Секрет Мисс Уизли (гет)

Коридоры отдела тайных миссий не имели названий. Только уровни, только шифры. Джинни привыкла. Привыкла к тишине, к закрытым досье, к взглядам через плечо.

Она знала, как не выдать себя в толпе. Как улыбнуться, когда в руке лежал кинжал, а в глазах кипела усталость. Знала, как вычленить ложь из правды, запах следа в городе, где всё скрыто чарами. Но сегодня было иначе. Она вошла в зал, где стены всегда гудели от заклинаний подавления шума, но в этот раз была тишина была другой. Плотной. Натянутой, как струна на грани разрыва. Все уже были внутри. За длинным столом сидели люди, которые не сидели вместе никогда. Не просто Авроры, кураторы, кураторы кураторов. Те, чьих имён не знали даже главы отделов. Те, кто обычно присылает указания через исчезающие пергаменты.

Один из них поднял глаза. Серые, хищные, словно сталь под льдом.

— Вызывали, — сухо сказала Джинни, закрывая за собой дверь.

Он кивнул. Остальные переглянулись. И тогда она впервые ощутила, что что-то пошло не так. Что-то большое. Что-то необратимое.

Папка, сдержанно переданная ей через весь стол, будто обжигала пальцы, хотя выглядела обычной: тёмно-синяя, с тиснёным гербом Министерства.

Она открыла папку с подписью:

«Цель обнаружена. Дезертир. Самостоятельное выбывание из системы. Предполагаемая опасность: уровень максимальный. Статус: ликвидация.»

Голос слева произнёс спокойно, почти лениво:

— Он предатель. Один из тех, кто отверг общество волшебников. А мы, между прочим, были уверены, что он мёртв. Это всё время. И, мисс Уизли, вы же знаете — это наказуемо смертной казнью.

Фраза прозвучала почти буднично, но в комнате тут же повисла тяжёлая тишина. Даже зачарованные лампы будто приглушили свет.

Джинни Уизли сидела прямо, но неестественно неподвижно, как статуя. Как будто любое движение могло выдать то, что у неё внутри творилось настоящее землетрясение. Её пальцы, сложенные на коленях под столом, вцепились в ткань брюк, хотя с виду она оставалась спокойной. Прозрачный глянец на губах чуть потускнел, она машинально прикусила их изнутри. Это было всё, что она позволила себе внешне.

Перед ней сидел директор Отдела Тайных Операций, маг с лицом, как отполированная кость, Маркус Бладвуд. Именно он произнёс ту фразу. Он не повышал голос, ему это не нужно было. Его слова, обёрнутые в официальный тон, звучали куда страшнее, чем крик.

— Имя, — голос Джинни был сдержанным, почти бархатным, но в нём сквозило напряжение, как в струне перед щелчком.

— Каллен. Эдвард Каллен.

— Он был…

— Да. До трансформации его звали Седрик Диггори.

Имя будто пронеслось сквозь неё.

Где-то в глубине сознания щёлкнул некий давно запертый замок, выпуская вспышки прошлого. Турниры, туман над озером, далекий смех, взгляды издали. И пустоту после. Джинни заморгала. Нельзя. Сейчас нельзя чувствовать.

— ..Седрик? — голос Джинни хрипло сорвался на полуслове. — Ты сейчас только что сказал Седрик Диггори?!

Информатор вздрогнул. Младший агент, молодой парень, отступил на шаг, как будто её взгляд мог прожечь дырку в лбу.

— Ну, да. Технически. До трансформации он был зарегистрирован под этим именем… потом исчез… — нетерпеливо повторил мужчина.

— Исчез?! — громыхнула Джинни, и двери в коридоре отозвались эхом. — Он не исчез, он умер. Его убили. Его… убили.

Она не договорила. Сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.

— А теперь вы хотите сказать мне, что этот мальчик с лицом Гриффиндора — грызёт оленей в Форксе и смотрит на людей, как будто у него в голове счётчик калорий?

— Он придерживается «вегетарианской» диеты, — неосторожно добавил кто-то.

