Не та цель. Том 2 (джен)

После озвученного намёка воздух в комнате словно застыл от внезапно появившегося напряжения. Радостное оживление Ксенофилиуса практически моментально сменилось неожиданной серьезностью, которая смотрелась на нём несколько… чужеродно.

Его глаза, обычно сияющие фанатичным чудоковатым блеском, стали глубокими и невероятно усталыми, когда он посмотрел на Августу, а потом — долгим, нежным взглядом — на Луну, которая тихо стояла у кровати Алисы, перебирая лепестки светящегося растения.

Наконец он собрался с мыслями и продолжил свою речь:

— Да… Я думаю, что мы всё-таки действительно сможем договориться, но не так, как вы, возможно, подумали. Моя просьба… она не касается золота и даже никак не связана с влиянием вашего имени, хотя оно, безусловно играет весомую роль.

Моя просьба касается будущего… Её будущего. — Кивнул он головой в сторону Луны, которая услышав такое внезапное заявление, подняла голову, а её серебристые глаза расширились от неожиданности и удивления.

Августа вопреки моим ожиданиям нахмурилась, и не спешила принимать озвученное предложение. Её пальцы с силой сжали рукоять трости, а сама Августа требовательно произнесла:

— Говорите яснее, мистер Лавгуд. Какое будущее Луны вас беспокоит, и что вы хотите от нас за помощь моим детям?

Ксенофилиус начал нервничать, и переступать с ноги на ногу. Его нелепый жилет вдруг начал казаться не смешным, а каким-то печальным, потертым доспехом чудака-одиночки. Он кинул извиняющийся взгляд на Луну, и продолжил свою мысль:

— Я, мадам Лонгботтом, как вам наверняка известно — веду журнал «Придира», где говорю о вещах, которые большинство из волшебников предпочитает игнорировать. Я вижу множество знаков, которые другие не замечают, и сейчас могу с уверенностью сказать, что времена… времена меняются.

Тени прошлого больше не хотят оставаться в прошлом, и логично предположить, что моя деятельность… мои убеждения… они делают меня идеальной мишенью. И если официальных властей всё устраивает и меня никто не трогает, то тени прошлого не будут гнушаться ничем. — Он глубоко вздохнул, и закончил:

— Я прошу не за себя, мадам Лонгботтом. Я прошу за мою маленькую Луну. Если… если со мной что-то случится…

Он запнулся, и впервые за вечер голос его дрогнул, потеряв последние признаки уверенности. Луна тихонько всхлипнула и быстро подошла к отцу, который воспользовался этим словно спасательным кругом, и обнял её с такой силой, что у меня возникло стойкое опасение, что он её сейчас просто напросто задушит.

Поддержка дочки помогла собраться этому великому магу, после чего он продолжил хриплым голосом:

— Если я паду, то я хочу быть уверенным, что моя девочка не останется одна. Что у нее будет кров, защита, возможность жить своей жизнью, странной и прекрасной, без страха нищеты или преследований.

Я прошу Дом Лонгботтомов взять её под свою опеку. Не как служанку, не как дальнюю родственницу. Как… как почётную воспитанницу рода.

Обеспечить ей достойное существование, образование, защиту вашего имени и вашей магии до тех пор, пока она не встанет на ноги или… или не найдет свой собственный путь, каким бы он ни был.

После этих слов тишина в спальне повисла тяжелым покрывалом. Августа переводила задумчивый взгляд с Ксенофилиуса на Луну и обратно. Я чётко видел, что в её глазах бушевала самая настоящая буря эмоций: привычное недоверие к чужакам и скепсис по поводу его апокалиптических прогнозов боролись с холодной логикой долга и неожиданным уважением к отцовской жертвенности этого чудака.

Она видела, как Луна прижимается к отцу, как её огромные глаза смотрят на неё без страха, но с тщательно скрываемой тихой, глубокой печалью.

Я затаил дыхание, не желая мешать мыслям бабушки, и сам невольно задумался… Мысль о том, что Ксенофилиус действительно может исчезнуть, была пугающей. Луна… Луна была странной, но в этой её странности была своя, особая чистота, которой не хватало в нашем жестоком мире.

Тем временем бабушка медленно подошла к окну, отстукивая своей тростью четкий ритм по каменному полу. Она задумчиво посмотрела на темнеющий сад, на силуэты причудливых растений Лавгудов, колышущихся на ночном ветру, и наконец резко повернулась в нашу сторону.

