Scandal (гет)

Джинни сидела за своим новым, пока еще почти пустым столом, делая вид, что погружена в изучение какого-то бесконечного министерского свода правил. Вуд, наконец, вырубился на диване гостиной. Блейз еще не вернулся, и, на самом деле, девушке тоже нужна была передышка, поэтому бумаги служили лишь ширмой. Её настоящее внимание было приковано к небольшой суматохе у входа в кабинет Гермионы, которая появилась в офисе час назад и теперь снова собиралась на какую-то загадочную встречу, которая, похоже, не была связана с делом Оливера Вуда. 

Панси Паркинсон, чья собранность обычно казалась высеченной из льда, сейчас двигалась с энергией и точностью дирижера. Ее тонкие пальцы с идеальным маникюром выписывали в воздухе замысловатые узлы. С каждым взмахом ее палочки усталость с лица Гермионы словно испарялась, мелкие морщинки разглаживались, а взгляд, всего минуту назад затуманенный бессонницей и стрессом, становился ясным и острым. Волосы, собранные в небрежный пучок, сами собой уложились в элегантную, но строгую прическу, а на щеках проступил легкий, почти невидимый румянец, черты лица стали более выразительными под тонким слоем легкого макияжа.

По коридору, словно по мановению волшебной палочки, проплыли несколько костюмов пастельных тонов — кремовый, пудрово-голубой, мягкий песочный. Каждый идеально сидел на Гермионе, подчеркивая ее хрупкую, но несгибаемую фигуру, прежде чем она остановила выбор на втором варианте.

Симус, как большой рыжий медведь, кружил вокруг них, явно мешаясь под ногами, но Джинни уловила странную деталь: ни сама Гермиона, ни даже язвительная Панси не прогоняли его. Напротив, уголки губ Гермионы подрагивали, когда он, помогая — или делая вид, что помогает, — подавал то одну, то другую туфлю, комично ворча.

— Предупреждаю, эта моя акушерка-некрофилка чуть не изнасиловала меня в холодильнике для трупов, — громко жаловался он, отшвыривая на пол очередную пару «Лабутенов». — А в итоге — ноль полезной информации. Вскрытие показало, что Кэти Белл мертва. Браво, гений патологоанатомии! Я и сам догадался!

В этот момент перед Гермионой, выстроившись в безупречный ряд, материализовались три сумки одного и того же дорогого французского бренда, деловой модели большого размера, но разных оттенков.

— Темно-синяя, — без колебаний приказала Панси, легким толчком палочки отправляя две другие обратно в небытие. — В эту модель, с помощью чар простора, я запихнула все, что может понадобиться на случай осады замка, государственного переворота или внезапного бала в честь дня рождения королевы. И еще осталось место.

— Непонятно, зачем нам этот офис, — фыркнул Симус, с любопытством разглядывая аксессуар. — Могли бы все жить прямо здесь, внутри. Как садовые гномы.

— Она и стоит, как этот офис и наши годовые зарплаты, вместе взятые, — холодно парировала Панси, сдувая невидимую пылинку с плеча Гермионы.

Неожиданно из своего темного угла, словно призрак, возник Том. Его безжизненный голос разрезал воздух:

— На внешний карман я наложил усовершенствованное Отталкивающее заклятье, которое разрядит любую палочку в радиусе пяти футов. Внутренний отдел защищен модифицированным Фиделиусом, где хранитель — я. Ручки оснащены реактивным щитом, активирующимся при повышении адреналина в крови владельца на тридцать процентов. А в качестве подкладки я использовал шкуру оборотня, для дополнительной…

Он умолк, увидев, как Симус и Панси переглянулись. Ему казалось, что он живо поддерживает светскую беседу, но на самом деле его слова повисли в воздухе леденящей душу исповедью.

— Э… просто скажи, что там есть зонтик и сменная пара трусиков, Томми, — попытался сгладить ситуацию Симус.

— Хватит, — тихо, но властно прервала их Гермиона. Она застегивала манжету, и Джинни заметила, как дрожат ее пальцы. Веселая, почти домашняя атмосфера мгновенно испарилась, сменившись напряженным ожиданием.

— Не волнуйся, — все тем же бесстрастным тоном произнес Том, обращаясь к Гермионе. — Замочек — это порт-ключ. Он мгновенно вернет тебя сюда, в офис. Сработает даже из самого защищенного места. Даже из родового поместья могущественного клана, оплетенного древней магией.

В воздухе повисла гробовая тишина. Казалось, даже пылинки замерли в столбах утреннего света.

— Поместья? — медленно проговорил Симус, и его лицо вытянулось. — Ты имеешь в виду… Малфоев? Ты идешь в особняк Малфоев? Одна? Гермиона, это же ловушка!

— Северус и Драко — мои друзья, — отрезала Гермиона, поправляя складки на костюме. — А встреча в поместье — разумная мера предосторожности. Там гарантированно не будет лишних глаз. Никаких сплетен.

— Я — твой друг! — воскликнул Симус, разводя руками. — Панси — твой друг! Психопат Томми и эта сумка-убийца — твои друзья! А Малфой — это Министр Магии, самая могущественная фигура в нашем мире! Снейп же… Снейп — это ходячее, дышащее зло! Мы можем надрать задницу кому угодно, но рядом с этими двумя, их армией авроров и жуткими подразделениями Отдела Тайн я бы не чувствовал себя уверенно!

Он обернулся на Тома в поисках поддержки, но тот лишь мрачно смотрел в пол, словно упоминание Отдела Тайн вызвало в его памяти какие-то особо жуткие воспоминания.

— Симус прав, — неожиданно мягко вступила Панси. Ее взгляд был полон неподдельной тревоги. — На своей территории, под защитой родовой магии, Драко будет чувствовать себя слишком уверенно. Он попытается… он снова начнет пудрить тебе мозги. Уговаривать вернуться.

Гермиона, уже полностью готовая, лишь отмахнулась, подходя к камину.

— Никто станет просить меня вернуться. Все давно смирились с тем, что у меня своя команда и своя работа.

Панси сделала последнюю отчаянную попытку, ее голос прозвучал как выстрел:

— А Астория, его законная супруга, будет там?В их семейном гнездышке?

Гермиона, стоявшая уже спиной к ним с горстью блестящего порошка в руке, на секунду замерла. Джинни увидела, как напряглись ее плечи под безупречной тканью пиджака, как сжались пальцы. Это было мгновение чистой, неподдельной неуверенности.

Но оно длилось лишь миг. Плечи расправились. Без единого слова, без оглядки, она решительно шагнула в зеленое пламя, которое поглотило ее беззвучно и мгновенно. Оставив после себя лишь тишину и запах пепла.

* * *

Разумеется, Астория была там. Она поджидала Гермиону не просто как хозяйка дома, а как изящная ловушка, расставленная среди мраморных колонн и позолоты. 

И Грейнджер моментально распознала почерк Северуса Снейпа. Стройный силуэт миссис Малфой вырисовывался за широкими плечами охраны и мерцающей рамкой безопасности, установленной у камина. Прежде чем Гермиона успела сделать шаг, Астория уже была рядом, легкими, почти воздушными движениями стряхивая несуществующий пепел с ее плеч.

— Гермиона, дорогая! — ее голос, теплый и обволакивающий, словно дорогое вино, лился без остановки. — Мы уже начали думать, что ты совсем забыла дорогу в нашу скромную обитель! Драко просто изнывает от тоски по твоим блестящим советам, от вечного кислого выражения лица Северуса завяли все розы в нашем саду. А дети! Ты столько всего пропустила: Скорпиус на днях показал такой сложный узор в Заклинаниях, а Дафна просто не дает ему спуску! Я так часто думаю о тебе, глядя на нее — у нее железный характер крестной!

Астория Гринграсс-Малфой была живым воплощением всего, чем Гермиона не была. Статная, женственная, она являла собой идеал чистокровной волшебницы. Ее точёное лицо обрамляли мягкие светлые локоны, уложенные с безупречной небрежностью. Фигура, сочетающая стройность с соблазнительными округлостями, казалась созданной для шелков и бархата, а не для строгих костюмов. Каждое ее движение было плавным, каждый жест — отточенным вековыми манерами. Рядом с ней Гермиона вновь ощутила себя той самой взлохмаченной невзрачной заучкой, слишком резкой и худой девчонкой с крупными передними зубами и клеймом «грязнокровки», посмевшей влюбиться в принца из запретной сказки.

Она так погрузилась в этот мучительный самоанализ, что пропустила момент, когда ядовитое жало скрылось в потоке сладких речей.

— …и, к слову, дорогая, я слышала, ты никак не можешь найти время для личной жизни? — Астория наклонилась ближе, с притворным участием понизив голос. — У нас в отделе безопасности есть просто восхитительный мужчина, из старинной семьи, конечно. Я бы с радостью вас свела…

Слава Мерлину, в этот момент из тени колонны возник Северус Снейп. Его появление было подобно ледяному порыву ветра, развеивающему удушливый аромат сладких духов Астории.

— Мисс Грейнджер, — его шипящий голос прозвучал как спасательный круг. — Министр ждет. Если вы позволите, миссис Малфой.

Он взял Гермиону под локоть с такой силой, что это не оставляло сомнений — это не предложение, а приказ. Он увлек ее в сторону, подальше от хозяйки дома.

— Добрый день. Как вы? Надеюсь, у вас все хорошо? — язвительно бросила ему Гермиона, наслаждаясь тем, как его тонкие губы искривились в гримасе раздражения.

— Рассчитываю, что все станет лучше после нашей встречи, — сухо парировал он. — Драко освободился, появится с минуты на минуту.

— Поэтому ты натравил на меня первую леди? — не унималась Грейнджер, перейдя на «ты» в обращении к старому другу. — Она в курсе, зачем я здесь?

Снейп закатил глаза, но внезапно его выражение лица сменилось. Он вперился в Гермиону цепким, почти гипнотизирующим взглядом.

— Все не так, как было во время выборов, — произнес он отчетливо, словно заклинание. — Жизнь в изоляции семьи главы Министерства сблизила их. Они вместе. И счастливы. Как никогда.

— Не понимаю, кого больше ты хочешь убедить в этом, Северус, — Гермиона покачала головой. — Меня? Или себя? Или, может быть, Ромильду Вейн?