В её взгляде было всё: молнии, пожар в камине, и та самая материнская ярость, с которой миссис Уизли однажды выгнала двух гномов и одного Билла из дома за несвоевременное упоминание слова «Тролль» за ужином.

— Вегетарианской.

Она повторила это слово, как будто пробовала его на вкус.

— То есть, он теперь… морально одухотворённый вампир, пьющий… что, сок из моркови и страдания?

Несчастный стажёр чуть не уронил папку с досье.

— Я правильно понимаю, — продолжила Джинни, уже иронично, почти ядовито, — что вместо «Авада Кедавра» он теперь кричит: «Только листовой салат, пожалуйста!» И в свободное время пишет мемуары о внутренней борьбе со своей… жаждой?

Маркус вздохнул и бросил досье на зачарованный стол. Папка раскрылась как по сценарию. Первое фото: мужчина. Лицо без времени. Светлая кожа, глаза цвета утреннего инея, подбородок упрямый, губы — слишком знакомые.

— Вот что мы знаем, — сказал Маркус, вставая и медленно заходя за её спину. — Он уехал в Америку. Сменил имя. Стал частью семьи, известной в узких кругах… существ.

— Вампиров, — выдохнула Джинни.

Маркус кивнул, продолжая:

— Они не едят людей. По крайней мере, так они утверждают. — пробормотал кто-то с ноткой сомнения. Воздух в зале дрожал от напряжения, как струна перед срывом.

— Он нарушил закон. — тихо сказал другой голос, но в этой тишине даже шёпот казался ударом.

— Он нарушил реальность, — усмехнулся кто-то у стены — младший аналитик, вероятно. Джинни его не запомнила.

Она сидела прямо, неподвижно, будто вырезанная из камня. Всё в ней, от строго собранных волос до безупречного костюма, кричало о дисциплине. Но внутри, внутри было неспокойно. Она слушала, пытаясь не думать о том, к чему всё это ведёт.

— Агент Уизли, — голос Маркуса вернул её из мыслей. Он сидел в полутени, руки сцеплены перед собой. Его лицо оставалось спокойным, но глаза были резкие, как лезвие. — Вы — лучший кандидат.

Джинни чуть дернулась, но ничего не сказала. Она привыкла быть "лучшей", и всё же каждый раз это звучало как приговор.

— Вы — невидимка, — продолжал Маркус. — Умна. Незаметна. Ты красива. Он не заподозрит.

Слова скользнули по ней, как по стеклу. Лесть, стратегия, всё было частью игры. И всё же где-то внутри укололо. Красота.. в этом ли её ценность? Или в том, что её не видят, пока не становится слишком поздно?

"Ты красива."

Словно это аргумент. Словно её лицо — это пропуск в чью-то доверчивость. Сколько раз они уже посылали её именно с этой задачей: втереться, обаять, обмануть. Она умела это. Прекрасно. И ей это отвратительно. Мужчины за столом никогда не спрашивали, каково это — сидеть близко к кому-то, кого завтра ты, возможно, будешь убивать. Они видели её как чистый актив, шпионский инструмент, набор качеств. Невидимка. Умна. Красива. Как будто можно разложить человека по папкам.

— Вы сможете подобраться, — сказал он, почти нежно. Почти как утешение. Почти как угроза.

— Для чего? — голос Джинни прозвучал спокойно, но руки под столом были сжаты в кулаки.

Маркус не отводил взгляда.

— Найти. Оценить. Ликвидировать, — каждое слово он произнёс с нажимом, словно выбивал гвозди в гроб.

Три слова. Три приговора. Выданные ей, бесстрастно, почти буднично. Как будто речь шла не о человеке, а о мусоре, который нужно убрать, чтобы снова стало чисто. И конечно, они смотрят на неё как на идеально заточенный нож, который сам себя не выбирал. Как будто её согласие не имеет значения, есть только задание. Только результат.

— Если потребуется, — добавил кто-то с другого конца стола. Голос был хриплым, усталым. В нём не было сомнений. Только опыт.

— Потребуется, — уверенно отрезал Маркус.

Молчание повисло над столом. Оно было густым, почти физическим.

