Приручая Хаос (гет)

Глава 1. Рутина улья

Локация: нижние ярусы улья-кузницы «Плавильня Скверны», Сектор 7-Г, Циммер-Ультра.

Время: цикл 737.42 по местному хронометражу. Стандартный «день» — это лишь смена освещения на искусственном небосводе-куполе с кроваво-красного на тусклое, больное оранжевое.

05:00 (Ультра-Цикл)

Тихий, но ритмичный гул машин и мерная капель жидкостей в светящихся колбах и ретортах — те звуки, от которых я просыпаюсь каждый день. Глухой, навязчивый рокот работающих плавильных печей этажом ниже, от которого дрожит металлическая плита, служащая мне койкой. Еще один день в улье. Открываю глаза. В темноте слабо светятся индикаторы кибернетического зеленого глаза, сканируя состав застоявшегося, едкого воздуха: примеси серы, металлическая пыль, следы утечки радиации в пределах допустимого.

Людей я на дух не переношу, и здесь, в моем личном полутемном склепе, их нет. Есть лишь машины, тихий гул и обещание тайны, скрытой в реактивах.

06:30

В это время я обычно уже на ногах. Длинные черные волосы убраны в тугой, практичный узел. Облачаюсь я не в одежду, а в “доспех”: просмоленный кожаный комбинезон, потрескавшийся от химикатов, поверх тяжелый фартук из шкуры какого-то местного существа. На ремнях у пояса ряд ключей, игл, щупов и костяных флаконов с пробами.

Мой первый ритуал — не молитва, а диагностика. Совершаю ежедневный обход своей лаборатории, похожей на алхимический склеп, переделанный под механикус: тигельные печи, колбы с кипящими разноцветными жидкостями, груды древних инфопланшетов, в центре, главный проект — плазменная горелка Mark IV «Коготь Дракона», которую я взялась «улучшать» для одного из Домов Рыцарей. Приложив руку к ее корпусу, чувствую вибрацию. Мой зеленый кибер-глаз выдает наложение данных: температура сердечника, стабильность потока. Все в норме. Пока.

08:00 — 12:00

Утренняя сессия — мой личный бунт против законов физики. Сегодня я пытаюсь стабилизировать новую плазменную смесь, добавив в нее катализатор на основе кристаллизованной эссенции псайкера (добыча с черного рынка — рискованная, почти еретическая). В колбе побулькивает светящаяся голубая жидкость, тонкие пальцы в защитных перчатках уверенно работают с дистилляционным аппаратом. Внезапно система шипит, датчики на приборах как будто взбесились. Смесь в основной колбе начинает светиться ослепительно-белым, угрожая перейти в цепную реакцию. Кто-то другой запаниковал бы, но я не подумала отшатнуться. Мой голубой глаз фиксирует видимые спектры, зеленый — тепловые и энергетические. Тянусь к стойке и молниеносно впрыскиваю заранее приготовленный стабилизатор — едкий ферментативный состав собственного изобретения. Реакция затухает с глухим урчанием, оставляя после себя стабильную, пульсирующую голубую субстанцию. Успех. Уголок тонких губ дрогнул в подобии улыбки. Это единственная социальная реакция, на которую я способна в течение всего дня, и она адресована исключительно удачному эксперименту.

12:00 — 12:15

“Обед”

Во время перерыва я не ем пищу в общепринятом смысле. Вместо этого я принимаю питательную пасту собственного изготовления — высококонцентрированную смесь протеинов, синтетических витаминов и стимуляторов для поддержания тела в рабочем состоянии. Обычно я запиваю эту не особо приглядную на вид жижу стаканом дистиллированной воды, вкус которой мне нравится больше, чем вкус любого вина с верхних шпилей.

12:15 — 19:00

Вечернюю рабочую сессию прервало внезапное исправление чужих ошибок. Дверь в лабораторию с силой распахивается. Это Гнэрик, мой единственный «деловой партнер», ворчливый и испуганный техно-крепостной из Дома Рыцарей. Он притащил вышедший из строя генератор силового поля с пояса одного из Скаут-Титанов.

— Опять перегрелся! Опять! Инженеры Дома говорят, что его только на слом! Идиотская конструкция! — бормочет он, избегая прямого взгляда.

