Гарри Поттер. Цена лояльности (джен)

Гарри снова забыл о письме.

Оно лежало в камине третий день, почти стерлось пепельной окантовкой. Магия в нём еще тлела, как тлеют угли от костра, который не разжигали вовремя — будто письмо всё ещё ждало, что его откроют, прочтут, согреются.

Он не хотел читать. Не потому, что боялся слов. А потому, что слишком хорошо знал, что в них будет: обида, непонимание, может — упрёк. Но не вопроса. Не простого: «Как ты?»

Это удивляло и больно резало — как можно быть рядом с кем-то почти всю жизнь и не задать ему один единственный человеческий вопрос?

Он пришёл в гости к Гермионе. Та наливала чай и, не глядя на него, тихо спросила:

— Ты с Роном не разговариваешь?

Вопрос прозвучал не как упрёк, скорее — как пульс. Диагностически.

Гарри молчал. Он не знал, с чего начать.

Гермиона поджала губы.

— Он нервничает. Говорит, что ты стал «замкнутым» и «отдаляешься от всех».

— А я правда отдаляюсь, — спокойно сказал Гарри. — Потому что если я ещё хоть немного останусь «вовлечённым», мне придётся снова стать кем-то, кто всё понимает, терпит, подстраивается.

Он отставил чашку.

— Ты помнишь, как было в Хогвартсе? Я всегда должен был держать всех вместе. Я боялся, что если скажу что-то не так, кто-то уйдёт. Или обидится. Или...

Он не закончил. Он вдруг понял, что не просто вспоминает — он всё ещё живёт по тем правилам.

— Ты прав, — тихо сказала Гермиона. — Но, знаешь, мне кажется, ты тогда не только боялся. Ты хотел, чтобы нас не бросили.

Его резанула эта фраза. Слишком точно. Слишком глубоко.

Он вернулся домой и достал коробку с фотографиями.

На одном фото — он, Рон и Гермиона. Первый год в Хогвартсе. Они держатся за руки, улыбаются. В их лицах — наивная уверенность, что вместе они смогут что угодно.

Он улыбнулся. Но что-то в животе сжалось.

На другом фото — Гарри и Рон. Пятый курс. Рон в центре, жестикулирует, рассказывает что-то явно важное. Гарри — рядом, слушает. В его взгляде — привычное: присутствие без участия.

Он никогда не замечал этого раньше. Но теперь видел ясно: он почти всегда был тем, кто слушал. Кто поддерживал. Кто молчал, если ему было тяжело — потому что «у Рона и так свои проблемы».

И тут Гарри вдруг понял: всё это время он был не просто другом. Он был своего рода якорем. Рон цеплялся за него, как за опору. И чем больше Рону было страшно — тем сильнее он сжимал руки. Не замечая, что Гарри с каждым разом всё меньше может дышать.

Поздним вечером пришло ещё одно письмо от Рона.

«Я не понимаю, что ты хочешь. Если тебе нужна тишина — почему ты не можешь просто сказать об этом? Почему ты исчезаешь? Почему молчишь?»

Гарри прочитал. И на удивление спокойно ответил:

«Потому что я всю жизнь делал именно то, чего хотели от меня. Без вопросов. Без пауз. А теперь я учусь спрашивать себя: а чего хочу я?»

Он отослал письмо и, впервые за долгое время, не сидел у камина в ожидании ответа.

Он просто пошёл спать. В голове не было ни тревоги, ни чувства вины. Только один, кристально ясный вывод:

Настоящая дружба — это не когда тебя всё время нуждаются. А когда тебя умеют слышать, даже когда ты молчишь.