2/Warfare

Война велась в первую очередь партизанская — но выносила мозг не хуже, чем это могло бы сделать пушечное ядро.

Королевский штат было велено сократить до тридцати человек, визиты были строго ограничены и происходили только в присутствии офицеров гарнизона, но Карл все равно умудрялся постоянно строить планы побега. Хэммонд регулярно получал доклады о том, что через своих слуг он втихаря передает наружу записки и целые письма, шифрованные так, что это выглядело как послания из ада — их находили в карманах, в шляпах, в подкладках плащей, даже в чулках. Когда всей королевской прислуге запретили покидать пределы замка, выяснилось, что в этом вселенском заговоре участвует чуть ли не все население острова. То ли в благодарность за исцеление от золотухи, то ли просто за красивые глаза, но местные прониклись к бедному плененному монарху такой симпатией, что помочь ему сбежать пытались не только роялистски настроенные джентри, но даже уличные босяки, трубочисты и прачки, которые приходили в Кэрисбрук стирать белье.

Через это августейшее белье, в частности, происходила координация с внешним миром — и помимо записок через него умудрялись проносить веревки, напильники и даже какую-то жуткую едкую пакость, которой король намеревался растворить решетки на окнах. Где они раздобыли это чудо алхимической промышленности, Хэммонд понятия не имел, но он был в шаге от того, чтобы в один прекрасный день вылить эту дрянь Карлу в суп.

На большой земле тем временем начались тревожные волнения, и кое-где на имя короля совершались поползновения к восстанию. Нельзя было однозначно сказать, приложил ли к этому руку сам Карл, или его интриги ограничивались написанием сценариев для пьес с переодеваниями, с помощью которых он оптимистично надеялся увильнуть из-под носа у двух сотен человек охраны, но Айртон и Кромвель наперебой требовали от генерал-губернатора ужесточить меры предосторожности, сдабривая свои инструкции наставлениями в духе «никакого снисхождения к этому человеку, против которого свидетельствовал сам Господь».

— Сир, скажите честно, вам еще не надоело? — спросил Хэммонд устало, плюхнув на стол короля очередную пачку несанкционированной корреспонденции.

— Вам следует изъясняться пространнее, — равнодушно отозвался Карл и, обмакнув в чернильницу перо, продолжил как ни в чем не бывало строчить шифром послание для кого-то из своих отчаянных друзей. — Это во-первых. Во-вторых, господин генерал-губернатор, я прошу вас уведомлять меня о своих визитах по меньшей мере за день и не врываться ко мне посреди бела дня как к себе домой. Я уже не говорю о других проявлениях вопиющего неуважения ко мне, которые вы и ваши люди себе позволяют.

Хэммонд вдохнул. Выдохнул. Это не помогло.

— Ваше Величество, я прошу вас по-человечески — по-христиански даже. Прекратите это. Вы себе же делаете хуже.

— Я по-прежнему не понимаю, что вы имеете ввиду, — произнёс король с вызывающей невозмутимостью.

Хэммонд хлопнул по столу ладонью — не очень сильно, но Карл вздрогнул от неожиданности и поставил жирнющую кляксу на своих тайных письменах. Недовольно нахмурившись, он поднял голову и указал на лист бумаги так, как будто Хэммонд только что испортил письмо к Папе Римскому, а не очередной безумный проект побега через лестницу из простыней.

— При всем уважении, сир, но вы отлично знаете, о чем я тут толкую, — раздраженно бросил Хэммонд. — И я решительно прошу вас прекратить то, чем вы сейчас занимаетесь. Я не хочу этого делать, но я буду вынужден принять суровые меры, если вы ко мне не прислушаетесь.

— Если вы хотите сказать, что намереваетесь сделать мое заключение еще менее приятным, чем теперь, то я должен вас заверить, что меня это совершенно не пугает, — надменно проговорил король и откинулся на спинку кресла.

— Видит Бог, я сделал все и даже больше, чтобы ваше пребывание здесь было более чем сносным, — процедил Хэммонд. — Но вы превращаете все мои усилия в метание бисера.

