Темное Делание (джен)

Слухи разнеслись по школе быстрее совиной почты. Уже скоро лица знакомых учеников и приятелей сделались чужими — разговоры смолкали при его приближении, а в глазах сквозила зависть, недоверие и откровенная злоба. Но начались уроки, и Гарри не мог больше избегать учеников других факультетов.

Поначалу это были только холодные, настороженные и колючие взгляды. Потом пошли слова. Кто-то шептал у него за спиной, кто-то говорил громче, нарочно, чтобы он услышал, о том, как Поттер всегда ищет внимания. Наверное, им было интересно, как Гарри отреагирует. Разорется? Расплачется? Разозлится и убежит? Перешептывания быстро превратились в смешки, а смешки — в язвительные реплики. На травологии пуффендуйцы, обычно дружившие с Гриффиндором, ехидно заржали, когда зубастая герань прогрызла ему палец до кости. Палец он замотал марлей, смоченной в настойке растопырника (на первом курсе он понял, что в Хогвартсе с чем-то таким постоянно встречаешься, особенно когда Рона атаковали гигантские шахматы, переломав ему все ребра), но это не было самой большой из его проблем.

Гриффиндорцы уже не кивали ему на уроках, отводя глаза в сторону. Дин Томас и Симус Финниган перестали здороваться, Лаванда Браун, едва завидев его, прятала лицо за «Ведьмополитеном». Стадо. С Роном и Гермионой он так и не помирился, да они бы и не приняли его без извинений.

На урок УЗМС Малфой, как и следовало ожидать, явился с издевательской ухмылкой.

— Эй, парни, смотрите, кто здесь. Сам чемпион Гриффиндора! — увидев Гарри, обратился он к Крэббу и Гойлу. — Спешите взять автограф, ему недолго осталось быть среди нас, грешных! На Турнирах выживает — кошмар! — половина участников. Держу пари, десять минут первого тура — и тебе конец!

Гарри вяло согнул правую руку, а левой ударил по сгибу, показывая Малфою кулак.

«Да, мне конец», — мертво подумал он, подходя к жутким созданиям с жалами и соплами. — «Потому что если выживает половина участников, я в их числе не окажусь».

Выход был ясным — придется готовиться всерьез, но вообще, если бы Гарри мог и имел какой-то опыт, то напился бы до потери сознания. Пока Хагрид объяснял, кто такие соплохвосты, и почему к ним нельзя приближаться сзади, Гарри напряженно составлял список дел. Надо бы завести блокнот, потому что тратить оставшиеся мозговые клетки (Гарри резко стал критичен к себе) на пустяки было абсолютно непродуктивно. Надо найти место, где можно будет тренироваться. Спортивный костюм — Дурсли ему такого добра не покупали, но в конце концов, у него есть деньги, надо только выбраться в Хогсмид… Книги по заклинаниям… Что еще?

— Гарри, поди сюда, подсобишь мне управиться!

Гарри вздрогнул и подошел ближе. Как же ему не хотелось выслушивать и от Хагрида роновы слова!

— Так, значит, ты будешь участвовать… — начал Хагрид, сдвинув мохнатые брови. — Турнир Трех Волшебников… Чемпион школы…

Гарри молчал и терроризировал взглядом старые надгробия, прятавшиеся в тенях деревьев Запретного леса. Надгробия утопали в зарослях шиповника, и его алые ягоды притягивали внимание. Холодный ветер трепал волосы.

— Ты не знаешь, кто тебе так удружил?

— Значит, ты веришь… веришь, что это не я? — В порыве благодарности Гарри чуть не бросился ему на шею. Да что его в последнее время так тянет пореветь?!

— Ты сказал, что не ты, и я поверил. И Дамблдор тоже, и все…

— Да никто, кроме тебя, не поверил.

Оба посмотрели на луг — Гарри ожесточенно моргал — ученики рассыпались кто куда. Соплохвосты были уже три фута в длину, и силы хоть отбавляй.

— Похоже, прогулка им по душе, — довольно улыбнулся Хагрид.

Гарри засмеялся, потому что если Хагрид говорил об учениках, это была шутка года. То и дело из сопел вырывался огонь, толкая соплохвостов вперед, и сопровождающих волокло по земле метра три. Несчастные пытались подняться на ноги. Лаванде камнем распороло щеку до мяса. Неожиданно для себя, Гарри позлорадствовал.

