Чтобы жить (гет)

Ещё раз осмотрев с ног до головы непривычно наряженного персонажа — длинноносого и глазастого старичка — домового эльфа в пижамке, Поттер перешёл в боевой режим равнодушной мелкой рогатой скотины, то есть любопытного и настороженного козлика, и захлопнул рот.

С Гарри такое бывало, когда он чётко ощущал присутствие дыхания смерти или грядущей крупной гадости, что при его везении, в принципе, почти одно и то же.

Тем более, после скитаний в поисках крестражей, состояние «Поттер-два» включалось неосознанно из-за слабого настораживающего шороха, непонятного природного явления, замеченного поблизости, или малейшего душевного дискомфорта.

Суровая жизнь с Дурслями приучила, моментально отключив чувства, погружаться в пучину равнодушия.

Очень трудно приветливо улыбаться родственникам, если тебе ежедневно прилетают подзатыльники от крепкой дядюшкиной руки, пинки пониже поясницы от кузена-кабанчика Дадли, а тётушка — любительница выкручивать уши и орать в них, если что не так, по её мнению.

Путём проб и ошибок Гарри научился вовремя горбиться на необходимую глубину, чтобы подзатыльник задевал вскользь. Наука уворота от пинков Поттеру тоже покорилась, как только он сообразил постоянно контролировать окружающее пространство боковым зрением. А уши Гарри надоумился спасать, делая их скользкими. Особого труда не составляло ежедневно несколько раз мазать ушные раковины тонким слоем вазелина, который регулярно выдавался ему Петунией.

Жаль простенькая мазь не спасала от криков гневливой тётушки.

На удивление, миссис Дурсль почему-то свято верила, что вазелин является для племянника универсальным лекарством обширного действия: от простуды и синяков до поноса с золотухой.

Гарри, заболев, конечно страдал, не получая необходимого лечения, но не долго.

Благословенный вазелин, кажется, действительно помогал.

Позже в Хогвартсе после прочтения потрёпанной книжицы «Первая колдовская помощь себе» при подготовке к первому этапу Турнира трёх волшебников, Поттеру кое-что стало ясно. Скорее всего, у него имелась врождённая склонность к колдомедицине и, следовательно, к самовосстановлению тела с помощью магии.

Возможно, поэтому ранее незаменимый вазелин всегда помогал и абсолютно от всего.

Напряжённый Поттер, теребя кружевную рюшу на рукаве ночной рубашки, начал осторожный расспрос.

— Кричер, как давно, — Гарри невольно вслушался в свой голос, ставший по-девичьи мелодичным и более нежным, — я нахожусь в этой комнате?

— Около получаса, мисс, — отчитался Кричер.

— А насколько давно я выгляжу как девушка?

— Примерно полчаса, мисс.

— Кто меня в спальню перенёс?

— Я, мисс.

Скупые ответы домового эльфа немного успокоили нервничающего Поттера. Он повернулся к ранее замеченным часам.

«Половина девятого, — засёк время Гарри. — Только вот утра или вечера?»

Поттер бодрым козликом вскочил с кровати и приблизился к окну.

Тяжёлая шёлковая портьера, повинуясь немного дрожавшей руке, бесшумно отъехала в сторону.

Гарри обозрел быстрым бдительным взглядом открывшийся в окне пейзаж: густо синее небо с рыхлыми полосками малиновых облаков, редкие деревья с довольно пышными кронами, окаймлявшие площадь и плохо скрывавшие полуокружность, образованную высокими кирпичными домами в несколько этажей.

«Всё-таки вечер. Площадь Гриммо. И эта спальня находится выше четвёртого этажа. Тут мне бывать не приходилось, поэтому обстановка незнакомая», — Поттер задернул портьеру.

— Мисс, ваши тапочки, — Гарри непроизвольно содрогнулся, как от испуга, опять ухнув в неприглядную реальность.

Только сейчас Поттер ощутил, что ноги босы и немного замёрзли. Он повернулся и обулся в выставленные Кричером бежевые тапочки с верхом из шёлка, вышитые растительным узором посредством серебряной нити и щедро украшенные жемчужным бисером.

«Что я ношу? — Гарри досадливо поморщился. — По крайней мере, это лучше, чем розовый бюстгальтер Нимфадоры Тонкс. Хорошо, что тогда она переодевалась в меня после применения Оборотного зелья, а не наоборот».

