Кошки. Магия. Смерть. (джен)

Это была жара. Плотная, удушливая, будто воздух сам закипал от гнева и унижения. И вместе с этим — крик. Глухой, невообразимо знакомый крик мальчишеского отчаяния. Северус знал, куда вернулся, ещё до того, как успел разлепить веки. В этом воспоминании не было сюрпризов. Оно лежало в нём, как гвоздь в черепе, не давая забыть, но и не позволяя изменить.

Он стоял на лужайке, в нескольких шагах от дерева, где висел он сам — тогдашний, молодой, взъерошенный, вонючий от унижения, с синяком под глазом и взбитыми мыслями. А в нескольких шагах от него — Джеймс Поттер, хохочущий, держит его за лодыжку, словно добычу. Сириус Блэк рядом, безумные глаза весёлого хищника. Толпа вокруг, смотрящая, шепчущая, смеющаяся. И среди этой пёстрой массы — Лили.

Северус, тот, что *наблюдает*, был тенью. Его не видели. Он не мог вмешаться. Он не мог ничего сказать. Только смотреть — как через линзу, и при этом чувствовать каждый укол, каждый глоток стыда, каждый дрожащий вдох того мальчика, который сейчас вот-вот прокричит… это. Слово, которое осталось с ним навсегда.

«Грязнокровка».

Слово с хрустом вылетело изо рта юного Снейпа, словно обломок зуба. Он почти *выплюнул* его — с такой силой, с таким отчаянием, будто хотел ударить ею, уничтожить, ранить так, как ранили его.

И она отшатнулась.

Он смотрел на неё тогда — с ненавистью к себе, к ней, к ним всем. А теперь — спустя столько лет, он видел иначе.

Она не была идеалом, не была святой. Она была злой в тот момент, вспыхнув от обиды, от стыда, за него же. Её губы были сжаты в тонкую линию, и он заметил, как подрагивают её пальцы. Она не плакала. Не тогда. Она просто смотрела — с изумлением, потом с отвращением, потом с болью, глубокой, почти интимной, как пощечина от любимого человека.

Он видел её, как не видел тогда. Видел, как дрогнули её плечи, как она пыталась найти объяснение, попытку прощения в его лице, а потом закрылась, окаменела.

И в тот миг он понял: она была не иконой в его памяти, не хрупкой лилией, которую он хранил в себе, окружая воспоминаниями, словно стеклянным куполом. Она была человеком. Живым, уязвимым, способным на ярость, гордость и отвращение.

— Ты хотел защититься, — раздался голос Мори рядом. Он не видел её, но знал, что она здесь. — И выбрал меч.

Снейп не ответил.

— Ты думал, что, ударив первым, ты станешь сильнее. Что она поймёт тебя. Что она останется. Но ты выбрал слово, которое режет. И теперь носишь его, как шрам.

Он продолжал смотреть. Лили уходила. Не в слезах. Нет. Просто с прямой спиной, с отчуждённым взглядом, с отрезанным чувством. И что-то в её походке говорило: *ты больше не имеешь надо мной власти*.

Юный Снейп шептал извинения — потом, позже, в коридорах, в письмах, в снах. Но теперь Снейп — *настоящий* — понял, что не слышал её вовсе. Он не слышал её «хватит», не слышал её «ты изменился», не слышал её «я ухожу». Он слышал только себя.

Мори подошла ближе. Он чувствовал запах её шерсти — землистый, тёплый, с оттенком горечи.

— Ты не можешь отменить это слово. Оно было сказано. Но ты можешь услышать, что она не простила тебя. И не должна была.

— Я любил её, — сказал Снейп глухо.

— Ты любил не её, — отозвалась Мори. — Ты любил идею, образ, спасение. А её — не увидел. До этого дня.

Северус посмотрел на Лили, удаляющуюся в толпе.

Теперь он видел её: девочку, разочарованную в друге. Не влюблённую девушку, не мученицу, не святую. Просто человека. С гордостью, с сердцем, с правом на гнев.

Он не пошёл за ней. Даже будучи тенью. Он остался там, стоя рядом с собой — молодым, надломленным, вырывающимся из чужих рук, покрытым пылью и ядом собственных слов.

