ПРОХОР И КОШКА: Тайна красной двери. (гет)

Глава 9

Чем ближе она подъезжала к особняку, тем сильнее терялась в своих собственных мыслях. Она словно вязла в паутине размышлений: очередная встреча, снова напряжённые взгляды с Екатериной, эти постоянные споры о месте каждого в трагедии, разразившейся вокруг них, словно буря, оставляющая после себя лишь разрушение. Как же ужасно осознавать, что решение, столь важное и болезненное, висит в воздухе, как дамоклов меч, готовый упасть в любой момент! Как можно определить, кто виноват, когда речь идет о самой жизни?

«Если я правильно поняла, — прокручивала в голове Вика, осторожно маневрируя автомобилем среди деревьев, — этот иностранец явно играет не последнюю роль в этой истории… нужно рискнуть и попытаться разобраться». В этих мыслях скрывалась и решимость, и страх, но бездействие казалось просто недопустимым.

Когда она наконец остановила машину и вышла, её глаза встретили особняк, окутанный тусклым светом старых фонарей, высвечивающим его угрюмые контуры. Он казался не только заброшенным, но и призрачным, как отражение прошлого, навевающее тоску и страх. Вика почувствовала, как внутренние страхи начинают сжиматься в её груди, когда увидела мимолетную тень Екатерины, проскользнувшую в окне второго этажа. Поднимаясь к дверям, она вновь ощутила холодок страха, пронзивший её душу, когда услышала глухой звук — что-то тяжелое упало, нарушив тишину этой ночи.

— Что это было?! — её голос срывался на крик, и в этот момент сердце словно остановилось. Силы воли хватило лишь на то, чтобы заглянуть внутрь. Тишина обрушилась на неё, как непрошеная гостья, обвивая своей холодной хваткой. Внезапно из кабинета донеслись глухие звуки, а вскоре резкий крик, за которым последовал тяжёлый хруст, будто что-то ломалось, отбросило её в ужас.

Понимая, что каждый момент на счету, Вика рванулась к двери, настойчиво толкая её. Дверь открылась, и её взгляд застыл на страшной сцене: Екатерина была на грани жизни и смерти, её лицо искажено страхом. За ней, словно потерянная душа, стоял незнакомец, натянувший струну от гитары вокруг её шеи, превращая эту трагедию в нечто похожее на кровавую симфонию.

Вика затихла на мгновение, охваченная ужасом и беспомощностью. Мысли о том, как выручить Екатерину, переплетались с непреодолимым желанием остановить ненависть, вспыхнувшую между ними.

— Отпусти её! — выкрикнула Вика, в её голосе звучали одновременно ярость и страх. Это был крик души, полный отчаяния и мужества.

Непрошенный гость обернулся, его лицо скрывала маска, а глаза пронзали её холодом. Но в них проскользнуло нечто ещё — безысходность, словно в них застряла тень утраченной надежды. Екатерина, задыхаясь, посмотрела на Вику с мольбой, словно искала спасение в её глазах.

— Не вмешивайся! — прорычал незнакомец с акцентом, но в его голосе прозвучали нотки сомнения, которые Вика не могла оставить без внимания. «Где-то я слышала такой тон…» — пронеслась мысль в голове Виктории, как ручей, что внезапно забурлил на поверхности льда.

Собравшись с силами, Вика сделала шаг вперёд, за её спиной бушевали эмоции, сердце гулко колотилось в груди; она понимала — это была её единственная возможность. Теперь или никогда. Она положила руки на стол, стараясь не выдать своего страха, и продолжила, преодолевая собственные сомнения:

— Послушай, это не вариант решений всех проблем… сам себя же в яму гонишь!

Но её слова не успели достучаться до него, как внезапно незнакомец что-то бросил Кошкиной в лицо. Ожог пронзил её кожу, а что-то попало в глаза, остро разжигая боль. Пока Вика пыталась избавиться от этого жгучего вещества, её успели оглушить чем-то тяжелым.

Глава 10

Яркая вспышка, шум и грохот, разговоры, заставившие Вику прийти в сознание и ощутить ужасные боли и что-то холодное на своих запястьях.

Открыв свои глаза она тут же увидела труп Екатерины с окровавленной шеей…

— Полковник! — кто-то кричал Прохорову, стоящего около трупа и фотографирующего. — Кошкина пришла в себя.

Прохорова это известие, вмиг оторвав от телефона отвлекло. Он подошел к ней и склонился, рассматривая её лицо, полное синяков. В его темных глазах проскользнуло что-то схожее с беспокойством.

— Кошкина… Ты как? — он едва заметно нахмурился, пытаясь заглянуть ей в глаза.

