Секрет Мисс Уизли (гет)

Коридоры отдела тайных миссий не имели названий. Только уровни, только шифры. Джинни привыкла. Привыкла к тишине, к закрытым досье, к взглядам через плечо.

Она знала, как не выдать себя в толпе. Как улыбнуться, когда в руке — кинжал, а в глазах — усталость. Знала, как вычленить ложь из правды, запах следа в городе, где всё скрыто чарами.

Но сегодня было иначе. Она вошла в зал, где стены всегда гудели от заклинаний подавления шума, но в этот раз была тишина была другой. Плотной. Натянутой, как струна на грани разрыва. Все уже были внутри. За длинным столом сидели люди, которые не сидели вместе никогда. Не просто Авроры, кураторы, кураторы кураторов. Те, чьих имён не знали даже главы отделов. Те, кто обычно присылает указания через исчезающие пергаменты.

Один из них поднял глаза. Серые, хищные, словно сталь под льдом.

— Вызывали, — сухо сказала Джинни, закрывая за собой дверь.

Он кивнул. Остальные переглянулись. И тогда она впервые ощутила, что что-то пошло не так. Что-то большое. Что-то необратимое.

Папка, сдержанно переданная ей через весь стол, будто обжигала пальцы, хотя выглядела обычной: тёмно-синяя, с тиснёным гербом Министерства.

Она открыла папку с подписью:

«Цель обнаружена. Дезертир. Самостоятельное выбывание из системы. Предполагаемая опасность: уровень максимальный. Статус: ликвидация.»

Голос слева произнёс спокойно, почти лениво:

— Он предатель. Один из тех, кто отверг общество волшебников. А мы, между прочим, были уверены, что он мёртв. Это всё время. И, мисс Уизли, вы же знаете — это наказуемо смертной казнью.

— …мы были уверены, что он мёртв.

— И за это, как ты знаешь, Уизли, — наказуемо смертной казнью.

Фраза прозвучала почти буднично, но в комнате тут же повисла тяжёлая тишина. Даже зачарованные лампы будто приглушили свет.

Джинни Уизли сидела прямо, но неестественно неподвижно, как статуя. Как будто любое движение могло выдать то, что у неё внутри творилось настоящее землетрясение. Её пальцы, сложенные на коленях под столом, вцепились в ткань брюк, хотя с виду она оставалась спокойной. Прозрачный глянец на губах чуть потускнел, она машинально прикусила их изнутри. Это было всё, что она позволила себе внешне.

Перед ней сидел директор Отдела Тайных Операций, маг с лицом, как отполированная кость, Маркус Бладвуд. Именно он произнёс ту фразу. Он не повышал голос, ему это не нужно было. Его слова, обёрнутые в официальный тон, звучали куда страшнее, чем крик.

— Имя, — голос Джинни был сдержанным, почти бархатным, но в нём сквозило напряжение, как в струне перед щелчком.

— Каллен. Эдвард Каллен.

— Он был…

— Да. До трансформации его звали Седрик Диггори.

Имя будто пронеслось сквозь неё.

Где-то в глубине сознания щёлкнул некий давно запертый замок, выпуская вспышки прошлого. Турниры, туман над озером, далекий смех, взгляды издали. И пустоту после. Джинни заморгала. Нельзя. Сейчас нельзя чувствовать.

— ..Седрик? — голос Джинни хрипло сорвался на полуслове. — Ты сейчас только что сказал Седрик Диггори?!

Информатор вздрогнул. Младший агент, молодой парень, отступил на шаг, как будто её взгляд мог прожечь дырку в лбу.

— Ну, да. Технически. До трансформации он был зарегистрирован под этим именем… потом исчез… — нетерпеливо повторил мужчина.

— Исчез?! — громыхнула Джинни, и двери в коридоре отозвались эхом. — Он не исчез, он умер. Его убили. Его… убили.

Она не договорила. Сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

— А теперь вы хотите сказать мне, что этот мальчик с лицом Гриффиндора — грызёт оленей в Форксе и смотрит на людей, как будто у него в голове счётчик калорий?

— Он придерживается «вегетарианской» диеты, — неосторожно добавил кто-то.

В её взгляде было всё: молнии, пожар в камине, и та самая материнская ярость, с которой миссис Уизли однажды выгнала двух гномов и одного Билла из дома за несвоевременное упоминание слова «Тролль» за ужином.

— Вегетарианской.

Она повторила это слово, как будто пробовала его на вкус.

— То есть, он теперь… морально одухотворённый вампир, пьющий… что, сок из моркови и страдания?

Несчастный стажёр чуть не уронил папку с досье.