Припомнив, чем закончилось бегство из дома Дурслей после своего семнадцатилетия, Гарри осознал схожесть своих ощущений.

Тогда всё закончилось падением в громадную лужу на краю болота, а сейчас ночная рубашка, мокрая от пота, липла к спине и бёдрам.

— Кричер, приготовь ванну. Хочу искупаться. — И Гарри поспешно добавил: — Только покажи, куда идти.

В стене, покрытой синим шёлком с вышитыми голубыми и белыми хризантемами, оказалось, притаилась дверь. Она бесшумно отодвинулась в сторону, открывая искомый вход в ванную.

Вступив в просторное помещение, Гарри сразу заметил ростовое зеркало и намеренно отвёл взгляд, уставившись на голубой круглый бассейн, похоже, довольно глубокий. С одной стороны его ступеньки с перильцами спускались в воду, а далее по окружности располагалась тройка разной глубины сидений.

И никаких витражей с русалками или узких окон — свет исходил со дна бассейна, да сияли у зеркала маленькими магическими солнышками пара оловянных бра в виде крупных цветков колокольчика.

Самым красивым был иссиня-черный потолок, с которого мягко светили мириады огоньков, образуя скопления.

Гарри присмотрелся и узнал парочку знакомых созвездий.

Под шорох бодрых струй, хлеставших из четырёх кранов в виде разинувших пасти змей, Поттер немного успокоился.

— Вам помочь, мисс?

Опомнившийся Поттер уставился в блёкло-голубые глазки Кричера, преданно пожиравшие хозяина. Колеблясь между желаниями: выпроводить заботливого надоеду или всё-таки позволить поухаживать за собой, Гарри решил не огорчать домового эльфа.

В неравной схватке с проклюнувшимся смущением Поттеровская лень победила — как вымыть нынешние длинные волосы Гарри совершенно не представлял.

— Пожалуй, помоги помыть голову, — нехотя согласился Поттер.

Тут же Кричер утопал куда-то за ширму и стал там чем-то брякать и шуршать.

Гарри кое-как стянул ночную рубашку и, не обнаружив корзины для белья, оставил её неопрятным комком на зелёном кафельном полу с причудливыми узорами, ожидаемо, в виде змей всевозможных оттенков серого.

Как ни странно, страдальца не смутила девичья грудь, мельком попавшая в поле зрения — Поттер успокоил себя тем, что его нынешнее тело временное и, поэтому, как бы ненастоящее.

Так зачем стесняться?

Войдя в приятно тёплую воду почти по шею, он не удержался и нырнул с головой. Вынырнув и убрав завесу из мокрых волос с лица, Гарри поразился приятному запаху, исходящему от водной глади.

«Аромат королевской лилии, — Поттер даже на пару секунд зажмурился от удовольствия и глубоко вдохнул, — Откуда Кричер знает, что я его люблю?»

А домовой эльф, держа в одной руке пустой пузырёк, уже другой — высыпал из широкой чашки в бассейн какие-то блёклые шарики размером с теннисный мяч. Плюхнувшись в воду и едва её коснувшись, засушенные ингредиенты превращались в большие раскрытые цветки — розовые и голубые лотосы. Они, медленно расплываясь, окружили застывшего мага.

«Красиво!» — Гарри окончательно расслабился, наконец выйдя из состояния «Поттер-два».

Из томной неги и вязкой умиротворённости его не вывело даже, по-прежнему, режущее слух:

— Присаживайтесь сюда, мисс.

Сейчас любящему весь белый свет Поттеру пришлось заставить себя в два гребка кролем доплыл до сиденья, возле которого стоял Кричер с очередной бутылочкой наготове.

Домовой эльф стал мыть длинные волосы «мисс», а откинувшийся на спинку сидения Поттер с немного запрокинутой головой наслаждался столь нехитрым действом.

Так показалось бы со стороны незадачливому наблюдателю.

На самом деле Гарри перешёл в режим «Поттер-три» для более глубокого анализа ситуации, что всегда естественно происходило с ним после предыдущего состояния.

«Итак, без моего согласия меня опоили Оборотным зельем. Переправили на Гриммо. Можно подумать, в первый раз моим мнением и желаниями пренебрегают», — Гарри отчётливо почувствовал, что в душе на тлеющих углях недовольства пытается разгореться пламя злости.