— Не очень, — ответила она, потом указала на наручники. — И зачем это? Вы поймали убийцу?

Он чуть ухмыльнулся уголком губ, посмотрев на наручники. Это была своего рода вынужденная предосторожность, и он знал, что это выглядит… странно. Прохоров медленно встал с корточек, скрестил руки на груди.

— Нет, убийца на свободе, — ответил он хрипловатым голосом. — Но ты единственный свидетель, который может дать важную информацию.

— О боже, — вздохнула она, опустив голову на запястья, поджав плечи. Прохоров заметил, как её плечи дрогнули, и на секунду замешкался. Потом достал из кармана ключ от наручников.

— Не надо так опускать руки, Кошкина. Вы же сами любите лезть туда, где стреляют. — Он щёлкнул замком. — Руки свободны… но до выяснения обстоятельств — ни шагу без меня.

Прохоров наблюдал как она медленно выпрямилась, чуть поморщившись от боли. Она казалась такой хрупкой, даже несмотря на то, что обычно была воплощением силы и уверенности.

— Можешь ответить на пару вопросов? — спросил он серьёзный, все ещё держа ключи в руках. Она устало подняла глаза на него, её глаза были красными, а лицо опухшее… Но поняв, что всё же ей одной не справиться — она кивнула ему в ответ. Прохоров слушал, не перебивая, его взгляд стал жестче.

Он взглянул ей в глаза:

— Зачем тебе вообще понадобилось сюда приезжать — без прикрытия, без меня?

— Потому что меня беспокоил запах краски и то, что она не была запечатана, а прикрыта…

Он нахмурился, не сводя с неё пристального взгляда. Казалось, он не ожидал такого ответа.

— Ты приехала, только потому что запах краски показался тебе подозрительным? — его голос был холоден и серьезен, как будто он говорил с нерадивым учеником.

— Да. Но до этого всего, — ответила она, откинув голову на спинку кресла. — Когда я нашла ту дверь в день убийства вдовы… Я встретила очень подозрительного мне человека с испанским акцентом. Он говорил, что незадолго до убийства Зубкова Виталия Витальевича… Эту дверь запечатали и покрасили, чтобы она не сгнила. И у него на руках была зелёная краска, которой красили эту дверь… я надеялась, что когда мы откроем её, то сразу станет все понятно… Но когда мы вошли… — она погрузилась в воспоминания. — Там были банки с красками, инструменты и окрашенные гвозди. Конечно, вы меня не захотели слушать и устроили разборку. Вот почему я и пошла сюда одна.

Прохоров слушал, медленно сжимая папку в руках. Его взгляд стал тяжелым — не от гнева, а от осознания. Он действительно её не слушал. Отмахнулся. Как всегда.

— Испанский акцент… — прошептал он, словно про себя. — Окрашенные руки… Педро Мендоса? Бывший управляющий особняком? Тот самый, который исчез после похорон вдовы Зубкова?

Он наклонился к ней:

— И ты пошла туда одна… потому что я тебе не поверил.

В его голосе больше не было раздражения. Была большая пауза.

Потом коротко бросил:

— Больше так не делай. Я бы тебя хоронил — и совесть моя была бы чистой? Не смешно.

— Без сомнения, — сказала Вика, приоткрыв свои глаза. — Его следующая жертва я.

Он медленно выпрямился, смотря на неё сверху вниз. Казалось, он даже не мигнул, услышав её слова.

— Почему ты так уверена? — Прохоров скрестил руки на груди, снова холодный и отстраненный.

— Я свидетель этого убийства, полковник, — её плечи поднялись. — И он попытается избавиться от меня.

Он внимательно рассматривал её лицо, стараясь прочесть все эмоции, которые она пыталась спрятать. Прохоров вздохнул, убрав руки в карман, и сел рядом. Теперь он сидел рядом с ней, чуть развернувшись к ней всем телом.

— Ты понимаешь, что теперь я должен держать тебя под своей защитой, Кошкина? — тихо спросил он, пристально глядя в её глаза.— Я не нуждаюсь в чужой помощи, «Прохор», но это не значит, что я никогда не попрошу…

Он фыркнул, но в глазах мелькнуло уважение.

— «Прохор»… — протянул он с лёгкой иронией. — Только не надо изображать независимую кошку, которая царапается при виде зонтика. Ты едва на ногах стоишь.

Он встал, снял пиджак и бросил ей на плечи — резко, как будто сам себе противоречит.

— Поехали. Не стану рисковать и оставлять тебя одну. Даже если ты «не нуждаешься». У меня пока поживаешь, для твоего блага.

