Секрет Мисс Уизли (гет)

Квартира Джинни была настолько маленькой, что любые звуки в ней казались слишком громкими. Когда она закрыла за собой дверь, пространство встретило её глухой тишиной и знакомым запахом книги, кофе, старых стен. Здесь всё было на своих местах: чашка с трещиной на ручке на полке, свернувшийся пледом плед на подоконнике, засохшая веточка лаванды в банке из-под джема. Эти мелочи будто были свидетелями её жизни, тихими спутниками её одиночества. Она прошла внутрь, даже не раздеваясь, и села на узкий, шаткий стул у стола, который скрипнул, как будто пожаловался на вес. Долго сидела просто так, не шевелясь. Пальцы медленно разжались, отпуская зажим в ладонях. Плечи опустились. Из горла тихо вырвался какой-то звук, не то выдох, не то хрип. Будто тело напоминало ей, что оно тоже устало.

Она сидела, не ведая времени. Время стало вязким. Не было ни утро, ни вечер, ни "потом". Было только это: комнатка, полутемнота, и ощущение, что внутри неё теперь навсегда что-то откололось. Будто внутри гулко звенела пустая оболочка, которую только что использовали и поставили обратно на полку до следующего раза.

И вдруг комната озарилась мягким, голубоватым светом. С легким шорохом в воздухе появился патронус, знакомая серебристая выдра Гермионы, весело отплясывающая по воздуху, прежде чем разомкнуть пасть и сказать:

— Он сделал предложение, Джин! Представляешь? Он встал на одно колено прямо посреди сада! У меня ещё руки трясутся. Ответь, пожалуйста, я с ума схожу!

Патронус расселся в воздухе, будто никогда и не существовал. Джинни медленно подняла взгляд. Тонкая, почти невидимая улыбка прошла по её лицу, как ветерок по гладкой воде. Не от радости. Просто… как напоминание, что кто-то ещё живёт иначе. Где-то там цвела настоящая жизнь. Сад, колено, руки, что трясутся. Там, где выбирают, а не исполняют. Где решение рождается из любви, а не из приказа.

Она не ответила. Даже палочку не достала.

Встала. Подошла к шкафу, выдвинула ящик с точностью хирурга. Достала тканевый свёрток, свою «экстренную сумку». Там всё было готово: два комплекта маггловской одежды, поддельные документы, миниатюрная аптечка, одна зачарованная капсула-убежище, немного золота, немного наличных. Несколько амулетов, каждый с историей. И, завернутый в мягкую тряпицу, старый нож. Она двигалась тихо, собранно, как на автомате. Каждое движение выверено, отточено. Она не собиралась, она исполняла. Как часовой механизм, который запустили.

На полке у зеркала была фотокарточка, где она, Гермиона и Гарри смеются на пикнике. Солнечные зайчики бегают по лицам, у Джинни в зубах трубочка от сока, волосы растрёпаны. Она мельком взглянула. И перевернула фото лицом к стене.

Когда она вышла из квартиры, улица встретила её прохладным воздухом и шумом позднего вечера. Мир жил своей жизнью. Люди шли в кафе, кто-то смеялся, кто-то ругался. Всё так же, как всегда. Только она уже не здесь.

Такси, заказанное маггловским способом, приехало через семь минут. Она села на заднее сиденье и назвала адрес аэропорта. Водитель болтал что-то про трафик, про какой-то футбольный матч, про цены на бензин. Она кивала, улыбалась в нужные моменты, не слушая. В голове уже прокручивались маршруты, пограничные зоны, проверочные вопросы, подменённые данные. Всё, чтобы добраться. Всё, чтобы найти.

В аэропорту было многолюдно, как всегда. Люди с чемоданами, дети с планшетами, объявления в громкоговорителях. Джинни шла сквозь них, как призрак. Всё у неё было всё. Билет, паспорт, сумка через плечо. Она не выделялась. Просто ещё одна женщина в дороге. Её взгляд был направлен вперёд, шаг был ровный, дыхание было размеренное. Но внутри всё гудело. Внутри не было ни страха, ни сомнения. Только то самое чувство, с которым ты идёшь в лес ночью, зная, что за каждым деревом, что-то, что может тебя убить. И всё равно идёшь.

Джинни прошла к контролю, протянула документы, дождалась кивка. А потом был коридор, гейт, посадка. Америка.

