Безумный дом Поттеров (гет)

В последующие дни Гарри предпринял несколько отчаянных попыток сделать предложение Гермионе. Но каждая, увы, проваливалась с треском «благодаря» неугомонным отцу и крестному.

В общей сложности было сделано три попытки. Три идеально продуманных (по мнению Гарри) сценария. Три оглушительных провала. Каждая неудача копила в нем тлеющие угли ярости, готовые вспыхнуть в любой момент.

Вначале он решил устроить Гермионе идиллический пикник на природе. Специально нашел поляну у озера, скрытую от дома плакучими ивами. Наполнил корзину изысками из «Сладкого королевства» (включая пирожные с предсказаниями — все бумажки внутри он зачаровал на слово «Да»). Расстелил на траве шелковое покрывало, откупорил бутылку искристого тыквенного сока… Гермиона сияла, читая ему отрывки из новой книги о законодательных реформах гоблинов. Гарри нервно теребил коробочку в кармане.

Тут из кустов с диким гиканьем вывалились Джеймс и Сириус, вооруженные детскими сачками и одетые в камуфляжные халаты.

— Внимание! Враг проник на территорию! Начинаем операцию по ловле садовых гномов-диверсантов! — орал Джеймс, тыча сачком в безобидного садового гнома, мирно ловившего рыбу у воды. Сириус, с нарисованными углем усами, «засек» другого гнома под покрывалом Гермионы. Началась яростная «зачистка»: всюду полетели крошки пирожных, искристый сок фонтаном брызнул на Гермионину книгу, а печенье с предсказанием «Да» случайно проглотил Джеймс, крича: «Вкусный шпион!». Коробочка в кармане Гарри казалась раскаленным углем. Он скрипел зубами так, что у него заболела челюсть.

В своей второй попытке Гарри сделал ставку на тихое вечернее очарование. Он и Гермиона сидели у камина в гостиной. Приглушенный свет от огня играл на их лицах. Лили и Римус ушли навестить Лонгботтомов, Сириус, по заверениям, был «мертвецки пьян» и «спал». Джеймс возился в огороде с георгинами.

На Гермионе был мягкий свитер, на Гарри был точно такой же, подаренный ею. Комнату наполняли чарующие звуки арфы через волшебный граммофон. Гарри уже достал коробочку, его голос дрожал от волнения:

— Гермиона, все эти годы ты была моим разумом, моей опорой... — начал он, и в этот момент с диким визгом в гостиную ворвались три домашних веника, которыми Сириус и Джеймс, явно не спавшие и не занимавшиеся георгинами, управляли дистанционно.

— Домашний квиддич на старт! — разнесся голос Сириуса с верхнего этажа.

— За мной, слизеринские гады! — орал Джеймс, явно управляя самым юрким веником.

«Снитчем» служил апельсин. Он пролетел в сантиметре от головы Гермионы и шлепнулся в камин, вызвав взрыв искр и запах паленой кожуры. Веники носились под потолком, сбивая картины. Коробочка выпала у Гарри из рук и закатилась под диван. Его лицо побагровело. Он выхватил палочку и чуть не превратил веники в щепки, крича что-то нечленораздельное про «убийство» и «пожизненное заточение».

Гарри не сдавался. Он решил, что прогуляться с Гермионой ночью под лунным светом тоже будет романтично. Сад дома утопал в серебре. Прохладный воздух был напоен ароматами ночных цветов.

Гарри привел Гермиону к старому дубу — своему тайному месту из детства. Он был уверен, что никто теперь не помешает. Коробочка жгла карман. Он начал:

— Помнишь, я тебе рассказывал, как прятался здесь от папы и Сириуса, когда они устроили… — Он хотел сказать «гонки на садовых тачках», но не успел.

Из-за дуба с леденящим душу воем выскочило... нечто. Завернутое в оборванные простыни, с приделанными ушами из поролона, машущее когтями из старых садовых перчаток.

— Ууууууу! Я, Оборотень-За-Углом! Отдавайте ваши... э-э-э... пирожки! — рявкнул «монстр» голосом Сириуса, явно с трудом сдерживающим хохот.

