Приручая Хаос (джен)

ДИСКЛЕЙМЕР

Уважаемые читатели, данный текст написан преданным фанатом вселенной Вархаммер 40000. Я не читала кодексы и книги, не играла в игры на компе и настолки, хотя и очень хотела бы. Все это создано на базе моих знаний, которые я почерпнула из видео на Ютубе и Вики по вахе, также по некоторым лорным нюансам я консультировалась с нейросетью. Ну и от себя всякого добавила, конечно же. Прошу всех тех, кто прочёл все книги и знает лор от начала и до конца, не пинать меня сильно ногами за какое-либо лорное несоответствие, писала искренне и от всей моей вахоёбской души. Сам текст постаралась особо не перегружать ваховской терминологией, чтобы даже непосвящённым было интересно погрузиться в мир, где есть только бесконечная война. Приятного чтения, путник, надеюсь, тебе понравится приключение.

Словарь: обязательно к прочтению!

(будет пополняться)

Адептус Арбитрес — специализированная полицейская организация Адептус Терра, обеспечивающая исполнение Лекс Империалис, свода законов Империума.

Адептус Механикус — технократическая организация, также известная как Духовенство Марса. Она удерживает монополию на технологические знания в Империуме. Их миры-кузницы производят самое мощное и продвинутое вооружение Империума. Адепты этой организации, техножрецы, жизненно необходимы в поддержке большинства наиболее продвинутых технологий Империума, далеко не последней из которых является поддерживающий жизнь Амасек -популярный алкогольный напиток, дистиллируемый из вина. Это может быть как низкокачественное пойло, едва годящееся для огненных бомб, так и выдержанное, ароматное вино, достойное лучших слуг Императора.

Аугметика -это использование механических и электронных устройств (кибернетических имплантатов, бионических органов), которые заменяют или дополняют биологические части тела, давая пользователю сверхчеловеческие возможности, силу или выносливость.

Варп — психическое измерение, параллельное реальному миру. Оно известно под многими именами: варп-пространство, Иммате́риум, Эмпиреи, Эфир, Океан Душ, Царство Хаоса.

Генокрады — силы тиранид, появлющиеся пред вторжением роя. Тайная угроза генокрадов подобно чуме расползается по галактике, заражая тысячи миров и подготавливая их к предстоящему вторжению расы тиранидов.

Импéриум Человечества — простирающаяся на всю Галактику межзвёздная империя человеческой расы. Его сердце, Священная Терра, — колыбель человечества и центр империи бессчётных триллионов душ. Его основатель и правитель (первый и последний) — божественный Император Человечества.

Ксе́нос — термин, обозначающий «чужой» или «чужак» (с человеческой точки зрения) и относящийся ко всем нечеловеческим, внеземным разумным существам. Используется и префикс ксено-, например «ксеноартефакт» или «ксенотехнология», обозначающие инопланетный артефакт или инопланетные технологии.

Миры-улья — самые населённые миры Империума. Населения этих планет столь многочисленны, что люди живут в огромных городах, в поистине гигантских многослойных структурах, устремляющихся высоко в небеса и вмещающих миллиарды жителей. Миры-ульи часто предоставляют столь необходимый труд, их мануфактории производят горы военной техники и другие товары, отвечающие требованиям имперской десятины.

Ордо Ксенос — изучает, эксплуатирует и уничтожает пришельцев. Большинство инквизиторов Ордо Ксенос посвящают свою жизнь борьбе с одним конкретным видом чужаков, прежде всего, потому что в Галактике столько же разных рас, сколько и звёзд, и никто не может надеяться сразиться с ними всеми одновременно.

Псайкеры — существа, способные использовать психические силы.

Психокость — невероятно прочный материал, который повредить сложнее, чем адамантий, при этом ещё и куда более гибкий и способный постепенно восстанавливать нанесённые повреждения.

Священные Ордосы Имперской Инквизиции, чаще называемые просто Инквизицией — могущественная секретная полиция Империума, призванная защищать души людей. Предназначение Инквизиции — выявлять и уничтожать мириады потенциальных угроз Империуму и всему человечеству. Члены этой организации известны как инквизиторы.

Сервиторы — бездумные кибернетические дроны, симбиоз человеческой плоти и машинных технологий. Они выполняют рутинную работу по всему Империуму, заполняя нишу, оставшуюся после строжайшего запрета на истинный искусственный интеллект, наложенным догмами Культа Механикус.

СШК (система Стандартных Шаблонных Конструкций) — невероятное хранилище технологических знаний, созданное во времена расцвета Тёмной Эры Технологий, когда, как считается, человечество колонизировало множество миров.

Тёмная Эра Технологий (ТЭТ) — период в истории человеческой расы, характеризовавшийся бурным технологическим развитием и галактической экспансией.

Тираниды — крайне агрессивная ксенораса, безжалостные космические жуки. Любое живое создание, от мельчайшего насекомого до представителя самой развитой цивилизации, не более чем добыча для этих идеальных хищников. Лишь в настоящее время обитатели Галактики осознали масштабы грозящей им опасности: если Великого Пожирателя не удастся остановить, погибнут все.

Эльда́р или альда́ри — загадочная раса, странствующая среди звёзд. Последние выжившие потомки некогда великой империи, разрушенной до основания. Ныне они цепляются за существование, выживая в бесконечных войнах благодаря воинскому мастерству и древним технологиям, и светятся в пустоте подобно догорающим уголькам. Космоэльфы, высокотехнологичные ушастые мира Вархаммер.

Глава 1. Рутина улья

Локация: нижние ярусы улья-кузницы «Плавильня Скверны», Сектор 7-Г, Циммер-Ультра.

Время: цикл 737.42 по местному хронометражу. Стандартный «день» — это лишь смена освещения на искусственном небосводе-куполе с кроваво-красного на тусклое, больное оранжевое.

05:00 (Ультра-Цикл)

Тихий, но ритмичный гул машин и мерная капель жидкостей в светящихся колбах и ретортах — те звуки, от которых я просыпаюсь каждый день. Глухой, навязчивый рокот работающих плавильных печей этажом ниже, от которого дрожит металлическая плита, служащая мне койкой. Еще один день в улье. Открываю глаза. В темноте слабо светятся индикаторы кибернетического зеленого глаза, сканируя состав застоявшегося, едкого воздуха: примеси серы, металлическая пыль, следы утечки радиации в пределах допустимого.

Людей я на дух не переношу, и здесь, в моем личном полутемном склепе, их нет. Есть лишь машины, тихий гул и обещание тайны, скрытой в реактивах.

06:30

В это время я обычно уже на ногах. Длинные черные волосы убраны в тугой, практичный узел. Облачаюсь я не в одежду, а в “доспех”: просмоленный кожаный комбинезон, потрескавшийся от химикатов, поверх тяжелый фартук из шкуры какого-то местного существа. На ремнях у пояса ряд ключей, игл, щупов и костяных флаконов с пробами.

Мой первый ритуал — не молитва, а диагностика. Совершаю ежедневный обход своей лаборатории, похожей на алхимический склеп, переделанный под механикус: тигельные печи, колбы с кипящими разноцветными жидкостями, груды древних инфопланшетов, в центре, главный проект — плазменная горелка Mark IV «Коготь Дракона», которую я взялась «улучшать» для одного из Домов Рыцарей. Приложив руку к ее корпусу, чувствую вибрацию. Мой зеленый кибер-глаз выдает наложение данных: температура сердечника, стабильность потока. Все в норме. Пока.

08:00 — 12:00

Утренняя сессия — мой личный бунт против законов физики. Сегодня я пытаюсь стабилизировать новую плазменную смесь, добавив в нее катализатор на основе кристаллизованной эссенции псайкера (добыча с черного рынка — рискованная, почти еретическая). В колбе побулькивает светящаяся голубая жидкость, тонкие пальцы в защитных перчатках уверенно работают с дистилляционным аппаратом. Внезапно система шипит, датчики на приборах как будто взбесились. Смесь в основной колбе начинает светиться ослепительно-белым, угрожая перейти в цепную реакцию. Кто-то другой запаниковал бы, но я не подумала отшатнуться. Мой голубой глаз фиксирует видимые спектры, зеленый — тепловые и энергетические. Тянусь к стойке и молниеносно впрыскиваю заранее приготовленный стабилизатор — едкий ферментативный состав собственного изобретения. Реакция затухает с глухим урчанием, оставляя после себя стабильную, пульсирующую голубую субстанцию. Успех. Уголок тонких губ дрогнул в подобии улыбки. Это единственная социальная реакция, на которую я способна в течение всего дня, и она адресована исключительно удачному эксперименту.

12:00 — 12:15

“Обед”

Во время перерыва я не ем пищу в общепринятом смысле. Вместо этого я принимаю питательную пасту собственного изготовления — высококонцентрированную смесь протеинов, синтетических витаминов и стимуляторов для поддержания тела в рабочем состоянии. Обычно я запиваю эту не особо приглядную на вид жижу стаканом дистиллированной воды, вкус которой мне нравится больше, чем вкус любого вина с верхних шпилей.

12:15 — 19:00

Вечернюю рабочую сессию прервало внезапное исправление чужих ошибок. Дверь в лабораторию с силой распахивается. Это Гнэрик, мой единственный «деловой партнер», ворчливый и испуганный техно-крепостной из Дома Рыцарей. Он притащил вышедший из строя генератор силового поля с пояса одного из Скаут-Титанов.

— Опять перегрелся! Опять! Инженеры Дома говорят, что его только на слом! Идиотская конструкция! — бормочет он, избегая прямого взгляда.

Молча подхожу к нему и беру в руки генератор. Мой взгляд — смесь голубого любопытства и зеленого презрения — скользит по оплавленным контактам. Тск, ненавижу, когда мое уединение нарушают. Но я алхимик, поэтому каждая проблема — это вызов для меня.

— Жди, — отрезаю одним словом. Гнэрик поспешно ретируется.

При разборе аппарата мой анализ показывает не дефект, а глупость. Инженеры Дома использовали стандартный охлаждающий раствор, не учитывая химический состав местной атмосферы, который вступал с ним в реакцию. Я не чиню его, а преображаю, припаяв новые схемы и заливая в систему собственный хладагент — едкую фиолетовую жидкость, пахнущую озоном и грозой.

После всех преобразований так же молча возвращаю прибор Гнэрику, он, коротко кивнув, скрывается в коридоре.

Опершись на стол, устало потираю переносицу — и почему я уверена, что они и это тоже умудрятся снова сломать?

21:00 — 23:00

Шум фабрик стихает. В лаборатории царит почти священная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием паяльной лампы и тихим гулом оборудования. Пора отложить пайку схем для нового генератора и заняться чем-то действительно интересным.

С этими мыслями достаю из потертого ящика рабочего стола свой самый ценный артефакт — древний, поврежденный инфопланшет с фрагментами знаний, не принадлежащих ни Механикус, ни Империуму. Возможно, это ксеносские записи о молекулярной алхимии или запретные трактаты Темных Эпох Технологий. Погружаюсь в глубокое изучение, разноцветный взгляд бегает по строкам в поисках скрытых смыслов и новых неортодоксальных идей для завтрашних экспериментов. Это мой личный бунт. Поиск истины в мире, где думать запрещено.

02:00

Закончив на сегодня работу с расшифровкой данных с инфопланшета, гашу основное освещение. Лаборатория погружается во тьму, подсвеченную лишь аварийными индикаторами и призрачным свечением химических реагентов в колбах. Я снова в своем темном пристанище. Гул фабрик — моя колыбельная.

Этот день не был наполнен общением или яркими событиями. Но он был полон знания, созидания и поиска. Я не видела солнечного света, не слышала смеха. Я просто была счастлива в своем одиночестве, для кого-то как алхимик-затворник, но по факту — тихий ученый, чья лаборатория — это целая вселенная, а истина — единственный друг, которого я ищу.

Глава 2. Выгодная сделка

Локация: транзитный коридор Сектора 7-Г, Рынок «Ржавое Ведро», Шахтные лифты верхних ярусов.

Условия: повышенная тревога. Воздух густой от испарений машинного масла и пота толпы.

08:00 (Ультра-Цикл)

Не звонок, а навязчивый, монотонный сигнал коммуникатора нарушает священную тишину лаборатории. И снова Гнэрик. Его голос, искаженный помехами, полон паники.