Она кинула быстрый взгляд на Фрэнка с Алисой, после чего перевела взгляд на Ксенофилиуса, и произнесла серьёзным, но лишённым прежней враждебности голосом:

— Дом Лонгботтомов исполнит возложенные на него обязательства. Ваша помощь моим детям воистину неоценима, мистер Лавгуд, а ваша забота о дочери… Она делает вам честь. — Бабушка сделала небольшую паузу, после чего продолжила:

— Я принимаю озвученные вами условия, мистер Лавгуд. В случае вашей… несвоевременной кончины, Луна Лавгуд станет воспитанницей Дома Лонгботтом. Ей будет предоставлен кров в нашем поместье, полное обеспечение, защита нашего имени и доступ к образованию, соответствующему ее… уникальным талантам и интересам до достижения ею совершеннолетия или до момента, когда она сама пожелает обрести полную независимость. Это мое слово как Регента рода.

Услышав эти слова, Ксенофилиус на мгновение закрыл глаза, после чего на его лице появилось выражение безмерного облегчения. Он поклонился, на этот раз низко и с достоинством, после чего произнёс:

— Я от всего сердца благодарю вас, мадам Лонгботтом, а теперь… теперь, когда мы с вами в расчёте, то можем уже начинать действовать. Нас ждут ритуалы, и время — это та роскошь, которой мы похвастаться не можем.

Он быстро направился к сумкам в углу, и я оценил, что его движения вновь обрели собранность и энергичность, но теперь эта энергичность была сосредоточенной, деловой. Задумчивая Луна осталась стоять на месте, явно до конца не понимая, чему только что стала свидетельницей.

Ксенофилиус тем временем приманил откуда-то небольшой столик, где сноровисто раскладывал различные предметы. Он бросил на меня быстрый взгляд, и приглашающе махнул рукой, призывая к себе.

Я понятия не имел — что мне нужно делать, но бабушка всё решила за меня, и аккуратно подтолкнула в сторону Лавгуда, тихо шепнув на ухо:

— Действуй. внук. Действуй, и ничего не бойся.

Как только я приблизился к кроватям, где безмятежно спали родители этого тела — Ксенофилиус сразу же начал рассказывать лекторским тоном опытного профессора:

— Первый ритуал, который нам необходимо провести прежде, чем отправлять твоих родителей во Францию, называется — Obscuratio Signaturae, или Размытие магической подписи. Цель этого ритуала заключается в том, чтобы сделать ауры Фрэнка и Алисы неотличимыми от фонового магического шума, что полностью исключит их обнаружение для поисковых заклятий.

Основой этого ритуала служит Астральный обсидиан, Lapis Obscurans. — Он поднял темно-синий камень с красиво мерцающими прожилками, после чего продолжил:

— При правильно проведённом ритуале этот камень поглощает и рассеивает уникальные вибрации магического ядра, но без ключа, который находится в тебе, Невилл, этот ритуал не более, чем пустое сотрясание воздуха.

— Ключ? — удивлённо повторил я следом за Ксенофилиусом, на что он вполне себе буднично ответил:

— Ты являешься полноправным наследником рода Лонгботтом, а значит на текущий момент именно ты носитель основной доли родовой магии. Твоя кровь, является идеальным проводником для этого ритуала.

В следующий миг он протянул мне тонкий серебряный стилет с рукоятью из черного дерева, и сказал:

— Stylus Animi, Стилет Души. Не смотря на форму — призвание этого предмета совсем не в проливании крови… Он просто незаменим для фокусировки намерения. Возьми его в правую руку, а в левую вот этот кристалл чистого кварца. Он будет якорем, и своеобразным связующим звеном с магией рода Лонгботтомов.

Я послушно взял протянутый в мою сторону кристалл, сразу же немного поморщившись, как только ощутил его неестественно холодную поверхность. Удивительно лёгкий, но как будто слегка вибрирующий у меня в руке стилет лёг в другую руку, после чего Ксенофилиус подошёл ко мне со спины и положил Астральный Обсидиан прямо на темя, заставив тем самым вздрогнуть от его тяжести и странного холода.

Сразу после этого он скомандовал:

— А теперь осторожно встань между кроватями, лицом к родителям и закрой глаза. Дыши глубоко, и постарайся вспомнить всё, что связывает тебя с твоим родом. Вспомни поместье Лонгботтомов, его камни, пропитанные магией предков, в общем всё, что говорит о тебе как о представителе рода Лонгботтом.

«Нужно вспомнить что-то, что однозначно укажет магии на род Лонгботтомов? У меня есть куда более подходящее воспоминание…» — усмехнулся я, и вернулся мыслями к своей недавней встрече с хранителем рода, где он признал меня истинным Лонгботтомом.