И, впервые, не оправдывался. Не перед ней. Не перед собой.

Он просто *видел*. В этот же момент перед глазами, словно на старом DVD, перемотка пошла назад

Он стоял на грани. Слово уже рвалось наружу, как кровоточащая рана на языке. Юный Северус — тот, которого он помнил — сжался, как пружина. Унижение, насмешки, толпа, Джеймс Поттер со своими дурацкими хохотушками — всё бурлило внутри, кипело, выжигало. И она — Лили — бежала к нему, сквозь толпу, сквозь грязь, сквозь его позор, чтобы помочь.

Он видел это в её глазах. Не жалость — нет. Гнев. На всех. На Джеймса. На тех, кто смотрел и молчал. И на него — если он этого не заметил.

— Северус! — кричала она, подбегая. — Прекрати, они просто издеваются!

И в этот момент он сделал шаг назад.

Он не сказал ничего. Ни «прочь», ни «не вмешивайся», ни того страшного слова, которое сорвётся с его губ в другом времени. Он просто — разжал кулаки. Сделал выдох. Медленный. Горький. Почти трезвый. Потом резко развернулся и пошёл прочь, не глядя ни на неё, ни на Поттера, ни на себя.

И это было мучительно. Слово осталась в горле — расплавленное железо, которое он проглотил, как яд. Но он ушёл.

Позади осталась Лили — растерянная, кричащая что-то вслед, неуверенная: отверг ли он её, или просто сдался. Но он знал, что именно в этом отказе — в молчаливом отступлении — был выбор. Он отказался от мести. От гнева. От яда, который мог бы потом отравить всю его жизнь.

И вот — тишина. Шум толпы пропал, как смытый дождём мел. Цвета поблекли, растворились. И он вернулся.

Дом Кошек ждал его. Та же полупрозрачная арочная комната, тот же прохладный воздух, в котором ощущалась пыль веков, и мягкий запах шерсти. Мори сидела, не двигаясь, в точности как он её оставил — старая, чёрная, слепая, с белым пятном на груди. Только теперь она подошла ближе и без слов опустилась к его ногам. Так делают кошки, которые принимают.

Северус опустился рядом, устало, не сопротивляясь. Его плечи дрожали не от слабости, а от какой-то странной пустоты, которую он не испытывал уже много лет. Пустота без сожаления. Пустота выбора, сделанного впервые не ради выживания, а ради другого. Ради неё.

И тогда зажглась стена.

Одна из полупрозрачных арок потемнела, словно ткань пропиталась чернилами, и посреди неё проявилось зеркало. Не настоящее, без серебра и стекла, а мерцающее, как гладь воды на луне. Отражение — Лили.

Она стояла в каком-то саду. Сзади — крыльцо, качающаяся скамья. Солнце. Лёгкий ветер играл её рыжими волосами, но взгляд был не направлен на него. Она смотрела куда-то в сторону, на кого-то другого. И в этом взгляде не было тоски. Не было той горечи, которую он помнил. Она улыбалась — чуть грустно, но живо. Человечески.

И Северус вдруг понял, как мало он знал о её жизни. О том, как она могла бы жить без него. Или даже рядом с ним, но иначе. Без той стены, которую он сам выстроил между ними, кирпич за кирпичом, из обид, власти, страха и глупости.

Он смотрел на отражение, как на теплую воду, в которую боялся войти. Лили чуть склонила голову, словно почувствовала чей-то взгляд. И на мгновение её глаза — почти зелёные, почти тёплые — задержались на нём. Может, это была иллюзия. Но в этом коротком взгляде не было вины. Не было ненависти. И даже прощения не было — как милости свыше. Нет. Было просто — понимание. Принятие того, что он ушёл. Что выбрал не разрушать.

И зеркало померкло.

Северус остался сидеть, не двигаясь. Мори мягко коснулась его лапой, едва заметно, как будто проверяя, дышит ли он. И осталась у его ног, тихая и чёрная, как тень.

— Ты сделал выбор, — произнесла она негромко. — Но не тот, что исправляет. Тот, что отпускает.

Он кивнул. И впервые за долгое время не чувствовал желания оправдаться.