— Ксифос. Нужно выйти. Срочно. Поставщик. «Ржавое Ведро». Говорит, у него есть... редкий лом. Тот, что мы искали. Но он не идет на контакт дистанционно. Только лично. Говорит, хочет видеть... глаза покупателя.

Издаю тихий, похожий на шипение звук, который является высшей степенью раздражения. «Ржавое Ведро» — это скопление отбросов, воров и болтливых идиотов. Но «редкий лом»... Возможно, та самая деталь, которая нужна для моего проекта. Вечный искатель во мне уже заинтригован. Бунтарь презирает необходимость идти на сделку. Алхимик побеждает.

— Жди у входа. Через пол-цикла, — бросаю в ответ и обрываю связь.

09:00

Выход “на улицу” — не просто смена одежды. Это укрепление. Снимаю промасленный фартук и облачаюсь в практичный, черный плащ из грубой ткани, скрывающий фигуру. Волосы убраны глубоко под капюшон. На затылке закреплен респираторный агрегат с фильтром, скрывающий нижнюю часть лица и придающий голосу металлический, нечеловеческий оттенок. Но главное — оружие. На бедро крепится компактный лазган моей собственной модификации, перегревающийся быстрее стандартного, но зато с сокрушительной мощностью в первом залпе. В складках плаща — скрытые карманы с едкими гранатами-шашками с парализующим газом и, конечно, набор пробников и сканеров. Я не солдат, я просто ученый, выходящий в поле.

10:00

Гнэрик уже ждет у массивного шлюза, нервно переминаясь с ноги на ногу. Возникаю перед ним бесшумно, он нервно вздрагивает. Не приветствуя его, прохожу мимо, и он, как преданный сервитор, следует за мной по пятам. Путь лежит через транзитные туннели. Это многоуровневый хаос: грохот грузовых конвейеров, оглушительная проповедь какого-то проповедника-техножреца, пытающегося обратить в веру толпу, вонь от перегретых двигателей и немытых тел. Двигаюсь быстрым, целенаправленным шагом, цепкий взгляд, скользящий из-под капюшона, отмечает все: утечки пара, слабые места в конструкциях, подозрительные типы в толпе. Ненависть ярится во мне каждую секунду. Каждый случайный толчок, каждый взгляд, каждый громкий звук — это игла, вонзающаяся в мое сознание. Пальцы сжимаются вокруг рукоятки пистолета под плащом. Гнэрик что-то бормочет, пытаясь поддержать беседу, но я игнорирую его. Единственный мой круг — это лаборатория. Все то, что за ее пределами — враждебный шум.

11:30

Рынок «Ржавое Ведро» — чертов адский лабиринт из прилавков, палаток, наставленных друг на друга и как попало, и груд бесхозного металлолома. Поставщик — субъект по имени Старый Грекк, с лицом, изъеденным шрамами и кислотными ожогами, с кибернетическим глазом на щупальце.

— А, Ксифос. Слышал многое. Говорят, ты умеешь делать из хлама... чудеса, — сипит он, оценивающе оглядывая меня. Ничего ему не отвечая, протягиваю руку в перчатке. Грекк понимающе кивает и подает обломок. Это не просто лом. Это часть древней схемы, возможно, от доколдовского оборудования. Зеленый кибернетический глаз мгновенно сканирует состав металла, кристаллическую структуру. Голубой изучает патину, следы обработки.

— Подлинник, — бормочу себе под нос. — Эпоха Раздора. Место происхождения?

— Это дорогой вопрос, алхимик. Очень дорогой.

Торг невербальный. Молча выставляю на прилавок две колбы: одна с моим самым мощным горючим, другая — с редким катализатором, способным в десять раз увеличить КПД плазменного реактора. Глаза Грекка загораются жадностью. Он тут же выкладывает координаты места крушения, откуда была добыта деталь. Сделка заключена. Без лишних слов. Без рукопожатий.

Забираю то, за чем пришла, и разворачиваюсь в сторону выхода. Мое присутствие здесь исчерпано.

14:00 — 16:00

На обратном пути мы стали свидетелем аварии: на одном из перекрестков заклинило грузовой лифт с вентиляционными деталями, и толпа техно-крепостных в панике не может его починить. Они уже готовы вызвать орду инженеров-догматиков из Механикус, что парализует работу сектора на циклы. Тихо стою в тени, наблюдая за этой суетой, испытывая лишь презрение. Но остановка означает, что я дольше буду заперта здесь, среди них. К счастью, я научилась видеть решение там, где другие видят лишь проблему.

Не произнося ни слова, отделяюсь тенью от стены, выходя из толпы. Нажимаю на еле поддающиеся три точки на панели управления лифтом, с силой бью по заевшей шестерне монтажным когтем, и впрыскиваю каплю едкого раствора из флакона на поясе в смазочный патрубок. С треском и скрежетом механизм оживает, лифт дергается и едет. Я уже растворяюсь в толпе, не дожидаясь благодарностей или вопросов. Кто-то из толпы шепчет: «Это была Ксифос, алхимик-отшельник...». Слухи поползли. А слухи я ненавижу почти так же сильно, как и людей.

17:00

Шлюз лаборатории с шипением закрывается за мной. Только теперь я наконец могу снять с себя плащ, респиратор, капюшон. Просто стою несколько минут, вдыхая знакомый, чистый (относительно) воздух своей лаборатории, слушая гул собственных машин.

Так удачно добытый лом водружаю на стол рядом с колбой с едким растворителем. Первым делом — дезинфекция. Нужно очистить его не только от грязи и ржавчины, но и от энергетики той глупой, шумной толпы, от прикосновения Грекка, от всей той внешней, отвратительной реальности.

Только когда ритуал очищения завершен, я могу позволить себе расслабиться. День вне стен окончен, и я снова дома. В единственном месте во всей этой жестокой, безумной вселенной, где мой бунтующий разум может быть свободен.

Глава 3. Истоки ереси

Локация: мир-кузница Терминус Прайм-17

Элайра родилась не в улье, а в его индустриальном сердце — там, где воздух пропитан озоном от сварки, а ритм жизни задаёт гул гигантских прессов. Её родители были не крепостными, а техно-адептами низкого ранга. Не гениями, но компетентными слугами Машины. Они верили в догмы Механикус с фанатичной преданностью.

Часть 1. Неудобные вопросы

С самого детства Элайра была аномалией. В то время как другие дети заучивали мантры успокоения машины, она задавала вопросы:

— Почему мы должны произносить эту молитву, прежде чем нажать кнопку? Разве от наших слов схема работает иначе?

— Что произойдет, если мы смешаем охлаждающую жидкость марки AX-7 не с дистиллятом, а с серной кислотой? Теоретически, это может повысить теплопроводность.

Эти вопросы не встречали понимания. Родители, боясь гнева вышестоящих, жестоко пресекали её любопытство. Её не били — её наказывали молчанием, лишением доступа к инфопланшетам, унизительными заданиями по чистке фильтров. Ей втолковывали: «Мыслить — ересь. Сомнение — опасно. Беспрекословно подчиняйся — и будешь в безопасности».

Её единственным утешением был заброшенный склад списанного оборудования. Тайком пробираясь туда, она разбирала сломанные датчики, паяльные аппараты, пытаясь понять, как они работают на самом деле, а не так, как о том гласят догмы.

Часть 2. Вынужденное прозрение

Ключевой момент наступил, когда ей было 14. На её участке произошла авария: перегрев плавильной печи. Стандартный протокол предписывал чтение мантр и активацию аварийного охлаждения, которое всегда запаздывало.

Элайра, проигнорировав ритуалы, эмпирическим путём вычислила, что точечный перезапуск вспомогательных насосов под определённым углом снизит давление и даст время на запуск охлаждения. Она совершила акт ереси — вмешалась в работу машины без молитвы.

Авария была предотвращена. Но её ждала не благодарность, а жестокое наказание. Ортодоксальные техножрецы обвинили её в «кощунственном нарушении священных ритуалов». Её родителей понизили в ранге, отправив на самые опасные работы в нижние уровни, чтобы искупить грех своей дочери.

Именно тогда в ней умерла последняя надежда на принятие. Она поняла три вещи: Система ценит ритуал выше, чем результат. Любопытство и интеллект — преступление. Она виновата в страданиях своих родителей.

Чувство вины и ярости сплавилось в твердую, как адамантий, решимость. Если система объявила её еретиком за то, что она спасла жизни, то она станет настоящим еретиком. Не из желания разрушать, а из стремления создавать то, что работает, а не то, что предписано.

Часть 3. Уход: рождение «Ксифос»

Её родители, сломленные и озлобленные, отреклись от неё, назвав «проклятием рода». В ночь своего шестнадцатилетия она сбежала. Она угнала небольшой шаттл, прихватив с собой лишь инструменты и несколько инфопланшетов с украденными знаниями.

Именно тогда она и дала себе прозвище «Ксифос» — в честь короткого меча, который использовали для кропотливой, точной работы и в ближнем бою. Это было обещание самой себе: её разум будет её оружием, острым, точным и безжалостным ко лжи.

Её бунт — это не хаотичный протест. Это холодная, методичная месть. Каждое её изобретение, каждый успешный эксперимент — это её личная победа над системой, которая пыталась её сломать. Она доказывает самой себе и всей вселенной, что праведность метода не измеряется количеством прочитанных молитв, а лишь одним -работает ли он.

Это закономерный финал. Человечество в лице Механикус сначала предало её, объявив вне закона за её ум. Так почему бы ей не найти других, более адекватных партнёров для своих экспериментов?

Часть 1. Спланированное вторжение

Мои эксперименты по стабилизации плазмы с использованием эссенции псайкера не остались незамеченными. Последний прорыв — создание сверхстабильного, но невероятно мощного плазменного сердечника — породил уникальный энергетический след. Этот след, подобно маяку, был засечен не только моими заказчиками из Дома Рыцарей.

Его уловила автоматическая шпионская зондовая сеть Ордо Ксенос — подразделения Инквизиции, специализирующегося на борьбе с инопланетными угрозами.

Ночью, во время финальной стадии тестирования, все системы лаборатории одновременно глохнут. Гул машин сменяется оглушительной тишиной. Аварийное освещение выхватывает из мрака застывшие тигли и причудливые тени. Срабатывает лишь один датчик — внешний. Он показывает мощное энергетическое поле подавления, окутавшее весь мой сектор. Это не обычный рейд Арбитрес, а тихое, методичное вторжение.

Через несколько минут с шипением открывается основной шлюз. В проеме стоят не солдаты, а три фигуры в строгих, без украшений, серых костюмах-скафандрах с символикой Ордо Ксенос. Их лица скрыты за темными визорами, движения выверены и экономичны. Они уже здесь, не взламывая двери, а переписывая коды доступа.

Старший из них, человек с холодным, механическим голосом, произносит:

— Элайра-07 «Ксифос». Вы используете технологии, энергетическая сигнатура которых совпадает с образцами, изъятыми у культов генокрадов сегментума Ультима. Ваша лаборатория, ваши исследования и вы сами объявляетесь объектами высшего интереса Ордо Ксенос. Вы будете сопровождать нас для дачи показаний.

Они не собираются меня арестовывать. Они собираются конфисковать все — мою лабораторию. мои записи. мою личность. И мое изобретение, которое они считают либо ксеносным артефактом, либо производным от него.

Почему нельзя остаться? Потому что «дачей показаний» на языке Инквизиции означает годы, если не десятилетия, изоляции в клетке, психоскрининга, допросов и, в конечном итоге, либо службы в их рядах без права на свои исследования, либо «утилизации» как еретика. Моя жизнь алхимика-бунтаря на этом закончится.

Часть 2. Побег от невежества

После того, как Элайра получила оповещение о приближающейся группе людей от маячков внутренних систем, у нее был лишь один шанс. За несколько минут до их прибытия она успела отправить экстренный импульс — не Гнэрику, а единственным существам, которым она может доверять в таких вопросах: обитателям дома корабля-изгоя «Блуждающий Алхимик».

Капитан этого судна, бывший техно-магос по имени Векториус, некогда тоже был клиентом, а теперь — такой же беглец от догм Механикус. Его корабль — неуловимая передвижная мастерская и пристанище для тех, кого Империум считает “проблемными”. Он один из немногих, кто способен незаметно подойти к планете, находящейся в режиме карантина Ордо Ксенос.

Путь к кораблю-изгою был квестом сам по себе. Элайре пришлось пройти через старые, забытые вентиляционные шахты, минуя заблокированные Ордо Ксенос коридоры. Она двигалась бесшумно, распыляя за собой аэрозоль, маскирующий энергетический след и вызывающий ложные срабатывания датчиков.

