Любовь вне сценария (гет)

Надо сказать, Слизнорт подошел к организации театральной постановки со всей душой. Для начала он порядочно изнурил Дамблдора бесчисленными просьбами возродить старую славную традицию, с поразительной глухотой отнесшись к предупреждениям директора о том, что эта затея навряд ли увенчается успехом.

— В тысячный раз повторяю тебе, Гораций, — устало проговорил Дамблдор, потирая длинными пальцами переносицу. — Школьный театр — довольно опасная затея. Вспомни, что произошло, когда преподавал профессор Бири.

— А что произошло? — нахмурился Слизнорт и мимоходом отправил в рот одну из лимонных долек. Не самое лучшее, на его взгляд, лакомство, и уж точно не шло ни в какое сравнение с засахаренными ананасами.

— Ну, — Дамблдор слегка улыбнулся. — Если не брать в расчёт, что Кеттлберн протащил гигантского змея на роль одного из мифических чудовищ, представление сгубила самая что ни на есть прозаическая подростковая драма.

— Что ты имеешь в виду? — по-прежнему недоумевал Гораций. При упоминании гигантского змея ему на ум сразу же пришли всякие василиски, и колени предательски затряслись под мантией, так что пришлось срочно заесть подступившую тревогу лакричной палочкой. Ее откровенно специфический вкус мгновенно заставил профессора скривиться.

— Дело в том, что наш многоуважаемый профессор Бири, который руководил подготовкой к спектаклю, так и не углядел происходящего под самым носом. Он и знать не знал, что между юношей и девушкой, которым были поручены роли колдуньи Аматы и благородного рыцаря, до этого происходил роман, а всего за час до поднятия занавеса «сэр Невезучий» внезапно переключил свое внимание на «Ашу». Таким образом, дорогой мой друг, мало того, что увеличенная заклинанием огневица — а именно она исполняла роль чудовищного змея, — взорвалась прямо посреди спектакля, так еще и девушки сцепились в рукопашном поединке не на жизнь, а на смерть, пока зрители и наш бедный Герберт пытались ликвидировать огненные яйца, которые успело отложить магическое существо. Надо ли говорить, что добрая половина школы оказалась в больничном крыле после этого спектакля?

Дамблдор с триумфальным видом поглядел на бледного как полотно Слизнорта и уже приготовился к тому, что он вот-вот откажется от этой сомнительной идеи с театром, однако профессор зельеварения гордо расправил плечи и сказал:

— Ну, Альбус… То ведь была волшебная сказка, не правда ли? Мы же планируем поставить совершенно уникальнейшую пьесу «Оборотни в Парчовых Мантиях», и что страшного, скажи на милость, должно произойти?

— Не забывай, Гораций, что даже «Фонтан феи Фортуны» сгубила именно несчастная любовь, а не магия, — невозмутимо парировал Дамблдор. Он держался с завидным достоинством даже несмотря на то, что отговорить старого друга ему все же не удалось.

Покинув кабинет директора, Слизнорт повернулся к каменной горгулье, застывшей на своем постаменте, и проворчал:

— Как по ночам отправлять первокурсников в Запретный лес с Хагридом в качестве наказания или пускать в школу оборотней, так это он горазд, а спектакль, значится, «дурная затея». Как бы не так! — и, лихо развернувшись на каблуках, зашагал прочь по коридору.

Гораций был неудержим в своем стремлении развеять мрачное настроение, повисшее над Хогвартсом в это неспокойное время. Но и тот мотив являлся лишь верхушкой айсберга. Он всерьез вознамерился вернуть Хогвартсу былую славу (и себе как его части), найти новых «звезд» для своей коллекции и превзойти Дамблдора в креативности (или хотя бы напомнить ему о своем культурном весе).

Кастинг состоялся в пятницу. На него были настоятельно приглашены все студенты Хогвартса без исключения, и даже учителя.

— Не хмурьтесь так, Минерва! — играл с огнем Слизнорт, который явно не осознавал всей опасности нахождения рядом с разъяренной МакГонагалл. — Если хотите, я напишу роль в спектакле специально для вас. Будете сногсшибательной гарпией или валькирией в этом…

— Спасибо, Гораций! — рявкнула МакГонагалл. — Я тронута! Но знания в головах учеников сами собой не появляются. И мне стало очень трудно их туда вкладывать среди этого… балагана!