— Он знает слишком много, — продолжил он, глядя прямо в глаза Уизли. — Возможно, больше, чем любой из нас.

И в этих словах не было преувеличения. Только страх. Только правда. Джинни кивнула. Легко, почти машинально. Этого было достаточно. Они больше ничего не ждали — ни слов, ни вопросов. Для них кивок значил согласие. Обязательство. Подпись кровью под приказом. Всё, миссия началась. Но внутри... внутри всё было не так просто. Она не знала, к чему это приведёт. Джинни сидела, не шевелясь, пока голоса в комнате продолжали звучать так глухо, отстранённо, как будто из-под воды. Кто-то шептал о маршрутах, кто-то о документах прикрытия, кто-то о наблюдении, логистике, возможных точках входа. Всё это — привычное, давно выученное. Слова, схемы, структура. Стратегия. Но она больше не слушала. Кивок уже прозвучал в её теле как удар гонга: поехали. Обратной дороги нет. В груди стояло глухое, тяжёлое ощущение: будто внутри неё медленно вращается механизм, древний, скрипящий. Он уже начал движение, а она, всего лишь шестерёнка. Один раз повернулась. Всё, процесс пошёл.

Но что он в этот раз запустил?

Квартира Джинни была настолько маленькой, что любые звуки в ней казались слишком громкими. Когда она закрыла за собой дверь, пространство встретило её глухой тишиной и знакомым запахом книги, кофе, старых стен. Здесь всё было на своих местах: чашка с трещиной на ручке на полке, свернувшийся пледом плед на подоконнике, засохшая веточка лаванды в банке из-под джема. Эти мелочи будто были свидетелями её жизни, тихими спутниками её одиночества. Она прошла внутрь, даже не раздеваясь, и села на узкий, шаткий стул у стола, который скрипнул, как будто пожаловался на вес. Долго сидела просто так, не шевелясь. Пальцы медленно разжались, отпуская зажим в ладонях. Плечи опустились. Из горла тихо вырвался какой-то звук, не то выдох, не то хрип. Будто тело напоминало ей, что оно тоже устало.

Она сидела, не ведая времени. Время стало вязким. Не было ни утро, ни вечер, ни "потом". Было только это: комнатка, полутемнота, и ощущение, что внутри неё теперь навсегда что-то откололось. Будто внутри гулко звенела пустая оболочка, которую только что использовали и поставили обратно на полку до следующего раза.

И вдруг комната озарилась мягким, голубоватым светом. С легким шорохом в воздухе появился патронус, знакомая серебристая выдра Гермионы, весело отплясывающая по воздуху, прежде чем разомкнуть пасть и сказать:

— Он сделал предложение, Джин! Представляешь? Он встал на одно колено прямо посреди сада! У меня ещё руки трясутся. Ответь, пожалуйста, я с ума схожу!

Патронус расселся в воздухе, будто никогда и не существовал. Джинни медленно подняла взгляд. Тонкая, почти невидимая улыбка прошла по её лицу, как ветерок по гладкой воде. Не от радости. Просто… как напоминание, что кто-то ещё живёт иначе. Где-то там цвела настоящая жизнь. Сад, колено, руки, что трясутся. Там, где выбирают, а не исполняют. Где решение рождается из любви, а не из приказа.

Она не ответила. Даже палочку не достала.

Встала. Подошла к шкафу, выдвинула ящик с точностью хирурга. Достала тканевый свёрток, свою «экстренную сумку». Там всё было готово: два комплекта маггловской одежды, поддельные документы, миниатюрная аптечка, одна зачарованная капсула-убежище, немного золота, немного наличных. Несколько амулетов, каждый с историей. И, завернутый в мягкую тряпицу, старый нож. Она двигалась тихо, собранно, как на автомате. Каждое движение выверено, отточено. Она не собиралась, она исполняла. Как часовой механизм, который запустили.

На полке у зеркала была фотокарточка, где она, Гермиона и Гарри смеются на пикнике. Солнечные зайчики бегают по лицам, у Джинни в зубах трубочка от сока, волосы растрёпаны. Она мельком взглянула. И перевернула фото лицом к стене.

