У бездны на краю (гет)

Вокруг сновали трактирщик и служанки в зеленых передниках и белоснежных рубашках, с весьма откровенными вырезами, демонстрировавшими большую часть груди. Я же только плотнее закуталась в шаль, съежившись в уголке у самой дальней стены, и с немалой опаской покосилась на группу деревенских мужиков, которые заполонили большую часть общего зала, и сейчас вливали в себя все новые и новые порции крепкого эля. Среди них были и совсем старые, и помоложе, и едва ли намного старше меня. По крайней мере, это были самые обычные люди, и на вид им едва ли минуло двадцать.

И я уже кожей ощущала, что кое-кто из них посматривал на чарванскую девочку с откровенным любопытством, притом не вполне пристойно поблескивали глаза и искривлялись в усмешке губы. И оставалось только надеяться, что они видели, с кем я сюда приехала. Если видели — побоятся тронуть, а так ведь — степи кругом, самая что ни на есть окраина Империи, в трех-четырех сутках езды верхом линия пограничных гарнизонов, зажмут в углу, задерут юбки и все, прощай, девичья честь… И закричать не дадут, ясное дело… И тогда он точно здесь и оставит, вон каким волком, невесело думалось, смотрит.

Словно оправдывая самые страшные мысли, из-за стола невдалеке поднялись пара парней и мужик, и неверным шагом направились к единственной в трактире кроме разносчиц девушке. И тут же застыли, когда от лестницы мелькнула быстрая гибкая тень в черной с серебряным узором тунике. Дерево, щит и меч… Эмблема, которую в Империи каждый знал сызмальства, уж точно о ней слышал, Особый Отряд. Просто увидеть — и то чудо редкое, а я… Вот уж было бы, о чем шептаться подружкам — забрали Особые! Но у меня, вот уж незадача, нет подружек. И кругом одни только мужчины, взрослые, серьезные и молчаливые. А этот… Бэнджамин… Того и гляди, взглядом испепелит, а может, он это даже и умеет, он же маг. И, судя по выглянувшему пару раз из-под рукава темному металлическому браслету, самый что ни на есть обученный.

— Привет, — на меня устремились красивые, напомнившие солнечные лучи, оранжевые глаза. Даже скорее золотистые, мерцавшие искорками, и молодое лицо, на вид лет семнадцати, разве что без юношеской прыщавости. — Тебя Элиа зовут, да? А меня Карру, — самир протянул ладонь, улыбаясь, и я осторожно вытянула свою. Намерившиеся были со мной познакомиться местные с разочарованными вздохами ушли обратно. — Очень приятно с тобой встретиться.

— Мне тоже, — робко улыбнулась я, впервые не ощущая колких подозрительных взглядов. Карру, кажется, дружит с Бэнджамином… Они все время держались поблизости в прошлые два дня в дороге. — Вы вовремя подошли…

— Я немного задержался, Бэн просил прийти к тебе сразу, как мы приехали, у него дело к одному жителю этой деревни. — Повел плечами чародей. — Тебя не обидели?

— Нет, но некоторые на меня посматривали, — я поправила шаль. Оранжевые ободки стрельнули на толпу взглядом и вновь обратились на мое лицо.

— Не посмеют, они меня видели. — Подбадривающе улыбнулся он. — А почему ты не ешь? Не нравится?

— Я просто…

— Ясно, боялась, — отмахнулся от невидимой мухи мужчина. — А теперь не бойся и жуй, ты худенькая, можно есть и есть. Хочешь медовые пряники закажу? Тут они страсть какие вкусные…

— Не стоит, — я взялась за уже остывшую тушеную капусту с грибами, которую выдал брат, прежде чем исчезнуть. Карру сделал заказ для себя и снова обратил внимание на меня, а трактирщик одарил странным, сочувствующим взглядом. Верно, принял за «жертву» Отряда. — Спасибо вам, но не стоит. Я хотела узнать… А нам долго ехать?