Как только я это сделал, то кристаллы в моей руке и на темени стали очень быстро теплеть, что вызвало невообразимое воодушевление со стороны Ксенофилиуса. Он радостно выдохнул и прерывистым шёпотом произнёс:

— Отлично, мой мальчик! Просто замечательно! Невообразимо быстрый отклик… Теперь постарайся не теряя связи мысленно проговорить слова: Sanguis meus, vincula sanguinis. Audi vocem meam, cognosce voluntatem meam. (Кровь моя, узы крови. Услышь мой голос, познай мою волю).

Как только я это сделал, то сразу почувствовал, что камни начали пульсировать, а от них по всему телу стало разливаться удивительно приятное чувство теплоты… Магия рода услышала меня, и от этого ощущения накатывало такое чувство всемогущества, что описать это чувство эйфории я вряд ли кому-то смогу.

Ксенофилиус тем временем пристально наблюдал за прохождением ритуала, и внимательнейшим образом контролировал каждый этап. Спустя несколько мгновений я вновь услышал его напряжённый голос:

— Ты молодец, не поддавайся этому чувству! Запомни, наследник — если хочешь стать истинным главой рода — никогда не прогибайся под призывы родовой магии. Именно ОНА должна служить тебе, а не ТЫ ей. — сделав небольшую паузу, показывая мне всю серьёзность момента, Лавгуд продолжил вести меня:

— Невилл, теперь ты должен поочерёдно направить стилет на своих родителей, и не касаясь им, провести его остриём в воздухе над отцом, а затем над матерью. Во время этого процесса старайся визуализировать, как их яркие, уникальные магические сигнатуры растворяются, как капля чернил в океане.

Вместе с тем ты должен подкрепить свои образы этими словами: Signaturae parentum meorum, obscurate! Dissipate in auras mundi! Obscuratio fiat per sanguinem et voluntatem! (Подписи родителей моих, сокройтесь! Рассейтесь в эфирах мира! Да свершится сокрытие кровью и волей!)

Мне не оставалось ничего иного, кроме как повиноваться, но сделать это было весьма просто, ведь стилет в моей руке словно жил своей жизнью, и направлял меня самостоятельно.

Я провёл им над отцом, представляя, как его сильная, но поврежденная аура теряет четкие очертания, сливаясь с общим фоном комнаты, а затем и над матерью — представляя как ее хрупкое, золотистое сияние становилось размытым и туманным.

— Хорошо, просто замечательно! — прошептал он, когда я закончил. — Это не просто определить, но я чувствую, что что-то… изменилось.

Теперь нужно сразу же провести второй ритуал, который называется Abscissio Vinculorum Sanguinis, или Разрыв кровных узлов.

Цель этого ритуала в том, чтобы оборвать все возможные связи с отделёнными от них биоматериалами — волосами, кровью, частицами кожи… В общем всем тем, что могло быть добыто против их воли и использовано для поиска по крови или иных тёмных ритуалов.

Основой этого ритуала является Cinis Phoenix (Пепел Феникса) и Ros Hermetis (Роса Гермеса — очищенная роса, собранная при первом свете солнца).

Вслед за своими словами он насыпал щепотку мерцающего золотого пепла в небольшую серебряную чашу, куда капнул несколько капель кристально чистой жидкости.

Несколько мгновений ничего не происходило, а потом чаша в руках Ксенофилиуса замерцала мягким белым светом, что вызвало лёгкую улыбку на его лице, после чего он поднял свой взгляд на меня, и произнёс:

— Невилл, отложи в сторону стилет и камни, они тебе больше потребуются. После этого подходи сюда, нам с тобой нужно будет добавить главный ингредиент.

Выполнив требуемое, я подошел к Лавгуду, который вздохнул, и с видимой осторожностью сказал:

— В этот раз к сожалению без крови не обойтись, Невилл. Твоя кровь должна послужить главным катализатором всей реакции и это совсем не зна…

Я прекрасно понимал, почему Ксенофилиус так сильно нервничает. Насколько я помнил — кровная магия на территории магической Британии в это время мягко говоря не поощралась, а тут он прямым текстом говорит, что без её использования никуда. Я решил не заставлять его погружаться в не нужные объяснения и махнул рукой, показывая ему, что всё понимаю, после чего схватил серебряный кинжал со столика и прокол себе палец.

Ксенофилиус не зевал, и тут же подставил светящуюся чашу под мою руку, и тихо прошептал:

— Одну каплю, Невилл… Большего не требуется.