У выхода в заброшенный грузовой отсек, где должен был пристать шаттл, меня уже ждал Гнэрик. Он молча вручил термостойкий контейнер — всё, что я успела ему перечислить: самые ценные формулы, образцы реагентов, личные инфопланшеты. Он не спросил, вернусь ли я. Мы не стали прощаться. Сухой кивок. И всё. Мой узкий круг сократился до нуля.

Шаттл был без опознавательных знаков, маленький и потрёпанный. Его пилот, мутант со слишком большими глазами и длинными пальцами, молча указал на сиденье. Мы взлетели в момент, когда серые фигуры агентов Ордоса уже появлялись в дальнем конце ангара.

Я смотрела в иллюминатор шаттла, уносящего меня от Циммер-Ультры, не с ностальгией, а с клиническим интересом. Планета была лишь удобной пробиркой. Она треснула. Пора найти новую.

Мой побег — это не бегство от, а бегство к. К новым знаниям. Инквизиторы считают, что мои методы имеют корни в ксеносных технологиях. А что, если они правы? Место крушения, координаты которого я успешно выторговала у Старого Грекка, это не просто обломки. Сканеры «Блуждающего Алхимика» определили, что это место падения древнего корабля эльдар-изгоев, того самого, чьи технологии могли вдохновить мои изыскания.

Все происходящее сейчас — это всего лишь продолжение моего эксперимента. Одна лаборатория сменяет другую только для того, чтобы я могла никогда не прекращать совершенствоваться в своих исследованиях.

Локация: эльдарский корабль-изгой «Скорбящий»

Неделя в полёте на «Блуждающем Алхимике» прошла в полной изоляции. Векториус любезно предоставил мне крошечную каюту-клетку, которую я предпочитала не покидать. Все это время была занята тщательным анализом данных с корабля Грекка, строила модели, проводила мысленные эксперименты. Корабль изгоев был моей единственной целью.

Глава 1. Новое начало

Часть 1. Первые трансформации

Место падения корабля эльдар-изгоев находилось в мёртвой системе на краю сегментума. Корабль, который Элайра мысленно про себя назвала «Скорбящий», лежал на боку, вмёрзший в лёд спутника-гиганта. Он был похож на призрака — изящный, древний, испещрённый пробоинами и следами давней битвы.

Лабораторию она развернула не в самом корабле (это было бы самоубийственно -технологии эльдар коварны и реагируют на присутствие чужаков), а в пещере неподалёку, соединённой с ним герметичным туннелем.

Новая лаборатория радикально отличается от старой — стены пещеры покрыты не ржавым металлом, а сияющей, пульсирующей голубоватой плесенью. Она поглощает токсины и излучает тусклый свет. И тишина. Здесь нет монотонного гудения улейных машин. Безмолвие нарушает только треск льда, шипение оборудования и непонятный, едва слышный “шёпот” — психоактивное эхо корабля эльдар, которое фиксирует только кибернетический глаз Элайры.

Ее склад — это сам корабль. Осторожно, с помощью дистанционных манипуляторов, она извлекает из приборной панели энергетические кристаллы, проводники из психокости и капли застывшей энергии из уцелевших резервуаров.

Теперь это место — гибрид человеческой алхимии и ксеносной биотехнологии. Это ересь, за которую меня сожгли бы и Инквизиция, и Адептус Механикус. И это прекрасно.

Часть 2. Отшельник у ксеносного очага

В новых условиях дни обрели новый, ещё более строгий ритм — теперь Элайра работала циклами по 20 часов, погружаясь в изучение артефактов, найденных на борту корабля, пытаясь не скопировать, а понять принципы эльдарской алхимии — сплав души, энергии варпа и материи, и каждый ее эксперимент был смертельно опасен, хотя бы потому что это работа абсолютно неизвестными ей материями, которые могут повести себя крайне непредсказуемо. Активация кристалла может высосать душу, неправильно приготовленный состав — взорваться псионическим импульсом, мгновенно сводящим с ума. Ее осторожность в подобных условиях была максимально возведена в абсолют, а зеленый кибер-глаз постоянно сканировал эфир на предмет возможных аномалий.

Со временем она все отчетливее стала улавливать “шёпот” корабля — обрывки мыслей, образов, предупреждений от тех, кому раньше этот корабль служил домом. В какой-то момент они стали настолько отчетливы, что она решила начать их конспектировать. То было не общение с духами, но каталогизация и систематизация всех обрывков информации, как опасного и ценного реагента.

Как результат — такое, казалось бы, ненавязчивое взаимодействие с неугасшим пси-полем погибшего эльдарского корабля оказало сильное влияние на организм Элайры.

Ментальное состояние посыпалось, алхимик внутри нее словил лютую паранойю и теперь доверял только сухим данным и сканерам.

Физическое состояние тоже оставляло желать лучшего — питалась Ксифос только своими, оставшимися из старых запасов, концентратами и тем, что можно было синтезировать из льда. Ее и без того не особо отличающаяся округлостями фигура стала ещё более аскетичной, черты лица заострёнными, а глаза, кажется, еще сильнее стали гореть одержимостью. Сон стал крайне чутким, засыпала она чаще всего в кресле прямо за рабочим столом, уронив голову на свои записи и чертежи, но ее нервная система все равно как будто была всегда настороже. А потом появились они. Кошмары.

Первый пришел ко мне примерно через три с небольшим месяца. Самое отвратительное — он был тактильным. Я проснулась — или казалось, что проснулась — от ощущения, что по коже ползают невидимые паутинные нити. Не было видно пауков, что их сплели. Они не причиняли боли. Они были ледяными и оставляли за собой ощущение невыразимой, древней печали, впитывающейся в поры. Судорожно пыталась стряхнуть их, но руки отказались слушаться. Я была буквально парализована, опутана этим призрачным шепотом-прикосновением, как паутиной. И когда ощущение опутанности полностью сковало мое тело кромешным ужасом, мне каким-то чудом удалось вынырнуть из этой липкой пучины. То утро далось мне значительно труднее, нежели обычно, пришлось выпить целых две кружки грибного отвара, чтобы хотя бы наполовину ощущать себя живой.

Второй кошмар был звуковым. Он начался с далёкого, красивого и бесконечно грустного напева. Голосов было много, они исполняли невероятную композицию, сложную и совершенную. Но постепенно в музыку стали вплетаться другие звуки. Сначала тихий, нарастающий хруст ломающихся костей. Потом — влажный звук рвущейся плоти. И наконец — один-единственный, оглушительный, разрывающий душу крик, который растворялся в бездонном, ненасытном смехе Слаанеш. Музыка не останавливалась. Она продолжала звучать, идеальная и прекрасная, на фоне этого ужаса, создавая невыносимую дисгармонию, от которой хотелось разорвать собственные уши. Выныривать из этого кошмара было еще приятнее, чем из первого, и эта проклятая музыка еще пару дней звучала в моей голове заунывным гимном, порой напрочь сбивая мне всю концентрацию.

В третьем я увидела себя в бесконечной зеркальной галерее. В каждом зеркале отражалась я — но не та, что сейчас. В одном я была юной эльдарской девой в сияющих доспехах, и на её лице была абсолютная, наивная радость. В следующем — лицо искажалось ужасом, кожа покрывалась язвами, а из глаз текли кровавые слезы. В третьем — я была уже той, кем стала: с холодным взглядом и металлической рукой, но по щеке ползла единственная, настоящая слеза. И со всех сторон, из каждого зеркала, на меня смотрели тысячи пар глаз — не моих глаз, а глаз давно мёртвых эльдар, полных немого укора, вопроса и зависти к моему мимолётному, но цельному существованию. Казалось, я запомнила каждую из этих пар глаз, их взгляды будто выжгли на мне едкое невидимое клеймо, вспышкой впечатавшееся в мое сознание.

В четвертом сне..о Древние Боги..я перестала быть собой, став сознанием всего корабля, чувствовала боль каждой трещины в его корпусе, как боль переломанной кости. Чувствовала холод пустоты за бортом, как чувствуется кожей ледяной ветер. Ощущала тяжесть миллионов воспоминаний, давящих на мой разум, угрожающих раздавить собственную личность, растворить её в этом океане вечной скорби. Я была не человеком на корабле. Я была кораблём, обречённым вечно нести в себе скорбь своего мёртвого народа. Я была им, «Скорбящим».

В то утро я проснулась с одним единственным, ясным и холодным осознанием, пробившимся сквозь хаос: это не атака. Это не попытка изгнать меня. Это приглашение к диалогу. «Скорбящий» не хотел моей смерти. Он хотел, чтобы я поняла. Поняла его боль, его потерю, его историю. И пока я этого не сделаю, ночи для меня не будет. Будет только бесконечный, нескончаемый дневной кошмар.

Часть 3. Ледяная тишина «Скорбящего»

Теперь каждый новый день Элайра встречала не в урчащем брюхе Блуждающего Алхимика, а в своей новой лаборатории, вмерзшей в спутник-гигант. Воздух здесь был холодным и тонким, пахнущим озоном и инеем. Призрачный свет, исходящий от самих стен, отбрасывал длинные, колеблющиеся тени. Тишину нарушало лишь постоянное, глухое потрескивание гигантской ледяной массы, да отдалённый гул лабораторного оборудования.

По началу постоянное нахождение в непосредственной близости от корабля вызывало некий ментальный дискомфорт. Давление огромной массы льда за стенами ощущалось на физическом уровне — как постоянный, тихий гнёт. Ее человеческая природа подсознательно бунтовала против этой ледяной гробницы, в то время как кибернетика, наоборот, фиксировала странную гармонию в этом заточении — точные, почти музыкальные вибрации льда и эхо эльдарского присутствия. Корабль, даже мёртвый и покинутый, все еще хранил отпечаток своих прежних владельцев. Краем глаза изредка ей чудились мелькающие силуэты, слышались отдалённые звуки, похожие на плач или древние песни. Это были не призраки, а пси-отголоски, вмёрзшие в сам материал корабля.

Само нахождение рядом с таким объектом было в какой-то степени опасно — «Скорбящий» был надёжным укрытием, но и идеальной клеткой — любая активность или мощный выброс энергии могли привлечь внимание...или ускорить разрушение льда. Это вынуждало Элайру быть предельно осторожной. Побег от Ордо Ксенос был необходим, но теперь она в ловушке…

Крайне отчетливо было ощущение себя археологом собственной гибели, копающимся в обломках чужой цивилизации, чтобы найти способ выжить. Страх перед Инквизицией смешался с благоговейным трепетом перед местом, в котором я оказалась.

Я не просто прячусь. Я провожу величайший эксперимент своей жизни. Моя новая лаборатория — это форпост на границе неизведанного, а я её страж, учёный и главный испытуемый одновременно. Ордо Ксенос ищет еретика. Они даже не подозревают, что их еретик уже перестал быть человеком и стал чем-то иным — одиноким демоном познания во тьме на краю галактики.

Часть 4. Алхимик, превращающий самого себя в философский камень

Все чаще и отчетливее ощущаю, как откуда-то из глубины меня рвется это уже знакомое чувство. Недостаточность. Меня недостаточно.

Работа с технологиями эльдар требовала невозможного. Мои “дефолтные” человеческие органы чувств были слепы, реакции — слишком медленны, а плоть уязвима для псионического эха и энергетических всплесков, исходящих от «Скорбящего».

Однажды, во время попытки стабилизировать жидкий кристалл эльдар, дистиллятор взорвался не привычным пламенем, а волной сжигающей нервные окончания экстрасенсорной боли. На несколько адских часов Элайра провалились в кошмар наяву, видя воспоминания мёртвых эльдар. Кто-то увидел бы лишь разлитый реагент. Но ее кибер-глаз зафиксировал саму энергетическую волну, увы, слишком поздно, чтобы предупредить.

К ней пришло ясное понимание: чтобы выжить и понять эти технологии, она должна подняться на новый уровень, должна стать ближе к машине. Стать гибридом. Ее человеческая форма стала сосудом, который слишком хрупок для знания, которое она жаждала вместить.

Но такой архиважный процесс она ни за что бы не доверила никому. Ни Векториусу, ни тем более какому-нибудь крипто-магосу. Это был личный алхимический процесс.

Лаборатория была загерметизирована. Системы переведены в автономный режим. Время замерло.