Когда она вышла из квартиры, улица встретила её прохладным воздухом и шумом позднего вечера. Мир жил своей жизнью. Люди шли в кафе, кто-то смеялся, кто-то ругался. Всё так же, как всегда. Только она уже не здесь.

Такси, заказанное маггловским способом, приехало через семь минут. Она села на заднее сиденье и назвала адрес аэропорта. Водитель болтал что-то про трафик, про какой-то футбольный матч, про цены на бензин. Она кивала, улыбалась в нужные моменты, не слушая. В голове уже прокручивались маршруты, пограничные зоны, проверочные вопросы, подменённые данные. Всё, чтобы добраться. Всё, чтобы найти.

В аэропорту было многолюдно, как всегда. Люди с чемоданами, дети с планшетами, объявления в громкоговорителях. Джинни шла сквозь них, как призрак. Всё у неё было всё. Билет, паспорт, сумка через плечо. Она не выделялась. Просто ещё одна женщина в дороге. Её взгляд был направлен вперёд, шаг был ровный, дыхание было размеренное. Но внутри всё гудело. Внутри не было ни страха, ни сомнения. Только то самое чувство, с которым ты идёшь в лес ночью, зная, что за каждым деревом, что-то, что может тебя убить. И всё равно идёшь.

Джинни прошла к контролю, протянула документы, дождалась кивка. А потом был коридор, гейт, посадка. Америка.

Сиэтл встретил её дождём. Не грозой, ни грома, ни молний, а той самой вязкой, вымученной серостью, которая, казалось, проникает в кожу. Небо висело низко, как мокрое покрывало. Облака сливались с крышами, с дорогами, с горизонтом. Джинни вышла из терминала и на секунду замерла под навесом, позволив воздуху коснуться лица. Воздух пах асфальтом, кофе и солью. Море было где-то рядом. Гул самолётов таял за спиной, и мир стал тише. Но не тишина покоя, тишина наблюдения. Сиэтл жил, дышал, двигался. И она была в нём не как гость, не как турист, а как тень, как стрелка компаса, которая знает, куда ей нужно.

Она прошла через стеклянные двери, остановилась у ближайшей кофейни, заказала себе напиток, не столько ради вкуса, сколько ради ритуала. Бумажный стакан, тепло в ладонях, возможность слиться с потоком. Перекинулась парой фраз с баристой, ровно настолько, насколько нужно. Улыбнулась, поблагодарила. Всё было легко, вежливо, неприметно. Она умела быть никем. Именно в этом заключалась её сила. Именно поэтому её часто выбирали.

В ожидании такси, стоя под каплями, что забивались за воротник, Джинни обвела взглядом улицу. Маггловская часть мозга работала поверх агентской: магазинчики, вывески, пешеходы, спешащие под зонтами; школьный автобус, пробка у перекрёстка, продавец у палатки с зонтиками, двое подростков, смеющихся у стены с граффити. А под всем этим был анализ. Точки наблюдения. Камеры наружного наблюдения на фонарях. Ритм движения транспорта. Потоки пешеходов. Переулки. Потенциальные зоны прикрытия и выхода. Магическая активность не чувствуется. Спокойно. Город дышит в привычном темпе.

Такси подъехало быстро. Чёрная «Тойота», без наклеек и рекламы, водитель с короткой седой бородкой и уставшими глазами. Она назвала адрес, почти шёпотом, и, уловив мгновенный взгляд в зеркало заднего вида, поняла: он заметил акцент. Английский, точный, слегка старомодный. Необычный для здешних мест. Он ничего не сказал. И это её устраивало.

— Форкс? — уточнил он. — Там будет дождь сильнее.

Она кивнула.

Дорога затянулась. Сначала магистрали, бесконечные ряды автомобилей, рекламные щиты, серая лента асфальта, тянущаяся сквозь приглушенные оттенки города. Потом — пригород, редеющие дома, заправки, мотели. Дальше тянулись километрами леса. И вот здесь, когда бетон начал уступать корням и мху, Джинни почувствовала, как пространство меняется. Становится иным. Становится живым.

