Мира и Матвей (гет)

Мама с папой о чём-то шумно спорили на кухне, но из-за закрытой двери слов было не разобрать. Мира подошла ближе и, задержав дыхание, надавила на ручку. Дверь тихо скрипнула, приоткрывшись на толщину мизинца. Мира приблизила ухо — теперь слова слышались отчётливо. Мамин голос то опускался до громкого шёпота, то снова подпрыгивал, становясь резким и звонким, как было всегда, когда она злилась и волновалась. Судя по звукам, на месте она не сидела, а, наоборот, ходила туда-сюда по кухне.

— Саш, некуда больше ждать, твой отпуск без содержания затянулся. Надо искать варианты.

— Да знаю, — раздался усталый голос папы. — Только хер я кому сейчас со своими допусками и разрядами сдался. Везде одна и та же срань: заводы стоят, цеха пустые. Кума вон сократили, месяц пьёт уже.

— Твоему куму только повод дай. Ты на него не смотри: у тебя дети, их кормить надо, а мне третий месяц мукой и маслом выдают.

— Ну хоть не покрышками, и то хлеб, — папа, кажется, усмехнулся.

«Что такое покрышки?» — подумала Мира, потирая левой ступнёй правую. С пола тянуло холодом, босые ноги давно озябли, да и пижама совсем не грела. Если её застукают не в кровати, то мало ей не покажется. Мама опять раскричится. В последнее время она часто ходит сердитая и хмурая. Раньше она была добрее и веселее. Даже на Матвея ругается, хотя он, в отличие от Миры, послушный.

— Не смешно. Подумай лучше, что делать. К Хоменко обратись, я тебе сто раз…

— Хоменко не поможет. Закрыли тему. Мне сейчас только охранником куда идти или на рынок торговать. Бомбилой по вечерам можно ещё.

— Опасно…

— Не опаснее, чем везде, — папа замолчал, будто крепко о чём-то задумался. — Слушай, Оксан, я тут подумал: у нас же муки сейчас завались. Что если ты нажаришь пирожков и беляшей, я поторгую? Знаю хорошие точки, где много народа ходит.

— Попробуем, чего терять, — мама вздохнула. Раздался скрежет стула по полу. — Но, Саш, мне Жанка одну шабашку подкинула. Полы по вечерам мыть в поликлинике нашей.

— А дети как?

— К матери придётся отправить. Я уже всё обсудила, она согласна.

— Когда выходишь?

— Со следующей недели…

— Мира, ты чего здесь? — раздался над ухом внезапный шепот.

Мира, едва не подскочив на месте, повернулась и, заметив маячившего за спиной брата, приложила палец к губам.

— Тихо, я слушаю.

— Пошли спать, мама разозлится, если увидит тебя здесь.

— Интересно же.

— Пойдём, а то замёрзнешь. — Он настойчивее потянул её за руку, и Мира послушно пошла следом.

Они забрались под большое пуховое одеяло. Постель ещё хранила остатки тепла, а вот бутылка с горячей водой, которую мама подложила им вечером, успела остыть. Стуча зубами от холода, Мира придвинулась ближе к брату и прислонила к нему свои ледяные ноги. Матвей не протестовал, только обнял её одной рукой и спросил:

— Что они говорили?

— Что мы поедем к бабушке!

— Ух ты, классно! Но… почему? Сейчас же зима, а ездим мы туда летом обычно.

— Не зна-аю, — широко зевнула Мира, закрывая глаза. — Зато на санках сможем покататься, и на лёд пойти.

Матвей был таким тёплым, что и она, прижатая к нему, очень быстро согрелась.

* * *

К бабушке они отправились уже на следующий день. Мама всё утро собирала сумки — упаковывала одежду, продукты, пока Мира и Матвей носились друг за другом по квартире. В какой-то момент мама, видимо, устав от беготни и шума, отправила их в детскую собирать игрушки, которые поедут с ними к бабушке. Мира решила взять свою новенькую — подарок крёстной — меховую собачку Рекса и несколько моделек машин, которыми они с братом любили устраивать гонки. Матвей выбрал конструктор и коллекцию своих пластмассовых зверей. Посовещавшись, они также положили в пакет коробку домино и картонную настолку — играть по вечерам.

Бабушка встретила их крепкими объятиями и поцелуями, а также охами и ахами о том, как они подросли. Пока Матвей рассказывал, что нового у них произошло, Мира углядела на кухонном столе прикрытую полотенцем большую тарелку с творожными плюшками. Бабушка всегда пекла что-то к их приезду! Мира толкнула брата в бок и кивком указала на тарелку. Улучив момент, когда взрослые отвлеклись на разговоры, она прошмыгнула к столу и в мгновение ока стянула одну плюшку себе, а вторую сунула в руки подошедшему к ней Матвею. Когда мама обратила на них свой взор, обе плюшки были уже наполовину съедены.