Она не использовала грубую имперскую кибернетику, а взяла за основу изящные, почти органические проводники и сенсоры, добытые из обломков эльдарского корабля, и соединила их с лучшими, самыми чистыми своими человеческими технологиями. Выбрала и настроила самые точные и острые хирургические манипуляторы ее модификации. Они были подключены к ее собственному диагностическому комплексу. Анестезия в привычном ее понимании в данной операции не присутствует, вместо нее — коктейль из стимуляторов и психоактивных компонентов, обостряющих восприятие и подавляющих болевые центры, но не отключающих их. Она должна была чувствовать каждый разрез, каждое подключение. Это была цена.

Закончив все приготовления, максимально удобно, насколько это вообще применимо к данной ситуации, Ксифос расположилась в центральном кресле, больше похожем на алтарь или пыточное устройство. На зеленоватых экранах вокруг нее проецировались схемы нервной системы, сканы мозга, карты энергетических потоков и прочая информация, отражающая ее текущее состояние.

Первый разрез. Манипулятор с лезвием из застывшей плазмы сделал его по заранее намеченной линии на виске. Крови было мало — луч мгновенно прижигал плоть. Боль была острой, чистой, информативной. Она была данью, которую плоть платила железу. Далее вживление сенсоров. Тончайшие, как паутина, проводники из психокости были введены в оптический нерв моего природного, голубого глаза. Мир на мгновение погас, а затем вспыхнул с невероятной силой. Теперь она видела не просто свет, но еще и его спектр и поляризацию, его энергетическую ценность. Слёзы из глаза стекали по виску, смешиваясь с каплями крови. Старый, зелёный кибернетический глаз был не заменён, а усовершенствован. Она вскрыла его корпус и добавила эльдарские фокусирующие линзы. Теперь он мог видеть не только тепловые сигнатуры, но и тончайшие псионические поля, ауры страха, агрессии, боли — эмоциональный ландшафт, невидимый для человека.

Самой сложной частью процесса было вживление нервного интерфейса — она подключила новые импланты напрямую к своей центральной нервной системе. Это была агония, сравнимая с поглощением моей души машиной. Тело, зафиксированное ремнями, билось в конвульсиях. Отчаянный крик рвался из ее груди, но тут же поглощался гудящим воздуховодом. Постепенно она начала ощущать, как сознание расширяется, выходя за пределы черепа, сливаясь с холодной логикой машины и призрачной поэзией эльдарской технологии.

Когда всё было кончено, она лежала, откинувшись в кресле, покрытая потом и кровью, дрожа от пережитого шока. Я жива.

Медленно поднявшись, смотрю на своё отражение в тёмном стекле экрана.

Мой голубой глаз теперь светился изнутри едва уловимым фиолетовым свечением. Зелёный кибернетический глаз пульсировал тусклым светом, как у какого-то древнего существа. От виска к уголку глаза шла изящная, почти ювелирная цепочка серебряных проводников и инкрустированных камней — шрам и украшение одновременно, символ моего преображения.

С этого момента я видела мир совершенно иначе, ни одна крупица какой-либо полезной информации не могла ускользнуть от моего внимания — тепловые следы на полу, остаточные эмоции на стенах, энергетические потоки, питающие оборудование. Тихий «шёпот» корабля эльдар теперь был не просто призрачным ощущением на периферии сознания — он был физически виден как тонкое, переливающееся сияние в воздухе.

Этот момент — не обычная модификация и простое вживление очередной аугментации. Это священнодействие, кровавый и добровольный разрыв с человечностью во имя чистого знания. Она произвела алхимическую трансмутацию своей собственной сущности, став ближе к машине, ближе к ксеносу, но при этом — более собой, чем когда-либо. Элайра-07 «Ксифос» умерла на том кресле. А поднялась с него Ксифос-Омнифлекс — уникальный гибрид, единственный в своём роде алхимик-бунтарь, чьё тело стало совершенным инструментом для познания самых тёмных тайн галактики.

Часть 5. Нет предела совершенству

Идея созревала внутри меня, как кристалл в перенасыщенном растворе. Работа с микроскопическими эльдарскими схемами требовала нечеловеческой точности. Двух рук было недостаточно. Нужна была третья. Не придаток, не стабилизатор, а полноценный, управляемый силой мысли манипулятор, способный на слаженную ювелирную работу в гармонии с уже имеющимися руками.

Именно поэтому Элайра потратила неприличное количество времени на изучение обломков эльдарских Рыцарей, их изящные, почти живые щупальца-манипуляторы. Ей претила сама мысль об установке грубого сервокогтя Механикус. Требовалась искусственная мышца, гибкая, точная и смертоносная. Внутренний голод к совершенству стал острее любой боли, которую могла причинить эта операция.

Лаборатория снова превратилась в святилище для будущей части меня. Это был не просто сбор деталей, скорее, проведение ритуала. Каркас был собран из полированной черной обсидиановой стали, добытой из сердца метеорита. Она была легкой и прочнее адамантиума. Далее я выделила и культивировала гибкие искусственные волокна, которые должны были стать живой тканью манипулятора, способной к мгновенному сокращению и регенерации, и подчиняться моим модифицированным имплантам. Самый ценный компонент — нейронный проводник, аккуратно извлеченный из мертвого эльдарского пилота. Он был не из металла, а из застывшей пси-энергии, способной слить прикосновение манипулятора с моей нервной системой.

На кончик манипулятора я установила не просто скальпель или паяльник, а мономолекулярное острие, способное резать на атомарном уровне, и микроскопический инжектор для введения реагентов прямо в сердце экспериментов.

Каждый компонент был очищен в плазме и окурен пси-ингибирующим дымом. Я не могла позволить ни крупице чужой воли проникнуть в мое тело.

Ксифос расположилась в хирургическом коконе, созданном из сплетения эльдарских энергетических нитей и стальных захватов таким образом, что правая ключица и верхняя часть спины оказываются оголены. В качестве анестезии все тот же коктейль из ясности и боли. На коже светится проекция разрезов, очерченная зеленым глазом. Манипулятор сделал первый разрез. Острота была невыразимой, но она наблюдала за операцией со стороны через проекционные экраны, как за интересным химическим процессом. Кровь была немедленно прижжена, плоть и нервные узлы запаяны.

Моментом истины стала интеграция интерфейса — тончайшие нити эльдарского проводника были вживлены в ее нервные окончания. Мир взорвался болью, но за болью последовал... шум. Белый шум вселенной. Он стих, сменившись новым ощущением — ощущением фантомной конечности, огромной, могучей и послушной.

С холодной, безжалостной скоростью хирургические руки собрали каркас манипулятора и присоединили его к интерфейсу. Гибкие искусственные волокна обвили сталь, словно живая плоть, пульсируя синхронно с ударами моего сердца.

Наиболее опасным этапом была психическая синхронизация. Закрываю глаза и сосредотачиваюсь. Приказываю новой конечности пошевелиться.

И она шевельнулась.

Не рывком, а с изящной, змеиной плавностью. Мономолекулярное острие прочертило идеальную линию в воздухе, не издав ни звука.

Элайра встает и подходит к черному стеклу экрана. Отражение было пугающим и одновременно прекрасным. Чуть сбоку, из-за плеча изящно изгибался и плавно двигался дополнительный манипулятор длиной около метра. Он был черным, с едва заметной фиолетовой биолюминесценцией по бокам, напоминая щупальце или хвост сатира из древних мифов.

Впервые за долгое время она позволила себе искреннюю улыбку. Не усмешку, а именно улыбку — выражение чистой, незамутненной радости от успешного эксперимента.

Она поднимает обычной рукой сложный многослойный кристалл, а новым манипулятором, с ювелирной, нечеловеческой точностью, начинает наносить на его грань микроскопические руны проводимости. Манипулятор был не просто инструментом. Он был продолжением ее воли.

Теперь лаборатория наполнилась новыми звуками: едва слышным шелестом мономолекулярного острия, режущего металл, и тихим, успокаивающим гулом, который издавал манипулятор, когда он был в покое, — звук, похожий на мурлыканье саблезубого кота.

Мое одиночество было окончательным. Я завершила свой симбиоз, будучи уже не просто женщиной с инструментами, а единым организмом — алхимиком и ее лабораторией, слившимися в одно целое. Любой, кто увидел бы меня теперь, увидел бы не человека, а воплощение еретического знания — прекрасное, ужасное и абсолютно свободное. Это не просто установка инструмента. Это акт слияния воли, плоти и ксеносной механики, где алхимик сам становится объектом собственного величайшего и самого опасного эксперимента.

Часть 6. Новые возможности

Мои эксперименты после трансформации перестали быть просто опытами. Они стали актами творения, декларацией войны законам физики Старой Империи, танцем с самым опасным партнером — неизвестностью.

Эксперимент 1: «Плачущий Кинжал»

Цель: создание оружия, которое поражает не плоть, а душу и разум.

Новый манипулятор с ювелирной точностью вырезает полую сердцевину в эльдарском энергокристалле, одновременно с этим Ксифос готовит реагент: смесь концентрированной скорби (пси-отпечаток, снятый с места гибели эльдарского пилота), нейротоксина и жидкого обсидиана. Напряженное техно-щупальце, дрожа от концентрации, впрыскивает коктейль в кристалл и мгновенно запаивает его мономолекулярным кончиком. Кристалл застывает, внутри него клубится черная, похожая на туман субстанция. При активации он испускает тихий, душераздирающий стон (который слышен только на пси-уровне) и выпускает луч чистой психической агонии. Жертва не получает физических повреждений — ее разум погружается в самый ужасный кошмар, который она только может представить, часто необратимо.

Присутствует некоторое ощущение, что она не просто созидает, а дирижирует этой симфонией страданий — кибернетический глаз видит пси-поле оружия, а манипулятор способен настроить его на конкретную эмоциональную частоту — страх, отчаяние, ярость.

Эксперимент 2: «Сердце Звезды»

Цель: стабилизация микроскопического фрагмента звездной плазмы для создания perpetuum mobile (вечного двигателя) малого масштаба.

В абсолютно пустой камере, защищенной пси-экранами, парит крошечная, нестабильная искра. Это сердце будущего двигателя. Вручную контролирую энергопотоки через панели управления, гася всплески. Манипулятор, невосприимчивый к жару и излучению, с точностью до нанометра наносит на сферу силы, удерживающую плазму, руны сдерживания, выгравированные острием из застывшего света. Искра перестает дергаться и начинает пульсировать ровным, мощным, золотым светом. Она становится маленьким солнцем моей лаборатории, обеспечивая ее практически вечной энергией. От нее исходит не тепло, а чистая, невероятная сила, которую я могу направлять через проводники. Теперь новая кибернетика позволяет мне напрямую ощущать ее энергетические ритмы и поддерживать хрупкий баланс. Приятно ощущать себя “повелителем” стихии.

Эксперимент 3: «Зеркало Меморис»

Цель: научиться не просто записывать, а консервировать и проигрывать сильные эмоции и воспоминания, извлеченные из артефактов или... из живых существ.

На столе перед Элайрой лежит гладкая, черная, как смоль, пластина психокости. Ее новообретенная третья конечность — идеальный скальпель, резчик и игла. Он вышивает на поверхности не линии, а нейронные паттерны, снятые кибер-глазом с древнего эльдарского шлема. Одно четкое, выверенное движение резчика манипулятора — и вот уже из руки капают на поверхность капли ее крови, смешанной с жидким кристаллом, — катализатор, который «оживляет» запись. Пластина сначала мутнеет, будто покрываясь серебристо-туманной патиной, а потом становится кристально чистым зеркалом. Посмотрев в него, ты не увидишь своего отражения, а переживешь момент ярости эльдарского воина в его последнем бою, ощутишь вкус его отчаяния, холод его ненависти. Это не голограмма. Это — эмоциональный слепок, оружие психологической войны или... самый ценный наркотик для определенных кругов.

После всех этих безумных экспериментов лаборатория больше не похожа на научную. Она похожа на лабораторию безумного бога или мастерскую артефактов Хаоса, но лишенную их хаотичности. Здесь царит мой собственный, безупречный порядок. Я не просто провожу эксперименты, я творю. Каждая мысль была острой и четкой, подобно моему новому детищу, парящему за плечом, всегда в движении, всегда наготове, являясь физическим воплощением моей гипер-продуктивности.

Моя цель — не просто выжить или спрятаться, я хочу понять саму природу реальности, смешивая материю, энергию и душу в алхимическом тигле своего разума. Приятно практиковать создание вещей, которые техноересь даже не начала описывать.