— И после этого вы будете говорить об уважении, — поднял брови Карл. — Вы оскорбляете своего короля, сэр, и я не знаю поступка бесчестнее для дворянина.

— Все, с меня хватит! — воскликнул Хэммонд и махнул рукой, сдаваясь. — Хотите упрямиться — пожалуйста. Пишите свои письма, ройте подкопы, переодевайтесь в нищенок. Но учтите, что я больше не намерен смотреть на это сквозь пальцы.

На этом он ушел, красноречиво хлопнув дверью, и на другой же день от короля был удален его цирюльник — за попытку пронести очередную дурацкую записку. В знак протеста Карл отказался бриться вообще и гордо щеголял по Кэрисбруку со взъерошенной во все стороны бородой, с каждым днем становясь все больше похожим на своих диких шотландских предков. Затем один за другим замок покинули его секретари, пажи, лакеи и в конце концов — даже камердинер, который, прощаясь с хозяином, обливался слезами так, как будто его уводили на плаху. Все визиты прекратились, и Хэммонд был вынужден ежедневно сталкиваться нос к носу с толпами посетителей, которые в негодовании требовали разрешения на встречу со своим драгоценным государем.

Карл, в свою очередь, не проявил ни малейшего признака беспокойства по этому поводу. Он одевался сам, ел в одиночестве и слонялся по замку в полном молчании, сопровождаемый конвоем из нескольких человек, и пока Хэммонд медленно покрывался сединами, король получал очевидное удовольствие от этого спектакля, разыгрывая из себя незаконно истязаемого мученика.

Входило это в его планы или нет, но даже некоторые солдаты начали проникаться к нему сочувствием, и это уже не лезло ни в какие рамки. Майор Рольф, несший ответственность за патрули, сыпал наказаниями и угрозами, но кто-то из караульных — от чистого сердца или за щедрые королевские гонорары — все равно потихоньку содействовал Карлу, и тот продолжал получать передачки от своих поклонников и соратников. Под стенами замка регулярно образовывались митинги в поддержку его боевого духа, и это разношерстное сборище могло часами распевать псалмы и кричать «Боже, храни короля» так самозабвенно, что Хэммонд удивлялся, как еще с небес не спустился кто-нибудь из архангелов, чтобы восстановить попранную справедливость. Помянуть недобрым словом генерал-губернатора они тоже не забывали.

Хэммонду не было обидно, но эта ситуация изрядно действовала на нервы. Он написал Кромвелю, Айртону и Ферфаксу с десяток писем с просьбой освободить его от почетной должности Ирода, но в ответ они прислали ему новую порцию назиданий в патриотически-пуританском духе и заверили его в том, что нет в мире человека более верного правому делу, чем он, славный полковник Хэммонд, да поможет ему Господь.

У короля был свой взгляд на Божий промысел. В марте он предпринял очередную попытку к побегу — и она возможно (без шансов) увенчалась бы успехом, если бы поджидающие его внизу Осборн и Уорсли, местные дворяне, которые были главными сообщниками Карла в такого рода делах, не перепутали окно короля с комнатой майора Рольфа. Они разбили камнем стекло, и бедолага Рольф, бывалый военный, который перед сном вместо овец по-прежнему считал вражеские атаки, навел такой шухер, что разбуженный Хэммонд решил, будто на крепость совершено нападение. Он побежал к королю проверить, все ли в порядке, спросонья споткнулся на лестнице и повредил ногу так, что хромать ему пришлось до Пасхи.

Его Величество, узнав об этом, сочувственно пожелал губернатору скорейшего выздоровления и прибавил, что «Божьи наказания следует принимать со смирением, и тогда они пойдут душе на пользу».

— Сэр, может уже пора его — того? — спросил как-то Рольф, поглядывая с крепостной стены на короля, безмятежно играющего в боулз со своими конвоирами.