— Больше месяца, — кивнул собеседник. — Дариан далеко, будем пользоваться порталами, но до ближайшего еще неделя. Тебе там понравится, город на холмах, и в самом центре протекает широкая река, в летнее время по ней можно прокатиться на специальной лодочке и посмотреть на город с воды. Очень красиво, кстати…

— А правда, что там стоят Стены, которые делят его на кольца?

— Правда. Раньше они играли роль оборонительных линий, как крепость, но сейчас просто дань прежним эпохам. Очень внушительная, — с юношеского лица, хотя я знала, что ему могло быть и добрых лет сорок, не сходила теплая, задорная улыбка, так отличавшаяся от волчьего взора старшего брата, коего я не могла заставить себя называть таковым. — Монолитные, крепкие, высокие… Город очень красивый, — мечтательно протянул самир. — Один из лучших. Я бы советовал посмотреть парки, в центральных частях, и фонтаны… На Дворцовой площади фонтан похож на те, что украшают крупные города Саммир-Эа. Если хочешь, покажу столицу, когда у меня будет выходной. — Внезапно предложил он. — От Бэна ты вряд ли дождешься, а я буду только рад помочь. Я знаю такие красивые места… И такие кондитерские… Ум отъешь!

— Вы же много работаете, — я отвела глаза, смутившись столь радушному отношению совсем незнакомого самира. — Не стоит…

— Мне совсем несложно, у меня мало друзей, ты — сестра одного из них, и мне будет приятно показать тебе город и дворец. Мы живем во дворце…

— Ого… — только и удалось выдавить. Я, сирота из захолустного городишки, больше похожего на большую деревню, буду жить во дворце?! Такое не могло и во сне присниться, но…

— Да, именно так. — Карру мягко сжал мою руку. — Не бойся, все совсем не страшно, я уверен, что ты умная девочка и быстро во всем разберешься. Кстати, а чем ты интересуешься? Я продумаю, что тебе стоит узнать в первую очередь, пока мы будем ехать.

— Ну… Я… Я люблю читать, — растерялась я. — И вышиваю, нас учили в сиротском доме. И готовить умею… — улыбчивые светлые глаза посерьезнели, и рука чуть сильнее сжалась.

— Хорошо. А что еще?

— Меня очень интересуют южные страны, ну, Саммир-Эа и страны людей… Их культура, и книги, и как там живут. Я слышала про заклинателей змей и людей, которые управляются с огнем…

— Факиры, — заметил мужчина. — Они называются факиры. В Дариане часто выступает Театр Огня.

— И я очень хочу побывать в настоящем театре! Я только скоморохов видела… И кукольников. И еще я слышала, что в Дариане много музеев, и туда можно ходить даже простым. И зверинец… И я очень-очень люблю все волшебное, магическое. У нас иногда проезжали настоящие маги и показывали свои умения. Это так красиво!

— Стой-стой, — рассмеялся мужчина, совсем как человек, покачав головой. — Давай постепенно, хорошо? Будет театр и музеи, и змеи. Но сначала придется кое-что выучить, кое-что узнать… — я понимала, что он имел в виду то, что мне еще только предстояло научиться вести себя в высоком обществе, но в его формулировке это нисколько не задевало и не обижало. К тому же, Мастер Карру был прав. Кстати, а он Мастер? Мастер — это же сотник…

— А вы можете что-нибудь показать? Вы же волшебник? Мастер Карру, пожалуйста?

— Я не Мастер, только десятник, — покачал головой мужчина. — Смотри, — из-за его плеча выпорхнула, танцуя в воздухе и складываясь в какие-то фигурки, стая жемчужнокрылых крошечных птичек, словно бабочка маленьких, постепенно выписавшая мое имя над нашим столиком и рассыпавшаяся радужными искорками. — Нравится?

— Так красиво, — я не смогла скрыть восхищение тем, как легко и непринужденно новый знакомый творил магию, при этом не отвлекаясь ни от еды — тушеной баранины в специях, ни от разговора со мной.

— Это очень простенькая иллюзия, — покачал он головой. — Ребенок… Кстати, если хочешь, можешь звать просто по имени и на «ты». Только помни, Карру и имя, и фамилия. Меня зовут Карру Карру.

— Правда?