— А спросить? — строго сказала она, нахмурив брови. — Теперь есть ничего не захотят. — Она устало махнула рукой и повернулась к папе. — Вот что с ними делать?

— Не кипишуй, Оксан, нормально они поедят.

Папа оказался прав. Когда пришло время ужина и бабушка разогрела борщ, никто не жаловался на отсутствие аппетита — тарелки опустели быстро. За столом в тот вечер много смеялись и разговаривали, и впервые за долгое время — не о деньгах и ценах. От таких разговоров родители всегда становились угрюмыми и злыми, однако сегодня они много улыбались, вспоминали прошлое и смеялись над чем-то малопонятным для Миры и Матвея.

Когда за окном стемнело, беседы стихли, а родители начали собираться. Уже одетые в зимние куртки, они поочерёдно обняли детей на прощание.

— Мы вернёмся на выходных, — сказала мама, целуя Миру, а затем Матвея в обе щеки. — Слушайтесь бабушку, родные.

— И привезём чего-то вкусненького, — пообещал папа. — Не скучайте без нас.

— Не переживайте, езжайте с Богом, — сказала им бабушка уже на пороге. — Всё будет хорошо.

Короткий хлопок двери — и мама с папой скрылись от глаз. Ощутив странную тяжесть в груди, Мира прижалась к брату, который тоже выглядел притихшим.

— Ну что, идёмте, мои золотые, сейчас «Спокойной ночи, малыши» начнутся, — мягко сказала бабушка, уводя их к телевизору. — Неделя быстро пролетит, вот увидите.

И неделя, действительно, пролетела быстро — столько нового и интересного предстояло разведать в доме, огороде и за воротами. Однако, когда родители вновь перешагнули порог, Мира и Матвей уже наперегонки неслись к ним — обниматься, а после — исследовать большие, набитые продуктами сумки.

— Скучали, зайцы? — папа потрепал их по макушкам, а затем разжал перед ними кулак. На раскрытой ладони лежали две шоколадные конфеты «Белочка». — По дороге сюда я зайчика встретил. Он из леса выбежал и попросил передать двум хорошим детям вот это.

— Ух ты! Здорово! — воскликнула Мира, забирая свою конфету. Зайчик часто передавал что-то вкусное через папу, но почему-то сам никогда им не показывался.

Жалуясь на усталость, спать родители легли рано. Утром бабушка велела их не тревожить, поэтому Мира и Матвей успели позавтракать и сыграть в домино, прежде чем мама с папой, зевая, вышли на кухню. Зато днём все вместе отправились кататься на санках — на те самые большие горки, куда бабушка строго запрещала ходить одним.

Как же весело они провели время! Мире надолго запомнились и скорость, от которой захватывало дух, и снежная круговерть перед глазами, и звонкий смех. Мама и папа так веселились, как будто сами превратились в детей: съезжали с самых крутых горок под громкие визги, кубарем валились в снег и много хохотали. Однако, стоило вернуться домой, как что-то изменилось: лица их снова стали серьёзными, и опять начались эти взрослые разговоры.

— Пора ехать, — вздохнула мама. Она сидела на диване и пила чай. Мира и Матвей устроились рядом по обе стороны от неё, уплетая бабушкино печенье.

— Мы с вами? — спросил Матвей.

— Нет, — папа покачал головой. — Останетесь ещё у бабушки.

— Не уезжайте, — Мира обняла маму, прижимаясь щекой к её животу. — Оставайтесь с нами, мы ещё снежную бабу не слепили.

— Да, останьтесь, — подхватил Матвей.

— Не получится, — ответила мама. — Но мы приедем, и в следующий раз слепим все вместе снеговика.

Они уехали. Вернулись через неделю, а на следующий день опять уехали. И так снова и снова. Мира уже и не считала их отъезды и возвращения. Однажды бабушка посадила их с Матвеем напротив себя и объяснила:

— Понимаете, мама с папой пока не могут вас забрать, потому что очень много работают, и там за вами некому будет присматривать. Я тоже не могу уехать и оставить хозяйство, у меня огород, куры. Но вам же здесь хорошо, правда?

Матвей слушал и кивал с очень серьёзным, сосредоточенным видом.

— Почему они не могут работать меньше? — спросила Мира.

— Потому что зарабатывают денюшку, чтобы нам всем было, что есть и в чём ходить.