Глава 11

Садясь в черную волгу, Вика устало поправила волосы и снова откинула голову назад, после издала тяжелый и протяжный звук, чувствуя лёгкое головокружение. Прохоров сел за руль, бросил взгляд на неё.

— Держись, Кошкина, — сказал он строго, но в голосе уже не было прежнего холода. Двигатель завёлся с низким рычанием. Ночь поглотила дорогу впереди. Он тронулся с места и коротко добавил. — И не вздумай снова куда-то прыгать по запахам краски. У меня нервы крепкие… но не стальные.

— Я понимаю, — ответила Кошкина, посмотрев на него, на его лицо, его глаза и его сильные руки… — А ваша жена не будет возражать на то, что я у вас буду жить? Пусть и временно.

Прохоров резко глянул на неё, будто она сказала что-то абсурдное.

— Жена? — хмыкнул он, отводя взгляд к дороге. — У меня нет жены, Кошкина. Холостой я уже двадцать лет. Полиция — мой брак. А ты… пока мой головной болевой синдром номер один.

Тон был колючим, но в уголке губ мелькнула тень улыбки.

— Так что возражать некому. Только соседка с третьего этажа… но если скажешь ей «добрый вечер» — и она будет тебя обожать больше меня.

Она хихикнула и отвела голову в сторону окна, уставившись на фонари улиц. Она словно попыталась расслабиться в компании такого человека, как Виктор Кириллович. Прохоров, увидев её реакцию, чуть расслабился тоже, но внимательно следил за дорогой, держа руль лёгкой хваткой.

Он украдкой бросал на неё короткие взгляды — усталого и немного обезображенного лица, но в то же время… красивого и хрупкого.

Прошла пара минут молчания.

— Кошкина, — вдруг тихо позвал он, словно сам не ожидал от себя этих слов. — Можно вопрос?

— Конечно…

Он нахмурил брови, словно слова давались ему с трудом.

— Раз уж ты будешь некоторое время у меня… Могу я спросить… — Прохоров запнулся, коротко фыркнув про себя, а потом посмотрел на Кошкину. — … есть ли у тебя парень?

— Вернее, — протянула Вика, снова посмотрев на полковника. — Двое бывших…

Он удивлённо посмотрел на неё — не ожидал такого ответа.

— «Два бывших»? — переспросил он, чуть усмехнувшись. — Так много?..

Прохоров не знал, почему его интересовали её отношения: может быть, просто чтобы не молчать дальше.

— Дай угадаю. Один — интеллигент-гуманитарий, второй — брутальный смуглый мачо?

Она рассмеялась, прикрыв лицо рукой и сотрясаясь в смехе. Для Прохорова это было нечто, чем просто смех. Но уловил пару нот из прошлого, которое сломало её жизнь.

— А вот и нет, — прохрюкала Вика, пытаясь успокоиться. — Один был учителем, другой морской капитан. С одним отношения не сложились, потому что ко дню нашей расписки в ЗАГСе, я забеременела от него. Когда он узнал, то заявил, чтобы нас не расписывали. А мне было восемнадцать лет, и я одна простила Машу где-то пять лет. Потом встретила второго, он обещал помочь мне с воспитанием моей дочери, и поставил условие — он будет со мной до конца, если я рожу мальчика. Но родила девочку, Дашу, и он смылся восвояси. Он всё внимательней смотрел на неё, всё больше хмурясь.

— Он оставил тебя за то, что у тебя родилась девочка?.. — тихо спросил Прохоров, не скрывая презрения в голосе.

Остановился на перекрестке: светофор мигал красным, и они ждали смену сигнала. Его пальцы крепче сжимали руль, но он всё же продолжил, стараясь не поднимать голос.

— И он даже не попытался быть отцом, когда ты рожала его ребенка?... — губы Прохорова сжались в тонкую линию. Но Вика молчала, пряча всю боль под маской весёлого человека… Он бросил на нее быстрый взгляд, нахмурившись сильнее. Её молчание говорило куда больше слов.

Прохоров тяжело выдохнул сквозь зубы, стараясь успокоиться. Разгоряченное сердце не желало следовать логике — слишком сильной была эмоциональная реакция.

Он резко вдавил газ, когда светофор загорелся зелёным, и черная волга резко рванула вперёд. Через пару минут молчания он всё-таки заговорил снова, не сводя взгляда с трассы.

— Сколько лет твоим дочкам?.. — хриплый голос звучал спокойнее, но в нем всё ещё чувствовалась скрытая злость.