— Отец по ошибке назвал фамилию дважды, когда записывали в регистрационные книги. И вместо имени тоже написали Карру, и вот уже двадцать с лишним лет как я обладатель весьма странного имени. А хотели назвать Дайго. Но мне кажется, что Карру красивее.

— Мне тоже, — невольно улыбнулась я, собеседник располагал к себе, заставляя забыть и то, кем он служил, и то, почему я с ним познакомилась. К тому же за все время в пути, да что там, с ухода матушки, он был единственным, кто относился ко мне так тепло. И я отчего-то не задалась в тот ужин, когда мы обсуждали до поздней ночи столицу, мою учебу в школе, сиротский дом и интересы, мыслью, что это дружелюбие было отнюдь не искренним, и что представители их профессии, буде сие необходимо, могли расположить к себе кого угодно. Почему-то казалось, что это немного снисходительное, но доброжелательное отношение было не менее настоящим, чем сердитый взор Бэнджамина.

* * *

Небольшая простая рамка, покрытая тонким слоем серебристой краски, заняла свое место на столике у широкой, слишком просторной для меня кровати, застеленной темно-красным атласом. С портрета, тусклого, не слишком качественного, улыбалась совсем молодая девушка, с красивыми, оранжевыми, похожими на золото глазами и простой косой. Единственное изображение матушки, еще когда она жила на родине, как она рассказывала, еще до того, как ей пришлось бежать в Империю. Здесь она познакомилась с отцом, тогда служившим в одном из главных ведомств страны, обеспечивавшем порядок и покой подданных. Между ними случился роман, в результате отец оставил жену и сына, ушел в отставку и уехал с моей матерью на юг. Там они обвенчались за несколько месяцев до моего рождения, родилась я, пошла в школу…

Отец долгое время трудился в местной Шэрфилдской городской гвардии, а когда мне было шесть, все же вернулся на службу в Особый Отряд, ближайший штаб которого находился в соседнем городе, несколько более крупном, чем Шэрфилд. Собственно, моя родина и входила в территорию, за которой пара десятков самиров и присматривали. Отец же как раз и представил Отряд в Шэрфилде и окрестных деревеньках, и в связи со службой последние два года частенько бывал в разъездах. Из одной из подобных служебных вылазок он и не вернулся… Точнее, вернулось только бледное, посеревшее тело…

Погребальный костер и пламя, охватывавшее скрытую покрывалом высокую жилистую фигуру, побледневшая мама с влажными дорожками слез на щеках, траурные одежды… Это оказались мои последние воспоминания об отце, сильном, умном, заботливом, казалось, знавшем совершенно все на свете и способном справиться с любым противником. Но, видимо, кто-то из оборотней или нечисти, обитавшей на юге Милэсайна, оказался сильнее. Что именно произошло, я не знала, впрочем... И не старалась выяснить. Знание подробностей не вернуло бы мне папу.

А чуть больше двух лет назад я и вовсе осталась сиротой и угодила в местный Шэрфилдский приют. Воспитанников там было не слишком много, приют был один на несколько небольших городов и десятка полтора деревенек, и вместе со мной там не набиралось и пары десятков детей разного возраста.

Жизнь меня ждала серая и безрадостная — наследства после отца у нас с мамой не осталось (и теперь, когда выросла, я подозревала, что не без участия первой его семьи), мама много работала, и я училась в гимназии, расположенной в Шэрфилде (собственно, именно из-за нее родители когда-то именно там и поселились)… Но после того, как я осиротела, за школу, разумеется, никто не платил, в гимназиях обучались за деньги, а обычную школу я бы к тринадцати годам уже закончила. И в итоге… Школу я не закончила вообще. А то, кем при жизни (и особенно при жизни до Шэрфилда) служил папа, любви со стороны многих соседей не добавило. «Особистская дочка», «выродок», «нагулыш»… Эти и прочие ласковые эпитеты за последние года два я слышала сотни раз, вновь и вновь каждый день… Графский титул, а кроме него у меня особо ничего и не имелось, совершенно не спасал. Только поводов для насмешек и обзывательств вроде «графиня приютская» или «ваша высокосветлость» прибавил.