Молча подхожу к нему и беру в руки генератор. Мой взгляд — смесь голубого любопытства и зеленого презрения — скользит по оплавленным контактам. Тск, ненавижу, когда мое уединение нарушают. Но я алхимик, поэтому каждая проблема — это вызов для меня.

— Жди, — отрезаю одним словом. Гнэрик поспешно ретируется.

При разборе аппарата мой анализ показывает не дефект, а глупость. Инженеры Дома использовали стандартный охлаждающий раствор, не учитывая химический состав местной атмосферы, который вступал с ним в реакцию. Я не чиню его, а преображаю, припаяв новые схемы и заливая в систему собственный хладагент — едкую фиолетовую жидкость, пахнущую озоном и грозой.

После всех преобразований так же молча возвращаю прибор Гнэрику, он, коротко кивнув, скрывается в коридоре.

Опершись на стол, устало потираю переносицу — и почему я уверена, что они и это тоже умудрятся снова сломать?

21:00 — 23:00

Шум фабрик стихает. В лаборатории царит почти священная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием паяльной лампы и тихим гулом оборудования. Пора отложить пайку схем для нового генератора и заняться чем-то действительно интересным.

С этими мыслями достаю из потертого ящика рабочего стола свой самый ценный артефакт — древний, поврежденный инфопланшет с фрагментами знаний, не принадлежащих ни Механикус, ни Империуму. Возможно, это ксеносские записи о молекулярной алхимии или запретные трактаты Темных Эпох Технологий. Погружаюсь в глубокое изучение, разноцветный взгляд бегает по строкам в поисках скрытых смыслов и новых неортодоксальных идей для завтрашних экспериментов. Это мой личный бунт. Поиск истины в мире, где думать запрещено.

02:00

Закончив на сегодня работу с расшифровкой данных с инфопланшета, гашу основное освещение. Лаборатория погружается во тьму, подсвеченную лишь аварийными индикаторами и призрачным свечением химических реагентов в колбах. Я снова в своем темном пристанище. Гул фабрик — моя колыбельная.

Этот день не был наполнен общением или яркими событиями. Но он был полон знания, созидания и поиска. Я не видела солнечного света, не слышала смеха. Я просто была счастлива в своем одиночестве, для кого-то как алхимик-затворник, но по факту — тихий ученый, чья лаборатория — это целая вселенная, а истина — единственный друг, которого я ищу.

Глава 2. Выгодная сделка

Локация: транзитный коридор Сектора 7-Г, Рынок «Ржавое Ведро», Шахтные лифты верхних ярусов.

Условия: повышенная тревога. Воздух густой от испарений машинного масла и пота толпы.

08:00 (Ультра-Цикл)

Не звонок, а навязчивый, монотонный сигнал коммуникатора нарушает священную тишину лаборатории. И снова Гнэрик. Его голос, искаженный помехами, полон паники.

— Ксифос. Нужно выйти. Срочно. Поставщик. «Ржавое Ведро». Говорит, у него есть... редкий лом. Тот, что мы искали. Но он не идет на контакт дистанционно. Только лично. Говорит, хочет видеть... глаза покупателя.

Издаю тихий, похожий на шипение звук, который является высшей степенью раздражения. «Ржавое Ведро» — это скопление отбросов, воров и болтливых идиотов. Но «редкий лом»... Возможно, та самая деталь, которая нужна для моего проекта. Вечный искатель во мне уже заинтригован. Бунтарь презирает необходимость идти на сделку. Алхимик побеждает.

— Жди у входа. Через пол-цикла, — бросаю в ответ и обрываю связь.

09:00

Выход “на улицу” — не просто смена одежды. Это укрепление. Снимаю промасленный фартук и облачаюсь в практичный, черный плащ из грубой ткани, скрывающий фигуру. Волосы убраны глубоко под капюшон. На затылке закреплен респираторный агрегат с фильтром, скрывающий нижнюю часть лица и придающий голосу металлический, нечеловеческий оттенок. Но главное — оружие. На бедро крепится компактный лазган моей собственной модификации, перегревающийся быстрее стандартного, но зато с сокрушительной мощностью в первом залпе. В складках плаща — скрытые карманы с едкими гранатами-шашками с парализующим газом и, конечно, набор пробников и сканеров. Я не солдат, я просто ученый, выходящий в поле.