Воздух в кабинете Слизнорта загустел от духов «Триумфальная слизь» и предвкушения грядущей катастрофы. Комната превратилась в подобие театра: стеллажи с коллекциями были задрапированы тканью, на импровизированной «сцене» для проб стоял ветхий пуф. Слизнорт восседал за столом, заваленным свитками и коробками конфет, в ослепительной пурпурной мантии, отороченной мехом. Рядом с ним стоял нервный первокурсник с пером для записей — ему выпала честь дежурить в этот знаменательный час поиска талантов.

Кабинет был битком заполнен толпящимися студентами, а Слизнорт сиял, как гигантский светлячок.

Он ударил крошечным молоточком по хрустальному колокольчику:

— Тишина, бриллианты! Прослушивание на спектакль века начинается! Первой… — Он сделал паузу, драматично оглядываясь по сторонам, и его взгляд упал на дверь, где замерла профессор МакГонагалл, явно зашедшая по делу. — О! Божественное провидение! Дорогая Минерва! Вы пришли как нельзя вовремя! Ваше присутствие — знак судьбы!

МакГонагалл сделала ровно один шаг в кабинет и ледяным тоном отчеканила:

— Профессор Слизнорт, я принесла отчет о расходе ингредиентов для зельеварения за прошлую неделю. Где мне его…

Слизнорт вскочил, перебивая:

— Отчеты? Фи! Мы творим Искусство! Дорогая коллега, ваш стальной взор, ваша непоколебимая стать, ваш… э-э-э… неповторимый шотландский акцент! Вы — сама суть Леди Макбет! Роль для вас создана! Представьте: «Вонзите же кинжал!» в вашем исполнении! Это будет потрясающе!

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Даже Драко перестал бесцельно вертеть на пальце отцовский перстень-печатку. МакГонагалл медленно повернула голову. Ее взгляд мог бы заморозить лаву.

— Гораций, — начала она тихо, но каждое слово звучало как удар кинжала. — Я преподаю трансфигурацию. Я поддерживаю порядок в этом замке. Я не… играю. Ни в театре, ни в ваши… — она бросила взгляд на его мантию, — …фантазии. Спектакль — ваша инициатива. Исключительно ваша. Удачи. — Она положила отчет на ближайшую гору конфет, развернулась и вышла, хлопнув дверью так, что задребезжали склянки.

Мгновение Слизнорт выглядел озадаченным, но быстро взял себя в руки.

— Ха! Скромность! Истинный талант всегда скромен! Ну что ж… Кто следующий? Ах, мистер Поттер! Милая мисс Грейнджер! Выходите, выходите! Прочтем сцену признания из «Оборотней»!

Гарри и Гермиона, подталкиваемые толпой, неохотно вышли к пуфу. Гермиона сжимала свиток, как щит. Гарри выглядел так, будто его ведут на дементора.

Гермиона начала читать монотонно, сжав зубы:

— О, мой лунный рыцарь! Твой вой… э-э-э… волнует мою кровь сильнее зелья Любви!

Гарри покраснел до корней волос.

— И твои… клыки… — продолжала Гермиона, сгорая от стыда, — ослепительны, как… как… полированная кость дракона?

Рон фыркнул в кулак. Джинни, стоя в углу рядом с Дином Томасом, давилась от смеха.

Слизнорт нахмурился:

— Милый Гарри, больше страсти! Ты же влюблен! Представь… — он задумался на секунду, ища вдохновение, — …Хогвартс выиграл Кубок! Да! Или… новую метлу! Гермиона, дорогая, ты должна смотреть на него, как на первое издание «Тысячи магических трав и грибов»!

— Поттер, твой «страдальческий» вид идеален для роли Голодного Оборотня! — громко прокричал Малфой с галереи. — Особенно после ужина.

В этот момент дверь с треском распахнулась. В кабинет ввалился Кормак МакЛагген, запыхавшийся, но сияющий.