— Ох, уж не знаю… — Хагрид вдруг тяжело вздохнул и с беспокойством взглянул на Гарри. — Вечно с тобой что-нибудь стрясется…

Это точно. Кажется, пути судьбы неисповедимы, если уж ей, заразе, так хочется столкнуть Гарри в пропасть.

— Просто так я им не дамся, — заявил он, сверкая глазами. — Повоюем.

— Вот это молодец! — обрадованно ответил Хагрид и так хлопнул его по плечу, что ноги Гарри чуть не вошли в землю.

Впрочем, Хагрид не мог скрасить одинокие часы в пустой библиотеке, когда за стол никто не садился. Тишину в Большом зале, когда он заходил в неприветливо распахнутые двери. И тошнотворное ощущение, что каждый его шаг сопровождают сотни шипящих голосов, более жутких, чем парселтанг. Высокие потолки будто стали еще выше, и теперь он чувствовал мушкой, вступившей под гигантские каменные своды. Впрочем, украденные или испорченные пергаменты с эссе еще можно было перетерпеть. Кто-то «случайно» начал толкать его в коридоре плечом, кто-то ронял книги с его парты, а однажды в коридоре запульнули заклинанием. Оно больно ужалило, но вреда не причинило. Потирая плечо, Гарри утешал себя этим. Толчок в спину от какого-то когтевранца стал последней каплей. Гарри споткнулся, сорвался с лестницы первого этажа и чуть не сломал себе шею, отделавшись вывихом руки и сотрясением, благо трехлетний опыт ловца помог более или менее сгруппироваться в последний момент. Мадам Помфри приняла его, помятого, окровавленного, в соплях, и пока она стучала флакончиками в своем кабинете, он опустился на колени у койки, уткнулся в нее головой и, сжав голову руками, тихо завыл.

После уроков Гарри запирался в спальне, задергивал полог и переписывал заклинания. Малефикус не чурался «серой» магии. Некоторые из его «проклятий и заклятий» спокойно могли лишить жизни как гоблина, так и человека. Изменения внешности на поле боя, чары невидимости, боевые скрутки и связки, позволяющие выпускать заклятие за заклятием.

Засыпая, он раз за разом видел во снах первый курс: зловещие отблески зеркала в вычурной раме, текущие реки золота, отражения, в которых не узнавал себя, и алый свет от Камня, заливающий всё вокруг. Он все чаще просыпался, задыхаясь от чувства неясной тревоги, витающей в тяжелом воздухе спальни.

Гарри ушёл с головой в учебу — каждая тема была сражением, каждая домашняя работа вызовом. Ответы на занятиях стали дуэлями, и Гарри бился — с Гермионой, с Парвати, со всем Слизерином. Он уже доказал, что достоин быть в этом замке. Теперь ему предстояло доказать, что он имеет право участвовать в Турнире, даже если сам этого не просил.

— Усиливая циркуляцию магической энергии, имбирь способен изменять направленность заклинания, заложенного в зелье. Если требуется соединить имбирь с зельем так, чтобы они образовали единое целое, но при этом само зелье содержит змеиный яд, ртутные соединения или эссенцию полыни, необходимо предварительно смешать его с нейтральным компонентом… — продолжил Снейп, проскальзывая мимо парты Гарри и мимоходом убирая его зелье Эванеско.

— Я не согласен, — встал он.

— Простите?

Слизеринцы хихикали, показывали на него пальцем.

— Зелье было хорошим, — упорствовал Гарри. — Вы не имели права его убирать.

Снейп осклабился.

— Что ж, к моему глубочайшему сожалению, я увидел лишь бурду, приготовить которую мог только первокурсник. Какая жалость, Поттер.

— Профессор, вы и представить себе не можете, как я вас ненавижу, — вдруг ровно сказал Гарри.

Снейп чуть не рассмеялся от радости.

Фомальгаут в небе начинал исчезать, и Гарри, привыкший различать ее среди прочих звезд, перестал ее искать. Ответа от Сириуса, которому он написал на следующий день после оглашения чемпионов, не было. Предсказания профессора Трелони с каждым днем становились все более зловещими.

