Тайна рубинового дурмана (гет)

Итак, узнав от Насти, что его бренное тело и бессмертную душу желает немедленно видеть сам полковник Соловец, Андрей Елисеев не огорчился. Напротив, он расправил широкие плечи, поправил узел галстука, который до этого лежал на плече, как сытый питон-недоросток, и теперь угрюмо болтался на груди, и одарил окружающих обворожительной улыбкой. Это была не просто дежурная улыбка, а настоящий оскал Джеймса Бонда, правда из соцлагеря — немного наглый, немного усталый и обещающий неприятности всем, кроме его обладателя.

Практически безупречный деловой костюм Елисеева, хоть и помятый в ходе утренней «работы», все ещё сидел на нем как влитой. Андрей был во всеоружии! Он двинулся к кабинету начальства. Не пошёл, а именно двинулся — плавной, уверенной походкой хищника, идущего по своей территории.

За ним, как верные оруженосцы, тут же пристроились Ларин и Дукалис. На их лицах читалось плохо скрываемое предвкушение. Визит Елисеева к Соловцу — это был не просто вызов на ковёр. Это был отдельный вид искусства, бесплатный цирк, театр одного актёра и, возможно, гладиаторский бой. Такое нельзя было пропускать.

Елисеев вальяжно шествовал мимо столов, за которыми страдали от безделья и похмелья другие сотрудники отдела, и его поход напоминал визит партийного лидера на завод. Он кивал, подмигивал, бросал короткие фразы. Неожиданно его внимание привлёк стол судмедэксперта Сени Блюмкина.

Сеня — молоденький, долговязый и страшно рыжеволосый юноша, был полностью поглощён своим микроскопом. Он так увлёкся, что от усердия высунул кончик языка.

— Сеня, дорогой, — бархатным голосом произнёс Елисеев, склонившись над ним. — Что вы там такое интересное рассматриваете? Новые технологии ЦРУ? Микрочипы в водопроводной воде?

Сеня, не отрываясь от окуляра, ответил с сочным одесским акцентом, который он безуспешно пытался скрыть:

— Шо вы, Андрей Николаевич, какое ЦРУ! Я изучаю половую жизнь спирохет. Таки ви будете смеяться, но они зажигательно трахаются! — глупо хихикнул Сеня.

— Да?! — вмиг оживился Елисеев. Интерес к государственной безопасности мгновенно уступил место интересу к естествознанию. Он бесцеремонно оттолкнул возмущённого Блюмкина в сторону и сам припал к микроскопу.

Секунду он молча смотрел, потом на его лице появилась задумчивая улыбка. Он выпрямился, одёрнул пиджак, поправил галстук и обвёл притихший отдел тяжёлым, назидательным взглядом.

— Вот у кого нужно учиться, товарищи! — громко провозгласил он. — Учитесь самоотдаче! Энтузиазму! Полному погружению в рабочий процесс!

Отдел взорвался приглушенным хохотом. Елисеев, довольный произведённым эффектом, продолжил своё триумфальное шествие. Но теперь за ним двигалась уже порядочная толпа. Все бросили свои дела — написание отчётов, игру в морской бой и крести-нолики, чистку табельного оружия. Многие хихикали в кулак и потирали руки.

(Закадровый голос Ларина)

И кого там только не было в этой толпе, смею я сказать! Кроме нас с Дукалисом, там, конечно, была и Настя Абдулова. Она делала вид, что идёт по делу, но мы-то знали — она не могла позволить себе пропустить такое незабываемое зрелище. А рядом я заметил самого Серёгу Глухарёва, который сговаривался со своим корефаном — Дэном Антошиным на распитие кефира, рядом маячила их грозная начальница — Ирка Зимина, кстати, старая подруга Верки Гришиной. А у окна, скрестив руки на груди, с холодным любопытством наблюдала за процессией сама зампрокурора Мария Сергеевна Швецова. Как они все тут оказались, в одном ленинградском отделе? Не спрашивайте. Гостайна! Наверное, какой-то сверхсекретный эксперимент по созданию идеального отдела милиции. Эксперимент, как вы понимаете, с треском провалился.

XXX

Возбуждённая процессия остановилась у заветной, обитой дерматином двери кабинета полковника Соловца. Но Андрей не спешил стучать. Он сделал небольшой крюк, направившись к заветному столу. Это был командный пункт и одновременно последняя линия обороны перед кабинетом грозного начальства. За столом, как и всегда, сидела молоденькая лейтенант — Евгения Анатольевна Винокурова — неизменный секретарь Соловца.

(Закадровый голос Ларина)

Если у Джеймса Бонда была его мисс Манипенни, с которой он обменивался колкостями перед встречей с «М», то у нашего Елисеева была лейтенант Винокурова. И флиртовал он с ней с тем же задором. Говорили, кстати, что она была подозрительно похожа на его жену, Машу. Тот же разрез глаз, та же ямочка на щеке, когда улыбается. Даже волосы и ты — огненно-рыжие! Может, Андрюха тренировался на ней, оттачивая, так сказать, своё обаяние, чтобы дома лишний раз не получать сковородкой по голове? А может, просто любил смотреть на знакомое лицо, которое не кричало на него по утрам. Кто ж его разберёт, этого Елисеева...