Он тут же приоткрыл глаза, наблюдая за кружением лотосов по поверхности бассейна.

Неторопливость цветочного хоровода под тихое журчание тонких струй из змеиных пастей немного успокаивала.

«Зачем некто изменил мою внешность? Ради шутки? — Поттер прикрыл глаза, млея от массажа головы, что делал Кричер, попутно втирая шампунь в корни волос. — Вряд ли».

Гарри опять уставился из-под приоткрытых век на цветы, что ради прихоти магов оживлены без природной и необходимой опоры, лишённые естественного питания от стеблей, листьев и корней.

«Волдеморт долгожданно сдох. Хогвартс частично в руинах. Министр магии — в бегах, — сидящий почти по шею в воде Поттер цинично ухмыльнулся. — Очень подходящее время для шуток, когда реальная власть сама плывёт кому-то в руки. А я, видимо, стал лишним? Внезапно не убитого злодеем, мальчика — героическую пешку тихо удалили, чтобы не ломал политическую игру взрослым дядям и тётям?»

Всё-таки озлившийся Гарри сжал пальцы в кулаки.

Слабая боль, что причинили непривычно длинные ногти, впившиеся в кожу, помогла Поттеру вернуться в реальность, не потонув в пучине гневной жажды справедливости.

Взявший себя в руки Гарри медленно разжал кулаки.

«Что и зачем со мной сделали, приблизительно понятно. Осталось узнать кто такой умный, что посмел распоряжаться телом совершеннолетнего волшебника без его согласия, — Поттер насмешливо хмыкнул. — Меня же банально похитили из-под носа у ликующей и жаждущей чествовать героя толпы. Мерзость, но приятная».

— Мисс, халат на вешалке, — скрипучий голос Кричера вывел Гарри из смешливого состояния, грозившего скоротечно превратиться в истерику.

— Мне нужно перестелить постель, — тихо уведомил домовик.

Хлопок, и Гарри остался в одиночестве.

Из воды вылезать совершенно не хотелось, но Поттер заставил себя оттолкнуться от сидения и нырнуть, чтобы смыть шампунь. Подплыв к ступенькам под водой, Гарри ухватился за перильца и выбрался из бассейна. Поттер намеренно проигнорировал халат и прямиком направился к ростовому зеркалу.

Увиденное поразило бы своей прелестью и невероятным очарованием любого мага, но не Гарри.

Безразлично рассматривая в зеркале отражение — шикарное обнажённое тело юной длинноволосой блондинки с ангельским личиком, Поттер неожиданно подметил: «Цвет волос и длинная шея как у моей тёти Петунии, а мордашка как у женской версии Драко Малфоя».

У зазеркального двойника на шее висел жутко редкий артефакт — мешочек из ишачьей кожи, что подарил Хагрид на совершеннолетие Мальчику, который выжил.

«Вот и всё, что осталось от Гарри Поттера», — потрогав артефакт рукой, повеселевший «мисс» не удержался от озорной улыбки и заворожено уставился на ещё более похорошевшее девичье лицо в зеркальной глади.

Улыбка отражения медленно растаяла, а милейшее личико вновь превратилось в беззаботно кукольное.

«И каким таким чудом получилось достать её волосы для Оборотного? — Гарри, почувствовал, что ярость пока ещё тонким ручейком потекла из переполненной чаши его терпения. — И что за мразь всё провернула?»

— Кричер, — хлопок, и рядом раздалось ставшее почти привычным, скрипучее:

— Что угодно, мисс?

— Который час?

— Пятнадцать минут десятого, мисс, — прозвучало с убийственно правдивой точностью.

«Не Оборотное зелье», — мелькнуло в голове волшебника, недавно считавшего себя Гарри Поттером, но сейчас выглядевшего как сказочная принцесса из юношеских снов.

Внезапно окружавший красотку мир потерял краски и схлопнулся, теряясь во тьме.

* * *

Мрачный Люциус мог бы мертвецки напиться до невменяемого состояния.

Тогда, по пробуждении, пришлось бы признать себя бестолковым слабаком и тупенькой жертвой возникнувших по чужой воле обстоятельств, чего с изворотливыми Малфоями сроду не бывало.