— Старшей десять, младшей четыре года, — ответила Вика, сжимая руки в кулаки, а после улыбнулась. — Я и не жалею, что рассталась с обоими поддонками. Я живу для Маши и Даши. И больше мне ничего не надо, полковник.

Прохоров чуть повернул голову в её сторону — её ответ снова удивил его. Разгневало. Разозлило. Как она могла быть такой спокойной и довольной?

— Не надо?.. — не веря, пробормотал он сквозь зубы. — Какого чёрта, Кошкина, ты заслуживаешь куда больше, чем быть брошенной одинокой матерью…

— Как по мне, уж лучше так, чем жить с такими, — хмыкнула она, посмотрев на Виктора. — Ну, теперь ваш черёд. Почему же вы сами до поздно на службе? Я не верю, что служба — ваша жена.

Он бросил на неё взгляд, словно оценивая, потом хмыкнул:

— Ты слишком наблюдательная, Кошкина, — ответил он с кривой усмешкой.

Прохоров коротко вздохнул и отвёл взгляд обратно на дорогу.

— От нечего делать, что ли, спрашиваешь?.. — спросил он, а потом резко добавил. — Служба — это смысл моей жизни. Всегда была.

— Я была с вами откровенна, Виктор, — заявила она настойчиво. — Теперь ваша очередь.

Прохоров бросил ещё один удивлённый взгляд в её сторону: у него в голове не укладывалось то, как она могла говорить столь фамильярно с ним, будто они не коллеги, а друзья.

Он помолчал, словно взвешивая что-то у себя в мыслях. Затем коротко, но в то же время с каким-то раздражением в душе спросил:

— Ответишь мне ещё на один вопрос?

— Если ответите сперва на мой: женат или нет, и что могло такое случиться?

Вопрос буквально оглушил его. Прохоров чуть повернул голову в её сторону, нахмурился — он явно не ожидал, что она так вот сразу начнет пытать его личной жизнью.

Он нахмурился сильнее, но всё же ответил хриплым голосом.

— Разведен, — коротко ответил он, тут же посмотрев вперёд.

Пауза.

Прохоров вдруг понял, что он слишком многое ей… открыл.

— Что стало причиной? — она старалась быть спокойной, показывая свое сочувствие. Он хрипло выдохнул сквозь зубы, а потом ответил резко и тихо:

— Разногласия… Развелись, потому что не сошлись характерами, если коротко. Она не была… согласна с моей профессией, — его пальцы крепче сжали руль. — По её мнению, полиция забрала всё моё внимание, и осталась у меня только «любовница в форме»…

— Что за чушь! — возмутилась женщина. — Я бы такого не сказала! Ну, если бы я была на её месте.

Он снова посмотрел в её сторону — неужели её реакция… успокаивала его? Прохоров коротко хмыкнул, нахмурился сильнее.

— Потому что ты… не та женщина, Кошкина, — ответил он сухим тихим голосом. — Ты понимаешь, о чём я говорю, верно?..

— Не совсем, но… — замялась она, и вдруг её взгляд обратился на дорогу, откуда выскочили две девочки — одна лет на десять выглядела, другая на пять. — ТОРМОЗИ!!!

Прохоров не сразу поверил своим глазам. Две девочки, одна за другой, словно кролики, перескочили дорогу прямо у них под колесами — машина едва успела остановиться, а он лишь чудом не встряв в столб.

За миг до этого Кошкина успела вырваться, схватить обе девочки за руки, удерживая их, и громко крикнуть:

— Вы с головой дружите?! Прямо под колёса выскакиваете?..— Успокойся! — прикрикнула Виктория на полковника и выскочила из машины, прижимая девочек к себе. Прохоров в бешенстве выскочил из машины, хватая её за руку.

— Ты с ума сошла?! У тебя лицо раскроено, ты едва на ногах стоишь — и ты лезешь под машину?!

Виктория оттолкнула его.

— Это мои дочери, идиот!

Мир вокруг замер. Прохоров оцепенел. Он стоял прямо, напряжённый, руки в кулаки — губы были плотно сжаты, на лице была лишь растерянности. Он медленно осознал услышанное, а потом хрипло спросил, не сводя взгляд с лица Кошкиной.

— Твои… дочки?

Вика быстро осмотрела Машу и Дашу на наличие повреждений, но убедившись, что девочки не пострадали, она быстро взяла одну дочь за руку, вторую на руку и повела к машине и села в неё.

— Едим дальше, Виктор Кириллович, — всхлипнула Вика, посадив обеих дочерей на задние сведения.

Прохоров молча обошёл машину и сел за руль. Его пальцы дрожали, когда он вставлял ключ в замок зажигания. Всё внутри перевернулось — гнев, страх, стыд… Он только сейчас понял, насколько близко подошёл к катастрофе.