* * *

Ужин уже прошел, но Гарри игнорировал чувство голода. Сидя в закутке давно опустевшей библиотеки, спрятавшись за столами между высоких полок, он жадно вчитывался в старые страницы текста. Почему раньше он избегал магических книг? Ведь еще у Дурслей, когда было нечего делать (компьютер и приставку оккупировал Дадли, и шансов поиграть во что-то интересное не было), он много читал! Ходил в городскую библиотеку, переворачивая большие страницы книги сказок, рассматривая картинки с драконами и принцессами и мечтая, мечтая, мечтая о том, что придет его родственник и заберет в далекую прекрасную страну, где будет полно приключений. Потом он действительно попал в прекрасную страну. Правда, приключения быстро омрачились кровавым светом опасностей, но какое прекрасное ощущение весны внутри это дарило, когда весь мир под твоими ногами, а до звезд рукой подать, только пожелай...

Авторы тома о Турнире («Тремудрый Турнир как волхование высшее») писали сложно, но в общем-то понятно. Начали они с древних обрядов и таких же древних пространных пояснений, почему Турнир — это именно обряд.

Древняя аграрная вера зиждилась на чародейных деяниях, кои возымевали силу над землею, плодоносящей и питающей, на молебствиях богам, хранящим искусство земледелия, и на мифах, во множестве своём ныне утраченных, повествующих о сих божествах. Наипаче зримым является узел неразрывный между мифом и обрядом.

Мифология эллинская изобилует сказаниями о богах и полубогах, кои служили заступниками тайнодействий: о Деметре и чадах её, коим вверено было покровительство над великими Элевсинскими мистериями; о Дионисе, коему возносились песнопения в обрядах как таинственных, сокровенных, так и народных, шумных — в празднествах Дионисийских; о кабирах, чье тайное служение вершилось на острове Самофракийском; о куретах, тельхинах и дактилах — существах полубожественных, сопряженных с древними обрядами.

Сим же образом проявляется связь мифа с священнодействием в преданиях о героях — о Геракле, о Тесее и прочих, где поведано о состязаниях, ими учрежденных во славу деяний своих, — Олимпийских, Тремудрых, Немейских и прочих играх, кои поначалу имели чин обряда и были не празднеством, но священным воспоминанием.

Во времена установившихся сословий, в религиозных учениях явилось сие разделение с особой явственностью: таинственные ведения о богах сохранялись в среде жреческих сословий и были доступны лишь избранным — адептам, нареченным «мистами», сиречь ведунам, вводимым в сокровенные таинства, именуемые «мистериями».

Мнится, что словесная составляющая заговора, в коей содержатся фрагменты мифов и сказаний древних, восходит к чародейному действу, от коего произошла и обрела свое развитие. Слово и дело, речь и обряд нераздельны как в началех, так и впоследствии.

Гарри закусил кончик пера и задумался. В нем заиграл азарт. Следовало полагать, что Тремудрый Турнир — подобное обрядовое действо, из которого важно выйти героем, показав силу, смелость, и тому подобные вещи. Существуют ли Боги? Почитают ли их до сих пор? Или скорее… скорее, почитают Магию, которая стала менее персонифицированной? А впрочем, неважно. Он может понимать и эти тексты, и разучивать новые заклинания. Флер еще умоется своим «пти гарсоном».

«Природный Сын Благословенного, рожденный из уст его, рожденный дхамма»… ладно, тут ничего не понятно…

Ибо именно к сему знанию искони преданному, сокровенному и освященному древностью, сподобляются приобщиться лишь посвященные. Долгие лета пребывают они в ученичестве у наставников, кои вводят их в премудрость, наставляют словом и делом, и приводят к таинствам, что совершаются в потаенном. Посвящаемые претерпевают ряд испытаний, входящих в чин обряда посвящения, в коих с большей или меньшей явственностью содержится образ умирания — смерти ритуальной, за коей следует воскресение, иль же рождение новое.

Но возвращается неофит из сего мрака смерти уже не тем, кем вступил: обновленный, преображенный, иным духом исполненный, он готов к жизни иного порядка. Впрочем, коль обряда он не сносит, и смерть ему приключается не образная, но истинная — сие знаменует не что иное, как его немощь и погибель. Ибо не всяк зовущийся — избран есть.

Гарри содрогнулся. Пошлют его в Запретный лес, опять бороться с гигантскими пауками. А, впрочем. Лицо ожесточилось. Не хотят ему помогать — он сам все сделает. Не дебил же он, в конце концов? Заклинания осваивает нормально — не с первого раза, конечно, как Гермиона, но… Древнее, но такое близкое имя резануло болью по сердцу. Отбросив горькие мысли, Гарри вернулся к книге, читая страницы по диагонали. Следующий раздел заинтересовал его знакомыми словами.

