Мародёры: Первая кровь (джен)

Джеймс Поттер проснулся на третий день в Хогвартсе с твёрдым намерением прославиться.

Во сне он снова летал — без метлы, просто так, как будто воздух был по праву его. Сириус сказал, что это значит, будто он прирождённый лидер. Ремус фыркнул, а Питер попытался повторить шутку, но она потеряла блеск в его устах.

Джеймсу это понравилось.

Он уже начал замечать, как к нему относятся — особенно первогодки. Девчонки из Хафлпаффа смеялись, когда он проходил мимо, будто он уже успел что-то остроумное сказать. Даже старосты хмурились, но в голосе их проскальзывала сдержанная улыбка. Шалость — это ведь не преступление, пока никто не пострадал. А Джеймс всё делал с лихостью, которая выглядела как искусство.

В глубине души он хотел понравиться. Но ещё сильнее — доказать, что достоин. Ведь его отец был Орденоносцем, членом Верховного Совета и магом с именем. А Джеймс был просто первокурсником с прической, которая никогда не лежала ровно, и метлой, которую пока запрещено выносить из сундука.

Но он уже начал строить легенду.

— Ты бросил жабу в суп профессора Слагхорна?! — изумлённо воскликнул Сириус за завтраком.

— Она сама прыгнула. Я только немного… помог, — невинно отозвался Джеймс.

— И что, он не заметил?

— Заметил. Но решил, что это был “странный ингредиент”.

— Гений, — произнёс Сириус и хлопнул его по спине. — Я знал, что мы с тобой найдём общий язык.

Ремус, сидящий напротив, поджал губы. Он уже начал замечать: эти двое вместе — это как запал и огонь.

Питер же смотрел на них с преданной улыбкой. Ему хотелось быть частью их круга, хотя он всё ещё говорил немного не к месту и путал чары.

В этот день у них была экскурсия по запретным коридорам — с профессором МакГонагалл, которая внушал уважение даже тем, кто не знал, что значит слово «уважение».

— Этот зал, — говорила она, — не предназначен для посещений. Здесь хранятся вещи, изъятые из обращения, опасные артефакты и то, что не должно быть потревожено.

Джеймс шёл чуть в стороне от остальных. В глубине коридора он заметил дверь. Старая, с латунной ручкой и паутиной. Почти незаметная.

Любопытство — первый шаг к неприятности, как учил его отец.

И Джеймс всегда делал этот шаг с особым удовольствием.

Позже, когда солнце склонилось к горизонту, а дневные уроки остались позади, Джеймс и Сириус вернулись туда. Питер, хныкая, говорил, что их поймают. Ремус, как ни странно, пошёл с ними — и даже не сказал, что это безрассудство. Он просто хотел знать, что скрывается за той дверью. В нём жила потребность понимать всё, что может быть опасно.

— Алохо-мора, — шепнул Джеймс.

Дверь поддалась.

Комната за ней была пуста. Почти. Только пыль, воздух и зеркало.

Оно стояло в глубине, высокое, в чёрной раме, похожей на скелет змеи. Пыль на полу была нетронута, но само зеркало блестело так, будто его только что начистили.

— Ого, — Сириус прошёл вперёд. — Ну и штука…

Джеймс приблизился. Сначала он увидел себя. Но не совсем. В зеркале он стоял чуть выше, в мантии старосты, а вокруг него — ученики, аплодирующие ему. На его груди сверкал значок: «Глава школы».

— Это… моё будущее? — прошептал он.

— Погоди… — Ремус нахмурился. — Это не Зеркало Пожеланий. Оно другое.

— А мне кажется, оно показывает… то, кем ты себя видишь. Или хочешь, чтобы другие видели.

Сириус подошёл ближе.

— Ну-ка, дай-ка…

Он посмотрел в зеркало — и отшатнулся.

— Что ты там увидел? — спросил Питер.

— Ничего, — буркнул Сириус. — В смысле… себя. Только всё как в дымке. Как будто я исчезаю.

Они стояли молча. Только зеркало тихо дышало, как будто знало их всех. В нём Ремус увидел самого себя — в одиночестве, в лесу, при полной луне. И тень позади, всегда рядом.

Питер молча отвернулся, не подойдя к стеклу.

— Мы не должны быть здесь, — тихо сказал Ремус. — Это место… слишком живое.

Они ушли, не оборачиваясь. И хотя ни один из них не сказал этого вслух, каждый почувствовал, что что-то из зеркала смотрело им вслед.

Позже той ночью Джеймс не спал.

Он снова и снова вспоминал отражение — как оно улыбалось ему, как будто уже знало: ты — будущий герой.

Но в глубине его мыслей уже затаилась другая мысль:

А если зеркало не врёт? А если оно показывает правду, но только ту, которую ты боишься признать?

Он встал и надел очки. Снаружи, под лунным светом, замок спал, но казалось, будто где-то — в старом зале, за пыльной дверью — шутник в отражении продолжал смотреть.

И улыбался.