Снейп предостерегающе шикнул, но было поздно. Воздух вокруг внезапно изменился, стал гуще, насыщенней. Гермионе не нужно было оборачиваться — по ее позвоночнику пробежали знакомые мурашки, еще до того как низкий, глубокий голос произнес ее имя.

— Грейнджер. Рад тебя видеть.

Она заставила себя обернуться и проигнорировать то, как великолепно он выглядел в изумрудном кашемире, оттененном лазурным воротом строгой сорочки. 

— Господин Министр.

Они протянула руку для делового рукопожатия, прекрасно ощущая на себе двойной груз взглядов — колючий взор Снейпа и неотрывный, бархатный, но оттого не менее опасный взгляд Астории на другом конце зала.

Драко Малфой был потрясающе красив. Власть и годы отточили его черты, сделав их еще более выразительными. Политика научила его безупречно скрывать истинные эмоции под маской светской любезности. Но рядом с Гермионой эта маска всегда давала трещину. В глубине серых глаз вспыхивала искорка, в уголках губ играла тень настоящей, невымученной улыбки. За строгим выражением лица министра показался мальчишка, получивший самый желанный подарок.

Их пальцы едва успели соприкоснуться, как Снейп, словно тень, вновь встал между ними.

— Полагаю, нам стоит обсудить деликатный вопрос в более уединенной обстановке, — произнес он, уже направляясь к выходу в сад. — Погода располагает к прогулке.

Они двинулись по залитой солнцем аллее вычурного сада Малфоев. Гермиона и Драко шли почти вровень, а Снейп — чуть позади, но между ними, его черный костюм резко контрастировал с яркой зеленью. За спиной главы аппарата безмолвно скользила личная охрана министра. Северус был подобен грозовой туче, готовый в любой момент ринуться вперед и вклиниться между ними, не позволяя их плечам, бедрам и рукам, неумолимо притягивавшимся друг к другу как магниты, оказаться на непозволительно близкой дистанции.

— Я знаю, ты погружена в дело Оливера Вуда, — заговорил Драко, нарушая тягостное молчание. — И искренне надеюсь, тебе удастся его спасти. Поэтому я вдвойне благодарен, что ты нашла время встретиться и обсудить… эту проблему с Ромильдой Вейн.

Снейп, не дав Гермионе и рта раскрыть, левитировал перед ней тонкую папку.

— Ромильда Вейн. Двадцать семь лет. Младший клерк в Департаменте международного сотрудничества, — его голос был сух и безразличен, словно зачитывал протокола. — У меня есть информация, что она планирует начать говорить определенные вещи. Разумеется, все они — ложь. Нам необходимо этого избежать.

— Нельзя ли просто… уволить ее? — спросила Гермиона, стараясь смотреть на Снейпа, а не на Драко.

— Слишком рискованно, — тут же отрезал Северус. — Особенно если она решит привлечь «Пророк» и другие СМИ. Увольнение будет выглядеть как подтверждение ее слов.

Драко вздохнул, и в его голосе прозвучала неподдельная усталость и отвращение.

— Вся эта история просто омерзительна. Я должен заниматься глобальными вопросами, действительно помогать миллионам людей и повышать качество их жизни. А вместо них, я вынужден тратить время на ее бред и чувствовать себя… словно похотливый уродливый старикашка. — Он бросил короткий взгляд на Снейпа, и на его губе дрогнула улыбка. — Без обид, Северус.

Гермиона нервно сглотнула, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Ей было необходимо задать главный вопрос. Тот, что сжигал ее изнутри с момента разговора со Снейпом в Букингемском саду.

— Я должна спросить… — начала она, но Драко внезапно шагнул к ней.

Он оттеснил Снейпа одним лишь движением плеча, сократив дистанцию до нуля. Весь мир сузился до пространства между ними. Зелень сада, черная тень Снейпа, серые силуэты личной охраны — все расплылось, потеряло значение.

— Нет, — тихо сказал Драко, приковав ее глаза к своим. Он предвосхитил ее вопрос. — Я бы никогда так не поступил. Ты же меня знаешь. Знаешь так, как никто другой. Я бы никогда не воспользовался своим положением. Не стал бы связываться с молодой подчиненной. — Он сделал крошечную паузу, и его голос стал еще тише, проникновеннее. — И тебе известно… тебе одной известно, что есть лишь одна женщина, которую я по-настоящему…

Гермиона потеряла дар речи. Здравомыслие, воля, вся ее броня — все растаяло под жаром его взгляда, под гипнозом его голоса, под знакомым, сводящим с ума запахом его кожи. Это были те самые слова. Те, что она, затаив дыхание, надеялась услышать.

— Астория и Драко счастливы, мисс Грейнджер, — словно ледяной водой, окатил ее резкий голос Снейпа. Он вновь вклинился между ними, его лицо было напряжено. — Он бы никогда не стал ей изменять. Никогда.

Момент был разрушен. Гермиона отшатнулась, ощущая, как стыд и неуместная ревность затопляют ее. Усилием воли она вернула маску, приняв холодный и неуязвимый облик.

— Я разберусь, — отчеканила Грейнджер, глядя куда-то в пространство между двумя мужчинами. — Считайте, что проблема с Ромильдой Вейн решена.

— Гермиона… — Драко попытался снова заговорить, теперь его серые глаза и тон голоса умоляли. — Ты не должна была уходить. Покидать Министерство, меня… нас. Вернись.

— Отныне я работаю только на себя, — повторила она с железной твердостью, но продолжила чуть более мягко: — Но я никогда не покину сторону Министра Магии и никогда не покину старину Сева.

Она шутливо ткнула Снейпа в бок, окончательно сменив тон беседы.

И тогда произошло нечто невероятное. Суровые черты лица Северуса Снейпа смягчились. Уголки его губ дрогнули в подобии ответной улыбки. Он шагнул вперед и на мгновение, по-отечески, обнял за плечи их обоих — и Драко, и Гермиону.

— Банда, — произнес он хрипло, и в его голосе прозвучала странная нота торжества, — снова в сборе.

* * *

Джинни не заметила, как сомкнула глаза. Измотанная бессонной ночью и ворохом новых впечатлений, она погрузилась в короткий, тревожный сон, где призраки прошлого смешивались с силуэтами новых знакомых. Ее разбудило не звук, а ощущение — острое, животное чувство чужого взгляда на себе. Кто-то изучал ее. Пристально, безжалостно, с холодным любопытством, словно редкий экспонат.

Она резко открыла глаза и едва не вскрикнула. Над самым ее столом, склонившись так, что его удлиненные черные пряди почти касались столешницы, стоял Том. Он не двигался, не дышал — казалось, даже воздух вокруг него застыл. Но его взгляд... Его темные, бездонные глаза пожирали ее, впитывая каждую деталь: взлохмаченные рыжие волосы, пухлые губы, веснушки, отпечаток рукава на щеке, испуганное напряжение в только что расслабленных плечах. Ей стало одновременно жутко и лестно — странное, тревожное сочетание. Она уставилась на него в ответ: идеальные, словно высеченные из мрамора черты, бледная кожа, аккуратно очерченный рот с загадочной полуулыбкой. Он был смертельно красив и настолько же опасен.

Внезапно, не проронив ни слова, юноша легким движением пальца подтолкнул к ней тонкий матовый девайс — магбук, аналог маггловского ноутбука с магической прошивкой, который как и остальные адаптированные гаджеты уже на протяжении десятка лет присутствовали в постоянном обиходе волшебников. Экран мерцал тусклым синим светом. Затем, столь же бесшумно, Том отвернулся и растворился в полумраке коридора, оставив после себя лишь легкий холодок на коже Джинни.

Она сглотнула и потянулась к устройству. На экране был открыт файл с перепиской. Личной перепиской, доступ к которой без сомнений был получен нелегально. Сердце ее екнуло. Том взломал гаджеты Кэти Белл. Перед ней, как на ладони, была вся ее жизнь: личные сообщения, письма, заметки.

Сначала она листала их медленно, с почти благоговейным трепетом, но вскоре азарт охватил ее с головой. Она жадно проглатывала строчку за строчкой, ища зацепку, иголку в этом бесконечном стоге сена. И нашла.

Тишину офиса внезапно разорвал ее собственный, неожиданно громкий победный клич. Джинни вскочила с места, забыв обо всем на свете, и помчалась в главный зал, где под высокими сводами царила торжественная тишина. Не в силах сдержать переполнявшую ее энергию, она принялась выписывать неловкий, но искренний танец, кружась вокруг большого стола.

— Нашла! Я нашла! — выкрикивала она, захлебываясь от восторга.

В дверях бесшумно возник Блейз. 

Он наблюдал за ее импровизированным ликованием со своим обычным, чуть отстраненным скепсисом, скрестив руки на груди. Но его острый взгляд на мгновение задержался на другом. В темном проеме противоположного коридора, слившись с тенью, стоял Том. И пока Джинни плясала, его обычно бесстрастное лицо изменила странная, почти человеческая эмоция — нечто вроде торжества или гордости. Он смотрел на нее так, словно только что подарил ей не просто файл, а ключ от вселенной.

Заметив внимание Блейза, Том мгновенно погасил эту вспышку. Его черты вновь застыли в бесстрастной маске, и он бесшумно отступил во тьму. Блейз медленно перевел взгляд на Джинни, и в выражении его лица мелькнуло что-то сложное — не просто раздражение, а, возможно, легкая, неосознанная ревность к тому, что именно Том, а не он, подарил ей этот триумф.

— Ну и что ты там нашла, наша прыгающая стажерка? — спросил он, и его ровный голос вернул Джинни на землю.

— Том... он взломал переписку Кэти! — она, запыхавшись, подбежала к нему, протягивая магбук. — Смотри! Она переписывалась с подругой, Алисией Спиннет. В вечер убийства они втроем — Кэти, Оливер и Алисия — должны были пойти на спортивный благотворительный бал! Но никто из них там так и не появился!

Блейз взял устройство и бегло пробежался глазами по тексту.

— И почему же? — спросил он, поднимая на нее взгляд.

Энтузиазм Джинни немного поугас.

— Не знаю, — призналась она. — В переписке об этом ничего нет.

— Гермиона не принимает ответ «не знаю», — холодно констатировал Блейз. — Ей нужны факты. Причины. Мотивы.

