Воспоминания о светлом будущем: Вернон Роше. Задача трех тел. (джен)

Вернон Роше.

Год спустя…

Лёжа на больничной койке в комнате, утыканной камерами, Вернон Роше взялся за телефон. Шесть долгих лет провёл капитан "Синих полосок" в мире колонистов. И все шесть лет жил в этом санатории.

Включил экран. Набрал в поисковой строке: Темерия. И в который раз не нашёл ничего. Запросы "Редания", "Аэдирн" тоже результатов не дали.

Как и вчера, как и позавчера, как и двенадцать месяцев назад, когда колонисты только прибыли в его мир.

Дверь без стука открылась, Роше поднял взгляд на гостя, поражённый замер и спустя секунду заметался по койке в поисках оружия.

— Убью! — прохрипел темерский капитан с чувством, не умещающимся даже в понятие "ненависть".

— Ну убьёшь, и чего? — флегматично бросила Эттариэль, она же Рита, она же Чайка, она же, как он недавно узнал, подполковник Ушакова Маргарита Марковна.

— Сволочи! — закричал темерец. — Подлые скоты! Двуличные твари!

Чайка театрально вскинула брови.

— Это мы-то двуличные? А кто втихомолку через одного сердобольного идиота отправлял в свой мир инструкции с нашими технологиями?

— Откуда…

— Роше, не смеши людей. Мы в первый же день обо всём узнали. Поэтому сообщения туда приходили не твои, а наши: бездымный порох, динамит, пушки, мушкеты, печатный станок для военной пропаганды… Надеялись вас маленько проредить и цивилизовать, чтобы в будущем облегчить себе задачу.

Перед глазами вспыхнул алый закат, хотя за окном стоял полдень, комната поплыла, словно в калейдоскопе, но Вернон Роше усилием воли взял себя в руки.

— Вы — монстры, — заявил он убеждённо и добавил: — Что стало с моей страной? Что стало с Темерией? Мне никто ничего не рассказывает!

Псевдо-Эттариэль отмахнулась.

— Да нихрена с ней не сделалось! Кому вы сдались? Ладно… отряд свой простить ты мне никогда не сможешь, так хоть за дурацкий сарказм прости. — Чайка уселась с ногами в кресло у стены. — Сам-то соображаешь, что за технологии пытался послать в свой мир? Принцип работы электростанции? Вернон, ты в своём уме? Вам до электростанции, как до Сатурна на козе!

Подполковник потянулась, взяла с тумбочки телефон и помахала им перед его носом.

— Закатывать цивилизационный геноцид в четыреста тринадцатой Сфере никто не собирается. Завязывай читать либеральную прессу… Кстати о чтении: быстро же ты выучил наш язык.

Капитан "Синих полосок" отвернулся и сжал кулаки от бессилия. Он был в их руках, и ничего с тем не поделаешь.

Вот только слова Чайки всколыхнули в душе нечто, о чём Вернон боялся даже думать. С первых дней тут он — темерец, человек из иного мира — с ужасом понял, что говорит на нескольких здешних языках. Знает все планеты Солнечной системы, все местные материки и континенты, расстояние до соседней галактики в килопарсеках и многое другое, чего до этого даже вообразить себе не мог.

— Одевайся! — скомандовала подполковник и швырнула на постель холщовую сумку.

— Зачем? — буркнул Роше.

Женщина пожала плечами.

— Начальство велело тебя забирать. Раз уж я тебя сюда притащила, мне и возиться.

— Что значит "забирать"? — вспылил капитан. — Я кто? Собака?

— Я спросила то же самое. Думаешь, мне ответили? Из санатория нас попросили. Так что казённое место придётся освободить. Одевайся, и — потопали. Хотя… — Маргарита взглянула на часы. — Сейчас будет первый репортаж из вашего мира. За год со Сферой номер четыреста тринадцать таки наладили связь. Посмотришь?

Роше бросил на Чайку недоверчивый взгляд.

— В новостях ничего об этом не говорили…

— Само собой. Его и показывать-то до сегодняшнего дня не планировали. Но там, — она указала пальцем на потолок, — распорядились иначе. Включать?

Капитан кивнул. От волнения забыв и здешний язык и собственный.

Ушакова щёлкнула пультом, отыскала нужный канал.

Репортаж уже шёл. В центре экрана рядом с девушкой-корреспондентом, одетой в военную форму, стоял… король Фольтест!

— … современные технологии? — закончила девушка неведомую фразу на весьма неплохом всеобщем, внизу бегущей строкой пустили перевод.

Король замялся.