Часть 1. В поисках машины

Локация: планета Вердигрис-238ε2

Дальнейшие эксперименты по сращиванию искусственно созданных волокон с нервной тканью потребовали нового оборудования, поэтому Ксифос отправилась в мертвую систему на краю Сегментум Ультима, на одной из планет которой, согласно данным сканеров, остался работать автономный био-рекомбинатор. Это устройство, способное синтезировать органические ткани по заданным шаблонам.

Когда-то на этой планете была попытка колонизации, давно и с треском провалившаяся. Теперь это мир-руина, планета-некрополь. Её поверхность покрыта бескрайними болотами токсичной жижи, ржавыми остовами колонизационных краулеров и ядовитыми испарениями, окрашивающими небо в вечный гнилостный зелёный цвет. Воздух густой, им тяжело дышать, он пропитан запахом разложения и озона. Идеальное место для того, чтобы быть забытым и для произрастания...своеобразной жизни.

Устройство находилось на одной из полузатопленных платформ в центре кислотной лужи, окруженной базальтовым песком. Добраться до него можно было только по поверхности, минуя зыбучие топи и руины. Стараясь передвигаться бесшумно, девушка осторожно проходит по ржавым мосткам и обломкам, хорошо хотя бы, что плащ защищает от едкой влаги и испарений. Манипулятор работает постоянно, сканируя воздух на предмет токсинов и твёрдость поверхности под ногами. Элайра визуально фиксирует мир в слоях: тепловые сигнатуры, состав атмосферы, пси-активность и энергетические следы.

Внезапно манипулятор дёргается, предупреждая. Из зелёного тумана выскакивает стая клыкастых тварей — похожих на помесь крысы и скорпиона мутантов. Они шипят, брызгая кислотной слюной. Элайра не стала доставать оружие, просто посмотрела на них. В ее взгляде смесь холодной ярости и научного любопытства. Она активирует крошечный «Плачущий Кинжал» на своем поясе. Твари не падают мёртвыми — они замирают, завывают от невыразимого ужаса и разбегаются, повизгивая. И она продолжила путь, даже не замедлившись.

Она нашла рекомбинатор. Он был жив, покрыт ржавчиной и странными грибовидными наростами. Пока манипулятор отключал его и готовил к транспортировке, она услышала тихий звук — не угрожающий, а скорее...скорбный.

Часть 2. Нежданная встреча

В тени под платформой, в гнезде из обрывков проводов и костей, лежало существо. Оно было ранено — его лапа была зажата упавшей балкой. Это было существо размером с крупную собаку, с мускулистым телом, покрытым не шерстью, а темно-серой, почти черной, блестящей хитиновой пластиной, как у насекомого. Череп же защищён костяным шлемом-наростом. Хвост длинный, цепкий, также с костяным наконечником, способным впрыскивать мощный парализующий нейротоксин (Элайра уже проанализировали его состав своим взглядом — восхитительно сложный). Особенно бросается в глаза его интеллигентного вида морда (насколько вообще этот эпитет применим по отношению к ксеносу), с почти разумными янтарными глазами без зрачков. Но и это не самая его яркая черта — из его спины произрастали прекрасные в своей причудливости биолюминесцентные грибы, которые мягко светились синеватым светом — явный признак симбиоза с местной флорой и пси-активностью. Сканер сообщил, что перед Элайрой Химера Вердигриса.

Зверь не бросался на меня. Он смотрел. Его взгляд был полон не боли, а глубокой, уставшей печали. Он был таким же отшельником на этой помойке, как и я на своём спутнике, уникальный результат биологического хаоса этого мира — идеальное, одинокое существо.

Ксифос молча подошла. Ее манипулятор с лёгким шипением разрезал металл, освобождая его лапу. Она не стали его гладить. Вместо этого достала антисептик и био-гель собственного изготовления и обработали рану — быстро, эффективно, без эмоций. Он встал, хромая, обошёл ее кругом, обнюхивая воздух. Затем он коснулся своим носом ее сапога — не как признак покорности, а как клятва. Как соглашение между двумя одиночками.

Я назвала его Некрус.

На обратном пути к шаттлу он шёл рядом со мной бесшумной тенью, его синие грибы мерцали в ядовитом тумане, освещая нам путь. Я нашла не питомца, а уникальный биологический артефакт, который добровольно согласился стать частью моего личного, идеально изолированного от вселенной мира. Теперь в лаборатории, кроме гула машин и шёпота призраков, будет слышно тихое поскрёбывание хитиновых когтей по полу и видно мягкое синее свечение в тени.

Часть 3. Приятный симбиоз

Конечно, я сразу же оценила потенциал этого удивительного создания. Наши с ним совместные вылазки — это не просто похождения напарников. Это разумное сотрудничество двух высших хищников, движимых разными, но дополняющими друг друга инстинктами: моей ненасытной жаждой знания и его первобытной, острой связью с реальностью.

Вылазка 1: «Тенета Тихого Улья»

Нашей первой совместной целью было обследование обломков космической станции «Канопус-9», зараженной генокрадскими спорами, на предмет сохранившихся данных по биологической адаптации.

Шаттл пристыковался к куче обломков, разбросанных по всей видимой территории. Элайра с Некрусом продвигаются по залитым слизью, пульсирующим коридорам. Воздух густой от миазмов и спор. Их датчики слепы в этом био-хаосе. Но Некрус идеален здесь. Он движется бесшумно, его хитиновые пластины невосприимчивы к кислоте. Он замирает, и грибы на его спине вспыхивают тревожным алым светом — его реакция на невидимую угрозу.

Замечая это, Элайра останавливается. Манипулятор выдвигается вперёд, сканируя пустоту. И обнаруживает невидимую паутину генокрадских «тенёт» — пси-активных нитей, которые сообщают улью о вторжении. Он аккуратно прожигает их плазменной иглой, пока Некрус стоит на страже, низко рыча в сторону тьмы, его янтарные глаза видят то, что не улавливают даже сенсоры приборов Ксифос. Ксенозверь оказался крайне полезным в качестве живого биодатчика и стража, так как чувствует саму жизнь, её искажения и угрозы на инстинктивном, дологическом уровне. Элайра доверяет его реакциям больше, чем показаниям приборов. Медленно, сохраняя полную тишину, она опускает руку, давая Некрусу сигнал «ждать». Ее манипулятор, словно хищное насекомое, плавно выдвигается из-за спины. На его конце уже мерцает крошечная игла-инжектор, наполненная высокоактивным феромонным маркером.

Я не пыталась разрушить паутину — мгновенно выдало бы наше присутствие всему улью. Вместо этого аккуратно, с ювелирной точностью, наношу каплю маркера на одну из нитей. Для меня вещество не имеет запаха, но для генокрадской биосистемы улья оно пахнет своим. Это сигнал «свой-чужой» высшего приоритета, который я когда-то сняла с трупа одного из их «князей».

Капля впитывается, и алая подсветка на спинке Некруса сменяется на спокойный, уверенный синий. Угроза нейтрализована. Они медленно проходят под паутиной, и она не шелохнулась.

Дальше их путь лежал через зал, где стены пульсировали, как гигантское сердце. Пол под ногами упругий, слизистый. Некрус идёт впереди, его когти бесшумно вязнут в биомассе. Внезапно он замирает, прижимаясь к полу, а его грибы излучают короткие ультрафиолетовые вспышки — высший сигнал опасности. Элайра не видит ничего, приборы показывают лишь незначительные тепловые аномалии. Но она доверяет зверю. Девушка замирает, и через мгновение в метре от нее стена расходится, и из неё выползает жук-рабочий, слепой и ориентирующийся исключительно на вибрации и запахи. Он проползает в сантиметре от сапога Элайры, абсолютно ее не заметив, и скрывается в другой стене.

Ксифос делает пометку в ментальном блокноте: биомасса улья обладает активным камуфляжем, маскирующим его обитателей от стандартных сканеров. Ещё одна данность, которую ей подарил Некрус.

Их цель — центральная «лаборатория», бывший командный центр станции. Дверь в него заросла плотной хитиновой мембраной. Стандартные инструменты бесполезны. Но Элайра пришла готовой. Она достает аэрозольный баллончик, внутри которого — коктейль из феромонов тревоги и агрессии, который она синтезировала на основе образцов, добытых в одной из прошлых вылазок. Ксифос распыляет его на мембрану.

Через несколько секунд хитин начинает шевелиться. Изнутри доносятся щелчки и шипение. Мембрана расходится — из неё выскакивает пара взволнованных стражей, готовых к атаке. Они не видят Элайру с Некрусом — они стоят в тени, абсолютно неподвижно, а их запах перекрыт тем же феромонным коктейлем. Они проносятся мимо, ища невидимого врага. На мгновение проход свободен. Девушка проскальзывает внутрь, Некрус следует за ней, мембрана за их спиной смыкается с тошнотворным хлюпаньем. Они в логове зверя. Теперь можно начинать главную работу.

Воздух в бывшем командном центре был густым, сладковатым и обжигал лёгкие. Вместо консолей и экранов из пола, стен и потолка прорастали пульсирующие биокристаллы, испещрённые жилками и источавшие тусклое, зловещее свечение. В центре зала зияла огромная, похожая на жерло, органическая воронка — очевидно, нервный узел или центр связи улья.

Приборы Элайры зашкаливали от пси-активности и био-сигналов. Но Некрус вёл себя необычно. Вместо тревоги его грибы излучали ровное, почти любознательное фиолетовое сияние. Он медленно обходил комнату, тыкаясь носом в кристаллы и издавая тихие щёлкающие звуки, как бы прислушиваясь. Внезапно Ксифос поняла. Он не чувствовал здесь прямой угрозы. Он слышал «голос» самого улья. И этот голос был ему интересен.

Текущая цель — данные. Элайра приблизилась к одному из крупнейших кристаллов. Манипулятор выдвинулся, на его конце возник тончайший нейро-интерфейсный щуп, созданный на основе эльдарских технологий. Она собирались не взламывать систему, а проникнуть в нее, как вирус. Но в момент касания кристалл вздрогнул. По нему пробежала судорога, и из жерла в центре комнаты хлынула чистая информация. Она обрушилась на сознание Элайры, как ударная волна: в голове возникли образы тысяч планет, поглощаемых биомассой, все ее существо было парализовано ощущением миллионов щупалец, ползущих по коже вселенной. И этот инфернальный хор из миллиардов голосов, вопящих в экстазе, сливающихся в единый молитвенный гимн, завершал ее мучительную агонию.

Это был не архив. Это был мозг улья. И он их заметил.

Некрус взвыл, но не в страхе, а в ярости. Его биолюминесценция вспыхнула ослепительно-белым, обжигающим светом — инстинктивная реакция на попытку пси-атаки. Этот свет на мгновение нарушил поток данных, словно белый шум, заглушающий радиосигнал. Этой доли секунды им хватило — Ксифос молниеносно впрыснула в интерфейс заранее приготовленный пакет данных — сконцентрированную, математически совершенную формулу небытия, тишины, пустоты. Для разума, жаждущего лишь потребления и роста, это был самый отвратительный и неперевариваемый яд.

Мозг улья застыл в недоумении. Его бесконечный гимн прервался на полуслове. Пульсация кристаллов замерла. Ксифос не преминула воспользоваться ситуацией — ее манипулятор, словно хирург, вырезал из кристалла крошечный, тлеющий био-чип — не саму память о нескольких секундах того, что она только что имела честь ощутить на себе.

И тогда раздался Рёв. Не звуковой, а псионический. Он исходил отовсюду сразу. Стены зала сомкнулись, пытаясь их раздавить, но они не побежали. Вместо этого Элайра активировала на запястье импровизированное устройство — генератор когерентного резонанса, настроенный на частоту биокристаллов, и направила луч в пол под своими ногами. Под ее весом он распался, превратившись в пылающую, кипящую биомассу, и Элайра провалилась на этаж ниже, в груду старых, полупереваренных механизмов, а сверху на нее хлынула лавина из плоти и ярости. Некрус прыгнул следом, отряхиваясь с брезгливым фырканьем. Они были ранены, скафандр дымился, но чип с данными в защищённом контейнере был цел.

Они не нашли знаний о прошлом, зато нашли образец безумия будущего. И у них оставалось совсем немного времени, чтобы покинуть этот кошмар, пока весь улей не обратил в их сторону весь свой слепой, всепоглощающий гнев. Охота только начиналась.