Двигатель завёлся.

Он не сказал ни слова. Только тихо произнёс:

— Вик… Прости. Ещё раз бы так поступил — ушёл бы в отставку сам.

— Это ты прости, Виктор, — снова всхлипнула Вика, вернув самообладание. Он молчал, пристегнувшись и включив зажигание, медленно тронув машину с места. Прохоров не знал, что сказать. Кошкина только что поставила его на место, и самое ужасное: она была права.

Они ехали долго в тишине, а потом Прохоров тихо проговорил:

— Как… как их зовут?..

— Маша и Даша, — ответила Вика. Он тихо хмыкнул, крепко сжимая руль.

— Красивые имена, — ответил он, бросив взгляд в зеркало заднего вида. Вика резко переключилась на детей, показывая всю свою злость.

— А теперь, извольте объяснить, что все это значит?! — воскликнула она, сердито посмотрев на старшую, Машу. — Я вас отправила к бабушке для вашей безопасности. Я же говорила, когда найду хорошую квартиру и работу, тогда я вас заберу. Что не понятного?!

Прохоров почувствовал себя не в своей тарелке. Он ехал, стараясь держаться спокойно, но слышать разговор сзади было почти мучительно.

— Мы… — Маша опустила голову, теребя краешек платья. — Я скучала…

— А мне плохо без мамы! — всхлипнула Даша и прижалась к Вике.

Вика вздохнула, гнев мгновенно растаял. Она притянула девочек ближе и погладила их по головам.

— Ну… ладно… Ладно уже… Но так больше нельзя.

Прохоров сжал губы, чувствуя что-то странное в груди — теплое, незнакомое чувство: будто он внезапно оказался частью чего-то настоящего. Чего-то живого.

— У меня трёшка… Пусть поживут пока что вместе… Если ты не против, — тихо сказал Виктор, — Хотя бы до тех пор… пока это дело не закончится.

Она вздохнула.

— Дело ваше, Виктор Кириллович, — ответила Вика, укачивая детей на руках. — Нам ещё долго ехать?

Он посмотрел на часы — время за полночь перевалило.

— Почти приехали, — ответил он коротко, выруливая на улицу.

Потом, неуверенно, проговорил:

— Ты устала?

— Хотелось бы чашку чая, если честно…

Прохоров кивнул, не отводя взгляда от дороги.

— У меня есть чай. И сахар. — Он помолчал. — И конфеты «Гусиные лапки». Детям понравятся.

Глава 12

Через десять минут они были уже на улице Некрасова. Он припарковал «волгу», выключил зажигание.

Он уже собрался открыть дверь, но остановился, посмотрев на Кошкину и девочек.

— Кошкина… — тихо позвал он.

Она повернула голову в его сторону. Прохоров замешкался, чувствуя, что сейчас что-то скажет… что-то такое, о чем утром пожалеет. Но он просто коротко кивнул, указывая на квартиру.

— Пойдём. Я… покажу комнаты.

— Сперва, помогите… — она указала на спящих дочерей. Он молча подошел к двери с её стороны и аккуратно помог ей донести обе девочек. Дверь тихо распахнулась, впуская их в квартиру.

Кошкина поставила Машу на диван, аккуратно уложив и накрыв ее пледом. Потом сделала то же самое с Дашей. Девочки мирно сопели, уткнувшись лицами в подушки.

Прохоров молча стоял рядом.

— Спасибо, — прошептала вика, сняв пальто и повесив его на крючок. Он кивнул в ответ и отвернулся в сторону кухни, приглашая её следовать за ним.

Прохоров щелкнул выключателем на кухне, включив слабое освещение, указал ей на небольшой стол на двоих в углу.

— Присаживайся. Сейчас чайник вскипит.

Он начал готовить чай. Кошкина села на стул. Прохоров, не глядя на неё, поставил две чашки на стол, налил в них горячий чай из прозрачного фаянсового чайника, поставил по ложечке сахара — и молча сел напротив.

Он не знал что сказать, и просто смотрел, как она дует в свою чашку, делая первый глоток. Прохоров медленно сделал глоток из своей чашки. Чай приятно грело горло. Он все еще чувствовал себя не в своей тарелке после того, что произошло.

Прохоров перевел взгляд на Кошкину, а та сидела напротив него, медленно потягивая чай и смотря в окно.

Полчаса они сидели в молчании и отказывались смотреть даже друг на друга, пока Прохоров не нарушил эту надоедливую мертвую тишину своим хриплым вздохом, поднявшись со стула, отойдя к холодильнику и достал бутылку водки и солёные огурцы с лимоном.