Он достал свой магфон и быстрым движением набрал номер. Почти сразу же послышался голос Панси, но он звучал странно — сдавленно, как будто она пыталась говорить максимально нейтрально, сквозь зубы.

— Панси, слушай, — начал Блейз, не тратя времени на приветствия. — Новая информация. Кэти, Вуд и некая Алисия Спиннет должны были быть на благотворительном балу в вечер убийства. Никто не явился. Выясни все детали. Найди эту Спиннет.

Он сделал паузу, его взгляд стал пристальным, хотя он смотрел в стену.

— С тобой все в порядке? Ты странно звучишь. Где Финниган?

— Все в порядке, — ответ Панси был резким и слишком быстрым. — Мы... занимаемся делом. А эти файлы... почему наш психопат скинул их стажерке, а не нам с Симусом? Эта девица что, наш новый аналитик? В таком случае лучше сразу закрыть контору, ясно же, что Грейнджер приютила ее из жалости, а не за блестящий ум… 

Джинни, стоявшая рядом и слышавшая каждый слово, помрачнела. Ее плечи снова ссутулились.

Блейз сжал губы. Его собственный голос стал жестче и холоднее, когда он ответил:

— Потому что, девица уже принесла больше пользы, чем некоторые за много часов. У нас тридцать минут, Панси. Жду информацию. 

Прийди в себя и приведи в чувство Финнигана, чем бы вы там не занимались. Симус собирается жениться, не забывай. 

Забини резко положил трубку, не дав ей возможности для возражений. Повернувшись к Джинни, он увидел ее расстроенное лицо.

— Не обращай внимания, — бросил он, уже возвращаясь к своим бумагам. — У Паркинсон критические дни для ее амбиций. Тридцать минут. Садись и ищи дальше. Докажи ей, что она не права.

Тридцать минут почти истекли, а воздух в лофте был густым и недвижимым, как перед грозой. Гермиона, только что вернувшаяся из поместья Малфоев, стояла у тактической стены, выслушивая сжатый отчет Блейза. Ее лицо было маской усталой сосредоточенности, но в глазах, как всегда, горел огонь.

— Итак, кулон исчез, алиби Вуда не подтверждено, но есть зацепка с отмененным балом и подругой Алисией Спиннет, — подводила она итог, когда тишину взорвал оглушительный грохот распахивающейся двери.

В офис ворвалась Панси Паркинсон. Она была подобно урагану — стремительной, разрушительной и прекрасной в своей ярости. Ее грудь с внушительным вырезом вздымалась словно после марафона, как будто она пыталась догнать нечто неуловимое или наоборот убежать как можно быстрее и дальше. При ближайшем рассмотрении можно было заметить припухлость век и легкую красноту вокруг глаз, мастерски замаскированную новым слоем безупречного макияжа, не совсем ровно застегнутые пуговицы на дизайнерском платье-пиджаке. Но Панси скрывала все это под вихрем энергии и массой фальшивого восторга.

— Я знаю! Я всё знаю! — ее голос прозвучал на той же громкой, истеричной ноте, что и недавний победный клич Джинни, но в нем звенела не радость, а ледяное ядовитое ликование. Она бросила на центральный стол папку, и из нее в воздух взмыли фотографии, кружась и превращаясь в презентацию, подкрепляющую ее рассказ.

— Наша покойная невинная жертва, — Панси выдохнула эти слова с таким презрением, будто они обжигали ей губы, — наша святая Кэти Белл была грязной, мелкой шлюхой!

В воздухе повисло ошеломленное молчание. Блейз медленно поднял бровь. Гермиона замерла, ее аналитический ум уже обрабатывал не только информацию, но и источник ее подачи.

— Она изменяла Оливеру! — продолжала Панси, ее глаза горели неестественным блеском. — С неким Майклом Хендерсоном! Бывшим ловцом! И именно ради него, своего любовника, наша шлюха отменила поход на бал в последнюю минуту!

Паркинсон почти выкрикнула последнее слово, с наслаждением вонзая в него свой гнев. Одним резким движением палочки она прилепила к тактической доске рядом с портретом Кэти фотографию, на которой улыбался мускулистый блондин.

— И теперь, — Панси обвела всех торжествующим взглядом,— у нас есть новый подозреваемый. Со всеми мотивами, как полагается. Потому что наша дорогая Кэти… — она сделала театральную паузу, — была шлюхой. Запомните это.

Блейз и Гермиона переглянулись. Между ними пробежало мгновенное, безмолвное понимание. Они видели следы слез и беспорядок в одежде. Они видели эту истеричную браваду. Они знали о ее чувствах к Симусу и о его скором предложении руки и сердца Габриэль Делакур. Они заметили, что Панси вернулась одна, без Финнигана. 

Вся эта ядовитая злость, вся эта неконтролируемая агрессия, направленная на мертвую девушку, была лишь проекцией ее собственной, непереносимой боли.

Джинни смотрела на Панси, словно загипнотизированная. Она видела не холодную, насмешливую аристократку, а раненое, заблудшее существо, сорвавшееся с цепи. Это было одновременно прекрасно пугающе и немного жалко.

Но ни у кого не хватило духа — или жестокости — чтобы остановить ее. Позволить этому яду выйти было безопаснее, чем заставить ее проглотить его обратно.

Даже Том, бесстрастный и отстраненный, не избежал ее внимания. Панси резко развернулась к его темному углу.

— Том! — ее голос прозвучал как удар хлыста. — Бросай все! Немедленно начни проверять этого Хендерсона! Вскрой его жизнь, как консервную банку! Мне нужны все его грязные секретики! Каждую мелочь! Я хочу знать, в каком возрасте он перестал мочиться в постель!

Том медленно поднял на нее свой бездонный взгляд. Казалось, он на мгновение изучал не задачу, а саму Панси — ее дрожащие руки, слишком яркий румянец на щеках, истеричный блеск в глазах. Но лишь молча кивнул, и его пальцы уже заскользили по руническому интерфейсу, отбрасывая призрачные блики на бесстрастное лицо.

Панси стояла в центре зала, тяжело дыша, словно после спринтерского забега. Ее триумф был пустым, ее победа — горькой. Но это было все, что у нее оставалось — утопить свое разбитое сердце в чужой, пусть и мертвой, грязи.

Гермиона, наблюдая за истерикой Панси, сделала единственно верный в данной ситуации вывод: не вмешиваться. Любая попытка урезонить ее сейчас привела бы лишь к новому взрыву. К тому же, как ни цинично это звучало, ее ядовитый энтузиазм сдвинул дело с мертвой точки.

— Блейз, — тихо сказала она, отводя его в сторону. — Держи все под контролем. Докладывай о любом прогрессе. И… постарайся ненавязчиво выяснить, где Симус.

В ее голосе не было осуждения, лишь усталая озабоченность. Затем она повернулась к Джинни.

— Куинн, со мной. У тебя есть десять минут, чтобы изучить досье на Ромильду Вейн. Том уже скинул его на твой магбук.

Блейз, проходя мимо Джинни, наклонился к ее уху и коротко бросил:

— Делай все, что она скажет. Произведи впечатление.

Сердце Джинни учащенно забилось. Она кивнула и, устроившись в углу, принялась лихорадочно пролистывать файлы. Через положенные десять минут они с Гермионой уже выходили из офиса, оставляя за спиной напряженную атмосферу лофта.

Вскоре они оказались в ухоженном маггловском парке. Том установил, что Ромильда Вейн в это время обычно выгуливает здесь свою новую собаку. Прежде чем выйти на аллею, Гермиона провела палочкой, накладывая на них обеих легкие, временные чары искажения. Очертания их лиц стали расплывчатыми, будто подернутыми легкой дымкой.

— Зачем это? — не удержалась Джинни. — Мы что, следим за ней?

— Ты здесь как свидетель, Куинн, — сухо ответила Гермиона, не глядя на нее. — Просто стой рядом и молчи.

Они вышли на аллею и почти сразу заметили девушку, сидевшую на скамейке с рыжим щенком корги. Гермиона подошла к ней с обаятельной, светской улыбкой.

— Какой очаровательный щенок, — сказала она, и ее голос звучал тепло и непринужденно.

Ромильда, польщенная вниманием к своему питомцу, улыбнулась в ответ.

— Спасибо! Это девочка. Елизавета. Да, знаю, клише, — она рассмеялась, легкомысленно и звонко. — Но у нее уже настоящие королевские замашки!

Джинни с интересом разглядывала Ромильду, невольно замечая отдаленное внешнее сходство той со своей начальницей. 

Девушка была чуть полнее Гермионы, с более мягкими, округлыми чертами лица. В ее глазах светилась наивная доброта, а вся ее осанка выдавала беззащитность и открытость миру. Она была похожа на бледную, размытую копию Грейнджер из прошлого — та же энергичность, но без стального стержня внутри.

И контраст стал особенно жутким, когда тон Гермионы изменился. Резко и бесповоротно. Ее голос потерял все следы тепла, став низким, металлическим и неумолимым, как скольжение гильотины.

— Ромильда, — произнесла она, и имя прозвучало как приговор. — Вы совершаете ошибку. И если не остановитесь, то сильно пожалеете.

Ромильда замерла, улыбка сползла с ее лица, сменяясь паникой.

— Кто вы? Откуда вы знаете мое имя?

— Снйчас неважно, кто я, — парировала Гермиона. — Это неофициальный визит. Пока что это просто предупреждение. О том, что случится, если вы не послушаетесь совета.

И она начала перечислять. Спокойно, методично, без повышения тона. Она говорила о том, что Ромильда никогда больше не найдет приличную работу. Что ее имя навсегда будет ассоциироваться с грязным скандалом. Что каждый неприглядный эпизод ее жизни — все двадцать два сексуальных партнера, та история с «тройничком» на последнем курсе, гонорея — станет достоянием общественности.

Джинни, стоявшая в стороне, почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. От этих явно интимных подробностей, произносимых равнодушным тоном, стало физически плохо.

— Это коснется и вашей семьи, — продолжала Гермиона, словно зачитывая погоду. — Психические отклонения вашей матери, ее срывы, лечение в клинике Святого Мунго. И то, что вы сейчас оплачиваете ее пребывание в закрытом заведении на юге. Вряд ли такой информацией стоит делиться со всеми подряд.