— Еще раз я услышу что-то подобное, я отправлю вас под арест, — предупредил Хэммонд, хотя желание случайно уронить на голову их венценосного пленника что-нибудь тяжелое с каждой неделей становилось все сильнее.

— Прошу прощения, сэр, — вздохнул Рольф, явно разочарованный.

На другой день после этого разговора Карл отказался от обеда, и либо у него был очень хороший слух, либо с дисциплиной в замке стало совсем неважно.

— И что это значит, сир? — спросил Хэммонд, зайдя к нему по предварительной записи у конвоира, который теперь исполнял обязанности королевского секретаря.

Поднос с едой стоял нетронутым, и он был шестым по счету. Карл сидел в кресле и как ни в чем не бывало листал «Королеву фей» Спенсера, мягко улыбаясь на каких-то видимо смешных моментах. Появление Хэммонда он очень вежливо проигнорировал.

— Ваше Величество, я прошу вас отвечать на мои вопросы, — произнёс генерал-губернатор со всей возможной любезностью.

— В таком случае задавайте их по существу, — отозвался Карл, не поднимая глаз от книги.

— По существу: вы собрались помереть тут от голода?

— К моему большому сожалению, из соображений собственной безопасности я не могу принимать эту пищу, — проговорил король меланхолично.

Хэммонд взял с подноса кусок ветчины и подойдя к королю так, чтобы тот мог его видеть, демонстративно отправил мясо себе в рот

— Еще замечания по безопасности, сир? — спросил он, прожевав. — Я могу пробовать всю вашу еду, если это вас успокоит.

— Я боюсь, что условия, в которые я поставлен по вашей воле, совершенно лишают меня аппетита, — вздохнул Карл и перелистнув страницу, продолжил делать вид, что занят чтением.

— Если вы думаете, что я не смогу заставить вас есть, вы плохо меня знаете.

Король улыбнулся снисходительно.

— Если вы думаете, что сможете — вы плохо знаете меня.

— У вас неделя, — прорычал Хэммонд. — В субботу вы либо начинаете есть, либо еду в вас будут запихивать насильно.

— И кому вы отдадите склевать мою печень, сэр? — поинтересовался Карл с иронией. — Раз уж вы решили обращаться с вашим королем как с гусем для фуа-гра.

Хэммонд смерил его мрачным взглядом.

— Прометей принёс людям огонь и научил их ремеслам, — сказал он, давая понять, что не пропустил намеков. — От вас народ Англии видел только разрушения и произвол.

Король ничего не ответил на это, но выражение его лица из насмешливого сделалось непримиримо жестким.

— Доброго дня, — пожелал Хэммонд и оставил его размышлять в одиночестве.

Размышлял Карл долго — до позднего вечера пятницы, но в конце концов он сдался и чинно отужинал куриным бульоном, куском хлеба и стаканом кларета. Хэммонд был так счастлив, что чуть было не пришел его расцеловать, но решил оставить все нежные сцены до утра. Спать он лег в самом прекрасном расположении духа.

Счастье, увы, было таким же мимолетным, как и его сон — посреди ночи генерал-губернатора разбудили с дивной новостью: Его Величество совершил очередную попытку побега, на этот раз без чрезмерно хитроумных планов, просто протиснувшись через решетку в окне.

— Да что б он там застрял! — простонал Хэммонд, падая лицом в подушку.

— Сэр, — пробормотал дежурный офицер, неловко перебирая в руках перчатку. — Так он и… ну, в общем да.

Хэммонд поднял на него глаза.

— Вы шутите?

— Нет, сэр.

— Боже, куда я попал…

Когда он вошел в покои их злополучного беглеца, операция по спасению королевской задницы шла полным ходом. За неделю голодовки Карл похудел до самых костей, и будучи к тому же от природы не особенно плотного сложения, он легко сумел вылезти через решетку на карниз снаружи — он не учел только того, что его дурная голова застрянет между прутьев, поставив его тем самым в чрезвычайно неловкое положение. Хэммонд не знал, смеяться ему или плакать.