10:00

Гнэрик уже ждет у массивного шлюза, нервно переминаясь с ноги на ногу. Возникаю перед ним бесшумно, он нервно вздрагивает. Не приветствуя его, прохожу мимо, и он, как преданный сервитор, следует за мной по пятам. Путь лежит через транзитные туннели. Это многоуровневый хаос: грохот грузовых конвейеров, оглушительная проповедь какого-то проповедника-техножреца, пытающегося обратить в веру толпу, вонь от перегретых двигателей и немытых тел. Двигаюсь быстрым, целенаправленным шагом, цепкий взгляд, скользящий из-под капюшона, отмечает все: утечки пара, слабые места в конструкциях, подозрительные типы в толпе. Ненависть ярится во мне каждую секунду. Каждый случайный толчок, каждый взгляд, каждый громкий звук — это игла, вонзающаяся в мое сознание. Пальцы сжимаются вокруг рукоятки пистолета под плащом. Гнэрик что-то бормочет, пытаясь поддержать беседу, но я игнорирую его. Единственный мой круг — это лаборатория. Все то, что за ее пределами — враждебный шум.

11:30

Рынок «Ржавое Ведро» — чертов адский лабиринт из прилавков, палаток, наставленных друг на друга и как попало, и груд бесхозного металлолома. Поставщик — субъект по имени Старый Грекк, с лицом, изъеденным шрамами и кислотными ожогами, с кибернетическим глазом на щупальце.

— А, Ксифос. Слышал многое. Говорят, ты умеешь делать из хлама... чудеса, — сипит он, оценивающе оглядывая меня. Ничего ему не отвечая, протягиваю руку в перчатке. Грекк понимающе кивает и подает обломок. Это не просто лом. Это часть древней схемы, возможно, от доколдовского оборудования. Зеленый кибернетический глаз мгновенно сканирует состав металла, кристаллическую структуру. Голубой изучает патину, следы обработки.

— Подлинник, — бормочу себе под нос. — Эпоха Раздора. Место происхождения?

— Это дорогой вопрос, алхимик. Очень дорогой.

Торг невербальный. Молча выставляю на прилавок две колбы: одна с моим самым мощным горючим, другая — с редким катализатором, способным в десять раз увеличить КПД плазменного реактора. Глаза Грекка загораются жадностью. Он тут же выкладывает координаты места крушения, откуда была добыта деталь. Сделка заключена. Без лишних слов. Без рукопожатий.

Забираю то, за чем пришла, и разворачиваюсь в сторону выхода. Мое присутствие здесь исчерпано.

14:00 — 16:00

На обратном пути мы стали свидетелем аварии: на одном из перекрестков заклинило грузовой лифт с вентиляционными деталями, и толпа техно-крепостных в панике не может его починить. Они уже готовы вызвать орду инженеров-догматиков из Механикус, что парализует работу сектора на циклы. Тихо стою в тени, наблюдая за этой суетой, испытывая лишь презрение. Но остановка означает, что я дольше буду заперта здесь, среди них. К счастью, я научилась видеть решение там, где другие видят лишь проблему.

Не произнося ни слова, отделяюсь тенью от стены, выходя из толпы. Нажимаю на еле поддающиеся три точки на панели управления лифтом, с силой бью по заевшей шестерне монтажным когтем, и впрыскиваю каплю едкого раствора из флакона на поясе в смазочный патрубок. С треском и скрежетом механизм оживает, лифт дергается и едет. Я уже растворяюсь в толпе, не дожидаясь благодарностей или вопросов. Кто-то из толпы шепчет: «Это была Ксифос, алхимик-отшельник...». Слухи поползли. А слухи я ненавижу почти так же сильно, как и людей.

17:00

Шлюз лаборатории с шипением закрывается за мной. Только теперь я наконец могу снять с себя плащ, респиратор, капюшон. Просто стою несколько минут, вдыхая знакомый, чистый (относительно) воздух своей лаборатории, слушая гул собственных машин.