Ромильда разрыдалась. Слезы текли по ее щекам ручьями.

— Но он… но Министр… он говорил, что я ему нравлюсь! Он сам подарил мне Елизавету!

— Это и есть та ложь, — Гермиона холодно прервала ее, — которая навлечет на вас настоящую беду. От других людей. Они придут за вами, и они не будут такими… милыми, как я.

Она сделала паузу, давая словам просочиться в сознание, как яд.

— Поэтому вот мой совет. Напишите заявление об увольнении. Соберите вещи. Возьмите свою Елизавету и уезжайте из Лондона. Подальше. В какой-нибудь Холмс-Чапел или Брэдфорд. Заведите хорошего, скучного парня, друзей. Наймитесь на обычную работу. Потому что в этом городе для Ромильды Вейн больше нет места. С вами здесь покончено.

— Но почему? — всхлипывала Ромильда, прижимая к груди испуганно скулящего щенка. — Я хороший человек…

Джинни сжала кулаки, чтобы не разрыдаться вместе с ней. Жестокость происходящего была оглушительной.

Гермиона посмотрела на Ромильду с почти научным любопытством.

— Вы в университете проходили политологию? На примере маггловской истории? Наверняка. Слышали ли вы о Монике Левински?

Ромильда, рыдая, кивнула.

— Она, в отличие от вас, действительно была хорошим человеком. И все равно ее уничтожили. Политически и морально.

Больше она не стала ничего добавлять. Ромильда, всхлипывая, подхватила щенка и пулей бросилась прочь по аллее, вглубь парка.

Гермиона резко развернулась и зашагала прочь, уткнувшись в экран своего магфона. Она двигалась с той же неестественной, резкой энергией, что и Панси в офисе. И Джинни вдруг с ужасной ясностью осознала, что видит ту же самую боль, то же самое отчаяние разбитого женского сердца, только выраженное не в истерике, а в ледяной, расчетливой жестокости.

— Если тебя когда-нибудь будут допрашивать о том, что здесь произошло, — бросила ей через плечо Гермиона, не отрываясь от экрана, — ты сможешь подтвердить, что я не угрожала Ромильде Вейн напрямую. Если же допрос не состоится… то этого разговора никогда не было.

Она поднесла магфон к уху. На другом конце линии почти сразу же ответили.

— Северус? — ее голос снова стал жестким и деловым. — Проблема решена.

Гермиона продолжила идти, не оглядываясь на Джинни, оставив ее одну посреди парка — с комом в горле, щемящей жалостью к Ромильде и леденящим ужасом от осознания того, на кого она согласилась работать и на что способны эти умные женщины с разбитыми сердцами.

В университете она всегда свысока смеялась над девушками, которые при малейшей неудаче запирались в кабинках туалета, рыдая в бумажные полотенца. Сейчас ирония судьбы была горькой и абсолютной. Джинни Уизли, она же Куинн Перкинс, сидела на опущенной крышке унитаза в роскошном, отделанном мрамором туалете своего нового места работы и давилась слезами, пытаясь заглушить всхлипы в ладони. Ей было до противного страшно, одиноко и мерзко. Мерзко от того, с какой легкостью она повелась на этих красивых людей в дизайнерской одежде, на этот стильный лофт, на пафосную сказку про «гладиаторов в костюмах». Как последняя дура, она поверила, что нашла семью, друзей и дело, которое придает жизни смысл, что вместе с ними будет бороться за правду.

«Грейнджер и партнеры» оказались просто бандой жестоких циников и психопатов, готовых ради выгоды растоптать кого угодно. В чем-то они и правда походили на гладиаторов — безжалостных наемников, сражающихся не за идею, а за гонорар. 

И один из этих гладиаторов, самый жуткий из всех, застал ее в врасплох, когда она ощущала себя особенно жалкой и уязвимой.

— Ты что, плачешь? — послышался вкрадчивый, абсолютно спокойный голос.

Джинни вздрогнула и увидела его длинную тень, упавшую на полированный мрамор пола. Том.

— Нет, не плачу, — выдохнула она, и голос ее дрогнул, выдавая все с головой. — И вообще, это женский туалет. — Фраза прозвучала глупо и по-детски.

— Ты плачешь, — констатировал он без единой эмоции.

— Нет!

— Плачешь.

Он, казалось, мог продолжать этот бессмысленный спор до бесконечности, как бездушный автомат. Нервы Джинни сдали. Она с силой распахнула дверцу кабинки, наплевав на все, и едва не врезалась в Тома, который стоял напротив в своих кастомных цветастых кедах, потертых джинсах и идеально выглаженной темной футболке с длинными рукавами, выглядя совершенно нелепо в дамской комнате с вычурным интерьером, словно заблудившийся подросток. На его идеальном лице на долю секунды мелькнуло нечто похожее на ошеломление, даже сочувствие. Но это было мгновенно, как вспышка, и тут же сменилось привычной каменной маской.

— Да, я плачу! — выпалила она, смахивая с лица предательские слезы. — Ты доволен?

— Нет. У тебя что-то мокрое и противное под носом.

Понятие такта явно отсутствовало в его личном словаре. Джинни, фыркнув от ярости и унижения, грубо протиснулась мимо парня к раковине и принялась умывать ледяной водой заплаканное лицо.

— Не позволяй остальным, и тем более Гермионе, видеть твои слезы, — раздался раздражающе ровный голос за ее спиной. — Она не верит слезам.

— Что? — Джинни повернулась к нему, вода стекала с ее подбородка. — О чем ты? Что это за хрень?! «Не верит»? Судя по всему, она вообще ни во что не верит! Она просто злая, бессердечная сука!

— Не говори так о ней, — его голос не изменил тона, но в воздухе повисла незримая, острая как лезвие угроза.

Но Джинни было уже все равно. Ее прорвало.

— Я вообще не хочу о ней говорить! И не хочу быть здесь! Зачем она меня пригласила? Почему выбрала? Что такого она во мне увидела, что решила — да, эта с радостью будет стоять и смотреть, как я унижаю невинную девушку с щенком на руках?!

Том продолжал смотреть на нее своим пронзительным, всевидящим взглядом.

— Ты здесь, потому что в глубине души знаешь, что вы с Гермионой похожи. Ты ею восхищаешься. Хочешь быть как она. 

Ты здесь, потому что понимаешь: только с ней, здесь, с нами, сможешь что-то изменить. Узнать правду о себе. Сделать что-то важное. Понять, что твоя жизнь имеет значение. Что есть цель и смысл в том кошмаре, который случился с тобой в прошлом. Потому что ты одинока, а мир огромен и жесток, и тебе нужна помощь.

Он сделал крошечную паузу, его слова висели в воздухе, точно расставляя все по своим местам.

— Я прав?

Джинни молчала, ошеломленная. Он прочитал ее как открытую книгу, не прибегая к легилименции, не пытаясь залезть в голову. Между ними будто бы существовала незримая нить, и в этот момент она натянулась до предела, вибрируя от переданной боли и понимания. Наконец она кивнула, сдаваясь.

Том продолжил, и его голос впервые зазвучал не как констатация факта, а как откровение.

— Гермиона Грейнджер — фиксер. Она исправляет вещи, людей, ситуации. А ты — одна из тех, кто отчаянно в этом нуждается. Я не знаю твою историю, а ты — мою. Нам и не нужно знать друг о друге ничего. Никому из тех, кто здесь работает и живет. Главное и так понятно. Мы все… похожи. Все мы здесь, включая саму Гермиону, нуждаемся в починке. Все мы, и ты тоже, — брошенные щенки, которых она подобрала и дала нам дом, поддержку, семью и смысл жить дальше.

Он шагнул ближе, и его темные глаза впились в нее с гипнотизирующей интенсивностью.

— Поэтому никогда не сомневайся в нас. Не сомневайся в ней. И никогда больше не плачь.

Он развернулся и вышел, оставив ее одну перед зеркалом, с каплями воды на лице и высохшими слезами, она ощутила, что буря эмоций внутри нее рассеялась. И в тишине туалета, пахнущего дорогим мылом, его слова эхом отзывались в ее опустошенной душе, находя странный, болезненный отклик.

* * *

Гермиона сидела в своем огромном кожаном кресле, пальцы бесцельно теребили складки дорогой ткани. Это кресло — ее трон — было подарком от Симуса и ребят, в то время, когда они только обставляли офис. Они выбрали его нарочно — больше, роскошнее, внушительнее, чем то, что стояло в круглом кабинете Министра магии. «Чтобы ты не ностальгировала», — говорили друзья. 

Если бы они только знали, что Драко Малфой — единственный, о ком она думала в этом кресле. Ее мысли снова и снова возвращались к сегодняшней встрече в саду, к его словам, к его взгляду, а затем — к жестокому спектаклю, который она устроила в парке.

Конечно, она заметила шок и отвращение в глазах Джинни. И да, она волновалась за новичка. Но этот горький опыт был необходим — своего рода курс молодого бойца, посвящение в гладиаторы. Блейз был прав, придумав это пафосное определение. Каждый, кто приходил в их команду, должен был понимать без прикрас на что, подписывается. Но Грейнджер грызла не совесть. Ее грызло нечто другое — то самое тонкое, безошибочное чутье, шептавшее, что она могла совершить ошибку.

Ромильда Вейн не просто лгала. Она искренне верила в свои слова. Ее слезы были настоящими, ее отчаяние — подлинным. Гермиона годами училась у лучших — у Северуса Снейпа, выдающегося волшебника, мастера политических интриг и обмана, а затем у Тома, гения, знавшего о темных уголках сознания и запретной магии больше, чем кто-либо в Отделе Тайн. Она научилась распознавать ложь на инстинктивном уровне, даже без помощи заклинаний и зелий, чувствовать малейшую фальшь. Либо Ромильда была гением легелименции, превосходящим всех или ... она говорила правду. Северус безусловно мог ее обмануть — хватило бы пальцам одной руки, чтобы пересчитать случаи, когда он был с ней абсолютно честен за все двадцать лет. Но Драко... Драко был другим. То, как он смотрел на нее сегодня... Как говорил...

Со злостью она швырнула свой магфон в сторону. В ту же секунду раздался болезненный вскрик, и из камина, окутанный клубами дыма, вывалился Симус Финниган. Его одежда была растрепана, волосы стояли дыбом, а во взгляде читалась такая душевная опустошенность, что Гермионе стало не по себе.