С лицом лица он наблюдал за тем, как солдаты караула, едва удерживаясь от истерического хохота, вызволяют короля из его капкана, и размышлял — что такого страшного он совершил в этой жизни, если на его долю досталась судьба нянчить этого великовозрастного отрока. Он готов был побиться об заклад, что у графа Нортурберленда, который приглядывал за королевскими детьми в Хэмптон-Корте, было меньше проблем. Ему определено стоило попросить о переводе туда.

— Если кто-нибудь ещё узнает о том, что тут произошло — я лично всажу вам всем по пуле, — пригрозил Хэммонд караульным, когда они освободили короля и помогли ему влезть обратно в комнату.

Солдаты понимающе покивали, виртуозно попрятав за усами ухмылки, и, отдав по чести, покинули помещение. Король на негнущихся ногах добрался до кресла и, опустившись в него, закрыл лицо рукой. Должно быть, поражение при Нейсби было для него меньшим позором, чем только что пережитое недоразумение.

Хэммонд стоически вздохнул.

— Вам следовало поменьше думать о своих интригах эту неделю, — заметил он. — Тогда, возможно, голова тоже пролезла бы.

— Вы самый нелюбезный человек из всех, с кем мне пришлось когда-либо сталкиваться, — подал голос Карл.

— А вы, сир — самый упрямый из всех, с кем столкнулся я, — не остался в долгу Хэммонд. — А я ведь воевал бок о бок с пуританами.

Король издал тихий звук, который походил на нервный смешок. Хэммонд счел это хорошим знаком.

— Вам не кажется, что мы зашли в тупик? — спросил он, облокачиваясь на край стола.

— Как и все в последнее время, — проговорил король, устало прислоняя свою многострадальную голову к спинке кресла.

— Вы не можете не признать, что в этом есть и ваша вина.

Он поморщился.

— Я боюсь, что у меня нет настроения обсуждать с вами мои мнимые прегрешения, мистер Хэммонд.

— Мне до них нет дела, сир, я вас уверяю. Но вы продолжаете нарушать установленный порядок. Это очень раздражает.

Его потрескавшиеся губы тронула внезапная улыбка.

— Я пытаюсь восстановить порядок, сэр. Это именно то, чем я занимаюсь вот уже десять лет.

— Должен сказать, что выходит у вас скверно.

— Вы не можете не признать, что в этом есть и ваша вина.

Хэммонд усмехнулся и покачал головой. Они могли бы сталкиваться лбами в том же духе до самого утра.

— Хотите выпить? — спросил он примирительно.

Карл взглянул на него с тенью любопытства.

— Если вы надеетесь, что вам удастся таким образом сделать меня сговорчивей, я должен вас разочаровать, — предупредил он.

Хэммонд взял с подноса два стакана и наполнил их бренди из собственной фляги.

— Мне это вовсе ни к чему. У меня есть другие способы повлиять на вас.

— Это какие же? — поинтересовался король.

— Я с удовольствием расскажу всей округе о том, как гордый король Англии бесславно застрял в решетке собственного окна при попытке бегства. Напишу об этом в мемуарах. И закажу кому-нибудь гравюру. Как думаете?

— Вы этого не сделаете, — уверенно заявил Карл и, чуть прищурившись, сделал большой глоток бренди.

— Это почему же?

— Вы же не хотите заслужить вечное презрение вашего государя.

Хэммонд рассмеялся.

— Мне бы этого не хотелось, действительно. Но должен сказать, что я спас вам жизнь сегодня.

— Вы? — поднял брови Карл.

— Конечно. Я мог бы приказать оставить вас в этой решетке до лучших времен. И все же я не бросил вас в трудную минуту, даже несмотря на то, что вы так настойчиво пытаетесь избавиться от моего общества.

— Неужели, вас это расстраивает?

— Еще как, — саркастично протянул Хэммонд. — Без вас здесь было бы ужасно скучно.