Елисеев плавно присел на краешек ее стола, заставив всю толпу позади замереть в ожидании. Евгения Анатольевна, не поднимая головы от пишущей машинки, продолжала увлечённо стучать по клавишам.

— Евгения Анатольевна, вы сегодня ослепительны, как Полярная звезда в безоблачную ночь, — промурлыкал Андрей, извлекая из внутреннего кармана пиджака плитку шоколада «Алёнка». Он положил ее прямо на стопку бумаг. — Это вам. Для поддержания уровня глюкозы в крови в условиях повышенной нервозности.

Только теперь она подняла на него глаза.

— Спасибо, Андрей Николаевич, — ее губы тронула лёгкая улыбка. — Но, если полковник увидит, что я ем на рабочем месте, уровень моей нервозности повысится до стратосферы. И тогда уже никакой шоколад не поможет.

— Тогда съешьте его тайно, — заговорщицки подмигнул он ей. — Тайное поедание шоколада, как и тайная любовь, всегда слаще. К тому же, вам понадобятся силы. Он сегодня в каком настроении? Мечет молнии или уже дошёл до стадии вселенского разочарования в человечестве?

— Третья стадия, — так же тихо проворковала Винокурова, пряча шоколадку в ящик стола. — Вселенское разочарование. Идите уже, Ромео. Скорее подойдёт ваша Джульетта. Кажется, я уже слышу цокот ее каблучков по лестнице.

— Угу, и мы вдвоём пойдём в гости к нашему Отелло, — хмыкнул вмиг подобравшийся Елисеев.

XXX

Не успел отдел переварить триумфальное шествие Елисеева к кабинету начальства, как входная дверь снова распахнулась. На пороге появилась слегка запыхавшаяся майор Гришина. На мгновение в ней ещё можно было разглядеть утреннюю бледную тень. Весь отдел замер, и в этой тишине, как по волшебству, на кассетном магнитофоне сама по себе нажалась клавиша «Play». Из динамиков полились бархатные звуки мелодии «From Russia with Love».

Это был ее выход. Все жадно уставились на неё. Два Петросяна за один выход — сильная штука!

Мрачная мина мгновенно исчезла с лица Веры. Плечи расправились. В глазах зажегся опасный, игривый огонь. На губах расцвела лучезарная, обещающая приключения улыбка. Гришина начала своё движение между столами, и это была не просто походка — это была симфония. Она вовсю «играла» своей безупречной фигурой, зазывно покачивая бёдрами в такт музыке так, что у половины мужского состава отдела остановилось дыхание, а у второй половины — сердце.

Она приблизилась к опешившему Глухарёву.

— Скучаешь, Сереженька? — промурлыкала она.

Челюсть последнего медленно поехала вниз. Вера сделала шаг назад, и, поймав его взгляд, медленно, с вызывающей грацией, пожала плечами. Модный пиджак с жёсткими плечиками соскользнул с ее плеч. Она поймала его, крутанула на пальце и с резким, отточенным движением швырнула через всю комнату.

Пиджак, пролетев по идеальной траектории, приземлился точно на головы Ларина и Дукалиса, которые с открытыми ртами наблюдали за представлением, накрыв их, как театральным занавесом.

Оставшись в одной шёлковой блузке, Вера повернулась к Глухарёву. Тот мгновенно преобразился. Его усталый взгляд вспыхнул неистовым огнём. В то же мгновение его китель распахнулся, галстук съехал на плечо, а в зубах, невесть откуда, появилась алая роза.

Магнитофон, хорошо зная бравого майора, тут же выдал знойное аргентинское танго. Серёга рывком притянул Веру к себе.

О!.. Это, я вам скажу, было не танго. Это была коррида. Поединок двух хищников на потёртом линолеуме прокуренного кабинета. Их тела сплетались и расплетались в бешеном ритме, рассказывая без слов историю страсти, ненависти, предательства и, возможно, неуплаты партийных взносов. Он вёл ее властно, она — отвечала с ледяным презрением и скрытым огнём. Резкие повороты сменялись драматическими паузами, когда их глаза сверлили друг друга, пытаясь испепелить. Ноги выписывали такие кренделя, что бумаги летели со столов, а стулья испуганно отодвигались.

Танец закончился на самой высокой ноте — Глухарёв картинно опустил Веру в глубоком наклоне, так, что роза в его зубах почти коснулась ее лица. На миг, они замерли в драматической позе.

И тут отдел взорвался. Гром аплодисментов, восторженные крики, свист.

— Браво! Вера, на бис!