Он явно не мог прийти в себя после того, что произошло между ним и Панси. От него пахло огненным виски и горем. Не говоря ни слова, Гермиона налила ему большой бокал мощного отрезвляющего зелья и протянула.

— Я не буду спрашивать и не хочу знать, что произошло между тобой и Панси, — сказала она тихо. — Она моя подруга. Я всегда буду на ее стороне. Женская солидарность, и все такое.

Симус залпом осушил бокал, содрогнулся от горького вкуса, а затем его лицо исказилось гримасой настоящей, неприкрытой боли.

— Я люблю ее, Гермиона, — его голос был хриплым и сломленным. — Всегда любил. Но мы не можем быть вместе. Не из-за какой-то дурацкой шекспировской драмы. Просто... физически не можем. Объективно. Я причиняю ей боль. А видеть это — невыносимо. И я не могу это исправить. А она... она разбивает мне сердце. Снова и снова. Сегодня мы поставили точку. Пути назад нет.

Он умолк, уставившись в пустоту.

— А с Габриэль... я верю, что могу быть счастлив. Нормальным. Может, даже остепениться.

Гермиона смотрела на него с материнской, усталой нежностью.

— Чего ты хочешь от меня, Симус? — спросила она мягко. — Чтобы я уговорила тебя сделать предложение Габриэль и дать этому шанс? Или чтобы отговорила тебя?

Он метнулся взглядом, его уверенность таяла на глазах.

— Не знаю... С одной стороны... а с другой... — он замолкал, снова начинал, его слова путались, выдавая полную потерю ориентации.

Гермиона видела его смятение. Ласковость и свобода выбора не работали. Нужны были четкие инструкции и руководство. Симус, как бывший солдат до мозга костей и все еще большой ребенок в душе, привык подчиняться приказам старших. 

— Помолвка — это не приговор. Это не цепь. Но я верю, что ты заслуживаешь шанса на нормальную жизнь. На нормальные отношения. Ты должен быть мужчиной и сделать то, о чем говорил. Что обещал.

Грейнджер сделала небольшую паузу, ее взгляд смягчился.

— Мне нравится Габриэль. Искренне. — Она поднялась из-за стола и шагнула в медвежие объятия Финнингана, который сейчас был больше похож на огромного плюшевого зверя, за исключением разве что запаха перегара. — Но никогда, слышишь, никогда не говори об этом Панси. И вообще никому.

Ее взгляд скользнул по огромной волшебной плазме на стене, где шла прямая трансляция. Драко Малфой, улыбающийся и безупречный, выходил из кареты у ворот Хогвартса, прибыв на традиционную церемонию начала учебного года и ежегодный бал после нее. 

В этом году древний замок принимал в качестве гостей делегацию из Шармбатона и вместе с ней Великобританию планировали посетить с коротким визитом французский Президент магии с супругой. Сердце Гермионы сжалось.

— Время, которое нам дал Поттер, истекает, — ее голос вновь стал деловым и резким. — Она с трудом отстранилась от друга, вновь перевоплощаясь в строгого босса. 

— Приведи себя в порядок и займись делом Вуда. Сейчас.

Как только Симус скрылся за дверью, Гермиона схватила свой многострадальный магфон. Ее пальцы вывели сложный пароль, открывавший сверхсекретную линию — номер, который знали лишь пятеро избранных. На экране плазмы Министр Магии, улыбающийся толпе у Хогвартса, едва заметно коснулся уха. Северус Снейп немедленно встал перед ним, заслоняя от камер.

«Привет, Грейнджер», — голос Драко, хоть и слегка приглушенный, искрился неподдельной радостью и казался слегка игривым.

«Ты подарил ей собаку?» — тон Гермионы оставался стальным, хотя внутри все дрожало.

«Что? О чем ты?»

«Просто ответь на вопрос».

«Нет, конечно, нет. Почему ты вообще спрашиваешь о таком?» — Ответ звучал убедительно. Даже слишком. 

Гермиона не отрывала взгляда от экрана, где маячившая темная макушка Северуса мешала разглядеть лицо Малфоя, несмотря на крупный план.

«Сделай одолжение, поверни голову немного вправо». 

Она невольно ощутила укол гордости, глядя как самый могущественный волшебник мира безоговорочно выполнил ее просьбу, обезоруживающе улыбнувшись прямо в камеру. Мгновение спустя его сменила хмурая физиономия Снейпа, выглядевшего на так, будто глава аппарата собирался проклясть ее прямо через экран.

«Спасибо, господин Министр. Забудьте о том, что я спросила, и прошу прощения за звонок».

Сомнения не подтвердились, но и не развеялись. Гермиона возненавидела себя за эту глупую, ревнивую выходку. Панси была права: стоило им с Драко увидеться один раз, и ее мозги снова поехали.

Словно услышав мысли Грейнджер, в дверях появилась Паркинсон. Уже собранная, холодная. Что удивительнее — за ней, как тень, следовал Симус в свежем костюме с иголочки. Они двигались с пугающей, непринужденной синхронностью.

— Есть паршивая новость, еще хуже и совсем скверная, — сообщила Панси, ее голос был острым как бритва.

— Во-первых, Хендерсон угрожает нам судом за незаконный сбор информации. Под моим напором он быстро признал роман с Кэти, но у него железное алиби — в момент убийства он напивался в баре с сотней свидетелей. Еще хуже … — Панси сделала театральную паузу. — Майкл заявил, будто Оливер Вуд знал об их интрижке. И нет причин ему не верить.

— Скверная новость в том, что нам удалось отследить кулон у скупщика, — продолжил Симус, левитируя перед собой серебряное украшение. — Но он полностью чист, все стерто. Кроме отпечатка последней палочки, которая с ним контактировала. И она принадлежит Вуду.

— Остался час, прежде чем Поттер с аврорами заберут его на допрос и арестуют, — как призрак, в середине доклада возник Блейз, поставив жирную точку.

Гермиона молнией вылетела из кабинета и ворвалась в гостиную. Оливер Вуд, помятый и бледный, снова отталкивал поднос с едой, который робко протягивала ему Джинни. Увидев босса, та шарахнулась в угол.

— Вы знали, что Кэти спит с Майклом Хендерсоном? — громко и четко, без предисловий, обрушилась на него Гермиона.

Обвиняемый в непонимании захлопал густыми ресницами. У Джинни мелькнула неуместная мысль, что бывший капитан квиддичной сборной был весьма симпатичным, если не сказать смазливым.

— Что? 

— Ты знал, что Кэти спит с Майклом Хендерсоном или нет? — Гермиона уже почти кричала, отбросив все церемонии и строго направив в сторону горе спортсмена указательный палец.

Расслышав, наконец вопрос, Оливер Вуд моментально побагровел от ярости. Мгновение — и его кулаки сжались, он сделал угрожающий шаг к атаковавшей его фурии.

— Какое право вы имеете со мной так разговаривать? Да кто ты такая вообще? Я — национальный герой! Трехкратный чемпион мира! У меня орден Мерлина, мать твою! Я нанял тебя, чтобы ты меня защищала, Грейнджер, а не задавала идиотские вопросы!

Раздался оглушительный грохот — Панси взмахом руки резко захлопнула двери перед Томом, бесшумно появившимся в проеме. 

Но Джинни успела заметить клубящийся черный дым за его спиной и леденящий душу взгляд.

Симус тут же вырос рядом с Гермионой, оттесняя Вуда назад, его могучая фигура стала живым щитом. А Блейз обратился к Оливеру тихим, неумолимым голосом, объясняя, что Гермиона — единственная в этой комнате, да, возможно, и во всем мире, кто еще верит в его невиновность. Что она — единственный барьер между ним и самым безжалостным главой Аврората, который жаждет его забрать. Что после допроса с участием сильнейшего легилимента Европы его ждет обновленный Азкабан — современная тюрьма, чья программа перевоспитания разработана Отделом Тайн совместно с маггловскими спецслужбами, по сравнению с которой дементоры покажутся милыми привидениями. А все его достижения и Орден Мерлин лишь усугубляют ситуацию.

С каждым словом Забини ярость на лице Вуда все отчетливее сменял страх, пока он, окончательно раздавленный, не рухнул обратно в кресло.

— Ты знал о романе Кэти с Майклом Хендерсоном? — тихо, почти шепотом, спросила Гермиона в последний раз.

— Да… знал, — Оливер опустил голову. — Кэти, она… она, как это назвать? В общем, была слаба на передок, согласно определению моей матери.

Панси торжествующе хмыкнула, вызвав укоризненные взгляды Блейза и Гермионы. Симус же украдкой подмигнул ей.

— Но я прощал ей все! Никогда не осуждал! Я любил ее! Она была моим лучшим другом, единственным лучшим другом! — затянул старую песню Вуд.

Но команда уже не слушала его. Симус, Панси, Блейз и Гермиона сомкнули круг, их голоса слились в жужжащий рой — кандидатуры адвокатов, письма поддержки от бывших команд, обращение родителей…

— Но я не убивал Кэти! Почему вы мне не верите и ведете себя, будто у нас нет шансов? — с опозданием осознав, что происходит, с возмущением воскликнул Оливер в попытке вернуть внимание тех, кто должен был ему помочь. 

Впервые за вечер Блейз, кажется, потерял самообладание. Он не кричал, но каждая его буква была отточенным клинком.

— У тебя НЕТ алиби. Ты якобы гулял в маггловском Лондоне без единого свидетеля. Тебе было известно о неверности твоей девушке. Ты ПОЧИСТИЛ кулон Кэти и попытался от него избавиться, но на нем ОСТАЛСЯ твой магический отпечаток. Ты скрылся с места преступления. Все просто кричит о том, что ты — убийца. Ты и сам это знаешь, иначе бы не пришел сюда вчера. Мы можем исправить почти все, что угодно. Кроме одного. Когда клиент не говорит всю правду и к тому же беспросветно туп! У нас было одно требование! Одно! Быть абсолютно честным с нами, только чтобы мы могли помочь, а теперь ничего не остается, кроме как сдать тебя аврорам. 

Вуд замер, его плечи ссутулились под тяжестью неопровержимой логики. Воздух в комнате стал тяжелым и густым, как сироп. 

За окном смеркалось, приближая тень неминуемого ареста.