Гермиона вскрикнула от неожиданности.

Гарри... Гарри взорвался. Не словами. Физически. Он ринулся на «оборотня» с воплем чистой, неконтролируемой ярости, не помня себя.

— СИРИУС БЛЭК! Я ТЕБЯ УБЬЮ! ПРЯМО СЕЙЧАС! И ДЕМЕНТОРЫ АЗКАБАНА ТЕБЯ НЕ СПАСУТ! — Он гнался за хихикающим «монстром» по всему саду, выкрикивая самые страшные проклятия, которые только мог придумать, ломая кусты, спотыкаясь о лейки. Коробочка вылетела из кармана и упала в грядку с кабачками. Гермиона стояла под дубом, закрыв лицо руками, и ее плечи заметно тряслись — то ли от рыданий, то ли от смеха. Сложно было понять.

В ту ночь спал Гарри плохо — мешал успокоиться все еще бушующий в груди гнев на Сириуса и отца. По этим двоим ясли плачут, а не сорокалетний юбилей!

Розовые лучи рассветного солнца рассеивали туман над домом. Гарри сидел за кухонным столом, опустив голову на руки. Он выглядел разбитым. Рядом лежала грязная коробочка с кольцом (достал из-под кабачка). Напротив сидела Гермиона и пила чай. Ее взгляд был мягким, но усталым.

— Знаешь, — начал Гарри хрипло, не поднимая головы, — я уже представлял, как все будет... Идеально. Романтично. Ты плачешь от счастья, говоришь «да»... А вместо этого...

Он махнул рукой в сторону гостиной, откуда доносился довольный храп Сириуса (сбросившего маскировку), а затем в сторону сада, откуда было слышно приглушенное ворчание Джеймса, перевязывающего сломанную во время «оборотничества» георгину.

— Гарри, — Гермиона положила свою руку поверх его дрожащей. — Ты ведь знаешь, что я люблю статистику.

Он мрачно кивнул.

— Так вот. Статистика идеальных предложений, по данным «Чародейского Вестника Свадеб», крайне низка. Большинство запоминающихся — это как раз те, где что-то идет не так. Где есть... элемент хаоса. — Она кивнула в сторону окна. — У нас этого элемента, кажется, с избытком на всю жизнь.

Он поднял на нее глаза. В них была тень надежды, смешанная с бесконечным раздражением.

— Ты хочешь сказать...

— Я хочу сказать, — перебила она его, и в ее глазах засветилась та самая, знакомая ему, теплая искорка смелости и принятия, — что если ты сейчас, сидя за этим столом, покрытый землей с кабачковой грядки, с твоим отцом, возящимся в кустах, и крестным, храпящим на диване... если ты сейчас просто спросишь... то я, вероятно, скажу «да». Потому что это и есть наша реальность. И я люблю ее. И тебя. Даже с гномами-диверсантами и домашним квиддичем.

Гарри замер. Тишину нарушал только храп Сириуса и далекое бормотание Джеймса о «несправедливости к георгинам». Он посмотрел на грязную коробочку. На свою заляпанную землей руку, лежащую под ее теплой ладонью. На ее лицо — улыбающееся, терпеливое, любящее.

Он взял коробочку. Не встал на колено. Не искал романтичных слов. Просто открыл ее, показав простое, но изящное кольцо с лаконичным бриллиантом, похожим на каплю росы.

— Гермиона Джин Грейнджер, — голос его был хриплым, но твердым. — Ты выйдешь замуж за этого безумца, живущего в сумасшедшем доме с его сумасшедшими обитателями?

Она рассмеялась. Звонко и искренне. И кивнула, протягивая ему руку.

— Да, Гарри Поттер. Иначе и быть не может.

Он надел кольцо ей на палец, и в этот самый момент с оглушительным грохотом в кухонное окно влетела метла (очевидно, забытая после домашнего квиддича), рассыпая стекла. Из сада донесся испуганный вопль Джеймса:

— Бладжер! Бладжер прорвался на кухню!

Гарри просто закрыл глаза. И крепче сжал руку Гермионы. Идеально? Нет. Но их. Настоящее. С хаосом в комплекте.