— А когда они её заработают?

Бабушка в ответ улыбнулась, покачала головой и предложила им ещё по пирожку.

Однажды подслушала Мира и другой разговор. Бабушка с мамой готовили обед, а Мира как раз проходила мимо кухни. Услышав имя брата, она остановилась.

— Придётся Матвею здесь идти в первый класс. — Мама нарезала капусту, стоя к Мире спиной. Бабушка рядом чистила лук. — В этом году никак не получится забрать.

— Само собой, Оксан. Я всё понимаю.

— Как дети? — после небольшой паузы поинтересовалась мама. — Не скучают хоть сильно?

— Был бы один кто, так и было бы, а их двое. Они постоянно вместе, некогда им скучать.

И здесь бабушка не ошиблась: вдвоём им никогда не было скучно.

Да и как скучать, когда вокруг столько всего можно исследовать! Очень скоро дом, с его скрипучими деревянными полами, огромной печью, шкафами, хранящими кипы белья и одежды, стал знаком как свои пять пальцев. Зато чердак никогда не переставал удивлять. Когда пришла весна и потеплело, Мира и Матвей могли проводить там по полдня и ничуть не заскучать. Настоящее царство, в котором каждый день обнаруживались всё новые и новые сокровища: горы старой одежды и обуви, которую они перемерили, воображая себя взрослыми; куклы почти с Мирин рост, с одинаковыми, немного пугающими лицами; деревянные игрушки, книги. Но чаще всего им попадались вещи, о назначении которых они не догадывались. Как-то пара пластмассовых уток, очень похожих на настоящих, только с перекладиной вместо ног. Из-за неё они не могли стоять и постоянно заваливались на бок.

— Это для охоты, — объяснила им бабушка, когда они притащили их вниз поиграть. — Ставишь таких на воду, и к ним подплывают настоящие утки.

В другой раз Матвею на глаза попался тяжёлый кожаный чемодан с трубой и ручкой, который ни один из них не смог поднять.

— Да это ж патефон, я и забыла, что он здесь! — всплеснула руками бабушка, поднявшаяся на чердак по настойчивым просьбам внуков. — Его ещё мой отец покупал. Надо проверить, работает ли ещё.

Патефон оказался рабочим. Бабушка меняла пластинки и показывала, как правильно крутить ручку, а они с Матвеем целый вечер плясали под музыку.

— Раз здесь никто не живёт, то пусть это будет наше Королевство, — сказала Мира. Они сидели на чердаке на сброшенных на пол подушках и перебирали сокровища большого деревянного сундука. — Я буду королевой!

— А я кем? — поинтересовался сидящий рядом Матвей.

— Королём, конечно.

На том и порешили.

Но не одним чердаком ограничивались их владения. За порогом дома начинался не менее удивительный мир: большой бабушкин участок с огородом, курятником, сараем и баней. Сколько игр там можно было себе придумать, сколько занятий найти! Что ни день, то всегда что-то новое.

Конечно, кроме развлечений, они и полезными делами занимались: помогали бабушке пропалывать грядки, снимали с картошки колорадских жуков и их оранжевых личинок, бегали за парным молоком и брынзой к соседке тёте Лиде, которая держала корову. А когда созревал урожай — собирали в банки малину, наполняли вёдра душистыми абрикосами и вишней, срывали колючие огурцы и несли их на кухню, где бабушка уже готовилась делать закрутки.

«Они постоянно вместе», — сказала как-то про них бабушка, и это была абсолютная правда. Не было такого, чтобы они делали что-то врозь, даже когда идеи их не совпадали. Матвей, к примеру, любил более спокойные игры: собирать что-то из конструктора, запускать воздушных змеев или бумажные самолёты. Мог также подолгу наблюдать за природой — садился на корточки перед муравейником, и смотрел, как копошащиеся у его ног муравьи тянут к себе в домик хлебные крошки.

— А давай посмотрим, что там внутри, — предложила Мира, подобрав с земли тонкую и острую палочку.

— Ты что! — возмущённо воскликнул брат. — Это же их дом, его нельзя разрушать!

После его слов сделалось стыдно, и палка улетела подальше в траву.

Мире нравились другие забавы: после обильного дождя устроить с соседскими детьми битву грязью, а после, перемазанными с ног до головы, бегать по улице, изображая из себя индейцев; разжигать за домом костёр из сухой травы и веток и «подкармливать» его бутылками и пакетами, наблюдая, как быстро съёживается и плавится на огне пластмасса. Бывало, удавалось уговорить Матвея и на такие проказы: натянуть через дорогу нитку, закрепив оба её конца за столбы, а самим после спрятаться и ждать. Вскоре кто-то проходил по дороге — сосед или случайный прохожий, — обрывал собой нитку и останавливался, а они, хихикая, наблюдали, как жертва их шутки удивлённо озирается по сторонам.