Влажная зелень буквально нависала над дорогой. Сосны, ели, кедры — высокие, словно охраняющие что-то, что скрывается под их сенью. Воздух становился гуще, свежий, почти первобытный. Туман стелился между деревьями, ложился на стёкла. Где-то вдали проблескивали редкие дома были скромные, упрятанные за изгородями. Всё здесь говорило: забудь свет, забудь суету, забудь, кто ты был до этого момента.

Она ехала молча. Водитель иногда бросал взгляды в зеркало, но не спрашивал. Она ему нравилась как пассажир. Такая тихая, вежливая, не лезет с разговорами. Но в то же время что-то в ней было не так. Как будто она не просто ехала куда-то. Как будто она ехала к кому-то. Как будто её уже ждут. Или уже боятся.

Когда навигатор указал, что до Форкса осталось меньше тридцати минут, Джинни чуть подалась вперёд. Зрение обострилось, будто она на охоте. Рука скользнула к внутреннему карману куртки. Туда, где спрятан тонкий, почти невидимый артефакт защиты. Она почувствовала его тепло через ткань. Всё было с собой: подложные документы, компактный глушитель магического следа, серьга-передатчик, тщательно подобранная внешность, конечно, нейтральная, американская. Глаза были серо-зелёные, волосы чуть темнее, прямые, уложенные. Всё было просчитано. Подготовлено.

Дорога всё больше сужалась. Тени становились глубже. Мир стал тише. Казалось, что даже природа здесь наблюдает, выжидает. Форкс приближался.

В том числе и имя, которое нельзя было произнести без того, чтобы что-то внутри не дрогнуло. Седрик. Нет. Каллен. Но как бы его ни звали сейчас, в её памяти он был совсем другим. И то, что она знала его тогда, не делало задачу проще. А только страшнее. И личнее.

Домик, который она сняла, был старым, обветренным, будто позабыт миром. На окраине Форкса таких домов было немало. Очень скромных, утопающих в зелени и сырости, с облупившейся краской, чуть покосившимся крыльцом и окном, в котором отражалось небо. Агент, через которого Джинни арендовала жильё, был молчалив, не задавал вопросов. Платёж прошёл быстро, документы были полностью в порядке. Местные, кажется, привыкли к странностям. И к чужакам.

Дом стоял через дорогу от того самого, что фигурировал в досье: двухэтажный, с кленом у окна, с грузовичком на подъездной дорожке. Изабелла Свон. Белла. Девочка, вокруг которой будто сгущались неестественные события, и в то же время, обычная. Слишком обычная, чтобы объяснить интерес того, кто когда-то назывался Седриком.

Джинни вселилась быстро. Дом был полупуст. Кровать, стол, плитка, водонагреватель, занавески, пахнущие плесенью. Но её это устраивало. Она привезла с собой всё необходимое. Убедившись, что защитные чары действуют, а магический фон не выдаёт её присутствия, она начала наблюдение.

Сначала, с окна второго этажа. Через занавеску. Чашка с чаем, тетрадь, в которой она делала пометки. Больше для порядка, чем от необходимости. Повадки, движения, время возвращения, маршрут до школы и обратно. Повторяющееся. Предсказуемое. Белла ходила медленно, сутуло. Смотрела себе под ноги. Иногда замирала у двери, как будто что-то решала. У неё был взгляд человека, который постоянно ведёт внутренний диалог, но редко произносит его вслух. Джинни узнавала это. И потому насторожилась. Сама Белла не замечала наблюдения. Как и вся её семья. А точнее, отец, Чарли, полицейский. Его график был известен. Дом часто пустовал. Отличная точка доступа. Но Джинни не спешила. Сначала были вечерние вылазки. Переулками, в плаще, с маггловскими средствами подавления сигнала и антираспознавания лиц. Она тестировала магическую активность района. Всё было ровно. Ни всплесков, ни следов чар. Слишком ровно. Слишком тихо. И это тоже было знаком. Потом, проверка леса. Там, где магия не любит оставаться незамеченной. Она шла по тропам, что не были отмечены на картах, и чувствовала… пустоту. Но не простую. Затянутую. Как будто кто-то глушит всё живое вокруг. Притупляет следы. Так делают вампиры. Так делают оборотни. Так делают те, кто не хочет, чтобы их нашли.