Я без колебаний выдавил каплю своей крови в смесь, на что она сразу же вспыхнула ярко-золотым светом. Ксенофилиус довольно улыбнулся, и передав чашу в мои руки, прошептал:

— Отлично, теперь нужно произнести фразу активатор. Повторяй за мной, наследник Лонгботтом: Per sanguinem heredis, vincula nefanda rumpo! (Кровью наследника, узы нечестивые разрываю!)

Я без раздумий произнёс указанную фразу, сразу после чего чаша в моих руках нагрелась, и теперь содержимое в ней выглядело… цельным. Ксенофилиус кивнул, и протянув мне кисточку из перьев гиппогрифа сказал:

— Обмакни сюда эту кисть и окропи ею родителей, представляя, что на них воздействует поток очищающей силы.

Макнув кисточку, я с удивлением констатировал, что она не намокла, но зато стала излучать мощную энергию.

Я взмахнул ею над отцом, затем над матерью, представляя, как потоки чистого, золотого света омывают их, смывая невидимые нити, тянущиеся из прошлого, обрывая любые магические привязки к их биологической сущности, которые могли быть созданы их врагами. Скорее всего мне показалось, но периодически мне казалось, что я чувствую тихие щелчки разрываемых связей.

— Ты молодчина, Невилл! Теперь закрывающая фраза и всё! Твои родители будут свободны от любых видов слежки! — торжественно произнес Ксенофилиус, на что я выдохнул тихое:

— Fiat! — и мягкий свет в чаше тут же погас. Ритуалы оказались успешно завершены, а я почувствовал настолько сильную слабость, что еле стоял на ногах. Не знаю каким макаром Луна почувствовала моё состояние, но именно её стройная фигурка ловким движением проскользнула под мою руку, и обняла меня, тем самым позволяя остаться на ногах.

— Невилл, что с тобой, малыш?! — тут же всполошилась Августа, на что Ксенофилиус нахмурился, и произнёс:

— Похоже наследник заработал себе слабое магическое истощение… Ну да ничего. Это малая плата за то, что он только что сделал для своих родителей, и к утру он будет как новенький.

Бабушка хотела что-то сказать, но Лавгуд махнул рукой, и произнёс:

— Не стоит гневаться, мадам Лонгботтом. Вам с наследником сейчас лучше проследовать в соседнюю спальню и отдохнуть до утра, а я пока подготовлю всё необходимое для успешного переноса…

Я не готов сказать — как именно провёл эту ночь. Моё сознание покинуло меня ещё на середине речи Ксенофилиуса, а потом наступило утро… Как только я проснулся, то сразу же прошёл в комнату к родителям, где первые лучи рассветного солнца мягко пробивались сквозь окна, окрасив комнату в бледно-розовые тона.

Бабушка стояла прямо перед кроватью с родителями, и хоть её лицо представляло из себя аналог каменной маски — в глазах светилась тревожная надежда.

По углам комнаты прямо в воздухе висели расписанные множеством рун диски, которые испускали едва слышное успокаивающее гудение. Кинув на нас внимательный взгляд, устало выглядящий Ксенофилиус с явным предвкушением в голосе спросил:

— Вы готовы? Время переноса вот вот наступит!

Бабушка на это кивнула, не в силах вымолвить даже слова, сразу после чего Ксено развернул свиток точечного портала, и торжественно произнёс:

— Portus Intra Sanctuarium Sanctae Genovefae!

В следующий миг свиток вылетел из рук мага, а в его центре появилась мерцающая точка, которая практически сразу взорвалась мягким белым светом.

Когда в моих глазах пропали остаточные вспышки света, я увидел, что кровати родителей опустели, и больше совершенно ничего не напоминало того, что они вообще тут находились.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только ровным гудением стабилизаторов. Бабушка закрыла глаза, и по ее щеке скатилась единственная, быстрая слеза невероятного облегчения. Луна прижалась ко мне, и я на полном автомате обнял её за плечи, чувствуя, как дрожит худенькое девичье тело.

Ксенофилиус окинул взглядом опустевшую комнату с усталым, но удовлетворенным выражением лица, после чего тихо сказал:

— Твои родители в безопасности, наследник. Флориан встретил них и уже должен был поднять иллюзорный контур. Он свяжется с вами по поводу оплаты, так что теперь… Теперь… нам всем остаётся только ждать.

Глядя на пустые кровати родителей, я впервые за всё время нахождения в этом мире позволил себе поверить, что я всё-таки действительно в состоянии что-то в нём изменить, главное не торопиться, и продумывать свои действия как минимум на десяток шагов вперёд…