Прохоров, налив и себе в рюмку, залпом выпил содержимое, даже не закусывая, прибавил ещё одну рюмку. И наконец сказал:

— Раз уж ты влезла в то, куда тебя не тянули… может быть, уже поговорим о том, о чем ты хотела мне сказать?

Этому Вика немного удивилась, однако уходить от этой криминальной темы не стала и, откусив огурец, она кивнула и начала:

— Я давно начала замечать, что с этой дверью что-то не так, — она достала из кармана тот самый гвоздь, умазанный зелёной краской, и выключила свет на кухне, опираясь на свет луны. Гвоздь засиял ало-красным цветом. — Педро Мендоса появился в Петербурге до убийства, примерно 16-ого августа на 17-ое. А та Дверь, которая по словам Мендосы не открывалась долгое время, не внушила мне ни единого доверия, как только я учуяла свежий запах. Эти гвозди были вытащены из той двери, а щели были закрашены свежей краской. После убийства Зубкова Виталия Витальевича эту дверь гвоздями не закрывали, и это странно! — она снова включила свет. — Я проконсультировалась с одним химиком, и он сказал, что такая краска, которая меняет цвет при любой температуре, существует. И её явно привезли из Испании, откуда Педро Мендоса родом. Он был женихом дочери убитых родителей. Наверное, он отомстил отцу за честь невесты, а вот мать… возможно, он убрал её как свидетеля, как пытался убрать и меня.

— А Екатерина Витальевна? Вряд ли он её убил, потому что она была лишним звеном, если он её любил.

Вика потерла ноющий затылок, задумавшись над его вопросом.

— Может быть, он мстит ей, потому что она «не пыталась» сопротивляться своему отцу, или же причина была в другом, — пожала она плечами. — Я точно не знаю. Единственная деталь, которая меня привлекла, кроме его акцента… его окрашенные руки. При первой встрече, у него запястья и кончики пальцев были замазаны этой же краской. И что самое смешное, он прятал эти руки в бинтах. Вам это что-то говорит?

Прохоров, внимательно слушал каждое слово Кошкиной. Он медленно налил себе ещё рюмку водки. На этот раз закусил огурцом и лимоном.

— Руки в бинтах… краска, которая светится… Испания… — пробормотал он себе под нос. Он вдруг резко встал и прошёл к окну, посмотрев на улицу — будто искал что-то во тьме. — Педро прибыл из Барселоны 16 числа этого месяца… А убийство случилось 17-го ночью. Слишком быстро для случайности.

Вернувшись обратно к столу, полковник взял гвоздь с зелёным налётом, подсветил его фонариком из кармана пиджака. Гвоздь снова засиял алым оттенком при искусственном свете. Прохоров посмотрел прямо на Вику:

— Ты была права…— Пауза длилась долго, затем он тихо добавил: — Но если ты права насчёт Мендосы… то мы уже не просто расследуем убийство… Мы стоим перед лицом человека, который может быть уже здесь… рядом с нами.

Она забрала гвоздь и спрятала его обратно в карман, и снова отпила немного водки, заедая огурцом и лимоном.

— Нам нужно выловить его на живца, — проворчала Вика, умоляюще смотря на Виктора. — Мы долгое время играли по его правилам — пришло время и нам сделать так, чтобы он играл по нашим правилам…

Глава 13

Парк. Время уже шло ближе к обеду, а Виктория сидела на жарко солнце и делала вид, что читает утреннюю газету, и даже не глядя на эти листы, она уже знала сюжет этих новостей. Два с лишним часа она караулила и выжидала подходящий момент для своих действий, как из сумки донесся звук телефонного звонка. И быстро отреагировав, но спокойно, Вика ответила. И оттуда донесся тот же самый голос с акцентом.

— Не делай резких движений и посмотри назад, — велел ей голос, и Вика осторожно повернулась на лавке, пока её глаза не увидели человека в белом костюме и в белой шляпе, который стоял около двух фонтанов. — у меня есть для тебя предложение, сыщик.

— Педро Мендоса, я полагаю? — её голос не дрогнул перед лицом своего врага, глаза наполнились решимостью, а свободная рука сжималась в кармане.

— Мне шум здесь не нужен, — добавил Мендоса, продолжая стоять спиной к Виктории Кошкиной. — Ты помешала моему плану, однако… тебе стоит знать, пока ты жива — я не отступлюсь.

— Зачем же ты тогда убил свою бывшую невесту? Убил бы того, кто действительно виноват…

Прошла минута тишины, а Мендоса не спешил с ответом, будто тянул время и получал от этого удовольствия. По спине Кошкиной пробежалась холодная дрожь, а вся она напряглась.

