Игра на три результата (джен)

— Ты не замечал, как она изменилась? — голос друга вернул Уотана в реальность.

Уотан, на добрых минут десять выпавший из реальности, резко поднял взгляд. Перед ним снова была шахматная доска, бутылка и эта проклятая комната.

— Я... не понимаю, о чём ты. — Он намеренно сделал небрежный ход, сдвинув пешку.

Рейт медленно покачал головой и ухмыльнулся, приподняв уголки рта.

— Ты прекрасно понимаешь. Помнишь тот день. Ты тогда подумал, что это просто усталость.

Бледное лицо на белой подушке, тени под глазами глубже, чем обычно. Она пытается улыбнуться, когда Уотан, уже одетый к работе, заглядывает в спальню.

— Ты не мог бы задержаться, милый? Мне нужно с тобой поговорить.

— Ты же знаешь, что нет, Трейси. Поговорим вечером.

Но сразу после работы коллега приглашает в бар, где они торчат почти до утра. А после...

Свет в комнате мягко обволакивал все предметы, укрывая своими оранжевыми бликами каждую деталь. От этого глаза собеседника горели ярче, прожигая Уотана своей синевой.

— Да никто бы на твоём месте ничего не заметил. — Рейт передвинул слона на чёрную клетку. — Обычные женские заморочки.

— Заткнись, — прошипел Уотан, с силой сжав кулаки, отчего чётко выделились жилы на худых руках.

Рейт лишь усмехнулся и кивнул в сторону фигур, намекая на очередной ход Уотана.

Та самая шахматная доска, что стоит у них в гостиной. Они живут вместе полгода. Трейси пытается научиться играть. Специально для него. Потому что шахматы ему нравятся. У неё плохо получается, и она постоянно забывает названия фигур:

— Эта башенка самая сильная, да?

Лампа снова мигнула. Уотан поднял голову, чтобы посмотреть на светильник, но его взгляд упал на висевший на стене календарь с застывшей датой: 11 июля 1972 года.

Уотан старался не думать о прошлом, но воспоминания, как черви после дождя, выбирались наружу и душили своими склизскими телами. Его размеренная и такая правильная, как он всегда считал, жизнь оборвалась в один день.

— Останься сегодня, пожалуйста...

Трейси сидит на краю дивана в любимом голубом халате, который теперь висит на ней, как на вешалке. Пальцы, сжимающие край обивки, нервно подрагивают.

— Не могу. Сегодня презентация у заказчика, — Уотан застёгивает манжеты, даже не повернув головы. В зеркале видит, как она судорожно поднимает руку, чтобы поправить растрёпанные волосы.

— Мне страшно. Я... я не справляюсь, — шепчет еле слышно.

В зеркале Уотан видит, как по её щеке катится слеза, но предпочитает делать вид, что не замечает этого.

— Ты просто не высыпаешься. Выпей чаю с мятой, — механически отвечает он, натягивая пиджак. Забивать голову очередным бредом супруги совершенно не хочется.

— Уотан, я умоляю! — Она вдруг начинает всхлипывать и кричать, отчего тот невольно вздрагивает. — Я не могу дышать! Понимаешь? Мне кажется, я...

Он резко разворачивается, раздражённо вздохнув:

— Хватит истерик, Трейси! Каждый день одно и то же. У меня критически важная встреча.

Её лицо в тот момент — вот что всплывает в сознании, стоит только прикрыть хоть ненадолго глаза. Будто её лицо отпечаталось на обратной стороне век. Не просто бледное. Серое. Глаза, в которых плавает настоящая животная паника.

Она хватает его за рукав, и мужчина чувствует, как дрожат её исхудавшие пальцы.

— Просто... посиди со мной. Полчаса. Вот здесь. Я тебя отпущу. — Трейси указывает на диван, и в этом жесте сквозит что-то по-детски беспомощное.

— Ты ведёшь себя, как ребёнок! У меня РАБОТА!

Рейт по другую сторону доски щёлкнул пальцами, возвращая его в настоящее:

— Ты слишком часто отвлекаешься, Уотан! Думаю, на сегодня достаточно.

— Нет, останься, — взмолился Уотан, мотая головой из стороны в сторону, отчего грязные волосы сильно заколыхались. — Я обещаю сосредоточиться.

Друг снова сел за стол, хотя уже успел к этому моменту подняться на ноги. Он делал так нечасто, в основном терпеливо ожидал ходов своего соперника. Рейт почти никогда не выказывал неуважения к хозяину дома, предпочитая размышлять о чём-то своём, пока Уотан был погружён в дебри собственного сознания. Видимо, сегодня чаша его терпения переполнилась.

— Мне кажется, тебе не стоит больше пить. — Рейт недружелюбно покосился на бокал крепкого алкоголя, который только что был снова наполнен, не успев постоять опустошённым.

— Возможно, ты прав, — согласился Уотан, однако вновь приложился к стакану. — Твой ход.

Рейт вновь усмехнулся, переводя свой взгляд с соперника на шахматное поле, и отхлебнул остывший чай из своей кружки.

Уотан любил разглядывать этого мужчину, когда тот был занят раздумыванием над очередным ходом. Он был очень красив. И если бы Уотан верил в магию, посчитал бы это чем-то сверхъестественным — уж больно они с ним были похожи: такие же длинные, с чуть выступающими суставами пальцы, только без следов никотина на кончиках; тот же нервный жест — потирать указательным пальцем пространство между бровями, когда мысли заходили в тупик; даже манера слегка прикусывать нижнюю губу в момент принятия решения — точь-в-точь как у него самого десять лет назад.

— Что-то не так? — заметил Рейт, не отрывая глаз от доски.

— Просто наблюдаю. — Уотан сделал ещё глоток коньяка, чувствуя, как тепло разливается по пищеводу.

Больше всего завораживали глаза. Яркие, голубые, будто подсвеченные изнутри. Почти точная копия его собственных, только без сетки красных прожилок, тёмных кругов под ними и отпечатка времени, что определённо забрало из них практически все краски.

Друг поднял голову и посмотрел на Уотана.

— Тебе нравится то, что ты видишь? — Он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались мелкие морщинки.

— Ты... очень красив, — пробормотал Уотан, отводя взгляд.

— Правда? — Рейт рассмеялся мягким, бархатистым смехом. — Что ж, спасибо! Если бы ты чуть больше уделял себе время, о тебе можно было бы сказать то же самое.

Лампа снова мигнула. На мгновение комната погрузилась в темноту, и Уотан увидел в зеркале напротив не своё нынешнее отражение, а того, кем когда-то был: ухоженный, уверенный в себе мужчина с горящими глазами. Затем свет вернулся, и в зеркале снова сидел он сам — уставший, с потускневшим взглядом, осунувшийся молодой старик.

— Снова твой ход, — напомнил друг, и откинул изящным жестом со лба выбившуюся тёмную прядь.