— Мам, это моя новая комната, — я провела кончиками пальцев по тонкой рамке, отогнав неприятные и грустные воспоминания. — Брат, ну, Бэнджамин, забрал меня из приюта. Здесь очень красиво, но все слишком роскошное, вот. Бэнджамин хороший, только все время сердитый, но я его понимаю, правда. И у него есть друг, Карру, он забавный, расспрашивал обо всем, обещает показать город, шутил, пока мы ехали... — вещей у меня было мало, всего несколько больших коробок и ворох одежды и обуви, купленных в дороге братом, вместо, как он выразился, "обносок". Я грустно улыбнулась, оглядев большую спальню, с добротной меблировкой, ковром на полу, согревавшим босые по традициям народа ноги, гардины, пару гобеленов и гравюры. И вздрогнула, услышав за спиной холодное, равнодушное:

— Ты закончила делиться радостью с картинкой? Тогда пошли, у меня есть полезные сведения.

— Это не картинка... — я выдавила улыбку, не решаясь поднять взгляд на тонкие черты смуглого лица, с проницательными черными глазами и острыми скулами, на вид всего лет восемнадцать, а на самом деле старше меня больше, чем на десять лет... — Это мамин портрет, я иногда с ней разговариваю, с тех пор, как она ушла...

— Выглядит странно, — фигура развернулась, удаляясь в сторону общей гостиной, куда я поплелась, сжимаясь в комочек. Что-то в нем завораживало с первых секунд, еще когда я увидела в окне прибывших из самой столицы в нашу дыру гостей. И с тех мгновений, когда взгляд встретился, впервые, с глубокими темными глазами. — Садись, — кивнул на низкую кушетку, куда я опустилась, так и не решившись на него взглянуть и понимая, что он меня наверняка ненавидел глубоко и страстно. — Утром я ухожу на службу, заступаю на смену на сутки, одни через двое. В свободные дни тренировки, длятся несколько часов, могут возникнуть поручения, которые несколько изменят режим, бывают поездки, от нескольких дней до нескольких месяцев. В это время ты остаешься дома, занимаешься, чем будет угодно. Можешь выбираться в город, посещать театры, салоны, вечера, ходить за покупками. Мне все равно. Когда я дома, ты тоже можешь заниматься, чем угодно. Кроме некоторых запретов: тебе нельзя приглашать гостей, кроме как с моего согласия, которое я, предупрежу сразу, скорее всего не дам. Поздно вечером, хотя бы за час до полуночи — и да, даже когда меня нет, я все равно узнаю, во сколько вернулась, ты дома. После рассвета — можешь идти, куда заблагорассудится. Когда гости приходят ко мне — идешь в спальню и сидишь там, пока не уйдут, если, опять же, я не разрешил остаться. Если захочется о чем-то рассказать, поделиться, сходить куда-то не одной... Пожалуйста, не обращайся ко мне, ага?

— Но... — я вздохнула. — Я не хочу, чтобы тебе пришлось меня содержать. Я могу работать...

— Да? — в голосе проскользнул, впервые со знакомства, неприкрытый сарказм. — Кем? Ты графиня, милочка, тебе не пристало трудиться поломойкой. Впрочем... Я поговорю, возможно, пойдешь учиться на писаря, обучение длится три года, и подыщу место, если так хочешь. Но недельку придется посидеть дома.

— Хорошо, — я потерла руки, почему-то онемевшие. Всю дорогу до столицы я корила свое любопытство, расспрашивая о Дариане, о дворце, о нем и его службе... И жутко боялась, что мужчина передумает и отправит меня обратно в приют, решив, что не хочет связываться. Магией не владела, как и какими-то особыми навыками, да еще и слишком эмоциональная, и неуклюжая... — Но я не знаю город, и у меня нет денег... Я лучше посижу здесь, — впрочем, если Карру, который, казалось, за время дороги стал относиться ко мне еще теплее, собирался сдержать обещание, то город я должна была вскорости увидеть.

— Можешь тратить на что и сколько хочешь, — в руках почти незаметно оказался небольшой, туго набитый кошель. Я чуть распустила шнурок и заглянула внутрь. Золото и серебро, причем золота больше.