— Я дам тебе шанс, чтобы спасти свою шкуру, — протянул Мендоса и добавил уже с нотой готовности к действиям, скрипучим голосом как скрипка над могилой. — Если ты снова будешь путаться у меня под ногами, и уж тогда ни тебе, ни твоим прекрасным детям не выжить.

Когда абонент отключился и поспешил исчезнуть в толпе людей, Кошкина ещё сильнее напряглась. Нет, она не могла позволить себе рисковать жизнью своих детей, даже если он и не тронет их, Вика не должна подвергать Машу и Дашу опасности. А как же Прохоров?

— Хорошо, — сощурив глаза, произнесла в слух Виктория и стала набирать номер телефона. Гудок. Гудок. Гудок. — «Прохор», это я. Проклюнулся наш цыпленок.

После небольшого разговора Вика отключила телефон и положила его на лавку, а после направилась в сторону той толпы, где растворился Мендоса. Но когда она оказалась среди всех людей… что-то треснуло. Щелчок курка р легкий свист пули пронеслись по воздуху. И Вика упала на тротуар, истекая кровью… А толпа все время ходила и шумела так, будто не заметили происходящее.

Неужели это конец…

* * *

Полковник бродил по всему парку в надежде найти хоть какие-то следы Виктории. Не удалось засечь на этом месте два часа назад по её телефону с помощью спутников. Но полиция явилась слишком поздно…

— Нашли хоть что-то? — спросил хрипловатым голосом Прохоров, когда подошёл к капитану Коровину и капитану Морковину, которые брали на анализ найденную кровь.

— Мы ищем, товарищ полковник, — ответил Коровин, отдав колбу с кровью рабочим из лаборатории.

— Результаты! — слегка повысил голос полковник, но ответа не последовало. — Найдите хоть что-то… хоть какую-нибудь зацепку.

Прохоров тяжело вздохнул. Он потёр переносицу пальцами, стараясь успокоиться. Кровь на тротуаре была единственной уликой — единственной подсказкой… но ее было слишком мало. Он вдруг остановился. Вспомнил — Вика сидела на лавке. Газета… сумка… телефон.

— А где её вещи? — резко спросил он, оглядывая место происшествия.

Коровин пожал плечами:

— Никаких сумок не нашли, товарищ полковник…

Прохоров сжал челюсти. Не могла же она исчезнуть, ничего не оставив… Да и толпа не реагировала — значит, стреляли скрытно. Пистолет со звукоглушителем?

Он опустился на корточки рядом со следами крови и заметил крошечный блестящий предмет под лавкой и поднял его.

Миниатюрная булавка… с едва заметным фрагментом светлой нитки, его сердце дрогнуло. Он резко встал и прошептал и вынул рацию.

— Коровин! — отдал он приказ. — Найдите камеру у фонтана. И проверьте все записи за последние два часа. Полчаса спустя Прохоров сидел за своим столом в кабинете, вцепившись зубами в трубку радиотелефона.

Всё так же молчаливый Коровин принес ему ксерокопию видеосъемки.

Он скептически разглядывал её, нахмурил брови, внимательно всматриваясь в лицо не слишком понятной фигуры в белом костюме, сидевшей спиной к камерам.

— Ты уверен, что ты дал правильные временные рамки?

Коровин кивнул:

— Да, товарищ полковник. Мы перепроверили все архивы камер в радиусе получаса от места преступления. Вы правы, снимки действительно плохого качества. Это единственный подходящий кадр.

Прохоров хмыкнул, не отрывая взгляда от копии. Провел пальцем по фигуре в белом.

— Слишком много случайностей… — пробормотал он. — Белый костюм. Фонтаны позади… И она сидела лицом к нему, а он — спиной к ней…

Он резко встал и бросил ксерокопию на стол.

— Коровин! Вызови лабораторию! Нужно сравнить эту нитку с образцами тканей из испанских поставок за последний месяц. И проверь всех, кто пересек границу с багажом из Барселоны!

Примерно через десять-тридцать минут вернулся Коровин обратно в кабинет Прохорова.

— В списке из Барселоны двадцать четыре человека, товарищ полковник, — отчитался он, протянув лист бумаги. — Семнадцать мужчин, пять женщин и двое детей… В качестве багажа они везут одежду, личные вещи и сувениры.

Прохоров бросил взгляд на список и фыркнул в ответ:

— Одежда… сувениры… А никто не везёт ящик с краской, меняющей цвет при температуре?.. — он потёр виски. — Сусликов нам принесли, Коровин. А что насчёт авиабилета Мендосы? Был ли у него багаж?