— Технологии…

— Ну, медицина, например, — подсказала корреспондент.

Фольтест аж засветился в камеру.

— Медицина! Медицина это точно… Спину мне вылечили. Ага… Дали какой-то дряни вонючей мазать. Я-то думал: очередная чародейская ерундовина. А оно возьми да помоги. Спина и впрямь прошла! Печёт от вашей мази, правда, здорово. Так, что — простите уж — даже в заднице воет… А спину-то я повредил ещё в битве под Бренной. Надавали мы тогда "чёрным" — пыль столбом. Собрать нам с Яном Наталисом под знамёна удалось двадцать и семь тысяч воинов: мечники, копейщики, кавалерия. Цвет рыцарства! На левом фланге встали реданцы, в центре — мои пехотинцы и десять хоругвей тяжёлой конницы. Справа — между южной частью Золотого пруда и речкой Хотлей — были развёрнуты Добровольческая рать Махакама, части Вольной кондотьерской компании и восемь хоругвей лёгкой кавалерии.

Корреспондентка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, но королю Фольтесту на это было искренне начхать.

— Не знаю, какая муха укусила нильфгаардского фельдмаршала, — вдохновенно продолжал монарх, — но Мэнно Коегоорн медлил. А потом пошла резня! Реданцы столкнулись с нильфами на левом фланге. Выстояли. Били "чёрных" сукин-сынов, как в последний раз. Да нильфов тоже не пальцам делали — попёрли нам во фронт. Лучшие части: "Деитвен" и "Ард Феаинн". В атаку! — взревел Фольтест.

— Много людей это смотрит? — Роше разглядывал свои ладони, он и сам не знал, что чувствовать.

— Пожалуй, весь мир, — усмехнулась Чайка.

-

Вернон остался один. Ушакова из деликатности вышла на улицу.

Вытряхнул содержимое сумки на постель. Брюки, рубашка, носки (при всей своей ненависти к здешним людям Роше считал, что носки и карманы изобрёл святой), бельё. И ничего, чем можно было бы вооружиться.

Поплёлся к лифтам, поехал вниз. Выбор у него не велик. Куда идти? Скитаться по улицам? Попробовать вернуться в домой, но как? И зачем?

Фольтеста показывали минут десять. Позади монарха шла масштабная стройка. Закончив свой пространный рассказ, король принялся нахваливать порядки колонистов и во всеуслышание похвастал, что подписал договор, предоставляющий пришельцам право добывать ресурсы на территории государства в обмен на возведение инфраструктуры. Ещё он, мол, не хуже Эмгыра вар Эмрейса и ввёл закон о всеобщем начальном образовании. Кто будет преподавать, Вернон догадывался.

Фольтест радовался. А здешний интернет не знал слова "Темерия" — корреспондентка в конце репортажа назвала её сектором С…

Чайка ждала у машины. Чёрная Тойота-седан, в моделях Роше пока не разбирался. Он влез внутрь и пристегнулся. Руки дрожали. Капитан не подавал виду, но автомобили двигались с такой бешеной скоростью, что ездить он до сих пор побаивался.

Ушакова устроилась за рулём, вставила ключ в замок зажигания.

— Куда? — спросил Роше, не глядя на неё.

— Домой

Он фыркнул.

— У меня здесь нет дома.

— Хорошо! — неожиданно взорвалась женщина. — Я еду домой, ты — в гости.

Двигатель заурчал, и Тойота плавно тронулась. За окном мелькали здания — гладкие, чужие. Ни тёсаного камня, ни деревянных ставней. Только бетон, стекло и сталь.

Но всё равно мир колонистов не мог не восхищать своим размахом и монументальностью. Бесконечные полотнища асфальтовых дорог, величественные постройки, высотки, едва не задевающие крышей облака.

Машина неслась по широкому шоссе, обгоняя грузовики с рекламой на борту. Роше сжал подлокотник, стараясь не смотреть на стрелку спидометра.

— Ты же воевал, парень, — вдруг расхохоталась Чайка. — Был готов умереть. Чего сейчас-то трясёшься?

— Я был готов погибнуть от руки врага, а не от твоей идиотской манеры езды.

Женщина снова засмеялась, но перестроилась в правый ряд и скорость сбросила.

Мимо проплывали новые чудеса этого мира: понтонный мост, перекинутый через целый залив, как нить паучьей сети — лёгкий и невероятно прочный. Башня из стекла и металла, сверкающая на солнце. Трёхъярусная развязка дороги, безупречно ровной, без выбоин и грязи.

