Три дня до заговора (гет)

Комната была погружена в полумрак, лишь уличный свет бился в оконное стекло золотистым пятном. Под одеялом было тепло, почти уютно, и это успокаивало Дафну.

— Ты правда веришь Скитер? — тихо спросила она, лежа на спине и уставившись в потолок. — Ну это же Скитер, Рон.

Он вздохнул, не открывая глаз.

— Придумать — да, может. Но такое?.. — Он качнул головой. — Даже для неё это слишком. Нет, если бы она врала, выбрала бы что-то более сочное, более читаемое.

Дафна замолчала, потом повернулась к нему.

— Что ты собираешься делать?

Рон сел на край кровати, опершись локтями на колени, и долго молчал.

— По протоколу я должен доложить Сэвиджу, — проговорил он. — О том, что Рита Скитер утверждает: Фенрир Сивый, официально находящийся в Азкабане, был в Лютном и снимал проститутку. Ту самую, что потом убили.

Он хмыкнул. Смешно.

— Но если Рита права, — продолжил Рон, — то без участия кого-то наверху побег устроить невозможно. А уж так, чтобы об этом никто не узнал... это не уровень рядового аврора. Это уровень замов Министра. Или кого-то, кто сидит ближе к финансам, чем к морали.

Он выпрямился и провёл рукой по лицу.

— Так что если я не хочу, чтобы следующий труп был мой. Или её. Или твой — все ведь знают, что мы с тобой... — Он махнул рукой. — Тогда мне лучше заткнуться. Жить долго и гнить тихо.

Дафна не ответила сразу. Потом села, укуталась одеялом и уставилась на него.

— А молчать тебе совесть не позволяет.

Рон усмехнулся, криво, с горечью.

— Я не тот идеалист, каким был. Тогда, во время войны. Мы кричали, что боремся за свет. За мир. За справедливость. Помнишь? Тогда мы верили, что потом будет честнее. Светлее. Справедливее.

Он встал, подошёл к окну. Снизу доносились крики и смех — поздний вечер в Лондоне жил своей обычной, грязной жизнью.

— Ничего не изменилось. Только фамилии у тех, кто присосался к деньгам, стали другими. Гермиона... — он замолчал, как будто не хотел даже произносить имя, — брала "пожертвования" у Малфоев. Говорила, что это для реформ. Мы ссорились. Я пил. Она ушла к Поттеру.

Он обернулся.

— А Лаванда… Она когда-то… ну, была со мной. И даже если это было глупо, по-детски… Она меня любила. А я даже не знал, как она живёт. Не пытался помочь. Просто вычеркнул.

Он опустился обратно на кровать. Голос стал ниже.

— Наказать виновных — это минимум, который я могу сделать.

Дафна молча приподнялась, обняла его за плечи и прижалась лбом к его виску.

— Тогда я с тобой.

И в этом не было пафоса, только усталость. Двух людей, которые больше не верят в сказки. Но, может быть, ещё способны на поступок.

* * *

Каморка, спрятанная в подвале заколоченной лавки на Лютном, пахла супом из консервы, дешёвым самогоном и мужской усталостью.

За столом сидели четверо. Долохов, седой и широкоплечий, с острым взглядом и грубым голосом. Рядом — Сивый, сгорбленный, заросший, с бегающими глазами. Мальсибер разливал мутную жидкость из бутылки без этикетки, а Эйвери ковырялся в тарелке, как будто там были гоблинские кишки.

Долохов поднял стеклянный стакан — тяжёлый, с гранёнками.

— В русском языке есть хорошее слово: "бухать, — сказал он с усмешкой. — Произошло от фамилии одного маггловского чиновника — Бухарин. В его честь назвали завод по выпуску таких вот стаканов. На каждом стакане выбивали: Завод им. Бухарина. Народ и стал называть выпивку — бухло, а пьющего — бухарик.

— Слышал я в Лютном, — вставил Эйвери, ухмыляясь, — что Рон Уизли стал бухариком. Грейнджер ему, говорят, не давала. Вот и спился.

Все рассмеялись — хрипло, зло, как смеются те, кому терять уже нечего.

Долохов допил, поставил стакан с грохотом обратно на стол.