Бабушка никогда не ругала их за порванную одежду или содранные коленки. Одежду зашивала, а коленки мазала зелёнкой и отпускала дальше гулять. По правде, у неё не было времени следить за ними, целыми днями она хлопотала по хозяйству. Зато по вечерам устраивала себе заслуженный отдых: приходили две её подруги-соседки, и они вместе надолго заседали перед телевизором за просмотром сериала. Иногда, играя с Матвеем в той же комнате, Мира одним глазом следила за происходящим на экране. Однажды её настолько впечатлила свадьба и невеста в пышном белом платье, что на следующий день она гордо продемонстрировала бабушке и её подругам свой собственный рисунок.

— Надо же, как красиво, — похвалила её тётя Нина. — Кого ты нарисовала?

— Это я, а это Матвей, — Мира ткнула пальцем сначала в невесту, а потом в жениха. — Это наша свадьба.

Соседки с бабушкой переглянулись и почему-то засмеялись.

— Вы не сможете пожениться, моя золотая. — Бабушка ласково потрепала её по волосам, но Мира увернулась, чувствуя, как в ней закипает обида.

— Почему?

— Потому что вы брат и сестра, а на родственниках не женятся.

— Но почему? — настаивала Мира, переводя взгляд с одного лица на другое. Матвей рядом слушал их разговор, но не спешил вмешиваться.

— Не делается так, правила такие, — сказала ей бабушка. — Вырастешь, поймёшь.

— Мы поженимся, вот увидишь. — Мира забрала рисунок и вышла из комнаты, обиженно хлопнув дверью.

— Подумаешь, правила, — пробурчала она себе под нос, сидя на кровати в детской. Не есть сладкое перед обедом — тоже правило, но она частенько его нарушала, когда взрослые не видели. И ничего страшного не случалось.

* * *

— Так нечестно! — Мира топнула ногой, ещё не теряя надежды в последний момент переубедить маму. — Я тоже пойду с Матвеем в школу.

— Нет, не пойдёшь, — устало ответила ей мама. Она поправляла Матвею воротник его белой рубашки и приглаживала торчащие волосы. — Я тебе уже сто раз говорила — ты ещё маленькая.

— Я не маленькая! — упрямо возразила Мира. — Мне уже шесть лет!

— Вот когда исполнится семь, тогда и пойдёшь. Всё, разговор закончен.

Мира надулась, но промолчала. Что только за прошедшую неделю она не перепробовала: и слёзы, и просьбы, и уговоры, и обиды — ничто маму не брало. А Матвей всего один раз поинтересовался у папы, правда ли, что Мира не может пойти с ним в первый класс, и, выслушав его объяснение, больше не настаивал.

Пришлось смириться, что этот бой она проиграла.

Потянулись долгие осенние деньки. По утрам Матвей собирался и уходил в школу, а Мира оставалась ждать его возвращения. Не зная, чем занять себя, она хвостиком бродила за бабушкой, то и дело спрашивая, когда же придёт Матвей. Устав от бесконечных вопросов, бабушка показала ей на часы и научила определять время. С тех пор, когда стрелки, большая и маленькая, приближались к двенадцати, Мира занимала свой пост на подоконнике и, прижимаясь лбом к стеклу, ждала. Вначале гремела калитка, затем раздавался радостный лай старого пса Лёвы, и уже через несколько секунд на дорожке к дому показывался Матвей с большим рюкзаком за плечами. Мира тотчас соскакивала с подоконника и спешила навстречу брату. Вот тогда день начинался по-настоящему.

Однажды Мира привычно ждала брата, рисуя на подоконнике. Погода за окном выдалась противная: ветер нагнал тяжёлые тучи, то и дело спускался и снова затихал холодный осенний дождь. Краски на альбомном листке успели высохнуть, а Матвей всё не возвращался. Мира посмотрела на часы: стрелки перевалили за двенадцать и уже приближались к единице! Странно. Никогда раньше он так не задерживался. Она начала второй рисунок, но терпения закончить его не хватило.

— Бабуль! — Мира нашла бабушку за варкой варенья. — А почему Матвей ещё не пришёл?

— Который час? — рассеянно спросила бабушка, помешивая в кастрюле ложкой.

— Уже два часа почти.

Бабушка выключила газ и с озабоченным видом повернулась к Мире.

