Пятна на солнце (гет)

— Итак, что мы имеем на текущий момент, — возвестила Гермиона, покрутив ручку между пальцев и постучав мыском по паркету.

Она развернулась от доски с планом, лицом к импровизированному штабу. Ее новое управление из восьми человек, которое временно почти полностью занималось только вопросами Пакта, за исключением обязательной текучки, подняло на нее глаза и с готовностью разложило бумаги перед собой.

— Джанин, что у нас с маглорожденными судьями?

— Четверо подтвердили намерения и дали заявления в прессе о том, что будут голосовать против, — отозвалась ее главная на текущий момент помощница, острая, как перчик, шатенка с притягательной улыбкой.

Гермиону научил горький опыт, что доверять стоит мало кому.

— Остальные пятеро пока мечутся, но мы их дожмем, — сверкнула глазами Джанин Джонс.

— Нам нужны все, потому что это и так всего 9 из 26 необходимых голосов против. Столько должен набрать либо Харрис, либо мы. И в отличие от него, нам нужно еще больше, чтобы к этому вопросу больше не возвращались. Нам нужно, чтобы вырубили эту идею на корню, — в очередной раз сказала Гермиона, и в очередной раз управление понятливо кивнуло.

— Пул материалов для прессы с социологическими исследованиями готов и отправлен проверенным людям, — отозвался Деннис Криви.

Он явился устраиваться в управление сразу же, как вышли горячие заявления Гермионы, и в его мотивы и максимализм она верила. Отряд Дамблдора однажды — ОД навсегда. Ей, собственно, и не так уж нужны были люди в управлении. Ей нужен был резонанс, но руки не помешают.

— Отлично, Деннис. Жду от тебя слезовышибательную статью о твоей семье и ее поддержке к пятнице. Это наш козырь, — пробормотала Гермиона под нос, ставя галочки на доске.

Да, это цинично, учитывая смерть его брата Колина, но одержимость и жесткость Гермионы все уже приняли, как данность. Она готова была пустить в ход все выигрышные карты, что были на руках.

— Джастин, что у нас с Ассоциацией колдомедиков?

— Готовы назначить тебе встречу на пятницу, настроения оптимистичные, для нас, я имею ввиду, — самодовольно отозвался он. — Они против этой варварской практики. Не хотят возиться с последствиями массового наложения Обливиэйта на память маглов снова и с прогнозируемым ростом душевных расстройств среди маглорожденных.

Джастин Финч-Флетчли, еще один ветеран ОД и боец сопротивления, не входил в управление и трудился вовсе в другом месте — в артефактах, но пришел, заявив, что готов работать по ночам и кричать в лицо каждому, кто спросит, что его семья соблюдает Статут и без их поддержки он бы не принял волшебника в себе. Что он уже активно и делал, заводя своим языком без костей разговоры в министерстве и давая заливистые комментарии позитивно настроенным репортерам.

— Майлз, что с альтернативными предложениями?

Тот скромно промолчал. С этой стороной было глухо, ведь что не предложи взамен — все плохо. Либо для властей, либо просто плохо по мнению Гермионы. Вся проблема состояла в том, что после неосторожных действий Пожирателей, жадно глотающих власть и замахнувшихся на магловский мир, и масштабной зачистки памяти огромному контингенту людей, начиная от их правительства до прохожих, все боялись даже смутного шепота, в теории неосторожно сказанного родителями и друзьями волшебников другим маглам. Бороться с этим нужно. Неизвестно — как, но точно не так.

— Ладно. Еще есть время, — потерла лоб Гермиона. — До слушания два месяца, поднапряжемся, а пока делаем вид, что альтернативное решение у нас есть. Мариэтт, что у нас с американцами?

Женщина лет сорока, «старенькая» из управления, отрапортовала о запланированных встречах с инициативной группой, которая добилась отмены закона Раппапорт в США. Их аргументы очень пригодятся им, а опыт изолированности и вырождаемости магов при отсутствии контактов с маглами был показателен. В Британии упорно предпочитали делать вид, что полная изоляция — единственный выход, и родина подавала очень негативный пример другим.

Да, интернет, камеры слежения, GPS и прочее очень осложняло существование волшебников, но должно быть что-то иное, что поможет им быть частью этого мира, не закрываясь от него. Гермионе нужно чудо, вот только где его взять.