Рабочий день определённо удался на славу! Ларин и Дукалис, который, наконец выпутался из пиджака, тоже восторженно зааплодировали. Лишь Ирка Зимина одарила Глухарёва испепеляющим взглядом…

В дверном проёме, ведущем в приёмную Соловца, стоял Андрей Елисеев. Он наблюдал за всем этим спектаклем с самоуверенной, чуть снисходительной улыбкой. Когда аплодисменты стихли, он лениво похлопал несколько раз. Его аплодисменты были жиденькими, почти оскорбительными, и как бы говорили: «Мило. Очень мило. Разогрев окончен, теперь на сцену выйдет настоящая звезда».

XXX

Танец закончился. Страстные аккорды танго утонули в громе аплодисментов. И в ту же секунду, словно подчиняясь неведомому режиссёру, кассетник в углу щёлкнул и замолчал. Представление было окончено.

Глухарёв, тяжело дыша, как будто только что в одиночку разгрузил вагон, выпустил алую розу изо рта. Она упала на грудь Вере, словно капля крови. Он смотрел на свою партнёршу с ошалелым восторгом.

Дукалис, держа пиджак майора, с видом заботливого медведя подошёл к Вере и набросил его хозяйке на плечи.

— Простудишься. Сквозняки тут, — пробасил он.

Вера, все ещё не вышедшая из образа, благодарно и томно улыбнулась ему.

А потом ее взгляд нашёл… ЕГО. В дверном проёме, ведущем в приёмную, стоял Андрей Елисеев! Он не аплодировал. Он просто стоял, прислонившись к косяку, и улыбался. Самоуверенно, чуть снисходительно, как хозяин цирка, довольный выступлением своих дрессированных тигров.

Эта улыбка ударила по Вере сильнее, чем утренний звонок телефона.

Вся страсть, весь огонь, вся показная бравада мгновенно выветрились из неё. Лицо ее мигом посерело. Лучезарная улыбка сменилась гримасой боли. Она покачнулась, схватившись рукой за сердце, как героиня немого кино.

— Ох... — только и выдохнула она.

И медленно, с трагической грацией, начала сползать на пол.

Отдел ахнул. Весь восторг тут же сменился паникой.

— Воды!

— Врача!

— Нашатырь! Кто-нибудь, принесите Дукалису огурец, он им помашет Вере под носом!

Все бросились к ней. Но Елисеев, как всегда, был первым. Он в два прыжка оказался рядом, опустился на колено и осторожно приподнял ее голову, уложив себе на колени.

Сквозь толпу протиснулась элегантная и строгая Мария Швецова.

— Что с ней? — деловито спросила она, пытаясь нащупать у Веры пульс. — Сердце?

Андрей поднял голову и обвёл всех своих товарищей — Ларина, Дукалиса, Глухарёва, Зимину и многих других — долгим, проникновенным взглядом.

— Спокойно, товарищи, — с глубоким чувством произнёс он. — Никакого приступа. Это от радости.

Толпа замерла, недоуменно глядя на него.

— Ещё бы! — продолжал Елисеев, и его голос зазвенел от пафоса. — Какая встреча!

В этот момент Вера, лежащая у него на коленях, слабо дёрнулась. Возможно, от подступающего приступа истерического… смеха.

XXX

И в этот момент гармонии и всеобщего замешательства толстую, обитую дерматином дверь кабинета полковника Соловца пробил полный ярости и металла глас. Он был похож на рёв разбуженного медведя, которому в берлогу засунули горящую газету.

— ЕЛИСЕЕВ! ГРИШИНА! — донеслось из-за двери. — Я ВАМ ПЯТЬ МИНУТ ДАВАЛ НА ПРОТРЕЗВЛЕНИЕ, А НЕ НА ПОСТАНОВКУ «КАРМЕН»! ДОЛГО Я БУДУ ВАС ЖДАТЬ?!

Эффект был подобен удару нашатыря прямо в мозг.

Вера Гришина, которая секунду назад была в глубоком обмороке от «переизбытка счастья», мгновенно исцелилась. Она вскочила на ноги с резвостью олимпийской гимнастки, отряхнула свой модный брючный костюм и испепелила Елисеева взглядом, который ясно говорил: «Это все из-за тебя».

Елисеев тоже поднялся. Его обворожительная улыбка стекла с лица, как подтаявший пломбир. Он вдруг стал очень серьёзным и мрачным, как подсудимый, услышавший свой приговор.

Они переглянулись. Во взгляде читалось одно и то же: «Попали».

Нехотя, волоча ноги, как каторжники, они поплелись к двери кабинета. Представление было окончено, начинался суровый разбор полётов.

Весь отдел, который до этого с тревогой толпился вокруг, теперь с азартом и предвкушением крался за ними. Все прилипли к стенам, пытаясь занять лучшие места для прослушивания.

— Ставлю десятку, что их отправят в Магадан. Обоих, — прошептал Ларин Дукалису.

— Не-а, — мотнул головой тот. — Соловец их слишком ценит. Просто расстреляет на месте. Меньше бумаг.

Елисеев и Вера дошли до приёмной. Андрей на секунду обернулся к толпе, отвесил лёгкий поклон, как артист перед выходом на сцену, снова нацепил свою наглую улыбку и шагнул на эшафот. Шоу должно было продолжаться, даже если оно грозило стать последним.