Все уже собирались выйти из гостиной, когда Оливер снова заговорил. Его голос, прерывающийся от сдавленных рыданий, заставил их замереть у дверей.

— Вы же лучше меня знаете, как работало заклинание на этом кулоне? — Оливер смотрел в пол, его плечи тряслись. — Помимо прочего, украшение фиксировало каждый ее разговор... каждый шаг ... Я не хотел, чтобы он попал к аврорам и они... все узнали. Да, я поступил глупо. Мама всегда говорила, что мозги — самая слабая моя мышца. Я совершил ошибку... но не убивал Кэти! Не убивал! Она мой лучший друг... мой лучший друг... Прошу помогите, не бросайте меня!

Он закрыл лицо руками, и его крупное, атлетическое тело содрогнулось от беззвучных рыданий. На лице Гермионы Грейнджер мелькнуло что-то похожее на сочувствие, она тактично вышла, забрав команду с собой. Блейз тихо отправил Джинни на кухню за успокоительным зельем.

В главном зале глава «Грейнджер и партнеры», опершись о центральный стол, снова бросила вызов логике.

— Проверим его алиби еще раз. Маггловский Лондон — не пустыня. Там должны быть свидетели, камеры наблюдения. Что-то.

Блейз и Симус попытались было возразить, но Гермиона парировала все аргументы одой фразой:

— Я ему верю.

Панси, сдавшись под напором Грейнджер, вышла, чтобы еще раз уточнить маршрут и адреса прогулки Вуда в ночь убийства. Симус сделал было шаг за ней, но Грейнджер мягко остановила его.

— Останься.

Затем она обернулась:

— Том? Все готово?

Риддл возник из тени, словно материализовавшись из воздуха.

— Все, как ты просила, — его голос был ровным, но в нем слышалась странная удовлетворенность. Он левитировал в руки Симусу большую бархатную коробку.

Финниган с недоумением уставился на нее.

— Что это?

Гермиона неожиданно тепло улыбнулась и с легкостью, несвойственной ее статусу, уселась на спинку дивана и указала на на место рядом с собой.

— Иди сюда и открой.

Блейз, наблюдавший за сценой, тоже заметно расслабился, и на его обычно невозмутимом лице появилось нечто похожее на доброту. Даже аура Тома, казалось, смягчилась, потеряв свою зловещую загадочность и наполнившись тихим, почти позитивным ожиданием.

Симус плюхнулся на диван, щелкнул замком и откинул крышку. Его глаза расширились. Внутри, на черном бархате, лежала подборка самых изысканных помолвочных колец, сверкающих в свете офиса.

— Что... что это? — пробормотал он, не в силах отвести взгляд.

Гермиона, словно объясняя ребенку, еще раз терпеливо выстроила логическую цепочку:

— Это помолвочные кольца. От лучших ювелиров маггловского и волшебного мира. Для помолвки. Для предложения, которое ты обещал сделать Габриэль. Чтобы начать правильные, нормальные отношения. Быть нормальным.

— Я забронировал лучший столик в «Ля Мер», — добавил Блейз. — И уже пригласил Габриэль. От твоего имени. Она будет ждать.

Симус с комичным возмущением посмотрел на них.

— Серьезно, организовали мне интервенцию, мать вашу? Вы в ведь курсе, что это — буллинг чистой воды? — но в его глазах читался не упрек, а искренняя радость и облегчение от того, что друзья все устроили за него. И все же тень сомнения оставалась.

В этот момент вернулась Панси, за ее спиной маячила бледная Джинни. Все замерли в ожидании взрыва, ледяной насмешки или хотя бы язвительного комментария. Но вместо этого Паркинсон, скрестив руки на груди, произнесла то, чего никто не ожидал услышать.

— Девушки, с которыми ты путался последние годы, Финниган, были или потаскушками, или слишком молодыми, или пустоголовыми. Чаще — сочетали в себе все вышеперечисленное. И, признаться по началу, я считала, что Делакур такая же, одна из многих.

Она сделала паузу, и ее взгляд стал неожиданно серьезным.

— Но спустя какое-то время я заметила , что с ней ты... счастлив. И, конечно же, собрала на нее досье в надежде найти какую-то грязь и убедиться в своей правоте, — Блейз хотел было ее прервать, но Гермиона заставила его замолчать взглядом, положив руку на плечо замершего с открытым ртом Симуса и, позволяя Паркинсон продолжить свою исповедь:

— Но выяснилось, что Габриэль Делакур умна. По-настоящему красива. Образована. С безупречной репутацией. И она может стать для тебя той самой. — Ее глаза сверкнули, когда она перевела взгляд на Гермиону. — И да, я знаю, что Делакур нравится Грейнджер. И тебе, Гермиона, еще придется за это ответить.

Затем ее губы тронула знакомая, ядовитая ухмылка.

— Но больше всего мне греет душу, что в роду Делакур есть вейлы. И когда, ты, Финниган, налажаешь, что, конечно же, неизбежно, то я искренне надеюсь увидеть, как эта француженка вырвет и сожрет твое сердце.

Тишина повисла в воздухе на секунду, а затем нервное напряжение разрядилось взрывом смеха. Даже Блейз фыркнул, а Гермиона рассмеялась, закрыв лицо рукой.

— И гениталии, — невозмутимо добавил Том.

Смех мгновенно стих. Как обычно все в ужасе обернулись на него.

— Вейлы, согласно последним исследованиям, предпочитают съедать именно гениталии своих жертв, — уточнил он и внезапно жутко, по-волчьи оскалился, его белые зубы сверкнули в полумраке.

Взрыв смеха разразился с новой силой. Каждый из «Грейнджер и партнеры» пережил не самые простые сутки, и им была необходима эта эмоциональная разрядка.

Симус, хохотавший громче всех, утирал слезы.

Гермиона, отдышавшись, строго сжала руку на его плече.

— Все присутствующие очень любят тебя и желают счастья, Симус. Но Гарри Поттер уже на подходе. И ради спасения Оливера Вуда, ты должен выбрать кольцо. Как можно быстрее. Чтобы мы могли вернуться к работе.

* * *

Воздух в просторном лофте, пахнущий старыми книгами, магией и дорогим кофе, словно в подтверждение её слов, сгустился и задрожал, завибрировав низким, едва уловимым гулом. И сквозь эту дрожь, прорвался твёрдый, отчеканенный голос Гарри Поттера, разносясь эхом под высокими потолками.

— Время вышло, Грейнджер. Мы здесь, чтобы арестовать Оливера Вуда.

Гермиона не дрогнула. Её реакция была молниеносной, отработанной до автоматизма. «Панси, Симус, отправляйтесь в город, в связке с Томом, ищите алиби. Блейз, подними всех адвокатов, каких найдёшь. Куинн, встречай авроров, не дай им пересечь защитный барьер». 

Отдав распоряжения обрывисто, почти по-военному, сама Грейнджер ринулась обратно в гостиную — инструктировать Вуда.

Джинни Уизли в облике Куинн Перкинс, надеялась, что Гермиона вернётся как можно быстрее, потому что ей поручили встречать бурю. И хотя Гарри Поттер поднялся на этаж лофта в одиночестве, оставив отряд авроров оцеплять здание, все выходы и окна снаружи, он откровенно пугал девушку. Это был не тот страх, что вызывал Том — сгусток тьмы и неразгаданной тайны. Нет, Поттер был его полной противоположностью. От него исходил свет, но свет ослепительный, обжигающий, за которым стояла титаническая сила и непоколебимая, почти фанатичная решимость вершить то, что он считал правосудием. 

Ей казалось, что зеленые глаза, за стёклами очков, видят не её лицо, а все её потаённые мысли, все грехи. Она боялась, что он вычислит каждый из многочисленных законов, нарушенных ею за последние сутки, вытянет из неё нити, ведущие к остальной команде. Или, что еще страшнее, поймёт, что под маской Куинн Перкинс скрывается совсем другая девушка. Поэтому его вопрос прозвучал для неё как удар грома.

— Мы раньше не встречались? — голос Гарри Поттера был спокоен, но в нём слышалось напряжение натянутой струны. — Я вижу вас здесь впервые, в логове Грейнджер и её… компании. Но ваше лицо кажется мне знакомым.

Ледяная волна страха прокатилась по её спине. Она почувствовала, как холодеют кончики пальцев. Ответ застрял в горле. К счастью, распахнулась дверь, и в коридоре появилась Гермиона, словно щит, вставший между ней и надвигающейся бедой.

— У нас ещё есть десять минут, Гарри, — голос Гермионы был ровным, но в его глубине слышалось стальное упрямство.

— Давай покончим с этим фарсом, Гермиона, — Поттер нетерпеливо сдвинул брови. — Если ты надеешься тянуть время, чтобы дать ему ускользнуть, клянусь Мерлином…

— Я ни на что не надеюсь, Гарри. И чтобы ты там ни думал, я никогда не лгала тебе. Оливер Вуд ожидает ареста.

Она плавным, отточенным движением взмахнула палочкой. Стена, отделявшая их от гостиной, на мгновение потеряла плотность, став прозрачной, словкак лёд. За ней, как актёр на сцене, стоял Оливер Вуд — в полном облачении, — в дорогом костюме и пальто, с сумкой у ног. Он был готов к выходу, но его поза выдавала отчаяние: голова была низко опущена, пока он слушал Блейза Забини, который что-то говорил ему с невозмутимо-суровым видом.

Стена снова стала кирпичной. Поттер, потянувшись вслед за исчезнувшей картиной, инстинктивно рванулся вперёд, но его нога, словно наткнулась на невидимую преграду, а подошва ботинка с шипением отскочила. 

Он смачно выругался, вынудив щеки Джинни заалеть.

— Барьер исчезнет ровно через семь минут, — холодно констатировала Гермиона. — До тех пор прошу не пересекать эту черту, ради твоей же безопасности. Мистер Вуд вскоре окажется в распоряжении Аврората.

— Это беззаконие, Грейнджер! — взрывной волной прокатился его гнев. — Но я доберусь до тебя! И до твоего тёмного мага, которого ты, я уверен, укрываешь здесь нелегально!

— Это моя частная собственность, Гарри, и я имею право защищать её любыми видами магии. А все твои вопросы можешь адресовать главе Департамента магической безопасности и руководителю аппарата Министра. Протоколы соблюдены.