— Харрис назначил пресс-конференцию с состоятельными магическими семьями, которые готовы взять под опеку текущих и будущих детей, рожденных в немагическом мире, — грохнуло в кабинете заявление Амелии, которая пристально следила за успехами конкурентов.

— Чертов Харрис, — пробормотала под нос Гермиона и яростно развернулась к коллегам. Они опешили от этого напора, но ничего не сказали. — Наройте мне грязь на эти семьи. Любую. Я хочу знать, даже если они своровали кусочек торта у тетушки в детстве. Чем живут, с кем спят, что едят и как проводят время.

— Но, Гермиона, этично ли… — заикнулась Мариэтт.

— Неэтично отбирать нас, как племенной скот для разведения. А я этим займусь, — горячо заявил Деннис, делая пометку в блокноте.

Гермиона кивнула, ставя точку в этом обсуждении. Для нее не существует понятие «этично» тогда, когда она видит цель. И она победит в этой войне с этим ублюдком. Коллеги доложили об иных успехах и неудачах, и все разошлись по своим делам. Гермиону одолевала паранойя опасности предательства, и она наложила на все заметки и доску защиту.

— Держи, — предложила Джанин и уселась рядом, протягивая стаканчик с кофе.

Несколько размерных глотков, приводя лихорадочные мысли в порядок, и Гермиона выжидающе уставилась на собеседницу, приглашая к разговору.

— Почему мы не используем твою историю? Это тоже козырь. Ты самая известная маглорожденная в этой стране.

Гермиона проглотила новый комок желчи в горле и сжала и разжала кулак за спиной. Старые приемчики.

— Потому что я лицо этого проекта, — отрезала она.

— Это недостаточное объяснение, — протянула Джанин.

— Я заработала свою репутацию, — сглотнула и сказала Гермиона, заходив по кабинету. — Не благодаря войне или иным заслугам. Она досталась мне не за то, что я пережила в школе. Выход подробностей на публику может повредить, иначе все станут говорить, что я руководствуюсь эмоциями. Раскрыв карты, я потеряю авторитет поборника Статута и право бороться дальше.

Джанин ничего не ответила, принимая этот ответ, но проводила ее оценивающим и пристальным взглядом. Гермиона сделала вид, что ничего не заметила, взяла сумочку, бросила взгляд на черный гиацинт в горшочке, попрощалась и вышла в коридор.

Облокачиваясь на косяк с другой стороны двери, несколько глубоких вдохов и выдохов. Так, как она научилась. Она может притворяться дальше.

* * *

Кабинет Главного Аврора был прост, неприхотлив и прокурен. Скромно, по-деловому, груды бумаг и черный китель с золотыми пуговицами на вешалке. Гарри бродил, оттягивая подтяжки на взъерошенной форменной рубашке и туша окурки в переполненной пепельнице. Шесть лет после войны, и вот какими привычками они обзавелись.

— Гермиона, объясни мне одну вещь, — с тяжелым вздохом перешел к главному друг, опираясь бедрами на полированный стол, пока она сидела на диванчике напротив. — Меня эта комиссия затрахала и в хвост, и в нюхлера с этими показаниями. И я тоже вижу несостыковки.

— Какие? — приподняла брови она.

— Ну, допустим, самое простое: почему у меня целый отряд ни черта не помнит о том, что там происходило, но при этом «Медуза» больше не активна. Ни единого нападения. Что ты знаешь по этому поводу?

Брови Гермионы взлетели до корней волос.

— Ничего. Если ты думаешь, что я сидела где-то там в кустах рядом и конспектировала ход операции, а потом приложила их Обливиэйтом, то ты ошибаешься.

Да, было бы неплохо, и это бы очень упростило ей жизнь, но это не так. Чертовы авроры.

— Не передергивай, — раздраженно отозвался он. Это таинственное исчезновение выжимало из него соки. — Я в курсе, где ты была в тот день, и понимаю, что мотивов у тебя никаких. Вообще никаких.

— Почему я слышу в твоих словах подтекст? — холодно спросила Гермиона и пощелкала ногтями по деревянной столешнице.