— Бэнджамин, я не думаю, что мне столько нужно. Это очень большая сумма.

— Оденешься прилично, купишь украшения, духи, что вы там еще используете... — мужчина в секунду пересек комнату и сжал мое запястье. — Можешь еще заняться уроками этикета, тебе не помешает обучиться манерам. Даю сразу много, чтобы потом не приставала, что тебе что-то нужно купить. Трать с умом, договорились?

— У тебя не такое большое жалованье, — заметила я. — Карру говорил, сколько вы примерно получаете. Ну, даже вместе с поместьями... Здесь очень много, столько не нужно.

— У меня металлургический завод на исторической родине. Потратишь за неделю, не жалуйся, это месяца на четыре, можно дольше, не огорчусь. В общем, требование простое и всего одно — не досаждай, и мы поладим. — Пальцы приподняли подбородок, бережно, совсем небольно, и глаза заглянули в мои. — Я не буду издеваться, ущемлять, напоминать, кто ты, обижать. Но, не обессудь, братской любви тоже не испытываю. У меня есть совесть, и я не мог тебя оставить без опеки.

— Я постараюсь тебя не доставать, — кивнула я, с трудом находя в себе силы коснуться длинных пальцев, убирая их от своего лица. — Спасибо, что забрал меня оттуда.

— Я не мог поступить иначе, — в голос примешались задумчивые нотки. — Ты мне ничего не сделала. Сделали в этой ситуации другие.

— Я могу уехать, если мешаю. Ну, мне скоро будет шестнадцать, буду считаться взрослой.

— Ты никуда не поедешь, — сухо бросил самир, отвернувшись, и, не говоря больше ни слова, скрылся в узком коридоре к спальням. Моей и напротив его, впрочем, я видела только дверь, красивую, украшенную резьбой.

На следующее утро я решилась выбраться из дворца, в котором, как оказалось, у нас были свои комнаты, фамильные, уже несколько столетий. Познакомилась с кем-то из дам, принявшимися фыркать, едва заслышав мою фамилию, узнала адреса хороших, по мнению общества, портных, понимая, что соответствовать положению и титулу брата была просто обязана, и, отделавшись от старичка-модиста, долго снимавшего мерки, приобрела пару книг, обучавших основам этикета и кое-каким другим тонкостям высокого общества, пару украшений. Вспомнила, что Бэнджамин вернется только утром, наверняка жутко голодный, а мне себя было решительно нечем занимать.

Припоминая, что видела кое-какую посуду, и что в гостиной имелся очаг, в котором я вполне могла приготовить что-то несложное, и вроде бы этого не запрещали, обзавелась целой корзинкой продуктов, потратив оставшийся вечер на уборку покоев, немного пыльных, на наведение уюта, и приготовила сладкие творожные шарики и холодный травяной чай на завтрак. И с самого рассвета ждала в гостиной, твердо намереваясь подружиться со старшим братом, коль уж судьба свела нас вместе, измеряя комнату шагами, изредка поглядывая на плащ, теплый, совсем новенький.

Когда скрипнул засов, я поспешила было накрывать на стол, когда меня остановил голос, с легкой ноткой усталости и еще более слабым налетом удивления.

— Это что такое?

— Я прибралась в покоях, кое-что переставила и... Ты же голодный... Я сделала завтрак...

— А кто, — вместо ожидаемой похвалы, хотя бы слабой, последовало то, чего я совсем никак не ждала. — Тебя просил? Убираются в комнатах слуги, у них есть расписание. И я завтракаю в городе. Если хочешь, можешь съесть сама. И впредь, очень прошу, не изображай хозяйку, это не требуется.

— Ну хотя бы попробуй. — Я постаралась задушить возникшую обиду. — Я очень старалась.

— Попробую, — творожное лакомство исчезло в цепкой ладони, и самир, пару томительных секунд помолчав, бросил на меня взгляд. — Неплохо, но я не хочу есть. Хочешь, оставь, потом перекушу, хочешь, съешь сама. Кстати, травяные чаи я тоже не жалую. — Первая попытка подружиться не удалась, в чем я с грустью себе призналась.