— Будто я не знаю, что они твои давние приятели! И вы с ними заодно!

— Ты тоже мой друг, — её голос внезапно смягчился, в нём послышалась нота старой, незаживающей боли. — Хоть и отрицаешь это. И я… я всегда на твоей стороне, даже когда кажется, что это не так.

Поттер лишь скептически хмыкнул, отводя взгляд. Гермиона обменялась коротким кивком с Джинни, и они, не говоря ни слова, скрылись в гостиной, плотно притворив за собой тяжёлую дверь. Тишина, приправленная мощным заклятием звуконепроницаемости, поглотила их, оставив раздражённого заместителя главы Аврората в одиночестве переминаться с ноги на ногу в пустом коридоре.

Едва дверь захлопнулась, Вуд набросился на Гермиону, его глаза полыхали паникой.

— О чем говорит Забини? Вы нашли что-то? Моё алиби? Скажите же!

Гермиона молча перевела взгляд на Блейза, и тот, понимающе кивнув, ответил чётко и бесстрастно:

— Всё готово. Панси и Симус достали записи с камер наблюдения. Файл уже у Тома.

Словно в подтверждение его слов, на стене плавно вспыхнул огромный плазменный экран. На нём, под размытым колеблющимся изображением ночного Лондона, залитого светом фонарей, витрин и фар проезжающих машин, из тёмного переулка появилась фигура Оливера Вуда — ссутулившаяся, расстроенная. За ним следовал другой мужчина, еще более крупный и широкоплечий. Между ними вспыхнул спор, жесты стали резкими, угрожающими, казалось, ещё мгновение — и в ход пойдут кулаки. Но вместо драки они внезапно, яростно, отчаянно слились в долгом, страстном поцелуе, словно остались одни во всем мире.

Гермиона взмахом палочки остановила запись. Вуд, стоявший в центре комнаты, побелел, как полотно. Он, казалось, забыл как дышать.

— Ты… Ты много раз говорил, что Кэти была твоим лучшим другом, — тихо, но очень чётко начала Гермиона. — Что любил её. Но никогда не называл любимой. Ты знал о её связях, а она — о твоих. Вы прикрывали друг друга. 

И ты так поспешно и опрометчиво стер кулон. попытавшись избавиться от него, чтобы скрыть свои секреты, а не Кэти. Но то, что я сейчас вижу… этот поцелуй — не просто интрижка, Оливер. Это нечто настоящее. Позволь нам связаться с Маркусом Флинтом. Он любит тебя. Он подтвердит твоё алиби.

— Нет! — вырвалось у него, а его тело затрясла мелкая, неконтролируемая дрожь. Кулаки сжались так, что кости побелели.

— Тебе грозит пожизненное в Азкабане! Разве тайна стоит такой цены? Времена изменились, Оливер, больше не нужно жить в тени! Ты можешь выйти отсюда не просто оправданным, а по-настоящему свободным. Стать счастливым. Мы найдём убийцу Кэти, я даю слово. Её душа обретёт покой. Твоя ориентация не отменяет твоих заслуг. Ты мог бы…

— Нет! — его крик был полон отчаяния и ярости. — Вы ничего не понимаете! Вы не знаете ничего о моей семье! Я с потом и кровью вгрызался в это магическое сообщество! Как полукровка, я должен был тренироваться втрое больше любого другого! Я стал первым капитаном сборной среди таких, как я! Первым трёхкратным чемпионом! Получил Орден Мерлина! Я — герой! Мне пророчат кресло Министра спорта! Я могу изменить историю! Меня, наполовину магглорождённого, с трудом приняли. Но если к моей крови добавится ещё и это… я буду уничтожен! Всё, чего я добился, весь этот прогресс для таких, как я, пойдёт прахом! А моя мать… магла… она яро верущая! Едва смирилась с тем, что я волшебник, только-только поверила, что мое колдовство не от дьявола! Она никогда не примет этого «извращения»! Никогда! Я не могу быть геем!

— Но это — часть тебя, Оливер. Та часть, которую любит и принимает Маркус. Разве это не важнее?

— Замолчите! Не произносите его имя! — он был на грани срыва. — Я запрещаю вам приближаться к нему, связываться с ним, упоминать его где бы то ни было! И я приказываю уничтожить эти записи! Все копии! И никогда, ни при каких обстоятельствах не говорить о том, что вы видели! Я читал контракт. Мы связаны Непреложным Обетом.

— Да, — тихо согласилась Гермиона, и в её глазах мелькнула тень поражения. — Ты прав. Мы исполним твою волю. Но подумай… если ты веришь в свою миссию, если хочешь изменить мир, разве ты не хочешь изменить его и для миллионов таких, как ты? Не только по крови, но и по любви?

Но он её уже не слышал. Оливер Вуд, словно загнанный зверь, метнулся к двери, распахнул её и вышел в коридор, и протянул руки, сдаваясь на милость безжалостного правосудия Гарри Поттера.

Дверь захлопнулась. Гермиона стояла неподвижно, и на её глазах выступили слёзы, но она смахнула их одним резким движением тыльной стороны ладони, оставив на лице лишь маску усталой решимости.

— Нам нужно в Аврорат, — сказала она Блейзу, и голос её снова стал твёрдым. — Попытаться защитить его там. И собрать всех.

— Симус должен быть через час в ресторане, — тихо напомнил Забини. — Делать предложение.

Гермиона с сожалением зажмурилась.

— Мерлин, я совсем забыла…

— Обет связывает нам руки, — констатировал Блейз. — Остаётся надеяться, что Флинт, когда узнает, сам проявит инициативу.

Их прервало появление Тома. Он вошёл бесшумно, но на его обычно непроницаемом лице читалась редкая озадаченность.

— Ромильда Вейн, — произнёс он без предисловий. — Она пыталась покончить с собой. Сейчас в Святом Мунго. Требует, чтобы её навестила Гермиона Грейнджер.

Повисла гробовая тишина. Шок на секунду сковал всех присутствующих. Но Гермиона отреагировала первой, её разум уже переключился на новую, неотложную угрозу.

— Куинн, со мной. Блейз — в Аврорат, встречай адвокатов, обсудите линию защиты, вызови Панси. Том… используй свои каналы. Следи, чтобы оттуда не поступило никаких неожиданностей.

Джинни ненавидела госпиталь Святого Мунго. Стоило переступить его порог, как её охватывало леденящее душу чувство дежавю. Она помнила, каково это — прийти здесь в себя: белые стены, пропахшие зельями и тоской, пустота в голове вместо воспоминаний и леденящий ужас от осознания, что у тебя нет ни имени, ни прошлого, ни семьи, ни друзей. Неизвестные присвоили новую личность — Куинн Перкинс — с непонятными целями и холодной жестокостью. Желания жить не было вовсе, и каждый следующий день тогда давался ценой титанических усилий, словно она собирала по осколкам разбитое зеркало, в котором не могла разглядеть собственное отражение.

Ромильда Вейн, как выяснилось, избрала маггловский способ уйти из жизни — порезы на запястьях. Целители с легкостью справились с физическими повреждениями: на бледной, почти прозрачной коде девушки не осталось и шрамов. Однако душевные раны и спутанное сознание пациентки не поддавались никаким стандартным зельям и заклинаниям, вызывая у медиков откровенную тревогу.

Когда они остановилась у знакомой безликой двери в палату, Джинни сглотнула ком в горле и, набравшись смелости, резко повернулась к Гермионе. Слова полились из нее потоком, сдавленные и эмоциональные.

— Мне до сих пор не по себе от того, что я увидела в парке. Это была жестокость, чистая вода жестокость! И я не понимаю — ты, которая так чутка и справедлива ко всем вокруг, к своей команде, даже к этому бестолковому и заносчивому Вуду... зачем ты так поступила с этой девушкой? Ромильда безобидна, она невинна, даже если и выдумывает свой роман с Министром! Но я хочу понять, я должна разобраться. Позволь мне пойти к ней первой. Не только чтобы выполнить работу и докопаться до истины, но и потому, что... после попытки суицида последнее, что ей нужно — это видеть ту самую злобную ведьму, что довела её до этого состояния.

Джинни замерла, ожидая гнева. Она боялась, что Гермиона сейчас проклянет ее на месте, или бросит на растерзание Тому Риддлу, либо и вовсе сдаст Гарри Поттеру как предательницу.

Вместо этого Гермиона вдруг искренне, от всей души расхохоталась. Не насмешливо, а с теплотой и одобрением. Она шагнула вперед и крепко обняла ошеломленную Джинни, отстранилась, с гордостью глядя ей в глаза.

— Я знала, что ты — одна из нас. По-настоящему.

Затем ее голос стал тише, почти интимным, и она произнесла шепотом, который слышала только Джинни:

— Добро пожаловать в «Грейнджер и партнеры», Куинн Перкинс. — И еще тише, так, что это было похоже на дуновение ветра: — Добро пожаловать, Джинни.

Джинни отшатнулась, будто от удара током. В ее голове пронеслись десятки вопросов. «Она знает? Как долго? Что это значит?» Но Гермиона мягко, но твердо подняла руку, пресекая любые расспросы.

— Позже. Обещаю, мы все обсудим. Но сейчас у тебя есть работа. Ты должна выяснить, что случилось с Ромильдой.

И снова перед ней был не понимающий друг, а безжалостный и эффективный руководитель. Гермиона развернулась, уже доставая магофон, и пошла вдоль коридора, отдавая распоряжения, чтобы никто посторонний не мог проникнуть к Ромильде, кроме Джинни. Она пообещала отвлечь отца девушки, отправив его к врачам для оформления бумаг и выяснения обстоятельств, чтобы выиграть время.

Когда Джинни вышла из палаты, Гермиона, как и прежде, стояла с магфоном и палочкой в руках , но ее взгляд сразу же сфокусировался на ней.

— Отчет, и как можно быстрее. Тебе придется остаться здесь, позаботиться о Ромильде и ее отце. Никакой прессы, никаких посторонних. У Блейза и Панси в Аврорате пока без успехов, а Симус снова впадает в панику перед предложением, умоляет, о моем присутствии в ресторане.

Джинни кивнула, ее лицо выражало смесь расстройства и решимости.