Пылающая биомасса с шипением заливала пролом над головой, но это была временная преграда. Воздух гудел от ярости всего улья, сконцентрированной теперь на двух незваных гостях. Стены вокруг уже начинали пульсировать, готовясь выпустить новых стражей. Времени на раздумья не было, Элайра действовала на чистом инстинкте, сдобренном годами расчета — манипулятор, все еще раскаленный от работы, вонзается в ближайшую стену, выпуская сконцентрированный импульс феромона страха — того самого, что был добыт из «князя». Волна паники, иррационального ужаса перед высшим существом, прокатилась по биологической сети улья. На мгновение реакции защитных механизмов замедлились, запутались. Некрус, повинуясь незримому приказу, рванул глубже в груду хлама. Его когти отбросили обломок панели, обнажив старую, ржавую вентиляционную шахту аварийного охлаждения — артерию, которую улей еще не успел полностью переработать. Решетка со скрипом поддалась под мощным ударом его плеча.

Сразу они в шахту не полезли, вместо этого Ксифос швырнула внутрь последнюю «шумиху» — гранату, начиненную кристаллами, визжащими на частоте, невыносимой для биологических существ. Визг оглушил преследователей и заглушил запах. Только после этого они нырнули в тесное, заросшее плесенью и ржавчиной отверстие, чувствуя, как позади смыкается разъяренная плоть улья. Некрус проталкивал Элайру вперед, его тело создавало живой щит между ней и погоней.

Бегство по шахте было адом. Трубы вибрировали от гнева улья, с потолка капала едкая слизь, а из каждой трещины тянулись слепые щупальца, пытаясь нащупать добычу. Элайра отбивалась от них прикладом лазгана, а Некрус выжигал короткими, точечными вспышками своего света. Через сто метров шахта вывела к обрыву — в гигантскую грузовую шахту, пронизывающую улей насквозь. Снизу, из тьмы, доносился гул улья, а сверху — нарастающий шум погони. Пути назад не было. Элайра снимает с пояса трос с магнитным якорем. Целиться было некуда — только в темноту. Она стреляет вниз, надеясь на удачу. Якорь с сухим лязгом зацепился за какую-то металлическую конструкцию. Рывком проверив надежность конструкции, Элайра обхватывает Некруса, вжавшегося в нее, издавая тревожное урчание, и шагает в пустоту.

Падение заняло несколько вечностей. Вихрь из воя ветра, вони машинных масел и ярости улья над головой. Они врезались в груду мягких мешков с неизвестным сырьем, трос амортизировал удар, вывихнув Элайре плечо. Они лежали, пытаясь отдышаться, в полумраке нижнего техуровня. Шум погони остался где-то наверху. Улей, обманутый шумовой гранатой и феромонами, на время потерял их след.

Некрус вылез из-под Элайры и, хромая, ткнулся мордой в ее поврежденную руку. Его грибы светились тревожным желтым — цветом боли и предупреждения. Она была ранена, почти без заряда, в самом сердце вражеской территории. Но она была жива. И в ее руке был трофей — чип, хранящий самый ценный и самый ужасный секрет этого места: первобытный страх самого улья, который он испытывал перед пустотой.

Ксифос с трудом поднялась на ноги, опираясь на верного зверя. Дорога наверх была отрезана. Оставался лишь один путь — вперед, в незнакомые, кишащие опасностями техотсеки, чтобы найти другой выход или умереть, пытаясь.

Охота закончилась. Началось выживание. И сводилось оно к бесконечным, изматывающим часам скрытного перемещения по техотсекам, похожим на кишечник гигантского механического зверя. Воздух здесь был чуть чище, но насыщен запахом раскаленного металла и озона. Мы обходили патрули жуков и слепые зоны камер, полагаясь на сканеры и чутьё Некруса, который безошибочно чуял приближение живых существ.

Наконец, им удалось найти аварийный шлюз, ведущий в старую, заброшенную вентшахту, которая, судя по картам в памяти скафандра, вела к внешней обшивке станции. Последний рывок — и они вновь оказались в леденящей тишине вакуума, среди звёздного света, такого далёкого и безразличного к их маленькой драме. Замаскированный шаттл виднелся в отдалении. Мелкими перебежками и погасив люминесценцию, Элайра с Некрусом быстро до него добираются. Только когда шлюз закрылся, а искусственная гравитация привычно потянула к полу, они позволили себе выдохнуть.

Часть 3.1. Лаборатория, несколько циклов спустя

Био-чип лежал в стерильном поле изоляционной камеры, похожий на крошечное, зловещее насекомое из обсидиана и плоти. Изучение его было подобно бомбардировке радиоактивными частицами, так же опасно и непредсказуемо.

Элайра не подключала его к своим основным системам, создав вместо этого «песочницу» — автономный контур из старого эльдарского сенсора и квинтэссентора, купленного у вольных торговцев. Некрус сидел рядом, его грибы пульсировали тревожным фиолетовым светом, пока она работала. Он помнил «вкус» того места.

Процесс был подобен разминированию. Элайра не пытались «взломать» чип- она постепенно приучала его к своему присутствию, подавая микроимпульсы энергии, схожие с его собственной природой. Она изучали не столько данные, сколько его реакцию — крошечные всплески пси-активности, изменения в биополе. И тогда она совершила прорыв. Вместо импульса Ксифос подала отражённый сигнал — тот самый пакет «формулы небытия», который ранее она использовала против улья. Чип схватился за него, как утопающий за соломинку. Это был единственный знакомый ему паттерн в чужеродной среде лаборатории. В этот момент связь установилась. Не взлом, а диалог.

Информация хлынула не в виде образов или звуков, а как чистая эмоция, облечённая в данные. Это был не просто страх. Это был архетипический ужас самого улья перед тем, что оно не могло ассимилировать, понять или потребить. Ужас перед тишиной, пустотой, небытием.

Озарение было мгновенным. Элайра поняла, что держите в руках не информацию, а оружие. Не против плоти, а против разума улья.

Она не стала создавать бомбу или вирус. Она создала приманку. Используя пластину психокости и «Сердце Звезды» как усилитель, Элайра записала этот эмоциональный паттерн на портативный маячок. Он не излучал ничего, кроме этого, сконцентрированного, чистого сигнала экзистенциального страха. Ее план был прост и гениален — запустить этот маячок на безлюдный астероид на окраине системы. Разум улья, этот ненасытный коллективный разум, не сможет игнорировать такой мощный, знакомый и отвратительный сигнал. Он будет вынужден послать флотилию, силы, ресурсы на его поиск и уничтожение. Это отвлечёт его на долгое время, ослабит его присутствие в других секторах и, главное, отведёт угрозу от Элайры и ее зверя.

Когда маячок унёсся в темноту, я почувствовали не триумф, а холодное, безразличное удовлетворение от решения сложной задачи. Это была не победа над чудовищем, а обычная хитрость. Я просто перехитрила его, как перехитряют бурю, укрывшись в пещере.

Некрус, наконец, успокоился. Его свет сменился на ровный, умиротворённый синий. Угроза была отведена. Лаборатория была их тихим, безопасным коконом в бескрайней, враждебной вселенной.

Вылазка 2: «Тень на Лунной Пыли»

Ордо Ксенос, казалось, и не планировали прекращать погоню за мной — во время очередной экспедиции за ингредиентами на нас вышли силы их подразделения.

Они неслись на их крохотном, но шустром шаттле, преследуемые двумя истребителями. Уклоняясь от лучевых пушек, они были вынуждены совершить аварийную посадку на безвоздушной луне. Враги тоже садятся, чтобы добить их. Элайра и Некрус покинули шаттл и залегли среди скал. Зверь понимает всё без слов. Его биолюминесценция гаснет полностью. Он становится абсолютно чёрным, сливаясь с вакуумной тьмой. Элайра тоже замерла, отключив все системы. Инквизиторы прошли в метре от них, сканируя местность. Один из них почти наступает на Некруса. И в этот момент зверь не нападает. Он издает тихий-тихий, неслышимый в вакууме ультразвуковой вибрационный импульс, который улавливает только сенсорная аппаратура Ордо Ксенос. Для них это звучит как громкий псионический вопль прямо у них в головах. Они в панике, думая, что напоролись на варп-аномалию, и отступают к своим кораблям.

Элайра с Некрусом так же незаметно вернулись к своему шаттлу и улетели, пока их преследователи оправлялись от шока.

В Некрусе я явно не ошиблась — он показал себя отличным тактиком и превосходным оружием психологической войны. Этот удивительный зверь не просто защищает мою жизнь, он защищает мою тайну, используя чужие страхи против них самих. Раньше я и подумать не могла, что смогу обрести подобного компаньона, прекрасного в своей уникальности. Он идеален и в качестве оружия, и как объект для исследования — я беру пробы его токсина, анализирую, как он управляет своей биолюминесценцией. Иногда ввожу ему модифицированные составы, чтобы усилить те или иные свойства. Он становится частью моих экспериментов — не просто объектом, а соавтором. Ну и, конечно же, в качестве молчаливого дарителя тихого уюта — в лаборатории он часто спит, свернувшись калачиком у входа или у кресла, в котором я работаю. Мерцание его грибов в полумраке — это новый элемент моего уединённого мира, его тихий, живой пульс. Его присутствие не нарушает мое одиночество, а углубляет его, делая его более завершённым и защищённым. Очень приятно иметь такого стража, с которым даже необязательно говорить, достаточно обменяться взглядами, когда одного поворота или легкого наклона головы хватает, чтобы друг друга понять. Мы не хозяин и его питомец, а наши приключения — это не веселые истории. Это хроники идеального партнерства между двумя существами, которые нашли друг в друге недостающий элемент для выживания в этой негостеприимной вселенной. Он — мои глаза, уши и когти в моменты, когда технологии слепнут. Я — его мозг и крепость. Вместе мы идеальный организм для тихого завоевания тайн 41-го тысячелетия.

Часть 4. Противостояние

Шаттл выходит из варпа на окраине системы. Элайра сразу же чувствует неестественную тишину эфира. Системы сканирования лаборатории молчат. Ледяной спутник висит в пустоте, безжизненный. И тогда из-за тени спутника-гиганта выплывает корабль. Узнаваемый, строгий, без опознавательных знаков, кроме одного — символа Ордо Ксенос на брюхе. Это охотник — быстрый, маневренный эсминец, предназначенный для точечных ударов и зачисток.

Они нашли их. Блокировали все частоты. И уже высадили десант в лаборатории.

Лицо Элайры непроницаемо, оно не выражает ни страха, ни ярости. Лишь холодную, абсолютную досаду. Они потревожили ее покой. Они вломились в ее дом.

— Некрус. Гости, — произносит она одно-единственное слово.

Зверь поднимает голову. Его грибы вспыхивают агрессивным алым светом. Глубокий, вибрационный рык, больше похожий на скрежет металла, рвется из его глотки.

Они не вступают в бой в открытом космосе. Это бессмысленно. Элайра направила шаттл к аварийному шлюзу, о котором знала только она. Пока корабль Ордо Ксенос готовил торпедные залпы, она уже исчезла в сети древних, забытых вентиляционных шахт ледяной луны.

Лаборатория уже осквернена. Дверь взломана. Внутри — команда из пяти человек в серых скафандрах с затемненными визорами. Они методично обыскивают всё, упаковывая оборудование в контейнеры для доказательств. Они говорят мало, короткими, отрывистыми кодами.

Элайра и Некрус появились из скрытого потолочного лаза, бесшумно, как призраки, не издавая ни звука. Их общение — серия едва уловимых жестов и взглядов. Первый агент стоит у входа. Некрус, абсолютно черный в тени, подкрадывается к нему сзади. Его хвост с молниеносной скоростью впивается в щель между шлемом и воротником скафандра. Не яд, а парализующий нейротоксин. Агент замирает на месте, не имея возможности крикнуть, и медленно падает. Некрус ловко подхватывает его и бесшумно стаскивает в тень. Второй агент услышал легкий шорох. Он разворачивается, его оружие готово к стрельбе. Но Ксифос уже здесь. Манипулятором она сзади обхватывает его шлем, а мономолекулярное острие впивается в аудиодатчик, впрыснув через микроотверстие каплю состава, который вызывает мгновенный, оглушительный акустический шок прямо внутри его шлема. Он падает без сознания от сенсорной перегрузки. Агенты обнаруживают пропажу. Они не паникуют, лишь плотнее становятся спиной к спине, сканируя помещение.