Великое Делание, сиречь Делание Великое, есть путь таинственный и трепетный, коим шествует ищущий, дабы достичь преображения и досточтимой полноты бытия. То не сие лишь творение Камня Философскаго, но и дело души самой, алчущей света во тьме, и золота истины в пепелище плотскаго.

Троякаго есть Делание сего путь, нареченный именами древними: Нигредо, Альбедо и Рубедо — темнение, убеление и кровавое озарение. Во тьме Нигредо гниет ветхий человек, в смраде внутренняго распада умирает ложное и бренное, и всё земное в нём истлевает, яко прах. Альбедо же есть светлая заря, омывание и очищение духа, где божественный отблеск впервые зрит себя в воде безмолвной. В Рубедо же, последнем, совершается венчание Солнца и Луны, брачный союз Духа и Материи, и является Тот, кто иным уже стал — Царственный и Трансфигурированный.

Сие Делание — не токмо ремесло тайное, но и священнодействие, исполненное ужасом и благоговением, в коем всякая капля крови, всякая искра боли, есть приношение древним стихиям и звёздным владыкам. И кто путь сей пройдет, да не падет в бездну безумия, тот из тления восстанет, яко Феникс, и узрит в золе сокрытую Истину.

Сведения же о проводимых Турнирах давали информацию сухую, как сводки некрологов. Кто-то умер, разодранный мантикорой (Гарри пробрало до костей), кто-то заходил в лесную чащу, чтобы достать оттуда заветный артефакт. Но смысл везде был один, и когда Гарри окончательно осознал, во что он вляпался, дом Дурслей по Тисовой, 4 показался ему самым желанным местом на Земле.

Турнир действительно был ритуалом, только проводили его не люди, а Кубок. Совокупностью действий и символов, бравшей корни у древних обрядов, установленный порядок достижения Великого Делания как оно есть. Философский камень, конечно, в конце Турнира не появлялся, но авторы в один голос утверждали, что «вечная слава» означало не столько поклонение толпы, столько великую силу, которую победитель Турнира заберет себе. Вечная слава, вечный почет, данный Магией человеку, который прошел через три этапа Великого Делания и вышел обновленным человеком. В предыдущих Турнирах обычно действительно выживало процентов сорок участников, и только в этом десятилетии ввели возрастную границу.

О Великом Делании Гарри слышал ещё на первом курсе — тогда Гермиона вытащила на их головы потрепанный том — тот самый, для «лёгкого чтения». Нигредо, Альбедо и Рубедо — три стадии создания философского камня, которых алхимик претерпевает смерть и возрождение. Сказочные бредни, как казалось. Мифы, пересказанные тысячами голосов. Оды о превращении плоти и духа в нечто новое, и всё такое. Кто бы мог подумать, что эти обряды всё ещё живут в тенях волшебного мира?

Гарри застыл, глядя в холодную черноту за стеклом. Почему Гермиона назвала Турнир Трёх Волшебников темномагическим ритуалом? Разве он требует кровь, жизнь, силу? Магию? Может, проигравший в Турнире что-то теряет? Может, Кубку нужна жертва? Или наоборот, жертва — только следствие? Впрочем, коль обряда он не сносит, и смерть ему приключается не образная, но истинная — сие знаменует не что иное, как его немощь и погибель…

За окном в потемневшем небе летали смутные очертания птиц. Как хотелось бы взмыть вверх на метле и исчезнуть вместе с ними, улететь туда, в спокойную жизнь.

Проклятый Кубок. Проклятый Дамблдор. На кой черт в школе вообще директор, если он не спасает учеников от подобного дерьма? Внезапно Гарри вспомнил окончание первого курса, когда он лежал, изрядно покоцанный, на больничной койке.

— Ты думаешь, он специально так все подстроил? Может, он хотел, чтобы именно ты это сделал? — задумчиво спросил Рон. — Раз это он прислал тебе мантию-невидимку и все такое…

— Ну, знаете! — взорвалась Гермиона. — Если это он… Я хочу сказать, это ужасно, ведь тебя могли убить…

— Да нет, все было правильно, — после паузы ответил Гарри. — Он странный человек — Дамблдор. Я думаю, что он просто хотел дать мне шанс. И что он, в общем, знает обо всем, что здесь происходит. Так что Дамблдор был в курсе того, что мы задумали. Однако вместо того чтобы остановить нас, он меня кое-чему научил, подготовил меня к тому, что должно было случиться.

И Гарри похолодел.