Гарри закурил еще одну, выдыхая через ноздри сизый дым. Он поднимался клубами и мутными кольцами исчезал в плохонькой, но вентиляции.

Поразглядывал ее, скрипнув форменным сапогом по полу. Размял мышцы, покрутив шеей. Поправил очки, блеснув глазами. Это действовало ей на нервы.

— Потому что есть у меня чувство, что Малфой был тебе небезразличен. Хоть в какой-то мере.

— Неужели?

— Ты, конечно, мастер скрывать эмоции, — продолжил Поттер, цепко следя за ней взглядом. — Но вот он… он, конечно, тоже. Но я как-то отследил один интересный взгляд.

— И какой же? — выдохнула Гермиона, сдерживая першение от проплывшего рядом с ней дыма.

Опасный лед.

— На одном рождественском балу. Он смотрел на тебя, как хищник на жертву. Как будто нет ничего важнее, кроме как поймать тебя в свои сети и вцепиться тебе в глотку.

Гермиона засмеялась от абсурдности этого сравнения. Драко никогда так на нее не смотрел.

— У тебя богатая фантазия, Гарри, — издала она еще один смешок и потянулась к пачке. — Можно?

— Попробуй, — весело хмыкнул Главный Аврор, предвкушая представление, и подвинулся на столе чуть вбок, переместив бедра.

Подула на фильтр, смахивая крошки табака, как делал Гарри, и зажала между губ. Неумело чиркнула зажигалкой и обожгла кожу на пальце об металлическое колесико. Бросила это дело и подкурила палочкой, как это делал Гарри сотни, тысячи раз. Вдохнула. Ощутила, как что-то слабое и чуть морозное, как окклюменция, пробежало по артериям. Закашлялась и подавилась этой горькой мутью, выкинув тлеющую сигарету в хрустальную пепельницу, подаренную ей при вступлении друга в должность. Гарри хрипло расхохотался.

— И как?

— Я все смотрела и смотрела, как ты это делаешь, все хотела попробовать, — расплевалась она еще раз. — Но больше — ни в жизнь.

— И правильно, — одобрил друг. — Но ты ушла от ответа.

Гермиона пригляделась к собеседнику. И вот он уже и правда следил за ней, как волк на охоте, чуя, что что-то нечисто. Она оценила пределы откровенности и провела руками по лицу.

— Как я могу быть уверена, что даже расскажи я что-то, я скажу это своему другу Гарри, а не Главному Аврору, который перекрутит мои слова и пришьет мне какую-нибудь неприятную… процедуру или даже обвинение? — изогнула бровь Гермиона, чувствуя, как колотится сердце.

— После стольких лет, ты считаешь, что я могу навредить тебе? — изогнул он бровь в ответ, копируя ее жест и туша бычок.

После стольких лет, ей было сложно верить даже собственной тени.

— Расскажи мне. Я клянусь, что это останется между нами, как и всегда, — заверил друг.

Гермиона вздохнула, не зная, куда себя деть. Господин Главный Аврор давил на нее профессиональным, вышколенным взглядом, вынуждая сломаться.

— Мы… мы встречались почти год. Через пару лет после войны. Короткие встречи, ничего… — судорожно глотнула воздуха Гермиона, — ничего особо серьезного, но как-то зацепило, понимаешь? Щелкнуло.

— Да, понимаю, — кивнул Гарри, подавшись вперед.

И он правда понимал. Должен был. После того, как почти вся семья Уизли погибла на войне, погиб их на двоих лучший друг и погибла его настоящая любовь, он знал теперь только такое. Болезненное. Мимолетное. Больное. Просто чтобы не было так паршиво.

— И мы… мы разошлись не на лучшей ноте.

Эти признания ей приходилось тянуть из себя клещами.

— Что случилось тогда?

— Это неважно, — отвела глаза Гермиона и сдержала всхлип. — Но ничего такого, чего бы я не смогла пережить. Точнее, он. Была виновата я, Гарри, — подняла она взгляд, чувствуя, как увлажняются уголки глаз. — У меня не было повода мстить ему или что еще там комиссия придумала. Потому что в разрыве виновата я.

Сердце болезненно сжалось, и воображаемая шкатулка с тревогами затрещала внутри.

— И если его не найдут… Я все думаю, что не смогла хотя бы извиниться. Я никогда не желала ему зла.

