Перезагрузка Уокера (джен)

В школу Джон Уокер ездил на собственном автомобиле. Не на мечте, конечно, потому что отец не позволил, но и не на телеге. Девушку посадить не стыдно.

И вот, вполуха слушая трёп подружки, он остановил машину на светофоре. В салоне до першения в горле пахло её ванильными духами. День был ясный, солнце нагревало крышу автомобиля. Среди людей, переходящих дорогу, затесалась девчушка, не старше десяти. За спиной у неё был ранец с мультяшным белым кроликом. «Пушистик», — с улыбкой припомнил Джон своё ночное чтиво. Какое-то сопливое чувство на мгновение появилось в его груди — смесь светлой грусти и беззлобной усмешки.

— Я не поняла, Джонни, почему ты улыбаешься? Тебе смешно? Мне, вообще-то, этот неуд все планы испортит, — с нервной обидой сказала Норма. — А потом ещё Санни пришла в точно таком же платье, как и я!

— Вот это действительно конец света, — хохотнул Уокер и плавно повёл автомобиль дальше. — Подумаешь, платья одинаковые.

— Ты не понимаешь, как и все парни! — всплеснула руками подружка. — Это провал!

* * *

На уроке биологии учитель торжественно произнёс:

— Итак, прошу приветствовать, Oryctolagus cuniculus domesticus!

А потом вернулся из лаборантской с клеткой, в которой шевелил длинными ушами белый кролик. Поднялся весёлый шум, класс загалдел, как будто кроликов никогда не видели. «Охренеть какое совпадение!» — подумал Уокер.

Учитель, пытаясь перекричать учащихся, продолжал рассказ, в то же время неуклюже вытаскивая перепуганного зверька из клетки:

— Это разновидность домашнего кролика, также известного как европейский дикий кролик, который широко используется в научных исследованиях...

Когда класс немного успокоился, кролик, под лекцию учителя, пошёл по рукам. Это было не самой лучшей идеей. Девчонки в основном боялись или брезговали, повизгивали, парни не церемонились, дёргали зверька за уши, перекидывали его друг другу вместо того, чтобы аккуратно передать.

Неудивительно, что кролик, в конец отчаявшись, вырвался из рук одной из девушек и попрыгал, что есть силы, куда глаза глядят.

— Держите его, скорее! — завопил преподаватель.

Все растерялись. Ситуацию спас Джон. Особо не задумываясь, он ловко нырнул за кроликом в темноту пространства под партами, и через несколько секунд вынырнул оттуда, прижав зверька к груди. Тот испуганно дрожал, крохотное сердце его бешено колотилось — Джон чувствовал это кончиками пальцев сквозь мягкий белый мех. «Тише, солдат, ты почти дома», — пронеслось у него в мыслях и он, удивившись самому себе, под радостный гул класса бережно передал зверька благодарному преподавателю.

— Ну ты герой, Уокер! — хохотнул кто-то рядом.

Джон, отшучиваясь, сел на место. Вспомнил эпизод из мемуаров. Суровые времена тогда были — не сравнить горящую лабораторию с классом бунтующих старшеклассников. Хорошо, что теперь времена другие.

А на ужин мама подала тушёную крольчатину, и Джон чувствовал себя странно. Каков шанс, что он поедает теперь дальнего родственника того самого Пушистика, которого спас Баки? Но энергия, потраченная на тренировке, требовала восстановления.

* * *

Перед сном Уокер снова принялся за чтение мемуаров. Доклад сам себя не напишет, а Джон твёрдо решил сделать лучшую работу. Поэтому ему нужно было продолжить чтение, тем более, что текст на глазах становился легче.

«Забавные чудаки. Лучше изучать историю по мемуарам, чем по учебникам», — подумывал он, перелистывая очередную страницу.

«...как-то раз мы остановились на передислокацию вместе с ребятами из Четвертой пехотной дивизии. Был у них один чистоплюй по фамилии Миллер. Сопливый лейтенант, вечно подкалывал нас, дескать, мы липовые вояки, раз только с Гидрой возимся. Барнса это особенно бесило, и он решил «угостить» Миллера трофейным шнапсом. Только вместо напитка в бутылке была... наша моча, смешанная с перцем! Барнс несколько дней акцент репетировал, мы со смеху так и покатывались, а потом, напялив дырявый нацистский китель и состряпав бороду из собачьей шерсти, под видом пленного перебежчика всучил «шнапс» Миллеру как «дань уважения». Тот отхлебнул, закашлялся, позеленел, а Баки к тому моменту уже свалил. Мы потом неделю ржали, Миллер с такой рожей ходил, будто продолжал вкус мочи во рту чувствовать. Барнсу, конечно, не поздоровилось бы, если бы Стив не вмешался, но Роджерс объяснил всё штабу. Это было рискованно. Безумно. Но боевой дух после этого взлетел до небес...»

Уокер тихо рассмеялся. Это было дерзко. «Некоторым учителям в нашей школе тоже не мешало бы хлебнуть мочи», — продолжая улыбаться, подумал он. Уокер часто встречал в книге эпизоды про Барнса, ведь неслучайно Жак Дернье ещё в начале назвал его «сердцем» коммандос. Пока Джон читал, мнение его о Баки менялось. Теперь он представлялся не просто неудачником, упавшим с поезда, но и хорошим парнем. Не просто воодушевленным лицом с плаката, не незнакомым солдатом, о гибели которого думаешь со смутной грустью, а некогда живым человеком, источником смеха и дерзости. Джон словно бы знакомился с ним лично и тем больнее ему становилось от мысли, что тот встретил такую нелепую, трагичную судьбу. «Интересно, как бы сложилась его жизнь, если бы он не шлёпнулся с поезда, как мешок?» — сонно подумал Джон перед тем, как глаза его окончательно сомкнулись, а листки с распечаткой тихо посыпались из рук.

* * *

Далёкое, странно-торжественное зарево от взрывов на фоне ночного неба. Мерцающие огни страждущего города. Доносящийся до слуха отдаленно-грозный грохот канонады. Неразличимые голоса и грубый смех позади. Ветерок, бегущий за ворот, холодящий открытую шею.

Джон сидит на бетонном парапете, глядя вдаль. Задница замёрзла и затекла. Ноги в заляпанных грязью армейских ботинках слегка покачиваются на фоне чёрной пропасти. Пятки слегка покалывает от ощущения бездонной высоты.

Но это не его ноги. Уокер мельком смотрит на свои измазанные мазутом руки. Под слегка отросшими ногтями виднеются полоски грязи.

Но и это не его руки. Странное, неправильное чувство торжественного волнения наполняет его грудь, когда он смотрит на город, захлебывающийся в взрывах. Его ли? Он знает, это союзники работают, и страшное зрелище завораживает и поражает. Так бывает до тех пор, пока ты сам не оказываешься в гуще событий. Вдруг, сильный порыв ветра заставляет его сильно качнуться вперёд. На мгновение становится страшно. В следующий момент кто-то уверенно кладёт руку ему на плечо, и Джон просыпается, только начиная оглядываться.

Уокер проснулся, просто резко распахнув глаза в темноту. В груди всё ещё клокотал остаточный страх. Постель была завалена распечатками, белеющими в ночном сумраке. Уокер терпеливо убрал бумаги на тумбочку и перевернулся на другой бок. «Начитался перед сном, вот и снится всякое», — подумал он и попытался снова уснуть. Но у него не сразу получилось.