Коровин полистал папку:

— По документам — ручная кладь и один чемодан… но при досмотре ничего подозрительного не нашли.

Прохоров закусил губу.

— Ничего?.. Значит, либо он чист… либо слишком умён.

Он встал, подошёл к окну и прошептал холодным голосом:

— Она жива. Я знаю это. И если этот испанец думает, что спрячет тебя от меня… — он сделал короткую паузу, смяв клочок бумаги в кулаке. —…то он ещё узнает цену ошибке.

Глава 14

К середине ночи Прохоров все так же сидел в своем кабинете, не ложась спать. Он курил одну сигарету за другой и раз за разом смотрел на снимок — на фигуру Мендосы за спиной Кошкиной, пытаясь найти что-то знакомое в темном силуэте. Но ничего не получалось, Прохоров хмыкнул, затянувшись.

Когда зазвонил телефон, он не сразу отреагировал. Только уставший взгляд скользнул в сторону аппарата. То-то дёрнул его за рубашку — это была Даша, держащая в руках плюшевого медведя, а ножки у неё босые.

— Где моя мама?

Прохоров вздрогнул и посмотрел на девочку. Потянувшись вперёд, он осторожно поднял её на руки, с удивлением почувствовав, как та сразу уткнулась ему в грудь носиком.

— Она… занята, Дашенька, — осторожно ответил он и откашлялся, чувствуя себя не в своей тарелке. — Скоро вернется, обещает.

Он не знал, что ещё сказать девочке: успокаивать её было совсем не в его характере. Разве что Прохоров подошел к окну, продолжая нести Дашу на руках, и указал на ночное небо.

— Знаешь, что там вверху?..

Даша приподнялась, смотря вверх. Потом покачала плечами.

— Звёзды?..

Прохоров кивнул и указал на ближайшую звезду, выглядывающую сквозь ночную мглу.

— Да… вот эта большая и яркая. Знаешь её?..

Даша опять покачала головой, а её губы изогнулись в небольшую заинтересованную улыбку.

— Нет... не знаю… какая она?

Прохоров мягко улыбнулся:

— Она называется Полярис, Даша. Это одиночная звезда в созвездии Малой Медведицы.

Даша потянулась указательным пальцем к звезде.

— Она очень далеко?.. — спросила она с неподдельным интересом.

— О, да… очень далеко, — кивнул Прохоров. — Почти четыреста световых лет от Земли, если говорить по-простому… Миллионов четырнадцать километров. Её свет доходит до Земли восемь минут.

Даша уже сопела носком, опустив головку на плечо Виктора, и из её рук выпала игрушка на пол. Прохоров осторожно положил её в кровать, стараясь не разбудить ребёнка, и накрыл одеялом. Но Даша вдруг схватила его руку обеими маленькими руками, и он не сразу отдернул её из рук девочки, удивлённо смотря в сонные глаза.

— Пожалуйста… обещаешь?.. — только неясно шепчет она, крепко сжимая его руку в своих ладонях.

Прохоров нахмурился, смотря на неё:

— Что? — осторожно высвободил руку. Но Даша продолжала его держать за рукав, не выпуская. Прохоров вздохнул и сел на край кровати, наклонившись к ней.— Что я должен обещать, малыш?

— Не… не уходи… пока мама не придет… — почти беззвучно прошептала Даша, уже на грани сна. Прохоров хмыкнул про себя:

— Я никуда не уйду, — ответил он негромко и погладил её по макушке шершавой ладонью. Даша улыбнулась и наконец его отпустила, прикрыв глаза.

Прохоров ещё ненадолго посидел рядом, смотря на девочку перед тем, как тихо встать и выйти из комнаты. Прохоров тихо прикрыл дверь спальни, стараясь не разбудить девочек. Потом направился в кабинет, и с тяжёлым вздохом сел в низкое кресло около стола.

Из окна кабинета едва виднелось ночное небо. Оно было наполнено звёздами, мерцающими сквозь ночь.

Прохоров потянулся за сигаретами и кое-как зажег одну.

— Что бы сделала Вика… — пробормотал он, глядя в темноту. И внезапно понял: она бы не ждала. Она уже была бы там — в тени, за спиной Мендосы. — Она была бы сейчас… точно! Особняк… — Прохоров судорожно взял телефон и с трясущими руками набрал номер Коровин и быстро приставил аппарат к уху.

— Да? — ответил Коровин, издав зевок.

— Коровин, это я. Быстро вставай и поставь на уши все отделение… даже ФСБ буди! Встретимся у особняка.