— Я правильно понимаю, — продолжила Джинни, уже иронично, почти ядовито, — что вместо «Авада Кедавра» он теперь кричит: «Только листовой салат, пожалуйста!» И в свободное время пишет мемуары о внутренней борьбе со своей… жаждой?

Маркус вздохнул и бросил досье на зачарованный стол. Папка раскрылась как по сценарию. Первое фото: мужчина. Лицо без времени. Светлая кожа, глаза цвета утреннего инея, подбородок упрямый, губы — слишком знакомые.

— Вот что мы знаем, — сказал Маркус, вставая и медленно заходя за её спину. — Он уехал в Америку. Сменил имя. Стал частью семьи, известной в узких кругах… существ.

— Вампиров, — выдохнула Джинни.

Маркус кивнул, продолжая:

— Они не едят людей. По крайней мере, так они утверждают. — пробормотал кто-то с ноткой сомнения. Воздух в зале дрожал от напряжения, как струна перед срывом.

— Он нарушил закон. — тихо сказал другой голос, но в этой тишине даже шёпот казался ударом.

— Он нарушил реальность, — усмехнулся кто-то у стены — младший аналитик, вероятно. Джинни его не запомнила.

Она сидела прямо, неподвижно, будто вырезанная из камня. Всё в ней, от строго собранных волос до безупречного костюма, кричало о дисциплине. Но внутри, внутри было неспокойно. Она слушала, пытаясь не думать о том, к чему всё это ведёт.

— Агент Уизли, — голос Маркуса вернул её из мыслей. Он сидел в полутени, руки сцеплены перед собой. Его лицо оставалось спокойным, но глаза были резкие, как лезвие. — Вы — лучший кандидат.

Джинни чуть дернулась, но ничего не сказала. Она привыкла быть "лучшей", и всё же каждый раз это звучало как приговор.

— Вы — невидимка, — продолжал Маркус. — Умна. Незаметна. Красива. Он не заподозрит.

Слова скользнули по ней, как по стеклу. Лесть, стратегия, всё было частью игры. И всё же где-то внутри укололо. Красота.. в этом ли её ценность? Или в том, что её не видят, пока не становится слишком поздно?

"Ты красива."

Словно это аргумент. Словно её лицо — это пропуск в чью-то доверчивость. Сколько раз они уже посылали её именно с этой задачей: втереться, обаять, обмануть. Она умела это. Прекрасно. И ей это отвратительно. Мужчины за столом никогда не спрашивали, каково это — сидеть близко к кому-то, кого завтра ты, возможно, будешь убивать. Они видели её как чистый актив, шпионский инструмент, набор качеств. Невидимка. Умна. Красива. Как будто можно разложить человека по папкам.

— Вы сможете подобраться, — сказал он, почти нежно. Почти как утешение. Почти как угроза.

— Для чего? — голос Джинни прозвучал спокойно, но руки под столом были сжаты в кулаки.

Маркус не отводил взгляда.

— Найти. Оценить. Ликвидировать, — каждое слово он произнёс с нажимом, словно выбивал гвозди в гроб.

Три слова. Три приговора. Выданные ей, бесстрастно, почти буднично. Как будто речь шла не о человеке, а о мусоре, который нужно убрать, чтобы снова стало чисто. И конечно, они смотрят на неё как на идеально заточенный нож, который сам себя не выбирал. Как будто её согласие не имеет значения, есть только задание. Только результат.

— Если потребуется, — добавил кто-то с другого конца стола. Голос был хриплым, усталым. В нём не было сомнений. Только опыт.

— Потребуется, — уверенно отрезал Маркус.

Молчание повисло над столом. Оно было густым, почти физическим.

— Он знает слишком много, — продолжил он, глядя прямо в глаза Уизли. — Возможно, больше, чем любой из нас.

И в этих словах не было преувеличения. Только страх. Только правда. Джинни кивнула. Легко, почти машинально. Этого было достаточно. Они больше ничего не ждали — ни слов, ни вопросов. Для них кивок значил согласие. Обязательство. Подпись кровью под приказом. Всё, миссия началась. Но внутри... внутри всё было не так просто. Она не знала, к чему это приведёт. Джинни сидела, не шевелясь, пока голоса в комнате продолжали звучать так глухо, отстранённо, как будто из-под воды. Кто-то шептал о маршрутах, кто-то о документах прикрытия, кто-то о наблюдении, логистике, возможных точках входа. Всё это — привычное, давно выученное. Слова, схемы, структура. Стратегия. Но она больше не слушала. Кивок уже прозвучал в её теле как удар гонга: поехали. Обратной дороги нет. В груди стояло глухое, тяжёлое ощущение: будто внутри неё медленно вращается механизм, древний, скрипящий. Он уже начал движение, а она, всего лишь шестерёнка. Один раз повернулась. Всё, процесс пошёл.

Но что он в этот раз запустил?