* * *

Просидев весь день в библиотеке, схватившись руками за голову, Гарри понял кое-что новое о своем директоре. Почему он не думал об этом раньше, было категорически непонятно. Ведь уже в конце первого курса было ясно, что всё было частью большого плана. Большой Игры. Каждый год одно и то же — камень, василиск, дементоры — Гарри раз за разом прыгал в новое испытание, как самоубийца. А Дамблдор только хвалил в конце года и говорил, как он им, Гарри, гордится. Из Гарри бы вышел идеальный Герой — одинокий, без семьи… Может, поэтому Сириуса так долго не оправдывали? Разве позволил бы Сириус произойти всему, что в итоге произошло, если бы Гарри всё это время жил под его опекой?

Гарри мерил шагами свой закуток. Ага, конечно… Сытый становится дерзким, смелеет, начинает позволять себе хотеть жить на широкую ногу. Может взять все свое наследство и умотать на Багамы, и ищи-свищи Мальчика-Который-Выжил. А Гарри на первом курсе уже был готов подставить голову за чужие жизни. Конечно, его ведь забрали в волшебный мир, как он и мечтал в детстве. А почему мечтал? Вот зачем тебя всё время отправляли к Дурслям… чтобы не забывал разницу. Магглы — холод, унижения, пустой холодильник и подзатыльники. Маги — тепло гриффиндорской гостиной, друзья, пиршества и признание. Да, опасности, да, ты мог умереть. Но был готов на что угодно, только бы не возвращаться в рутинную обычную жестокость. Уж лучше так… Кнут и своеобразный пряник. И ты, лошара, был готов на всё, лишь бы не вернуться к кнуту.

Нет, против Дамблдора шансов у него не было никаких. Не то чтобы Гарри собирался устраивать с ним грандиозный махач, но если директор как-то замешан в этом… То ему необходимо участие Гарри в Турнире. Зачем? Чтобы опять устроить ему испытание? Дать шанс показать себя, подготовиться к битве с Волдемортом, который опять последует традициям и воскреснет в конце года? Е-мое, почему именно Гарри?

А что могли сделать остальные, если Дамблдор в этом замешан? Бэгмен был только рад, услышав сенсацию. Каркаров и Максим боролись за свои школы, но не они тут хогвартский директор и принимающая сторона, да и в Британии не были освоены. Снейп? Простой учитель, ходящий под Дамблдором. Бартемиус Крауч, с его гитлеровскими усиками, четким шагом и следованием правилам — даже не смешно. Разве кто-то вообще был заинтересован, чтобы расследовать то что случилось?

Никто мнением Гарри не интересовался — ясно, как божий день. Он должен привыкать действовать на максимуме возможностей, проходить испытания, не задаваясь вопросами «за что» и «почему». Турнир, конечно, тренировочный полигон получше коридора на первом курсе, но вдруг Гарри не подстрахуют?

Темнело, и мадам Пинс потихоньку прогоняла засидевшихся старшекурсников. Гарри сгреб талмуды, записи и направился к выходу. Все-таки надо поговорить с Дамблдором. Может, обойдется малой кровью, или хотя бы что-то получится понять.

Дорогу к директорскому кабинету Гарри помнил, несмотря на то, что на втором курсе ввалился туда пыльный, грязный и окровавленный, плохо понимая, что происходит, и одержимый адреналиновым куражом. Он поднялся по лестнице, миновал старый гобелен с вышитыми львами, стал перед каменной горгульей и понял, что не знает пароль.

«Чемпион, бля», — выругался он про себя. — «Даже Рон умеет думать на пару шагов вперед. В шахматы, что ли, начать играть?»

Дамблдора он встретил в начале коридоре, когда, уже отчаявшийся, поплелся в гостиную. Старый волшебник выглядел уставшим и сосредоточенным.

— Профессор Дамблдор! — Гарри, внезапно разволновавшись, чуть не дал петуха. — Директор! Мы можем поговорить о Турнире?

— Конечно, Гарри, — произнес Дамблдор. Его глаза пробежали по Гарри и остановились на шраме. — Заходи.

Кабинет встретил Гарри тихим стрекотом механических приборов, отбрасывающих на стены золотые блики. Фоукс сидел на жердочке, и, очевидно, дремал. Гарри робко сел в роскошное бордовое кресло.

— Профессор, я правда не бросал свое имя в Кубок, — заикаясь, начал он. — У магглов есть детекторы лжи… Вы можете меня проверить, как угодно, но я этого не делал. Мне не нужен этот Турнир. Что меня ждет, если я… если я все-таки откажусь?

