. — На звонки не отвечает, — Мойра опустила голову на стойку, горестно вздохнув.

А вот Барни колебался. Он-то прекрасно знал, что именно произошло с Ленни, только с такой же точностью он знал, что Мойре об этом знать не следует. Особой жалости к отошедшему в мир иной Ленни Барни не испытывал. В конце концов тот умер вовсе не зря — магазин теперь останется в руках Мойры, ее не выкинут на улицу, да и сам Барни будет продолжать исправно работать, выдавая себя за умственно отсталого, не боясь увольнения, дамокловым мечом висевшего над его головой.

— Вс-се-е-е буд-дет в порядке, — выдавил из себя Барни, глупо ухмыляясь.

Мойра подняла на него красные от недосыпа глаза и благодарно кивнула.

— Спасибо. Да, напился, наверное, спит у кого-нибудь из дружков, — голос ее стал ровнее. — Чертов педик…

Барни знал о наклонностях и пристрастиях Ленни, но впервые при нем Мойра осуждала за это брата. Хотя, возможно, что она сказала это просто со злости, от досады.

Как обычно, он прошел в подсобку и вскоре приступил к выполнению своих обязанностей. Сейчас он проводил уборку крайне тщательно, старательно натирал пол, не оставляя грязных разводов. Барни хотелось хотя бы так загладить свою вину перед Мойрой. Сама же девушка тихо сидела за прилавком, время от времени пытаясь дозвониться до брата. Изредка она доставала сигарету, делала пару затяжек, нервно смахивая пепел за прилавок, затем быстро ее тушила.

Почему-то, с уходом Ленни, магазин казался слегка осиротевшим. Да, никто не отпускал идиотских шуток, стало тише. И тяжелее.

* * *

— Барнаби Янц! — в дверь кто-то ломился и Барни буквально подскочил на кровати от неожиданности. Взгляд его метнулся к часам — половина двенадцатого дня. — Откройте, полиция! — продолжался настойчивый стук.

Барни, крякнув, встал, пытаясь собрать мысли в кулак. Чего им тут надо? Неужели никак не угомонятся из-за того наркоши? Пригладив спутанные пепельные волосы рукой, он поплелся к обшарпанной двери, петли которой уже плакали под натиском кулаков барабанившего. Не забыл Барни и помолиться, что все окна в его квартире занавешены, а в общем коридоре этих самых окон попросту нет. Иначе очень много открытий было бы для полицейского патруля.

Повозившись с замком, Барни, наконец, открыл дверь и тут же едва увернулся от кулака, который, судя по всему, должен был снова стукнуть по двери, да только не столкнувшись с препятствием, ринулся к пухлому лицу Янца. Отшатнувшись, едва не потеряв равновесие, Барни ухватился за косяк и вопросительно посмотрел на двух полицейских.

— Д-добрый день… — промямлил он. — Чем могу…

— Мистер Янц, вы позволите нам войти? — тут же задал вопрос один из полицейских — мистер Смитт. Он уже давненько патрулировал этот район и Барни не раз его видел. Это был коренастый мужчина с шевелюрой огненно-рыжего цвета и такими же усами, кожа его была нетипично бледна. За спиной Смитта переминался его напарник: парнишка лет двадцати на вид, еще не избавившийся от подростковых прыщей.

— Д-да, конечно, — Барни пошире открыл дверь, давая зайти служителям закона. — Чем могу?

Смитт, придирчиво осматривая гостиную, достал из нагрудного кармана ручку и блокнот. Вообще-то Барни прекрасно знал, что впускать их в дом было вовсе не обязательно, но уж лучше не вызывать лишних подозрений в своем положении. Напарник Смитта морщился, разглядывая кукол на полках.

— Вы знали мистера Джонсона, мистер Янц?

— Эда? — Барни глуповато улыбнулся. — Конечно, как и его отца.

— Нет, я о младшем Джонсоне, мистер Янц, — тут же расставил все точки над «й» Смитт.

— Ленни? — Барни попытался изобразить удивление, что вышло у него достаточно убедительно. — Да, конечно.

Смитт брезгливо оглядел погруженную во мрак гостиную. Он прошел к окну и коснулся рукой плотно задернутых штор. Барни нервно сглотнул и дернулся в сторону полицейского.

— В-вы не им-меете права… — запинаясь пробормотал толстяк.

— О, так вы знаете законы? — Смитт удивленно изогнул рыжую бровь.

— Зн-наю свои п-права, — выдавил из себя Барни и указал гостям на дверь.

Немного помявшись, Смитт кивнул своему напарнику и двинулся к двери, бросив на Барни недоверчивый взгляд. Напарник шел куда быстрее и уже выскочил за порог, когда Смитт повернулся к Барни лицом.

— Мы вернемся с ордером, мистер Янц. — Перед его носом тут же с силой захлопнулась дверь.

От силы удара двери о косяк, штукатурка над проемом не выдержала и осыпала Барни серыми хлопьями. Сам же мистер Янц похолодел — догадаются, обыщут эту халупу и догадаются. Посадят в тюрьму… А для таких, как Брани Янц, тюрьма — это верная смерть.

Решив не медлить, Барни бросился к холодильнику на кухне и принялся опустошать его содержимое. Часть сиропа он выпил, морщась, потому что за раз обычно так много он не употреблял, у него даже слегка повело голову. Остальную часть Барни сложил в матерчатую сумку и поставил ее у двери.

Единственное, что сейчас тревожило Барни — быстрее сбежать, спрятаться и убрать следы своего пребывания здесь. Он хотел забрать с собой и кукол, своих любимых девочек, которым он подарил вторую жизнь, но слишком нагружать себя не хотелось. Еще одна проблема оставалась нерешенной…

— Мойра, — прошептал Барни, разглядывая темноволосую куклу с одним ярко-голубым глазом. — Мне нужно что-то сделать с Мойрой.

Что с ней делать, Барни пока не решил. Но он дождался вечера, взял сумку с банками и мелкими перебежками отправился к магазину Джонсонов, где Мойра сидела в полном одиночестве.

Зайти он постарался как можно тише, так чтобы колокольчик не издал ни звука. Аккуратно поставив свою ношу возле холодильника, Барни взглянул на прилавок. Зареванная девушка даже не обратила внимание на вошедшего, взгляд ее был пустым и погасшим, а руки трясло мелкой дрожью.

— Ч-что случ-ч-чилось? — попытался быть участливым Янц, подойдя к стойке.

— Папа умер, — бесцветным голосом прошептала Мойра и из глаз ее вновь заструились слезы. — Мне позвонили… я утром приехала, а он… — она всхлипывала и давилась рыданиями.

Барни перевел дух: слава Господу, что Мойра пока не в курсе о смерти брата. Вернее, продолжает верить, что его еще можно найти. Или уже не верит?

— А мистер Ленни? — совсем не заикаясь спросил он. — Его нашли?

— Ленни? — Мойра плакать перестала. — Ищут.

Решив, что с него достаточно пока расспросов, Барни развернулся и отправился в подсобку за своими инструментами, но Мойра его окликнула:

— Барни, а что в той сумке?

Чуть задумавшись над ответом, Барни сказал почти правду:

— Лекарство, — потом добавил: — для меня.