— Задержался с друзьями, наверное, — предположила она, снимая фартук. — Но я схожу в школу, проверю.

Мира не поверила бабушке. Не мог Матвей играть где-то с друзьями, пока она ждала его дома! Ей самой без него совсем не игралось, и даже к соседским приятелям выходить была неохота. Да и как можно, когда они всё вдвоём делают?

Но не успела бабушка сделать и пары шагов, как хлопнули входные двери. Обе поспешили на звук. На веранде Матвей как ни в чём не бывало снимал грязную обувь.

— Ты где был так долго? — Бабушка упёрла руки в боки, сделавшись вдруг очень похожей на маму.

— К Ване заходил, — беспечно ответил Матвей, вешая дождевик на крючок. — Он пригласил к себе показать свою коллекцию моделек, а потом начался дождь, и Ванина мама позвала нас есть суп.

— Матвей, ты должен всегда предупреждать… — строгим голосом начала бабушка, но Мира не дала ей договорить.

— Ты ходил к кому-то в гости… без меня?! — Обида сдавила горло, а глаза защипало. Мира с неверием смотрела на брата. — Я… я не дружу с тобой больше! — выкрикнула она, прежде чем развернуться и убежать.

Она сидела на кровати, обхватив коленки руками, и тихо всхлипывала. Когда Матвей вошёл следом и присел рядом с ней, Мира отвернулась к стенке, уставившись на ковёр с медвежатами.

— Мир, ну ты чего? — Матвей попытался заглянуть ей в лицо, но она упорно продолжала сверлить взглядом ковёр. — Ты что, обиделась?

— Я с тобой не разговариваю, — хотелось сказать это твёрдо, а вышло пискляво и со слезами в голосе.

— Почему? Я же просто ненадолго зашёл к Ване, и мы…

— Ну и играй с ним теперь, раз он твой новый лучший друг! — Мира метнула в него рассерженный взгляд. Глаза Матвея широко распахнулись.

— Это не так. Ты мой лучший друг, — после небольшой паузы мягко, но уверенно сказал он. — И ты моя любимая сестра. Ты всегда будешь для меня важнее всех. Ну, посмотри на меня.

Мира всхлипнула и снова повернулась к нему.

— Честно? — с надеждой спросила она.

— Честно-честно, — серьёзно ответил Матвей.

— Пообещай.

— Обещаю. — Матвей протянул ей руку с выставленным мизинцем. Мира схватилась за него своим, а затем Матвей разбил их ребром ладони. Они улыбнулись друг дружке. Мир был восстановлен.

Однако на следующий день Мира не осталась дома ждать Матвея, а пошла играть к Машке, которая жила через пару домов по соседству.

* * *

Разговоры о переезде поднимались из года в год, но все они больше походили на обещания, чем на настоящие планы. Очень скоро Мира и Матвей так к ним привыкли, что перестали обращать внимание. Мама говорила: «Станет чуть полегче, заберём вас». Матвей кивал, Мира в ответ выдавала: «Угу», на том разговор и кончался. Когда заберут — родители не уточняли, и переезд переносился в сознании на срок ещё более неопределённый, чем поездка в Саратов к папиным родственникам.

Тем внезапней в один день прозвучали мамины слова:

— С осени, кстати, идёте уже в нашу школу.

То тёплое майское утро они всей семьёй проводили во дворе бабушкиного дома: папа жарил шашлыки на мангале, мама с бабушкой нарезали овощи за накрытым клеёнчатой скатертью столом, а Мира и Матвей играли с Боней — щенком, которого им неделю назад подарил сосед.

От неожиданности Мира выпустила из рук свой шлёпанец, который до этого они с Боней перетягивали как канат. Сжимая в зубах вожделенный трофей, щенок опрометью помчался в сторону огорода.

— А это точно? — спросил Матвей.

— Да, — ответила мама, не отрываясь от своего занятия, — мы с папой уже обо всём договорились. В конце года заберём ваши документы.

Мира заканчивала третий класс и в сентябре должна была пойти в пятый. То, что пойдёт она в их же поселковую школу, до сегодняшнего дня казалось неоспоримым фактом. Однако только что её убеждённость рухнула, и самое странное — Мира не могла понять, как она относится к этой новости. Радуется или огорчена?

До поздней ночи они с Матвеем переговаривались, обсуждая грядущие перемены. В их переезде брат находил больше хороших сторон, чем плохих.

— Да, пусть новая школа, но зато мы будем жить с родителями, как и хотели.

— Но здесь у меня подруги — Машка и Вика, а там я никого знать не буду. И по бабушке буду скучать, и по нашему посёлку.