Она уронила лицо в ладони и уперлась в колени локтями, поддавшись власти момента и отголосков запертых чувств. Гарри сел рядом на диванчик, ободряюще приобнял ее и слегка стукнул кулаком в плечо. Мужская форма поддержки.

— Если он жив, я найду его. Обещаю, — горячо заверил он. — Если нет… не думай пока об этом.

Гермиона крепко сжала его руку в ответ, чувствуя, как спазмом сжимается горло. Конечно, Гарри она могла доверять. Он ее лучший друг с детства. Так они всегда говорили друг другу.

И ей очень хотелось верить, что он ошибется в одном и не ошибется в другом, но надежда была до того призрачна, прямо как прозрачный хрусталь переполненной пепельницы.

* * *

Дверь в управление открылась. Если точно — грохнула об стену. В помещение влетел человек, кипящий от гнева, и Гермиона взяла в руки палочку. Надо быть осторожнее.

— Ты рехнулась? — рявкнул на нее Харрис, наступая.

Гермиона взмахнула палочкой, пустив по нему слабый разряд тока. Он шокированно дернулся и замер.

— Еще шаг, и я приложу тебя чем-нибудь, что осталось в моем арсенале со времен войны. Тебе не понравится, — холодно бросила она.

— О, какая ты большая стала. Смелая, — усмехнулся Харрис.

— Я всегда такой была. Просто надоело играть роль девочки для битья и выпуска неконтролируемого гнева.

Собеседник совладал с собой, долгие мгновения раздувая ноздри.

Побегал по ней взглядом, прищурился и сложил руки на груди. Она поправила браслеты на запястьях, брякнув маленькими бубенчиками, и стучала палочкой по пальцам другой руки, ожидая дальнейшей сцены.

— Ты инициировала в отношении меня разбирательство по факту превышения должностных полномочий, — констатировал собеседник.

Гермиона кивнула. Это факт. Прошерстила свою память и отдала. Это отвлечет его ненадолго, да и в качестве ответной любезности.

— Но ты же понимаешь, что мне ничего не сделают? — усмехнулся Харрис.

— Понимаю. Сами такие же.

Он довольно кивнул в ответ, радостный от ее понятливости.

— Ты подкинула отделу магического семейного благополучия бредовую идею проверить условия проживания семей, заявленных в программе. Но ты же понимаешь, что ничего не найдут и все будут паиньками?

— Точно? — изогнула бровь Гермиона.

Игнатиус помолчал. Но суть была не в этом. Ей нужно было отвлекать его внимание на какие угодно мелочи, чтобы он проморгал под носом главное.

— Ты же понимаешь, что собирать подписи в народе — это ловить решетом воздух? Проводить какие-то встречи и заваливать этим газеты ничего не дает? Общественное мнение переоценивают. Я думал, что обучил тебя лучше, — неодобрительно покачал головой он.

У нее были и другие учителя.

— Это все? Мне работать нужно, — скучающе протянула Гермиона, вздохнув.

За плечом бывшего начальника показалась макушка Тео. Видимо, он проходил мимо и решил обратиться к непосредственному руководству с вопросом, но встретился с ней взглядом, побледнел и как будто пытался испариться. У Гермионы в груди клокотала ярость.

— Забирай своего щенка и проваливай, — выплюнула она.

— Иди, Теодор. Покусает еще, — хохотнул Харрис и псевдоласково подтолкнул подчиненного в плечо.

Тео ушел, и что-то свернулось и забилось у нее внутри. Оно скребло, как тысяча кошек, и причиняло боль. Харрис жадно, с наслаждением следил за эмоциями на ее лице, которые она не могла прятать.

— А вот война — это действительно так интересно, спасибо за идею. И пропажа на пару месяцев, и исчезнувшее личное дело, и никаких внутренних разбирательств за преступления во время войны, какие были у нас всех, — посмотрел на ногти Харрис. — Что же ты там такое прячешь? Что же маленькая героиня натворила, а? Я уточню. Всегда было понятно, что твои нежные ручки не так чисты.

— Не так по локоть, как твои, — сверкнула глазами Гермиона.

Харрис выдохнул через ноздри.

— Тебе ничего не известно.