«Ждать замучаетесь!» — стрессоустойчивый Люциус отпил глоток кофе по-парижски из белой чашки с золочёной ручкой.

Свирепый маг, пожелай, изрубил бы в мелкие щепки, измельчил бы до состояния пыли и спалил бы Адским пламенем остатки всех манекенов в тренировочном зале.

Только силу сейчас требовалось попусту не растрачивать, а применять с пользой — для защиты и будущего процветания рода Малфой.

Скоропалительная месть — это палка о двух концах в руках торопливого неумехи.

Как бы самому не покалечиться!

Потомственный Малфой к текущему часу уже поставил бы на уши обе армии своих скрытных соглядатаев и усердных детективов как в магическом, так и в магловском мире, чтобы найти украденное.

Только вот незадача!

Люциус не знал, как точно выглядит, какое имя носит, да вообще какого пола тот, кто был у него украден.

Воровство крови — мерзкое преступление. Его последствия непредсказуемы. Возможен широкий и разнообразный спектр агрессии: от банального шантажа до полной гибели рода.

Убедивший себя не пороть горячку и попросту успокоиться Малфой, сидя в кресле, пил послеобеденный кофе в белой гостиной, которая всегда ассоциировалась у него с материнской защитой, что по факту соответствовало действительности.

Оберегающие чары, наложенные на диван и кресла, могли спокойно выдержать пару десятков обстрелов Бомбарда максима, что, в принципе, достаточно как для обороны, так и для отступления.

Прежняя мать рода, красавица с тёмно-каштановыми кудрями и серыми глазами — испанка Эсмеральда, была талантлива именно в охранной рунной магии. Гениальная юная ведьма кропотливо, своими изящными ручками, сотворила маленькие мебельные крепости на гнутых ножках с узорчатыми сидениями и спинками из заговорённого, собственноручно сотканного полотна, пропитанного зельями для быстрейшего пополнения магической энергии.

Именно от матери Люциусу предался талант резьбы по дереву, который он развил и благоуспешно использовал.

Присаживаясь на уникальный артефакт авторства сеньоры Эсмеральды, будь то кресло или диван, только представители рода Малфой быстро избавлялись от страстей, что могли в данный момент туманить возбуждённый разум и терзать их израненную душу. Итого семь посадочных мест — на всю семью, даже с запасом.

Несомненно, Люциус сделал правильный выбор, ища утешения в контакте с магией матери, пусть и заключённой в накопителях артефакта.

Хотя в царстве белого плотного шёлка и прозрачного невесомого тюля, изысканной золотой бахромы и изящных тончайших кружев Люциус смотрелся чужеродным ярко-сочным недоразумением, как уродливые пятна крови и грязи на платье невесты.

Любой чистокровный волшебник или правильно воспитанная ведьма поняли бы сразу — Малфой вышел на тропу войны, о том кричали цвета его одежды: «Кровная месть и справедливое возмездие!»

Великолепный Люциус намеренно облачился во впечатляющий наряд: розовая рубашка, белый шейный платок с волшебно прекрасной рубиновой брошью, чёрные жилет, брюки и туфли. Пепельные локоны Малфоя, убранные в хвост и скреплённые чёрной лентой, и хищно сверкавшие рубинами запонки только добавляли впечатления, что обворожительный негодяй готов на всё ради возвращения вожделенного сокровища или поимки презираемой жертвы.

Тогда, застыв безучастным соляным столбом у гобелена и рассматривал заложенную кем-то и отражающуюся на древе рода бомбу, Малфой не хотел верить своим глазам.

На ветке, идущей к Драко, выше портрета сына появился пустой медальон без окантовки и имени. Идущая вверх от него алая пунктирная материнская нить вела к простенькому ярлыку так же лишённому каких-либо букв или знаков.

С ранних детских лет постигавший премудрости геральдики Малфой легко и чётко осознал всю опасность изменений в гобелене.

«Бастард от сквибки, скрытый защитой более могущественного, чем Малфои рода, — недовольный Люциус отпил глоток кофе, не ощущая его вкуса и запаха. — Первый потомок Люциуса и намного превосходит Драко по уровню магии. Нонсенс!»

Тогда неимоверным усилием воли Малфою удалось обрести видимость спокойствия и продолжить задуманное.