И самое страшное — это работало. Бесперебойно. Как часы. Разбойники на трактах, засады скоя'таэлей, гниющие трупы у обочин тут смотрелись бы попросту нелепо. На ювелирно мощёных, великолепно освещённых улицах царила идеальная чистота и порядок. Набережные напоминали произведения искусства в тёске мрамора. А люди вели себя предупредительно до тошноты.

Может… оно и к лучшему, если Темерия когда-нибудь станет такой же?

Зона № 7-В.

Старикашке с виду было лет сто, выряженный в жалкую смесь местных лохмотьев и одежды Aen Inheneer, он выглядел невероятно глупо. Девушка рядом казалась совсем юной. Она молча положила на засаленную столешницу массивный перстень с рубином.

Старикан долго разглядывал камень на свет, затем жестом фокусника сунул кольцо в карман куртки.

— Не слишком, не слишком… — прокряхтел дед. — Ничего особенного. Могу дать два самопишущих пера или стопку бумаги. Правда, есть у меня ещё кое-что специально для тебя, красавица…

Старик полез в мешок под лавкой и бухнул на столешницу высокую квадратную миску.

— Пластик!

— Пластик… — зачарованно протянула девушка.

— Но это стоит дороже. Можно не деньгами… кхе-кхе… сама понимаешь…

Тилль Бертхен встал и вынул из-за ремня пистолет, Диаэрин аэп Айне последовал его примеру.

— Служба безопасности зоны семь-бэ. — Диаэрин сунул удостоверение деду под самый нос. — Подпольный обмен, продажа или иное несанкционированное распространение вещей и предметов быта Aen Inheneer запрещено законом, — отчеканил эльф монотонно.

— Венгерберг, — вдруг произнёс трактирщик за стойкой. — Этот город называется Венгерберг.

Сеидхе поднял на него усталый взгляд.

— Когда-то давно, двенадцать месяцев назад… в прошлой жизни. Теперь здесь зона номер семь-бэ.

Эльф отвернулся, но Тилль Бертхен успел заметить непрошеную слезинку на щеке Диаэрина.

Пока скручивали старика, определяли его под конвой. Пока заполнили все документы, закончился рабочий день.

Тилль возвращался домой как всегда понурый, как всегда опустошённый, ко всему безучастный. Сейчас он придёт в жилой модуль, построенный Aen Inheneer, сядет на стул Aen Inheneer, за стол Aen Inheneer, нальёт себе водки, купленной у них же. И напьётся до беспамятства. Как всегда.

Не видеть. На помнить. Не знать.

Кто-то тоже пил… Но кто? Ах да, Седрик пил. Чтоб заглушить бесконечный шёпот леса.

Седрика недавно расстреляли за связь с партизанами.

Ну что, друг, теперь твой лес замолчал?

Квадрат 48-14.

"Мона..."

Это имя вспыхнуло в её сознании, будто последний луч солнца сквозь густую листву. Оно было тёплым, почти забытым — словно прикосновение матери или шёпот ручья, в котором она купалась ребёнком.

"Мона" — когда-то так звали её. До того, как госпожа Эитне дала ей новое имя. До того, как она стала Браэнн.

Но сейчас, прижавшись к мшистому стволу дуба, она чувствовала — странные люди видят её. Сквозь чащу, сквозь тени, сквозь саму магию Брокилона. Их холодные механические глаза не обмануть ни умением, ни хитростью, ни даже древними заклятьями.

"А если они видят и Мону?"

Не ту, что стала охотницей, убийцей, тенью между деревьев, а ту, что пряталась глубоко внутри. Ту, которая боялась. Которая ещё помнила запах хлеба из человеческой деревни и смех сестры.

"Не важно! Убивать их всё равно будет Браэнн!"

Дриада выпрыгнула из укрытия, лук в руках — гибкий, как сама жизнь. Тетива натянулась с тихим звоном, стрела смотрела в сердце ближайшего солдата…

Браэнн даже не поняла, когда упала. Только ощутила: земля внезапно стала ближе, и что-то тёплое и липкое разлилось по груди. Над ней сомкнулись ветви — будто лес пытался укрыть её, спасти. Но не спас. Только шум листьев стал громче.

Лес запел для неё в последний раз.

Потом не стало ни песен, ни боли. Лишь Брокилон, вечный и безмолвный, оплакивал ещё одну из своих дочерей.

Шеренга штурмовиков методично двинулась вперёд: луки, стрелы, скрытность и мастерство дриад были бессильны против брони, автоматических винтовок и тепловизоров. А квадрат сорок восемь-четырнадцать нуждался в зачистке.