— Покажи себя, еретик. Ваше сопротивление бессмысленно, — говорит их лидер.

В ответ из темноты доносится лишь спокойное, механическое дыхание и тихое урчание Некруса. Лидер агентов активирует сканер пси-активности. Он засекает Некруса — его уникальную, животную пси-сигнатуру.

— Ксенос! Убейте тварь! — он открывает огонь в угол, где притаился зверь.

Но Некрус уже не там. Он прыгнул на потолок, а затем — на одного из агентов, сбивая его с ног. В этот момент Элайра выходит из тени — глаза горят холодным огнем, в руке — «Плачущий Кинжал».

— Вы ищете ксеносные технологии? — голос, искаженный респиратором, звучит ледяно. — Получите.

Она активирует кристалл.

Волна чистой, нефильтрованной психической агонии, вырванной из памяти эльдарского пилота, обрушивается на агентов. Их дисциплинированные умы, защищенные от многого, но не от этого, не выдерживают. Они кричат, падают на колени, некоторые теряют сознание. Их скафандры не могут защитить от атаки, идущей изнутри. Лидер, стиснув зубы, пытается поднять оружие. Но Ксифос уже возникла перед ним. Манипулятором выбивает его оружие, а рука хватает его за горло.

— Передайте вашим начальникам, — шипит она, ее лицо в сантиметрах от его визора. — Это место находится под моей защитой. Следующего посланца я разберу на компоненты и отправлю обратно в коробке.

Она с силой его отталкивает. Тот, всё ещё дрожа от пережитого ужаса, смотрит на нее с каким-то животным страхом. Он видит не женщину. Перед ним гибрид, чудовище, которое только что сломало его разум, не сделав ни одного выстрела.

Он и его выжившие люди (те, кто еще в состоянии хоть как-то двигаться) отступают к шаттлу, подбирая своих оглушенных товарищей.

Элайра осталась в лаборатории. Воздух пахнет страхом и мочой. Она ощущает лишь раздражение. Некрус подходит к ней и тыкается носом в руку. Его грибы снова светятся ровным, спокойным синим светом. Угроза устранена.

Она проводит рукой по его хитиновой спине.

— Глупцы. Мешают работе.

Она не убирает трупы или следы борьбы, а сразу начинает настройку оборудования. Пока Некрус обходит периметр, выравнивая дыхание после боя, Элайра уже погружены в новые расчеты. Эта стычка была не более чем досадным перерывом, помехой, которую они устранили с помощью своего самого совершенного творения — себя и своего компаньона.

Ордо Ксенос теперь знает. Они охотятся не на еретика. Они охотятся на новую форму жизни, и эта жизнь готова дать сдачи.

Часть 4.1. Еще ничего не закончено

Долго нам “отдыхать” Ордо Ксенос не дали. На этот раз из варпа в нашем сегментуме вышел «Зов Императора» — крейсер класса «Инквизитор», плавучая крепость и лаборатория Ордо Ксенос. Он не просто блокирует систему — он начинает её карантин, разворачивая спутники-подавители, которые гасят любые попытки скачка и глушат связь. Они планируют взять нас в полную изоляцию, как опасный образец.

С корабля стартует три шаттла со спецотрядами «Катарсис» на борту: ветераны, специализирующиеся на поимке и нейтрализации ксеносных гибридов и техноеретиков. Их скафандры усилены пси-экранами, вооружение включает излучатели пси-подавления и сети с силовыми полями. Их ведёт Инквизитор Сибилла Вейн — женщина с ледяным сердцем и взглядом, видевшим тысячи ужасов. Она считает Элайру не человеком, а ошибкой, которую нужно стереть.

Их высадка проходит посредством точечного орбитального удара, который прожигает купол лаборатории. Они вошли с грохотом и оглушительным пси-скрежетом, предназначенным для подавления любой нечеловеческой активности.

Лаборатория встречает их не тишиной, а изменённой реальностью. С момента их последнего визита Элайра подготовилась. Воздух в лаборатории был насыщен лёгким пси-активным газом ее производства — он не ядовит, но искажает восприятие, вызывает паранойю и галлюцинации. Стены для них шевелятся, а из теней доносятся шёпоты. Общее освещение мерцает и пульсирует в такт биолюминесценции грибов Некруса, который невидим в этой хаотичной светотени. Пространство лаборатории, и без того похожее на лабиринт, теперь ещё и защищено голографическими баррикадами и локализованными искажениями гравитации, заставляющими агентов спотыкаться и промахиваться.

Первая же группа, углубившаяся в главный зал, натыкается на первую линию обороны. С потолка спускаются автономные манипуляторы-турели, вооружённые иглами с паралитиком и «Плачущими Кинжалами». Завязался бой. Один из агентов падает, сражённый собственными кошмарами, прежде чем успевает выстрелить. Двое других отступают, стреляя вслепую, их крики полны не боли, а ужаса.

Инквизитор Вейн наблюдает за этим через камеры своих солдат. Её лицо искажается от гнева. —Это уже не лаборатория. Это логово какого-то существа. Применяйте протокол «Очищение». Выжигайте всё.

Их с Некрусом танец только начинается, они не прячутся, а охотятся, бесшумно передвигаясь по вентиляции над головами агентов. Кибер-глаз Элайры видит их сквозь перекрытия, отмечая слабые места в их пси-защите. Некрус — ее тень, его когти бесшумны на металле. Элайра определяет цель, анализирует её защиту и выбирает инструмент. Ее манипулятор наносит точечные удары: выстрел микроскопическим дротиком с ингибитором нервной системы в щель подмышкой; дистанционный взрыв колбы с едким газом, вынуждающий их снять шлем для чистки. Некрус же — ее идеальное оружие направленного действия. По ее беззвучному сигналу (лёгкому щелчку языка) он атакует. Он, молчаливая вспышка ярости, выскакивает из-за угла, валит агента на землю, его хвост находит слабое место, и он впрыскивает концентрированный пси-токсин, который заставляет жертву видеть её самые глубокие страхи. Агенты сходят с ума, стреляя в фантомных врагов, в своих товарищей.

Мы не убиваем их, а просто калечим их разум, превращая дисциплинированных солдат в дергающихся, обезумевших животных. Это куда страшнее и деморализующе.

Инквизитор Вейн, видя, как рушится её отряд, в ярости врывается в центральный зал сама. Её скафандр усилен самой мощной защитой, а в руках тяжелый пси-бустер.

—Покажись, чудовище! Я уничтожу тебя и твоего ксеносного ублюдка!

Элайра спокойно выходит к ней из-за поворота главного коридора. Некрус следует за ней, его грибы горят алым светом ненависти, а на кончиках когтей — кровь людей инквизитора.

— Вы вломились в мой дом, — произносит Ксифос, и ее голос, усиленный резонаторами, звучит холодно и металлически. — Сломали мои эксперименты. Напугали моего зверя. Это было глупо.

Вейн не тратит время на слова. Она поднимает бустер. Но Элайры уже там нет. Ее манипулятор ударяет по потолку, и на инквизитора обрушивается сеть энергетических трубопроводов, вызывая короткое замыкание в её системах.

Некрус использует этот момент. Нападать на нее было нерационально — её защита слишком сильна. Зверь прыгает на стену и выключает основной источник света, погружая зал в темноту, нарушенную лишь мерцанием аварийных ламп, пси-свечением оружия Вейн и синим светом его грибов.

Начинается дуэль в полумраке. Пока Вейн вслепую палит во все стороны, прожигая стены мощными разрядами пси-энергии, Элайра с Некрусом двигаются в идеальной синхронности — она отвлекает инквизитора голографическими фантомами, а умный ксенозверь в это время пытается найти физическую слабину в её обороне. Они используют против неё её же оружие — атмосферу страха, которую сами и создали. Скафандр инквизитора регистрирует учащённый пульс, признаки паники. В ярости она активирует последний козырь — широкополосный пси-импульс, предназначенный для уничтожения всей ксеносной жизни в радиусе действия. Импульс бьёт по Некрусу, заставляя его взвыть от боли и отбрасывает в угол. Он затихает, его свет меркнет. На лице инквизитора появляется улыбка торжества. Она поворачивается к Элайре.

—Теперь твоя очередь, еретик.

Но Ксифос стоит неподвижно. И смотрит на неё с…любопытством.

— Интересный импульс. Спасибо за данные, — произносит она. Ее кибер-глаз записал всю его частотную модуляцию.

А затем из темноты раздаётся новый звук. Рык. Но не боли. А ярости. Грибы Некруса вспыхивают ослепительно-белым, почти ультрафиолетовым светом. Пси-токсин Элайры и уникальная биология зверя не просто защитили его — они позволили впитать часть энергии импульса и трансформировать её.

Некрус поднимается. Он теперь не просто зверь. Он уникальное оружие, заряженное пси-энергией Инквизиции.

Элайра смотрит на инквизитора Вейн. Её уверенность сменилась ужасом. Её главное оружие не сработало, а лишь усилило противника.

— Убирайтесь, — говорит Ксифос не повышая тон. — Заберите своих покалеченных солдат и свой корабль. И передайте Ордо Ксенос: это место — не ересь. Это — эволюция. И если вы придёте снова, я не буду щадить. Я разберу ваш корабль на молекулы и использую их для своих опытов.

Она делает шаг в сторону, указывая на выход. Некрус издаёт низкий, предупреждающий рык, и белый свет его грибов становится невыносимо ярким.

Униженная, побеждённая не силой, а превосходством, Инквизитор Вейн отступает. Её люди, те, кто способны держаться на ногах, уносят своих товарищей, потерявших рассудок.

Лаборатория сильно повреждена. Но стоя среди дыма и искрящих проводов, Элайра чувствовала не горечь, а удовлетворение. Ее системы защиты, симбиоз с Некрусом — всё сработало идеально.

Она подошла к Некрусу, который уже успокоился, и его свет снова стал привычным синим, проверила его на наличие повреждений. Все в норме. Он тыкается носом в ее руку.

— Глупцы, — бормочет Ксифос, глядя на дыру в потолке. — Придётся потратить неделю на ремонт.

Это была не победа, а лишь демонстрация им их места. Наше одиночество — это крепость, штурм которой будет стоить им слишком дорого.

Часть 5. «Язык Теней»

От Векториуса, капитана «Блуждающего Алхимика», Элайре поступило предложение о заключении сделки — он предоставляет ей редкие компоненты с Чёрного рынка в обмен на одну услугу: расшифровать послание. Послание не на обычном языке, а на тени. Запись сделана на уникальном носителе — куске ткани, отбрасывающей неестественную, не подчиняющуюся законам физики тень, которая складывается в сложные узоры.

Элайра понимает, что это не просто код. Это нейролингвистическая карта, послание, которое можно понять только на подсознательном уровне, пропустив его через призму собственного разума. Для других это смертельно — оно вызывает шизофрению и распад личности. Но ее разум алхимика, дисциплинированный и усиленный имплантами — идеальный инструмент для дешифровки. Некрус становится ее якорем в реальности. Когда она погружалась в безумие теней слишком глубоко, он тыкался носом ей в ладонь или тихо подвывал, возвращая ее назад своим животным, простым присутствием. В итоге у Ксифос получилось расшифровывать необычное послание. Это не сокровище и не оружие. Это признание. Последнее сообщение учёного Золотой Эры Технологий, который, пытаясь понять природу варпа, случайно стёр границу между своим разумом и вселенной и стал первым псайкером. Он не смог предупредить человечество, но оставил предостережение в надежде, что его поймёт только тот, кто достаточно умен и достаточно безумен. Элайра стерла запись. Некоторые знания слишком опасны, даже для нее. Она отдала Векториусу лишь краткий отчёт: «Это было предупреждение. Он советует не смотреть в бездну». Капитан, видя бледность ее лица и беспокойство Некруса, понимает, что вопросы лучше не задавать.

Часть 6. «Око Безмолвия»

Датчики лаборатории поймали слабый, искажённый сигнал бедствия с заброшенной космической обсерватории. Сигнал математический — последовательность простых чисел, прерывающаяся на числе 47 всплеском пси-энергии. Это не могло не привлечь внимание, такой сигнал не мог быть случайным.

Прибыв на место, Элайра с Некрусом нашли обсерваторию мёртвой — экипаж либо исчез, либо превратился в застывшие, кричащие статуи из соли и инея. Источник аномалии — древний артефакт, найденный ими на краю варпа: «Око Безмолвия», кристалл, который не излучает, а поглощает всё — звук, свет, энергию, даже мысль. И он медленно расширяет поле своего влияния.