— Я уверен, ты легко подружишься с кем-то из класса, а к бабушке мы будем приезжать на каникулы, или даже на выходные. Помнишь же, что папа сказал? Думаю, всё будет хорошо, не переживай.

— Ага. — Мира уткнулась лицом в плечо брата и закрыла глаза. На душе стало спокойнее. Конечно, всё будет хорошо, Матвей же будет рядом.

К концу августа со всеми вещами они окончательно переехали в Харьков. Новая школа оказалась не такой страшной, как Мира себе представляла, хотя поначалу трёхэтажное здание поражало своим размером, а в коридорах, наводнённых галдящими учениками всех возрастов, она чувствовала себя оглушенной и растерянной. Её класс тоже оказался в целом нормальным: задиры были поставлены на место, с другими ребятами Мира неплохо поладила, а соседка по парте Маринка быстро стала ей лучшей подружкой. Сложней было заново привыкать жить с родителями.

У бабушки им позволялось многое: лазить на чердак и крышу сарая, колесить на великах по просёлочным дорогам, ходить на речку и в лесок. В маминых же глазах город был полон страшных опасностей. Выходить за пределы их двора строго запрещалось. Мире это правило казалось нелепым: ей ведь не пять лет, чтобы торчать всё время на детской площадке! Конечно же, она его нарушала, конечно же ей за это попадало, если маме удавалось прознать.

Доставалось Мире и за её поведение в школе. После встреч с классной руководительницей мама возвращалась злая. Уже по стуку двери, шагам и грозному: «Мирослава!» Мира понимала, что ждёт её в лучшем случае часовая нотация. В худшем — отлучение от телевизора, приставки и запрет гулять.

— Я не виновата, Клименко первый начал меня доставать, — попыталась как-то оправдаться Мира.

— И поэтому ты облила его водой из ведра?!

— Он выбросил мой учебник в мусорку!

— А драться зачем было начинать? Почему не пожаловалась учительнице?

Мира только фыркала в ответ на подобные предложения. Неужели мама не понимает, что драться — круто, а жалуются только слюнтяи, которые не умеют за себя постоять?

Заканчивались мамины нотации всегда одним и тем же:

— Почему ты не можешь быть как Матвей? Он послушный, старательный, хорошо учится. От учителей я слышу только похвалы в его адрес. Неужели это так сложно?

Если Матвей в такие моменты находился поблизости, то выдыхал раздражённо и отводил взгляд. А Мира злилась на маму: неужели она не видит, что ему это неприятно!

Он был любимым ребёнком в семье, об этом Мира давно догадалась, и жалела его часто по этому же поводу. Потому что быть любимым ребёнком у их родителей — означало, что тебя будут ставить в пример и будут рассчитывать, что ты всегда будешь соответствовать их ожиданиям.

* * *

— Не хотите глянуть, что там внутри? — Мира указала рукой на недостроенный двухэтажный дом из газобетона, мимо которого они как раз проходили. Это здание уже не впервые притягивало взгляд по пути в школу и обратно, так и маня себя исследовать.

После Мириных слов Матвей и его одноклассник Серёжа тоже остановились и с интересом уставились на дом. Участок вокруг него зарос высокой травой и выглядел запущенным, деревянный забор покосился.

— За ним, наверное, сторож следит, — с сомнением сказал Матвей, — или бомжи устроили себе ночлежку.

— Да кому оно надо, — махнул рукой Серёжа, — эта стройка уже лет пять как заброшена. А на бомжей пофигу, если они там есть, то свалим быстро, и делов.

— Да, интересно же, — подхватила Мира, обнаружив в Серёже внезапного союзника.

Матвей колебался, но Мира знала уже, что он не откажет. По лицу было видно, что и его заинтересовала идея исследовать недострой. Спустя короткое время он сказал:

— Ладно, давайте по-быстрому глянем.

Внутри дом оказался разочаровывающе скучным: бетонные полы, усыпанные строительным мусором и битым стеклом, исписанные ругательствами и признаниями в любви стены. Из находок — только чей-то рваный кроссовок и несколько пустых жестяных банок. Даже бомжи куда-то запропастились. Мира медленно прошлась вдоль стен, вчитываясь в надписи. Одна из них гласила: «Лиля + Женя=» и рядом большое красное сердце. Чуть дальше уже другим почерком: «Кто прочитал — тот лох». Мира хмыкнула — ну очень остроумно! — и задрала голову: через большую дыру в потолке проглядывался второй этаж.

— Пойдёмте наверх! — громко предложила она успевшим разбрестись по сторонам Матвею и Серёже.