Так удачно добытый лом водружаю на стол рядом с колбой с едким растворителем. Первым делом — дезинфекция. Нужно очистить его не только от грязи и ржавчины, но и от энергетики той глупой, шумной толпы, от прикосновения Грекка, от всей той внешней, отвратительной реальности.

Только когда ритуал очищения завершен, я могу позволить себе расслабиться. День вне стен окончен, и я снова дома. В единственном месте во всей этой жестокой, безумной вселенной, где мой бунтующий разум может быть свободен.

Глава 3. Истоки ереси

Локация: мир-кузница Терминус Прайм-17

Элайра родилась не в улье, а в его индустриальном сердце — там, где воздух пропитан озоном от сварки, а ритм жизни задаёт гул гигантских прессов. Её родители были не крепостными, а техно-адептами низкого ранга. Не гениями, но компетентными слугами Машины. Они верили в догмы Механикус с фанатичной преданностью.

Часть 1. Неудобные вопросы

С самого детства Элайра была аномалией. В то время как другие дети заучивали мантры успокоения машины, она задавала вопросы:

— Почему мы должны произносить эту молитву, прежде чем нажать кнопку? Разве от наших слов схема работает иначе?

— Что произойдет, если мы смешаем охлаждающую жидкость марки AX-7 не с дистиллятом, а с серной кислотой? Теоретически, это может повысить теплопроводность.

Эти вопросы не встречали понимания. Родители, боясь гнева вышестоящих, жестоко пресекали её любопытство. Её не били — её наказывали молчанием, лишением доступа к инфопланшетам, унизительными заданиями по чистке фильтров. Ей втолковывали: «Мыслить — ересь. Сомнение — опасно. Беспрекословно подчиняйся — и будешь в безопасности».

Её единственным утешением был заброшенный склад списанного оборудования. Тайком пробираясь туда, она разбирала сломанные датчики, паяльные аппараты, пытаясь понять, как они работают на самом деле, а не так, как о том гласят догмы.

Часть 2. Вынужденное прозрение

Ключевой момент наступил, когда ей было 14. На её участке произошла авария: перегрев плавильной печи. Стандартный протокол предписывал чтение мантр и активацию аварийного охлаждения, которое всегда запаздывало.

Элайра, проигнорировав ритуалы, эмпирическим путём вычислила, что точечный перезапуск вспомогательных насосов под определённым углом снизит давление и даст время на запуск охлаждения. Она совершила акт ереси — вмешалась в работу машины без молитвы.

Авария была предотвращена. Но её ждала не благодарность, а жестокое наказание. Ортодоксальные техножрецы обвинили её в «кощунственном нарушении священных ритуалов». Её родителей понизили в ранге, отправив на самые опасные работы в нижние уровни, чтобы искупить грех своей дочери.

Именно тогда в ней умерла последняя надежда на принятие. Она поняла три вещи: Система ценит ритуал выше, чем результат. Любопытство и интеллект — преступление. Она виновата в страданиях своих родителей.

Чувство вины и ярости сплавилось в твердую, как адамантий, решимость. Если система объявила её еретиком за то, что она спасла жизни, то она станет настоящим еретиком. Не из желания разрушать, а из стремления создавать то, что работает, а не то, что предписано.

Часть 3. Уход: рождение «Ксифос»

Её родители, сломленные и озлобленные, отреклись от неё, назвав «проклятием рода». В ночь своего шестнадцатилетия она сбежала. Она угнала небольшой шаттл, прихватив с собой лишь инструменты и несколько инфопланшетов с украденными знаниями.

Именно тогда она и дала себе прозвище «Ксифос» — в честь короткого меча, который использовали для кропотливой, точной работы и в ближнем бою. Это было обещание самой себе: её разум будет её оружием, острым, точным и безжалостным ко лжи.

Её бунт — это не хаотичный протест. Это холодная, методичная месть. Каждое её изобретение, каждый успешный эксперимент — это её личная победа над системой, которая пыталась её сломать. Она доказывает самой себе и всей вселенной, что праведность метода не измеряется количеством прочитанных молитв, а лишь одним -работает ли он.

Это закономерный финал. Человечество в лице Механикус сначала предало её, объявив вне закона за её ум. Так почему бы ей не найти других, более адекватных партнёров для своих экспериментов?