— Как и тебе. Желаю удачи, — пластмассово улыбнулась Гермиона, выперла порывом воздуха визитера из кабинета, заперла дверь и крутанулась в кресле обратно к рабочему столу.

Она просидела почти до ночи, когда перед ней возник мерцающий патронус оленя с просьбой зайти. Друг был очень встревожен, смолил и метался по кабинету. Гермиона приподняла брови, ожидая завершения этой истерики.

— Нашли значок, в общем… — Гарри шумно выдохнул. — Последние показания жизненных ритмов гласят, что когда значок оторвали, Малфой… Драко, он уже был мертв. Несколько часов.

Услышать это грому подобно.

— Ошибки… ошибки быть не может? — спросила она тихим и ломким голосом, оседая на подлокотник дивана. Чтобы никто посторонний не услышал, как ей плохо.

— Нет. Они зачарованы. У меня у самого такой, — с сожалением потрепал друг значок на кителе.

Гермиона проморгалась, пялясь на фигурную штуковину на лацкане с большими буквами Г.А., золотом и скрещенными волшебными палочками. У Гарри самый помпезный отличительный знак, но у Драко он был намного изящнее. Черный с серебром, как его душа. Будто впитывающий солнечный свет.

— А… тело? — Гермиона прочистила горло. — Хотя бы… попрощаться.

— Пока ищут. И мне очень жаль, Гермиона, но нужно будет пройти повторный допрос с веритасерумом, чтобы опровергнуть обвинения уже для Аврората. Мы не учитываем результаты заседания комиссии. Протокол.

Она судорожно кивнула.

— Нужно… Мне нужно, Гарри… — пробормотала Гермиона, жмуря глаза от того, как они слезились. Не удержалась и незаметно утерла уголок.

— Да, конечно. Потом все обсудим. На днях, — проговорил он, сжав ее запястье на секунду, затронув браслеты.

Гермиона стремительно неслась по коридору, зажимая рот руками. Ее плечи тряслись, а губы ходили ходуном. Шпильки цокали вместе с звяканьем на запястьях, сливаясь в нервную мелодию. Почти на грани.

Когда она наконец осталась одна, то не выдержала и расхохоталась, умывая лицо ледяной водой. Она все задыхалась и задыхалась, пытаясь сдержать смешки, пока вода не остудила красные пятна на лице. Чертов Драко Малфой достает ее даже из могилы.

* * *

Пар завивался клубами, почти как смог в другом месте, в котором она сегодня была. Допрос был… таким же. Антидот невероятно хорош.

Гермиона сидела на кафельном полу в душе, монотонно скребя себя щеткой. Хотелось отодрать, отлепить с себя эту личину. Убежать. Но она не могла.

Ей было одиноко. Ей было тоскливо. Ей было плохо. Влажные пряди струились по телу, пока сверху на нее выливался каскад кипятка. Пытаясь согреться.

Она почувствовала, как отдалась легким гудением в венах защитная магия дома. Кто-то потревожил ее покой.

Встала, похлопала себя по лицу, накинула на мокрое тело халат, прошлепала босыми ногами по пушистым коврам, оставляя влажные следы.

В дверь постучали, но в глазке — никого, и магия молчала. Тревожно. Сжала палочку в руке, поправила упавшую ткань обратно на плечо. Открыла дверь и, не найдя ничего на высоте роста, опустилась на корточки.

На пороге лежал букет черных гиацинтов. Жизнь в них поддерживала магия, и стазис распался, как только Гермиона пропустила между пальцев нежные лепестки. Отсчет пошел, и первые соцветия приняли чуть жухлый вид прямо у нее в руках.

Между плотными рядами была спрятана маленькая карточка с фразами, написанными знакомым почерком: «Курить — здоровью вредить, любимая, и больше не плачь. Пожалуйста, почаще ходи обнаженной дома. Кинь хоть кость».

Гермиона поозиралась с крыльца, и ей стало страшно. Сердце рухнуло куда-то в пятки, когда за одним из деревьев мелькнула и исчезла тень. Ледяной ужас полился по позвоночнику вниз вместе с каплями воды на стремительно холодеющем теле.

Запахнула халат плотнее, инстинктивно прижала букет к груди, закрыла дверь и тяжело задышала, успокаивая дыхание и стуча затылком по входной двери.