Сиэтл встретил её дождём. Не грозой, ни грома, ни молний, а той самой вязкой, вымученной серостью, которая, казалось, проникает в кожу. Небо висело низко, как мокрое покрывало. Облака сливались с крышами, с дорогами, с горизонтом. Джинни вышла из терминала и на секунду замерла под навесом, позволив воздуху коснуться лица. Воздух пах асфальтом, кофе и солью. Море было где-то рядом. Гул самолётов таял за спиной, и мир стал тише. Но не тишина покоя, тишина наблюдения. Сиэтл жил, дышал, двигался. И она была в нём не как гость, не как турист, а как тень, как стрелка компаса, которая знает, куда ей нужно.

Она прошла через стеклянные двери, остановилась у ближайшей кофейни, заказала себе напиток, не столько ради вкуса, сколько ради ритуала. Бумажный стакан, тепло в ладонях, возможность слиться с потоком. Перекинулась парой фраз с баристой, ровно настолько, насколько нужно. Улыбнулась, поблагодарила. Всё было легко, вежливо, неприметно. Она умела быть никем. Именно в этом заключалась её сила. Именно поэтому её часто выбирали.

В ожидании такси, стоя под каплями, что забивались за воротник, Джинни обвела взглядом улицу. Маггловская часть мозга работала поверх агентской: магазинчики, вывески, пешеходы, спешащие под зонтами; школьный автобус, пробка у перекрёстка, продавец у палатки с зонтиками, двое подростков, смеющихся у стены с граффити. А под всем этим был анализ. Точки наблюдения. Камеры наружного наблюдения на фонарях. Ритм движения транспорта. Потоки пешеходов. Переулки. Потенциальные зоны прикрытия и выхода. Магическая активность не чувствуется. Спокойно. Город дышит в привычном темпе.

Такси подъехало быстро. Чёрная «Тойота», без наклеек и рекламы, водитель с короткой седой бородкой и уставшими глазами. Она назвала адрес, почти шёпотом, и, уловив мгновенный взгляд в зеркало заднего вида, поняла: он заметил акцент. Английский, точный, слегка старомодный. Необычный для здешних мест. Он ничего не сказал. И это её устраивало.

— Форкс? — уточнил он. — Там будет дождь сильнее.

Она кивнула.

Дорога затянулась. Сначала магистрали, бесконечные ряды автомобилей, рекламные щиты, серая лента асфальта, тянущаяся сквозь приглушенные оттенки города. Потом — пригород, редеющие дома, заправки, мотели. Дальше тянулись километрами леса. И вот здесь, когда бетон начал уступать корням и мху, Джинни почувствовала, как пространство меняется. Становится иным. Становится живым.

Влажная зелень буквально нависала над дорогой. Сосны, ели, кедры — высокие, словно охраняющие что-то, что скрывается под их сенью. Воздух становился гуще, свежий, почти первобытный. Туман стелился между деревьями, ложился на стёкла. Где-то вдали проблескивали редкие дома были скромные, упрятанные за изгородями. Всё здесь говорило: забудь свет, забудь суету, забудь, кто ты был до этого момента.

Она ехала молча. Водитель иногда бросал взгляды в зеркало, но не спрашивал. Она ему нравилась как пассажир. Такая тихая, вежливая, не лезет с разговорами. Но в то же время что-то в ней было не так. Как будто она не просто ехала куда-то. Как будто она ехала к кому-то. Как будто её уже ждут. Или уже боятся.

Когда навигатор указал, что до Форкса осталось меньше тридцати минут, Джинни чуть подалась вперёд. Зрение обострилось, будто она на охоте. Рука скользнула к внутреннему карману куртки. Туда, где спрятан тонкий, почти невидимый артефакт защиты. Она почувствовала его тепло через ткань. Всё было с собой: подложные документы, компактный глушитель магического следа, серьга-передатчик, тщательно подобранная внешность, конечно, нейтральная, американская. Глаза были серо-зелёные, волосы чуть темнее, прямые, уложенные. Всё было просчитано. Подготовлено.

Дорога всё больше сужалась. Тени становились глубже. Мир стал тише. Казалось, что даже природа здесь наблюдает, выжидает. Форкс приближался.

В том числе и имя, которое нельзя было произнести без того, чтобы что-то внутри не дрогнуло. Седрик. Нет. Каллен. Но как бы его ни звали сейчас, в её памяти он был совсем другим. И то, что она знала его тогда, не делало задачу проще. А только страшнее. И личнее.