Естественно, что горение ритуального костра на Бельтейн сопровождалось страстными просьбами Люциуса об обретение потерянного старшего отпрыска.

В результате ритуала Мать магия пожалела своего верного сына и даровала скромный подарок — имя сквибки, родившей бастарда, прояснилось на гобелене, пускай полустёртыми буквами.

Люциус отставил чашку с недопитым кофе на середину инкрустированного золотом столика с резными львиными ножками и придвинул чернильницу с пером.

На кусочке пергамента Малфой неторопливо вывел красивым почерком: «Петуния Мэри Дурсль».

Начертав имя адресата на оборотной стороне послания маг, свернул его в трубочку и поверх надел магический оберег — тоненькое скромное серебряное колечко. Оно превращало в быстро тающий пепел оберегаемое письмо, если то попадало в руки наглого перехватчика не предназначенных ему посланий, а само возвращалось к хозяину.

— Типпи.

Ожидаемый хлопок от появления домовика, и тихий вопрос:

— Что угодно, хозяин?

— Срочно отправь с Браном послание. Ответ, как прибудет, доставь мне незамедлительно.

Обученный по-особому домовой эльф, облачённый в чистую тунику с гербом Малфоев, не касаясь пергамента лапками, подхватил его магией и со щелчком исчез одновременно с чернильницей и пером.

Допив волшебно не остывающий кофе, Люциус замер, обеими руками вцепившись в пустую чашку.

Грамотный Малфой, был прекрасно осведомлён, что случается с теми, кто не желает признавать или хотя бы магически защищать бастарда — скорое истощение силы рода.

Через три поколения у потомков гулящего придурка в семье гарантированно рождаются только сквибы.

Независимо кто нарушитель — глава рода или возомнивший себя пупом земли волшебник из захудалой боковой ветви, пускай совершенно чистокровной — возмездие за проступок пред Матерью магией настигнет неотвратимо. Поэтому гнилые ветви вовремя отрубались, что для основной линии — смерти подобно.

«Весть о бастарде наверняка плохо скажется на моих и без того сложных отношениях с Нарциссой и Драко», — задумчивый Люциус заставил себя поставить пустую чашку на стол.

«Зачаровать гобелен, чтобы скрыть изменения — в моих силах. Однако после магического брака Драко с Асторией гадкие новшества в родословной станут видны на объединённой с нашей ветви у гобелена Гринграссов. Скандал будет знатный,» — Малфой устало откинул голову на спинку кресла и стал любоваться вычурной, тончайшей работы золотой люстрой с алмазными подвесками.

«Почему превосходящий по магической силе враг решил навредить именно с помощью кражи крови?» — индифферентный Малфой, повернув голову, посмотрел на картину, висящую поблизости на стене.

На знакомом с детства полотне, стоило волшебнику обратить на него внимание, разыгрался драматический для невезучих магов этап охоты на мантикору.

Волшебный хищник, рывком придавив одного агрессора к земле лапой и не забыв впить когти, другого — ловко извернувшись, проткнул насквозь ядовитым жалом на конце хвоста, а над третьим — споткнувшимся от испуга и выронившим арбалет, моментально нависла оскаленная пасть монстра.

«Воровство крови — затея дурная и в среде чистокровных магов не популярная из-за угрозы стать предателем крови, — иронично улыбнувшийся Люциус сел ровно и уставился в пространство перед собой невидящим взглядом. — Скорее всего, мой враг — плохо образованный олух, дорвавшийся до власти, имеющий в покровителях беспринципного носителя более древней крови».

Давно ожидаемый хлопок при появлении домового эльфа прервал тягостные размышления мага.

Люциус подхватил парящее перед ним в воздухе письмо. Стянув зачарованное колечко, развернул и вчитался в написанное на полоске пергамента: «Пригород Лондона — Литтл Уингинг, Тиссовая 4, тётка Гарри Поттера».

Звереющий на глазах Малфой медленно поднялся на ноги, наблюдая за моментально разыгравшейся бурей чувств, что всколыхнулась в нём.

— Вот мразь бородатая! — прошептал по-испански Люциус, и, окончательно осерчав, запустил попавшуюся под руку кофейную чашку в камин, где она скоропостижно звонко лопнула, повстречавшись с превосходящим по крепости противником — каменной кладкой.