Вернувшись, она встала у окна. В доме напротив Белла сидела у стола, голова склонена, лампа включена. Что-то писала. Или просто смотрела в пустую тетрадь. И вот, движение. В комнату вошёл он. Высокий, бледный. Эдвард. Каллен. Не тот, кого она знала. Но взгляд был всё тем же. Пронзающий. От которого, кажется, становится холодно. Он подошёл к Белле, остановился рядом. Она не обернулась. Просто сказала что-то, едва заметно пошевелив губами. Он улыбнулся. Джинни не слышала слов, но тело Беллы дрогнуло. Потом она подняла на него глаза, и её лицо озарилось такой тишиной, такой отдачей, что Джинни отвела взгляд.

— Вот ты где, — прошептала она в полголоса, не в силах сказать это громко. Слова не были упрёком. Не были радостью. Просто — констатацией.

Он здесь. Снова. Он снова увлёкся. И если в тот раз Джинни была девочкой, которая не знала, как бороться, то теперь она точно знала.

Утро в Форксе началось, как и положено, с тумана и дождя. Джинни стояла на крыльце своего домика с пустым бумажным стаканчиком из местной кофейни в руках, будто бы в ожидании. Хотя на самом деле, всё уже было рассчитано. Сегодня Белла возвращалась домой после обеда — короткий день в школе, потом книжный магазин, потом обратно. У неё всегда был определённый ритм, и именно этим он и был уязвим.

Когда знакомый красный пикап появился в конце улицы, Джейн вышла за калитку, будто бы просто вышла прогуляться, натянув капюшон на волосы и притворяясь, что она ещё одна из тех, кто ищет в каплях дождя романтику, а не прячет под ним цель.

Белла припарковалась, заглушила двигатель, схватила рюкзак и вылезла, притянуто сутулясь, как будто надеялась спрятаться в самой себе. Она не сразу заметила Джейн, пока та не подошла ближе, будто бы случайно.

— Извини, — тихо сказала Джинни, как будто прошла слишком близко. — Ты... не Белла, случайно?

Белла моргнула, слегка нахмурившись. Её уши заметно покраснели.

— Эм... да. А ты?..

— Джейн. — ответила Джинни. — Я.. через.. дорогу живу. Только переехала. Думаю, я пойду в твою школу. Меня вчера оформили.

Белла кивнула, растерянно. Было видно, что она не знает, как реагировать. Слишком привыкла быть наедине. Джейн это сразу считала. Она знала этот взгляд. Знала, как с ним говорить.

— Я всё ещё путаюсь, где здесь что. Надеюсь, не против, если в первый день буду держаться ближе к кому-то, кто хотя бы знает, где столовая.

Уголки губ Беллы дрогнули. Почти улыбка.

— Ну... ладно. Можешь держаться.

Джейн слегка кивнула, как будто это не имело особого значения. Как будто это — всего лишь жест вежливости. Не просьба о доверии, не стратегическое приближение, а просто — «человеческое». Она знала, как играть эту игру. И как в неё не играть, если потребуется.

— Ты живёшь здесь одна? — будто бы невзначай спросила Джинни, указывая на дом.

— С отцом. Работает в полиции.

— А, — Джинни кивнула, фальшиво улыбнувшись. — Тогда у вас тут безопасно.

Белла ничего не ответила. Только снова кивнула, посмотрела на часы и, словно вспомнив, что хотела зайти домой, сказала:

— Мне пора. Но... увидимся завтра в школе?

— Наверное, — Джинни улыбнулась, одобрительно кивнув. — Спасибо, что не проигнорировала.

И повернулась обратно к дому. Спокойно. Без напряжения. Без навязчивости. Всё было ровно настолько нормальным, насколько это было возможно. Но когда она закрыла за собой дверь, она сбросила капюшон и подошла к окну. В доме напротив Белла скидывала куртку. Свет зажёгся в гостиной. Взгляд Джинни стал другим. Более сосредоточенным, точным, опасным. Всё шло по плану.