Лабораторная тишина делает нас идеальными исследователями для этой аномалии. Некрус, с его способностью чувствовать энергетические потоки, становится моей «канарейкой в угольной шахте» — его грибы тускнеют, когда он рядом с полем поглощения. Я используете его как живой детектор, чтобы подобраться к артефакту. Моя задача — стабилизировать и понять его суть, желательно, не уничтожив в процессе. Для этого пришлось создать устройство, которое не блокирует эффект, а перенаправляет поглощённую энергию в крошечное искусственное солнце — тот самый проект «Сердце Звезды». Спасти обсерваторию в любом случае бы не вышло, зато мы смогли забрать ее сердце, оставляя бездну глодать саму себя в тишине.

«Око Безмолвия» теперь висит в центре лаборатории, окружённое сдерживающими полями, постоянный источник тихой, холодной энергии для последующих опытов. Некрус не любит на него смотреть.

Часть 7. «Один ужас на двоих»

Как-то в очередной раз бросив обеспокоенный взгляд на Некруса, Элайра заметила, что за последнюю неделю он стал каким-то подозрительно вялым. Свечение его грибов стало тусклым, он отказывался от еды и всё больше времени проводил, свернувшись клубком в углу, где Элайра хранила обломки с эльдарского корабля. Ее сканеры показывают, что он не болен. С ним происходит нечто иное. Анализ показывает, что биолюминесцентные грибы — не просто симбиоты. Это пси-проводники. Некрус, проводя слишком много времени рядом с мощным пси-источником (обломками и артефактами), непроизвольно подключился к остаточному сознанию корабля. Он видит сны. Не свои. Сны мёртвых эльдар. И эти сны его убивают.

Обычными медикаментами в данной ситуации лечить его было бессмысленно. Вместо этого Элайра решается на проведение безумного эксперимента: подключает его к своему оборудованию и входит в его сны через нейроинтерфейс. Она оказалась в сюрреалистичном, искажённом зеркале эльдарского мира — «Саду Снов», который стал кошмаром. Элайра увидела призраков, которые тянут Некруса в небытие. Она не стала с ними сражаться, а “перепрограммировала” сон, впрыскивая в него образы своей лаборатории, знакомый гул машин, запах озона и, самое главное, образ себя. Она стала якорем, к которому он может цепляться.

Постепенно Некрус приходит в себя. Его грибы снова светятся ровным синим светом. Но теперь между нами появилась ещё более глубокая, телепатическая связь. Иногда мне кажется, что я чувствую отголоски его мыслей — простых, как голод, любопытство или желание защищать. А он теперь всегда спит у моих ног, а не рядом с обломками. Теперь мы не просто хозяин и его зверь, а пси-связанные партнёры, делившие одну ночь ужаса и вышедшие из неё невредимыми.

Часть 7.1. Возвращение в Сад Снов Некруса

Первое посещение было спонтанным и опасным. Но когда Элайра осознала, что этот пси-ландшафт, привязанный к обломкам «Скорбящего», является неисчерпаемым источником уникальных биологических и метафизических данных, она подошла к этому как учёный. Она создала нейро-синхронизатор — устройство, которое стабилизирует пси-связь между ней и Некрусом, выступая якорем и фильтром одновременно. Оно не даёт сну их поглотить, позволяя сохранять критическое восприятие.

Ксифос поместила Некруса в прозрачную капсулу, наполненную проводящим гелем, усиливающим его природные способности. Сама же подключилсь к интерфейсу через свой кибернетический глаз. В этот раз ей недостаточно было просто наблюдать, ей важно былоименно взаимодействовать с ландшафтом сновидений и экстраполировать из него материальный компонент.

Переход больше не был похож на падение, скорее, это было плавное погружение. Мир вокруг растворился, и они оказались в том же самом искажённом Саду. Небеса из переливающегося шёлка, деревья с листьями-кристаллами, которые звенят от несуществующего ветра, и тихий, ненавязчивый шёпот былых обитателей. Но теперь Элайра видит его иначе. Ее взгляд анализирует не формы, а энергетические паттерны. Она видит, что каждое растение, каждый камень — это сгусток пси-энергии, обёрнутый вокруг воспоминания о материи. Некрус идёт рядом с ней. Его грибы горят ровным, уверенным синим светом, освещая путь. Он не боится. Его животная сущность является идеальным компасом в этом мире абстракций — он чувствует то, что Элайра может лишь измерить.

Они проходили все глубже, в самое сердце Сада, туда, где шёпот становится громче, а реальность ещё тоньше. И там они нашли Его. Уникальное растение Слёзы Иши. Оно не похоже на реальное растение, а, скорее, на застывшую слезу из чистого света, висящую на невидимой нити. От него исходят тонкие, похожие на корни, лучи энергии, которые уходят в самую основу этого мира-сна. Оно пульсирует с частотой, вызывающей чувство глубочайшей печали и безмерного умиротворения одновременно. Сенсоры (те, что Ксифос смогла пронести с собой в виде ментальных проекций) показывают, что это концентрированная, овеществлённая эмпатия, возможно, последний след богини эльдар Иши, сохранившийся в памяти корабля.

Забрать его силой невозможно. Попытка сорвать его разорвёт хрупкую пси-структуру и уничтожит образец. Немного подумав, Элайра понимаете принцип. Чтобы забрать что-то из сна в реальность, нужно не выдернуть это, а убедить сон, что это — часть вашей реальности. Это акт высшего алхимического искусства — трансмутация идеи в материю.

Элайра приказывает Некрусу лечь у основания растения и излучать максимально возможный, стабильный свет его грибов. Его сияние — это кусочек их мира, их лаборатории, внесённый в сон. Он создаёт «плацдарм реальности». Сейчас главным было окружить «Слезу Иши» вниманием. Кибер-глаз сканирует её со всех сторон, фиксируя каждый энергетический вихрь, каждый оттенок смысла. Элайра не просто смотрела — она понимала её суть так полно, как только возможно. Но самым сложным этапом была непосредственно трансмутация с использованием мысленного образа манипулятора, его психической проекции. Элайра аккуратно подставляет под него заранее заготовленную в реальном мире и мысленно воссозданную здесь чашу из чистейшего бериллия. Сорвать растение было бы фатальной ошибкой. Она убеждает реальность сновидения, что чаша — это и есть её законное место, её новая почва. Это тончайшая работа по вплетению образа чаши в пси-поле растения, требующая абсолютной концентрации. В момент, когда связи растения с миром сновидения становятся самыми тонкими (благодаря якорю-Некрусу и последовательным действиям), Ксифос совершает резкий, точный мысленный жест — она не вырвала его грубо, а переместила фокус своего восприятия с растения-во-сне на чашу-в-реальности.

Вынырнула из транса она с резкой, болезненной ясностью, голова просто раскалывалась от перенапряжения. Отключение от интерфейса прошло успешно. Рядом с Элайрой скулит Некрус, выбравшийся из капсулы. Он обеспокоенно тыкается носом ей в руку, проверяя, цела ли она.

И тогда она видит её.

На столе перед ними стоит та самая бериллиевая чаша. А в ней пульсирует мягким, печальным светом «Слеза Иши». Она здесь. Она реальна. Она больше не образ, а материальный объект, подчиняющийся законам физики, но сохранивший свои невероятные свойства. От неё исходит лёгкое пси-поле, наполняющее лабораторию атмосферой спокойствия и глубокой, древней печали. Даже оборудование, казалось, гудит тише. Ксифос посмотрела сначала на Некруса, потом на цветок. Она испытывала глубочайшее, безмолвное удовлетворение. У них получилось совершить невозможное — они обманули сон, выудив из него частицу и перенеся в свою коллекцию. Цветок этот не имеет практической ценности как реагент. Его ценность в другом — он является живым доказательством того, что воля и разум могут преодолеть границу между реальным и воображаемым. И теперь лаборатория освещена не только синим светом Некруса, но еще и мягким, печальным светом далёкой, мёртвой мечты.

Часть 7.2 Высшая форма алхимического браконьерства

Из их первого визита Элайра запомнила не только «Слезу Иши». Ее аналитический ум зафиксировал аномалию: в самом центре Сада, у подножия кристаллического дерева, лежал инертный, обугленный орех. Он резко контрастировал с сияющим вокруг миром. Ее пси-сканы показали, что это не просто мусор. Это «Семя Перерождения», ядро древнего эльдарского устройства, способного перестраивать материю на фундаментальном уровне, но исчерпавшего свой заряд в момент гибели корабля. В мире эльдар оно было бы выброшено. Для нее же это спящий ключ к величайшим алхимическим опытам.

Как и в первый раз, Элайра понимала, что грубой силой пытаться забрать инертный объект нельзя. Нужно его не просто извлечь, а заставить его захотеть уйти. Для этого нужна была приманка — источник энергии, который сможет пробудить в Семени жажду жизни.

Элайра создала его, разместив центре лаборатории «Око Безмолвия» — тот самый артефакт, поглощающий энергию. Но на этот раз она его перенастраивает, заставляя работать в обратную сторону: он становится концентратором, фокусирующим всю энергию лаборатории (гул реакторов, пси-излучение артефактов, даже кинетическую энергию всех движений) в один невероятно плотный, но крошечный сфероид чистого потенциала — «Искру Творения». Эту «Искру» она поместила в специальный пси-проводящий контейнер. Энергетический сигнал от неё должен быть подобен запаху самого вкусной добычи для самого голодного зверя.

Процедура повторяется: нейро-синхронизатор, капсула для Некруса, погружение. На этот раз они вошли в Сад, не просто как исследователи, а как охотники с приманкой. Некрус идёт впереди, его грибы горят не синим, а зелёным, поисковым светом. Он улавливает энергетический след Семени — тусклый, как свет угасающей звезды.

Элайра нашла его на том же месте. Оно всё так же лежит, чёрное и мёртвое на вид. Но когда она приблизила к нему контейнер с «Искрой Творения», происходит чудо: поверхность Семени трескается, и из трещин пробивается жадный, слабый золотой свет. Оно почувствовало энергию.

Просто так отдавать ему «Искру» было бы расточительно. Ксифос предлагает сделку.

Она подносит контейнер с «Искрой» и позволяет Семени поглотить крошечную каплю энергии. Этого достаточно, чтобы оно «проснулось» и проявило свою истинную природу — это не предмет, а устройство. Его обугленная скорлупа начинает шевелиться, как кокон бабочки.

Ментальная проекция манипулятора аккуратно окружает Семя паутиной тончайших пси-нитей, сплетённых из моей собственной воли. Я буквально привязываюсь к нему, становясь частью его энергетической схемы.

Элайра мысленно проецирует ему образы: картины лаборатории, безумные химические реакции, создание невозможных веществ, чистую мощь незашоренного познания. Она предлагает ему не просто энергию, а вполне определенную цель — предлагает стать сердцем величайших алхимических опытов, которые только видела галактика. Это предложение сотрудничество. Семя, томящееся в забытом сне, принимает предложение. Оно больше не цепляется за этот мир. В момент его согласия Элайра совершает тот же трюк, что и с цветком: переводит фокус восприятия. Но на этот раз она переносит не просто объект, а симбиотическую пару — Семя, теперь психологически привязанное к ней, и крошечную часть «Искры Творения» как аванс.

Они возвращаются в реальность. На столе лежит «Семя Перерождения», теперь похожее на пульсирующий золотом и обсидианом кокон. Оно тёплое на ощупь и издаёт едва слышное, удовлетворённое гудение. Не использовать такой невероятный артефакт было бы практически греховно, поэтому Элайра поместила его в центр своей главной алхимической печи, заменив им стандартный реактор. Теперь все реакции проходили на невероятном уровне контроля — она могла создавать сплавы, существование которых раньше было лишь теоретической возможностью. Да и сама печь начала медленно меняться под его воздействием, покрываясь похожими на психокость прожилками и становясь не просто инструментом, а продолжением воли алхимика.

Мы с Некрусом буквально совершили невозможное — нашли частичку спящего бога и предложили ей стать партнёром в наших опытах. Лаборатория теперь не просто наполнена артефактами. Она жива. И в её сердце бьётся Семя, принесённое из мира снов, чтобы творить чудеса в мире яви. Мои эксперименты вышли на качественно новый уровень, и теперь между мной и моими творениями стоит лишь тончайшая грань моего собственного разума.