Втроём они поднялись по бетонной лестнице без перил и огляделись: второй этаж походил на первый — те же голые полы и стены, пустые проёмы окон, однако здесь всё же обнаружилось кое-что интересное. На одной из стен кто-то нарисовал чёрной краской большую пятиугольную звезду, заключённую в круг, а на полу обнаружился след от костра: много пепла и чёрный от копоти бетон.

— Смотрите, что там! — воскликнул Серёжа, указывая пальцем куда-то вверх. От его резкого возгласа Мира и Матвей вздрогнули и одновременно подняли глаза к потолку. На одной из перекладин под крышей сидела уродливого вида кукла. Она была похожа на обыкновенного пластикового пупса, с которого сняли одежду. Из головы неравномерными клоками торчали бесцветные волосы, а на лице не хватало глаз. То, как она таращилась на них своими пустыми глазницами, нагоняло жути. Мира почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— Как она там оказалась? — спросила она, отчего-то понизив голос.

Кукла действительно выглядела как чужеродный элемент в окружающей обстановке и тем самым производила пугающее впечатление.

— Закинул, наверное, кто-то, — предположил Матвей.

— А вдруг она проклятая? — округлил глаза Серёжа, опуская голос до возбуждённого шёпота. — Я читал один ужастик, так там компания ребят нашла возле мусорных баков странную куклу. Так вот, она, короче, в конце почти всех порешала.

— Я уверен, её специально туда поставили, чтобы напугать тех, кто будет здесь лазить. — сказал Матвей, внимательно рассматривая куклу. — А что, выглядит реально жутко.

— Давайте снимем её, — расхрабрившись, предложила Мира. Страх внутри только подстёгивал на приключения.

— Ты чё, реально? — Серёжа бросил на неё удивлённый взгляд.

— А что, боишься, что она тебя ночью задушит? — фыркнула Мира и, наклонившись, подобрала с земли камушек. — Проверим, проклятая она или нет.

Камень полетел в куклу, но, чиркнув её по руке, так и не сумел сдвинуть с места. Кукла продолжала сидеть, словно насмехаясь над Мириной жалкой попыткой её сбросить.

— Она что, приклеена там? — раздражённо пробурчала Мира.

— Вполне возможно, — ответил Матвей. — Секунду, я принесу палку.

В ожидании брата Мира прошлась по комнате и нашла большой обломок кирпича. Вот перед ним дурацкая кукла точно не устоит!

— Отойди, — сказала она Серёже, и тот сразу ретировался в безопасное место.

Приноравливаясь к броску, Мира сделала шаг назад, затем ещё и ещё. Размахнулась, в последний раз отступая и… Пол под ногами вдруг испарился, а она сама, не успев даже вскрикнуть, рухнула куда-то вниз.

От шока Мира не могла сообразить, что произошло. В ушах звенело, а перед глазами плыли круги. Она слышала гулкий стук, и только после поняла, что это стучит её сердце. Через несколько безумно длинных мгновений до неё донёсся топот шагов и чьи-то испуганные голоса.

— …ра! Мира! Ты в порядке?

Перед глазами возникло побелевшее от страха лицо брата. Мира кивнула, не найдя сил, чтобы ответить.

— Можешь встать? — Матвей сидел на коленях рядом и держал её за предплечье.

Мира попыталась подняться, но стоило ей опереться на ногу, как ту прошило резкой обжигающей болью.

— Ай! — Мира громко вскрикнула и следом заплакала.

— Что у тебя?

— Нога болит, — хныча, ответила она.

— Тише-тише, не шевелись. — Матвей обнял её, прижимая к себе. — Может, вывих или ушиб. Серёж, посидишь с Мирой, я быстро сбегаю за родителями.

Миру накрыло волной леденящего страха. Матвей собирается оставить её? Нет, ни за что!

— Нет-нет, не уходи! — она крепко вцепилась в брата, утыкаясь лицом в его куртку.

— Хорошо, — шепнул Матвей ей в макушку и успокаивающе погладил по волосам. — Ты же помнишь наш адрес? — Эти слов уже предназначались Серёже. — Скажешь нашей маме, что Мира упала и ушибла ногу, а я остался с ней.

— Ааа… окей. Ладно, я мигом.

— Спасибо.

Только когда Серёжины шаги стихли, и Мира уверилась, что брат остаётся, она ослабила хватку. Стараясь не тревожить ногу, они поудобнее расположились на бетонном полу. Матвей обнимал её одной рукой, а Мира сидела, прислонившись к его плечу.