— Профессор! — громко пробасил он, пробиваясь к Слизнорту. — Профессор! Я опоздал? Занимался прессом! Но я здесь! Член Клуба Слизней к вашим услугам! — Он с гордостью похлопал себя по груди, где красовался значок элитного Клуба.

— Ах, Кормак! — немного растерянно пробормотал Слизнорт. — Бодрый дух! Но прослушивание уже…

— Я знаю, профессор! — уверенно перебил МакЛагген. — Я слышал! Но я все еще могу сыграть рыцаря! Париса! Взгляните: я идеален! — Он принял позу, положив одну руку на бедро, а другую приставив ко лбу, как будто вглядывается вдаль. — «Моя любовь! Моя… Джульетта!» Вот же! Парис! Я готов!

Слизнорт моргнул.

— Парис? Но, милый мальчик, у нас же «Оборотни в Парчовых Мантиях»… Париса там нет…

— Профессор! — внезапно воскликнула Гермиона, с искоркой отчаяния и надежды в глазах. Ей совершенно не хотелось декламировать про полированные драконьи останки. — А почему бы нам… не поставить что-то классическое? Что-то… проверенное временем? Магловскую пьесу, например? «Ромео и Джульетта»! Там есть и рыцари, и страсть и… Парис! — Последнее слово она произнесла с горьким отчаянием, только что осознав всю провальность «спасительной», казалось бы, идеи. МакЛагген, напротив, засиял еще ярче.

Слизнорт задумался, потирая подбородок.

— Ромео и Джульетта? Шекспир? Хм… — Его лицо озарилось фальшивым пониманием. — Ах, да! Знаменитый магловский бард! Его цитировал сам… э-э-э… один мой знакомый! Трагедия! Любовь сквозь преграды! Идеально! И Парис есть! — Он посмотрел на МакЛаггена. — Кормак, ты гений! Ты вдохновил нас на смену концепции!

МакЛагген торжествующе кивнул.

— Да! Я всегда говорю — нужен свежий взгляд! И настоящий мужчина на сцене!

Рон незаметно подошел к Гарри и прошептал:

— Она что, с ума сошла? Шекспир? Теперь мы точно все умрем от стыда.

— Так, бриллианты! — воодушевленно воскликнул Слизнорт. — Новый план! Ставим «Ромео и Джульетту»! Кастинг продолжается! Гарри! Гермиона! Вы только что читали сцену признания? Значит, читали сцену Ромео и Джульетты! Блестяще! Совпадение? Судьба! Гарри — ты наш Ромео! Гермиона — Джульетта! Совершенство!

Гарри и Гермиона замерли с одинаковыми выражениями ужаса на лицах.

— Но профессор! — прошипел Гарри, который вплоть до этого момента надеялся, что его не утвердят ни на какую роль. — Я же… я не умею…

— Джульетта?! — ошеломленно выдохнула Гермиона. — Но это же… балкон… и… и поцелуй! Я не могу!

Рон сделался алым, как его волосы:

— Что?! НЕТ! Это же… это же… Гарри и Гермиона?! В ЛЮБОВНОЙ ИСТОРИИ?! Профессор, вы с луны свалились?!

Слизнорт, не обращая внимания на протесты, умилялся:

— О, посмотрите на них! Скромность! Химия! Абсолютно естественно! И Кормак! Твой Парис! — МакЛагген при этих словах выпрямился, надув грудь. — Благородный, немного напыщенный — ты сыграешь! Остальные роли распределим позже! Репетиции начинаются в понедельник! Сцена балкона — первым делом! — Он потер руки, глядя на бледного Гарри и готовую упасть в обморок Гермиону. — Финита ля кастинг! То есть… начинаем репетиции!

Кабинет взорвался гулом голосов. Рон пытался что-то крикнуть Слизнорту, но его заглушил торжествующий рев МакЛаггена. Гарри смотрел на Гермиону с немым ужасом. Гермиона крепко сжала в руках свиток.

— Что я наделала? — прошептала она, обреченно глядя на то, как «Парис» играет бицепсом перед стайкой пятикурсниц.

Остальные ученики, которым так и не удалось «блеснуть талантами», разочарованно галдели. Один только Слизнорт был по-настоящему счастлив — у него теперь есть звезды, есть напористый Парис, и магловская классика.