— Боюсь, Гарри, это действительно невозможно, -вытягивая ноги, сказал Дамблдор. — Видишь ли, Турнир был разработан как своего рода ритуал посвящения, инициации молодых волшебников… Тебе известно, что значит «инициация»?

Гарри кивнул. Дамблдор повеселел.

— Видимо, мисс Грейнджер прочитала уже все в библиотеке, что смогла об этом найти? Это хорошо, Гарри. В это трудное время нам всем нужны верные друзья.

Гарри промолчал. Конечно, Дамблдор даже не взял в расчет, что Гарри в состоянии прочитать хотя бы одну книгу. И даже не сомневался, что у него остались друзья.

— Если неофит — подразумеваем под этим юного мага, поставившего задачу развить свои волшебные силы — решается начать обряд инициации, от него нельзя отказаться, не потеряв свою магическую силу. А иногда — саму жизнь. Магия слышит просьбу проверить мага на устойчивость к испытаниям, и уже не может повернуть назад. А нам всем, конечно, необходимо, чтобы ты все-таки выжил и сохранил в себе способность колдовать. Ты понимаешь, Гарри?

Гарри спрятал лицо в ладонях и еле слышно пробурчал:

— Выездная дурка…

Портрет старого волшебника на стене презрительно хмыкнул и покачал головой.

— А я тебе говорил, Альбус…

— Финеас! — процедил Дамблдор, поворачиваясь к портрету. Портрет недовольно умолк.

Гарри подозрительно сощурил глаза.

— Но если это не я… Если я не соглашался, чтобы магия меня испытывала, если я ее об этом не просил? Это ведь кто-то другой...

Дамблдор нахмурился и откинулся в кресле.

— Я, конечно, рассматривал эту возможность, и — остановил он раскрывшего рот Гарри, — допускаю, что так могло случиться. Наши враги все еще где-то поблизости, и могли подобраться еще ближе, учитывая, как часто Волдеморт в последнее время стал появляться в стенах этой школы. Но доказать это, к сожалению, невозможно. Кубок получил твое имя и рассматривает именно тебя как инициатора ритуала. Записка была написана твоей рукой, твоим почерком, твоим магическим отпечатком. Разумеется, подпись могли оторвать от какого-то из твоих эссе, но сути дела это не меняет. Гарри, тебе нужно собрать все свои силы. Не все в этой школе рады ходу событий, но мисс Грейнджер, уверен, тебе поможет.

Он улыбнулся.

— Я склонен верить тебе, Гарри. Но…

— Но сути дела это не меняет. Я понял, директор.

Бесполезно. У них тут своя игра. Гарри вновь сгорбился в кресле. Конечно, если Дамблдор знал… если он знал, то отрезал все пути отступления.

— И что мне делать? Со мной будут соревноваться совершеннолетние.

— О, несомненно, учиться — и с более пристальным вниманием, чем прежде. Думаю, баллы на Турнире тебя не очень интересуют, так что я мог бы опрометчиво посоветовать тебе не обращать внимания на мастерство прохождения испытаний… Но, боюсь, выложиться надо на полную. Проигравший в Турнире может понести последствия гораздо более серьезные, чем последнее место. Кубок не прощает слабости, Гарри.

Предательство Дамблдора не поразило, но резануло по сердцу. Очередное испытание для геройского мальчика, ясен пень, от него так просто не отделаться. Следующие несколько дней для Гарри слились в одну полосу. Он ел, спал, плакал. На уроке профессора Флитвика, где они изучали Акцио, Гермиона весь урок притягивала к себе все, что было в классе, от луноскопов до мусорных корзин. Гарри разозлился. Девочка, выросшая в обычной семье, притягивает к себе вещи, будто магнит, с первой попытки. Что ей помогает? Внутренняя сила? Нацеленность на результат? Отсутствие сомнений? «Я должен», — крепко сжав губы, подумал Гарри. — «Я должен овладеть всеми возможными заклинаниями вплоть до седьмого курса и больше, если хочу выжить на этом Турнире». Он сосредоточился, сконцентрировал всю свою злость и твердым голосом скомандовал:

— Акцио!

Перо взмыло вверх и пушистой стрелой влетело в его руку. Флитвик покосился на него, но ничего не сказал. «А мне не нужно твое одобрение», — мрачно подумал Гарри. — «Я и сам со всем справлюсь. Надо только научиться быстрее читать».

Вечером Гарри снова пошел в библиотеку.