— А самого Бухарина потом казнили как предателя, — продолжил он. — Завод переименовали. Но слово осталось. Вот и получается — народная память.

Мальсибер ухмыльнулся:

— Всё равно неплохо. Представь: всякий пьяница — и тот помнит твою фамилию. Бессмертие, как ни крути

В этот момент дверь распахнулась с сухим треском.

В каморку вошли двое.

Сэвидж, в мантии цвета мокрого асфальта. И рядом — грубый, неулыбчивый Долиш, с обвисшей бровью и закатанными рукавами.

Прежде чем кто-либо успел встать, Сэвидж поднял палочку и без всяких церемоний прохрипел:

— Авада Кедавра.

Сивого отбросило назад, он рухнул, хрипнув — зелёная вспышка окрасила стены.

Остальные вскочили, отодвигая стулья.

— За что? — рявкнул Долохов, глядя на тело.

Сэвидж подошёл ближе, не убирая палочки.

— За то, что ослушался приказа. В бордель попёрся. Его не для удовольствий вытаскивали из Азкабана. Вы все должны сидеть тихо. Мы взяли на себя риск. А вы будете выполнять. Или пойдёте за ним.

Долиш поднял тело Сивого заклятием — труп безвольно повис в воздухе.

— Мы ясно выразились? — спросил Сэвидж, глядя на Долохова.

— Понял, — выдавил тот. — Громко. Чётко.

Когда дверь снова захлопнулась, и шаги удалились, повисла тишина. Только стакан медленно покатился по столу и упал на пол, не разбившись.

Долохов посмотрел на дверь.

— Suка... — выругался он по-русски.

И никто больше не притронулся к самогону.

* * *

Парвати открыла дверь на цепочке. Лицо её было жёстким, голос — отточенным, как лезвие ножа.

— Зачем ты пришёл?

Рон чуть опешил. Он помнил её совсем другой: хихикающей, в цветастых шарфах, вечно обиженной на Гермиону. Сейчас перед ним стояла взрослая женщина, уставшая, замкнутая, недоверчивая.

— Я хочу узнать про Лаванду, — спокойно сказал он.

— Я ничего не знаю. Сказала тоже самое тому мракоборцу, который приходил вчера. — Она уже хотела захлопнуть дверь.

Рон прищурился.

— Какому мракоборцу?

— Не помню фамилии. Лысоватый. По-моему, он во время войны бабушку Невилла хотел арестовать.

— Долиш?.. — пробормотал Рон.

Но Парвати уже захлопнула дверь, заперев два замка.

Рон стоял на ступеньках, глядя на потрёпанную краску и чувствуя, как внутри всё начинает складываться в тревожную мозаику.

Долиш не в команде Сэвиджа. Он в спецотделе. Их задача — охрана объектов, тюрем, Министра. Не допросы. Не свидетели. И уж точно не — проститутки.

Он мог вытащить Сивого из Азкабана. Незаметно. Без следа. Без документации

Рон стиснул зубы, развернулся и аппарировал.

Около старой телефонной будки, ведущей к Министерству, его уже ждала Дафна. Ветер играл складками её серой мантии, в руке она сжимала "Ежедневный Пророк".

— Видел? — спросила она вместо приветствия, сунув газету в грудь.

Заголовок гласил:

"Попытка побега из Азкабана: Фенрир Сивый ликвидирован мракоборцем Долишем при задержании"

Под заголовком — фото самого Долиша. Мрачный, усталый.

Рон хмыкнул, прочитав вслух:

— "Был убит во время задержания. По словам источников, действовал агрессивно и представлял угрозу." Ага.

Он опустил газету и встретился с её взглядом.

— Всё становится только хуже. Сначала Лаванда. Теперь Сивый. Кто-то зачищает концы.

— Логично предположить, что Долиш следующий, — тихо сказала Дафна. — Несчастный случай на тренировке. Ошибка. Самоубийство.

Рон кивнул.

— Вот поэтому мы должны поговорить с ним. Сейчас. До того, как его портрет окажется на стене героически погибших сотрудников Министерства.

Они переглянулись — усталые, злые, не герои. Просто те, кто остался. И кому всё ещё не всё равно.