Боль с резкой сменилась на тупую и ноющую, но вполне терпимую. От неё даже можно было отвлечься, рассматривая помещение. Рядом с местом, куда упала Мира, лежала груда камней. «Повезло, что я не свалилась на них», — подумала она про себя.

— Как это произошло? — нарушил молчание Матвей. Голос уже его не дрожал, как вначале, но всё ещё звучал очень глухо.

— Не смотрела куда иду, — нехотя ответила Мира. — Блин, теперь мама точно меня прибьёт.

— Не прибьёт, ты пострадавшая.

— Знаешь, — медленно произнесла Мира, вспоминая причину своего падения, — зато мы точно убедились, что эта дурацкая кукла — проклятая.

Она повернулась и заглянула Матвею в лицо, чтобы увидеть, как он оценит её шутку. Он всё ещё имел бледный и несчастный вид, но всё же на лице его появилась слабая улыбка.

Спустя вечность снаружи наконец раздались шаги и голоса, а через несколько секунд внутрь стремительным ураганом ворвалась мама. За ней испуганно семенил Серёжа.

— Я здесь, солнышко, — мама опустилась рядом на колени. Лицо у неё было напряженным, а взгляд предельно сосредоточенным. — Что болит?

— Нога, — ответила Мира. Из глаз помимо воли снова полились слёзы.

Мама осторожно ощупала левую ногу. И хотя она едва касалась её рукой, Мира всё равно ойкнула. Лицо Матвея в этот момент исказилось, как будто больно стало ему.

— Больше ничего не ушибла? — спросила мама, бегло её осматривая. — Голова не болит? Не кружится? Не тошнит?

— Нет, — Мира помотала головой.

— Как вы вообще здесь… — мама повысила голос, но осеклась, махнув рукой. — Ладно, потом. Я уже позвонила папе, он скоро приедет.

Папа, и правда, приехал быстро. Ещё быстрей они добрались до больницы, где Мире сделали рентген. Оказалось, что у неё не ушиб, а перелом лодыжки. Ей наложили гипс, и врач велел первую неделю соблюдать постельный режим.

Уже дома она сидела в своей комнате на кровати и пила чай с печеньем, которые принесла ей мама. Гипс пах как домашняя аптечка, и Мира то и дело касалась пальцами его шершавой поверхности, пытаясь свыкнуться с новой реальностью, в которой она ещё четыре недели вынуждена будет передвигаться на костылях.

Из кухни раздались голоса. Мира прислушалась, но всё равно не сумела разобрать слов. Тогда она соскочила с кровати и, цепляясь за стены и дверные косяки, на одной ноге поскакала на шум. Двери в кухню были открыты, поэтому она остановилась в нескольких шагах в коридоре. В кухне находились родители и Матвей.

— Ты понимаешь, что могло случиться? — мамин голос звенел от еле сдерживаемого гнева. Мира застыла на месте, держась за стену. В животе что-то сжалось от неприятного чувства — почему мама ругает Матвея вместо неё? — Там камни внизу, арматура. Зачем вы вообще полезли на эту стройку? Я не ожидала от тебя такого. Ты же старше, ты должен быть ответственнее. Почему ты ей вечно потакаешь?

Матвей стоял напротив мамы, опустив голову и даже не пытаясь ничего возразить на её несправедливые обвинения. Он с покорной готовностью принимал их, как будто считал, что и вправду заслуживает. Этого Мира выдержать не могла.

— Эй, это вообще-то моя идея была туда пойти!

Её появление на кухне было встречено тремя парами глаз. Хватаясь за дверной косяк, Мира гневно уставилась на маму.

— Кто тебе разрешал вставать? — строгим тоном поинтересовалась мама. — И меня не интересует, чья то была идея. И так ясно, что твоя. Надеюсь, теперь тебе это послужит уроком. А теперь марш в кровать.

Матвей подскочил к Мире, перекидывая её руку себе через плечо.

— Я помогу добраться, — с готовностью сказал он.

— Нет, ну ты это слышал! — Мира снова сидела на своей кровати и негодующе болтала ногой. Была бы возможность нарезать по комнате круги — точно бы сейчас нарезала. — Причём здесь вообще ты? Это я предложила пойти туда, я захотела достать куклу, и я не смотрела себе под ноги. А ты! — Мира ткнула пальцем брату в плечо. — Ты чего вообще молчал, как будто язык проглотил?

— Потому что мама права, — тихо ответил Матвей. Он отвёл взгляд от гипса на ноге Миры, и сжал пальцами свои колени. — Это было небезопасно, я сам это понимал, но… Дело в том, что я захотел туда пойти, понимаешь? А если бы я отказался, ничего бы не произошло. Значит, я во всём виноват.