— Да, я на этом острове главное развлечение, — усмехнулся Карл. Его бледное с призрачно-голубым отливом лицо обрело цвет.

Он поставил опустевший стакан на стол и пригладил свою сильно отросшую за несколько недель бороду. Она была седой почти полностью и прибавляла ему возраста — хотя и без нее он выглядел старше своих лет. Вообще вблизи было заметно, что его неудачи не давались ему легко.

Хэммонд запрокинул голову и влил в себя остатки бренди. Безобразие какое. Этот человек профессионально выводил его из себя на протяжении последних шести месяцев, а теперь он испытывал к нему сочувствие — и ведь его даже не исцеляли от золотухи.

— Сир, — обратился он к королю, и на сей раз его тон был серьезен. — Мне совершенно не доставляет удовольствия подвергать вас этим унижениям.

Карл слабо улыбнулся.

— Я понимаю это, мистер Хэммонд.

Ну, слава Богу.

— В таком случае, в вашей воле избавить себя от этого, — сказал генерал-губернатор, несколько приободренный.

— Каким же образом?

— Пообещайте мне, что больше не попытаетесь сбежать.

Улыбка короля приобрела иронический оттенок.

— Значит, верные мне войска будут сражаться за меня на большой земле, а я буду послушно сидеть здесь, потому что дал вам слово? Очень занимательно.

— Сир, давайте откровенно: верные вам люди, если и попытаются что-то сделать, очень скоро будут разбиты. Я говорю это вовсе не для того, чтобы сломить вашу волю к сопротивлению — это просто ясно как день.

Король молчал, прокручивая пустой стакан вокруг своей оси. Он снова сделался мрачен, и его губы сжались в знакомую упрямую линию. Но прежде, чем он успел перейти к фазе неприступного страстотерпца, Хэммонд сказал:

— Хотите пари?

Карл посмотрел на него с недоумением.

— Если ваши войска хоть раз одержат победу — я сам вас отпущу. Даю слово.

— Однажды вы свое слово уже нарушили, — заметил король настороженно.

— Ничего подобного, — возразил Хэммонд спокойно. — Я обещал вам, что обеспечу вашу безопасность. И до сего дня единственной угрозой для вас были вы сами.

— Я?

— Человек имеет свойство умирать от голода, — осведомил его Хэммонд. — И точно такая же неприятность может произойти с ним, если он неудачно упадет с десяти футов. Отсюда до земли почти пятнадцать, и вам очень повезло, что вас заметили раньше, чем это случилось.

— Я бы удержался, — возразил Карл, скрещивая руки на груди.

— После того, как не ели неделю? Сомневаюсь, сир.

— Вы не оставили мне выбора.

— Хорошо. Теперь у вас есть выбор: я возвращаю вам ваших слуг, разрешаю посещения, и чтобы было совсем честно — переписку с вашими сторонниками. Можете вдохновлять их на подвиги. Если у них хоть что-нибудь выйдет — я лично доставлю вас на континент и даже дам вам гостинцев в дорогу. Идет?

Король глядел недоверчиво, но явно колебался.

— В противном случае мне придется привязать вас к стулу — потому что по всей видимости только так я могу обеспечить вашу физическую сохранность, — сказал Хэммонд.

Карл холодно усмехнулся.

— И это вы называете выбором?

Губернатор пожал плечами.

— В моей власти сделать это в любом случае. Так что решать вам.

— Мне надо обдумать это… — начал было Карл, но Хэммонд прервал его.

— Нет уж. Со мной этот фокус не пройдет. Отвечайте сейчас или молчите вечно.

— Я уже говорил, что вы ужасно нелюбезны? — фыркнул король, опять надуваясь.

— Да, сир. Очень много раз, — улыбнулся Хэммонд.

Карл бросил на него неодобрительный взгляд и поежился так, как будто ему было холодно.

— Так что вы скажете?

— Мне вернут моих собак? — уточнил он после некоторого раздумья.

— Сегодня же, — с готовностью отозвался Хэммонд, не веря своему счастью.