— Я верю ей, Гермиона. Несмотря ни на что. У меня, знаешь ли, тоже есть чутье. И если все вокруг безоговорочно доверяют интуиции Грейнджер, почему бы не прислушаться к моей?

— Аргументы? — отрезала Гермиона, без эмоций глядя на нее.

— Во-первых, она описывает встречи с Министром с невероятной, пугающей детализацией. Места, жесты, взаимодействие с охраной, даже обстановка в комнатах — все до мелочей. Во-вторых, она сама говорит, что подвергалась заклятиям памяти! Одни воспоминания у нее кристально четкие, а другие, простейшие, — размыты или отсутствуют. Это же классический признак работы легилименции! И в ее рассказах есть что-то... странное. Она будто бы действовала не по своей воле, или скорее была не себе, не совсем собой.

Гермиона лишь покачала головой, ее выражение лица оставалось непоколебимым.

— Интерьеры резиденций и схема работы охраны есть в открытых источниках. Знания о легилименции? Она училась на том же факультете, что и ты, плюс работает в Министерстве. Такие фанатики, помешанные на знаменитостях, обладают болезненным воображением и умеют плести сложные паутины лжи. А если бы с ее памятью и впрямь работали люди Министра, они не оставили бы таких очевидных следов. Даже эта попытка суицида... классическая манипуляция. Вполне в ее духе.

— Почему ты так уверена? — выдохнула Джинни.

— Потому что я хорошо знаю людей в правительстве. Я хорошо знаю Министра. Он мой друг.

И тут Джинни торжествующе улыбнулась, поймав ее на слове.

— Именно! Ромильда позвала нас не потому, что запомнила по угрозам в парке. Она позвала тебя, Гермиона, потому что знает — ты вхожа в ближний круг Министра. Ты — публичная фигура, но не госчиновник, а значит, можешь навестить ее как частное лицо. Ее суицид был спланирован. Но план был не в том, чтобы умереть, а в том, чтобы заставить тебя стать ее посланником, вынудить его навестить ее! Она одержима, она твердит, что он придет, утешит ее, защитит... что назовет ее своей милой деткой...

— Повтори, — голос Гермионы стал тихим и опасным. — Что ты сказала?

— Она ждет, что он придет, и хочет связаться с ним через тебя...

— Нет, до этого. Как он, по ее словам, ее называл?

— Милой деткой... — повторила Джинни, не понимая.

Она никогда не видела такого выражения на лице Гермионы Грейнджер. Абсолютное, бездонное отчаяние. И беспомощность. Вся ее железная уверенность, вся броня руководителя и стратега рухнула в одно мгновение, обнажив беззащитную, испуганную женщину.

Джинни хотела спросить, что происходит, что не так, но Гермиона уже резко развернулась на каблуках. Не сказав ни слова, не оглянувшись, она почти побежала по коридору, оставив Джинни одну с приказом, данным ранее, и с нарастающим ужасом от понимания, что она, сама того не ведая, нажала на какой-то очень важный и очень болезненный рычаг.

* * *

Великолепие Хогвартса сияло как никогда. В Большом зале, под ярким звездном небом зачарованного потолка, кипел торжественный прием-бал. Шелк и бархат нарядов смешивались с блеском драгоценностей политической элиты магической Британии и почетных гостей из Франции. Звуки оркестра, смех, легкий гул голосов — все это создавало иллюзию беззаботного праздника.

Однако внимательный глаз мог бы заметить странную вещь. Среди этого блеска не было двух ключевых фигур: самого Министра Магии и главы его аппарата. Первая Леди, ослепительная в платье цвета лунной пыли, одна кружила по залу, поддерживая светские беседы, и сохраняя на лице безмятежную улыбку, не подавая и вида, что ее супруг и его правая рука внезапно исчезли в разгар мероприятия.

Тем временем, несколькими этажами выше, Выручай-комната, послушная воле своих гостей , до мельчайших деталей воссоздала роскошный кабинет Министра Магии. Но атмосфера здесь была накалена до предела. Гермиона Грейнджер, обычно собранная и строгая, нервно мерила шагами персидский ковер. Ее волосы были растрепаны, на щеках горел лихорадочный румянец, а глаза пылали холодным, праведным гневом.

Именно поэтому Северус Снейп, движимый древним инстинктом защитника, решительно последовал за Министром внутрь, прихватив с собой двух самых преданных и мастеровитых членов личной охраны. Он мысленно проклинал разыгравшееся либидо Драко Малфоя и весь этот цирк. Лучше бы тому оставаться в неведении о том, какими угрозами Грейнджер добилась этой срочной встречи в недрах замка. Северус был почти уверен, что она буквально выцарапает ему глаза.

Но Драко и не нужно было ничего объяснять. Он все понял, едва переступил порог и увидел ее. На его красивом, холодном лице на мгновение промелькнуло обреченное выражение мужчины, который прекрасно осознал, что самая ценная часть его тела в большой опасности. Но это длилось лишь секунду. Он тут же взял себя в руки, и его голос прозвучал стальным, не терпящим возражений тоном:

— Всем освободить комнату. Немедленно.

Снейп сдержанно фыркнул. Он и сам догадывался, насколько комично они выглядят: четверо бугаев в безупречных смокингах неловко мнутся напротив одной невысокой, хрупкой с виду девушки. Но Снейп знал — ее внешность была чудовищно обманчива. В ней клокотала сила урагана.

— Министр, я должен настоять… — начал он, но Драко перебил его, не повышая голоса, но с такой непоколебимой волей, что возражать было бесполезно.

— Я сказал, всем. Выйти.

Снейпу ничего не оставалось, кроме как кивнуть и, бросив на Гермиону последний предостерегающий взгляд, вывести ошеломленных охранников. Дверь с глухим стуком закрылась. Предполагалось, что его обязанность — управлять магическим миром и, по необходимости, самим Драко Малфоем. На это он, величайший маг своего поколения, и подписывался. А никак ни на роль 

посмешища — второстепенного персонажа нелепой мыльной оперы, где главный герой думает лишь одним местом.

Как только щелкнул замок, Гермиона, казалось, готова была изрыгнуть пламя. Она открыла рот, чтобы обрушить на него всю ярость, все накопленные подозрения и боль. Но вместо гневной тирады из ее груди вырвался сдавленный, надломленный всхлип.

— Милая… милая детка ? — ее голос дрогнул, срываясь на шепот.

Она сделала шаг к нему, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони.

— Милая детка ?! — выкрикнула она уже громче, и в этом крике была непередаваемая боль, смешанная с отвращением.

Ее взгляд затуманился от слез и ярости, и она не могла рассмотреть выражение его лица. Она ожидала признания, злости или раскаяния — но в глубине души таилась слабая, предательская надежда, что он станет все отрицать, найдет убедительные аргументы, докажет, что это чудовищное недоразумение.

Но он делал ни того, ни другого. 

Драко сохранял спокойствие и продолжал рассуждать, прежде всего, как политик. 

Он молча приложил палец к губам и жестом пригласил ее пройти вглубь кабинета, подальше от потенциально уязвимой двери. Малфой прекрасно знал, что магия Хогвартса давно видоизменилась. Он видел документы, согласно которым по новым протоколам безопасности в замке внедрили усиленный надзор, в том числе и с помощью изощренных маггловских технологий видео и прослушки.

Грейнджер, напряженная как струна, готовая порваться, молча последовала за ним. Пока Малфой взмахом палочки начал выстраивать вокруг них многослойный защитный купол из тишины и невидимости, в ее глазах плескалось чувство предательства, которое жгло изнутри больнее любого проклятия. Эти два слова, это ласковое, почти детское прозвище принадлежало только им двоим. Оно было их тайным шифром, их интимным островком в те редкие, украденные у судьбы моменты, когда они могли быть наедине.

Терпения ее не хватило. Не дожидаясь, пока защитные чары сработают в полную силу, Гермиона снова набросилась на него, пуская в ход самое грязное оружие — боль и ревность.

— Ты подарил ей эту собаку? — ее голос звеняще прорезал воздух. — Как я могла забыть ту душераздирающую историю о мальчике, которому на шестой день рождения преподнесли щенка корги? У тебя с тех пор слабость к тупым коротконогим шавкам? И, очевидно, к таким же тупым, пустоголовым девчонкам…

— Ты бросила меня! Ты ушла! — внезапно заорал в ответ Малфой, с силой отшвырнув палочку и прервав заклинание на полуслове.

Маска Министра Магии разбилась вдребезги и по лицу Драко поползли красные пятна гнева и обиды. И наконец, в его глазах читалось все: дикое, мстительное торжество от вызванной в ней ревности, его собственная, не заживающая боль и голодное, всепоглощающее желание.

— Она чем-то напомнила мне тебя! Я поил ее оборотным зельем, чтобы усилить сходство! Потому что тебя не было рядом! И да, я пал так низко! Но ты — ты ушла!

— Потому что ты женат! — выкрикнула она, отчаянно отбиваясь словами, потому что неразумное сердце уже ухватилось за лестные попытки воссоздать ее внешность и начало оправдывать измену. — У тебя дети! И ты сам сказал, что хочешь быть лучшим отцом! Лучшим мужем! Лучшим Министром Магии! Тем, в кого я поверила! За кого я голосовала!

С каждым ее словом Драко приближался, уже не слушая, что она говорит. Словно голодный хищник, он жадно ловил каждое движение ее губ, скользил взглядом по ее лицу, шее, вдыхал знакомый аромат ее духов, пока в конце концов не схватил за локти, грубо притягивая к себе.

— Не трогай меня! Не смей прикасаться! — Гермиона попыталась вырваться, но оказалась в ловушке. Ее тело всегда предательски переставало слушаться рядом с ним, неудержимо тянулось навстречу, жаждало его прикосновений.

— Я люблю тебя!

Его слова прозвучали так искренне, так отчаянно-проникновенно, что она почти обмякла в его объятиях, готовая утонуть в бездне его серых глаз. Но тут же вспомнила, как искусно он лгал ей в своем саду, смотря прямо в лицо и практически клятвенно уверяя, что все слухи о его связи с Ромильдой — гнусная ложь. Совершив последний отчаянный рывок, она с размаху влепила ему пощечину.

— Ты не просто обманул меня! Ты затуманил мой разум! Заставил пойти против собственного профессионального чутья! Ты чуть не уничтожил мою карьеру! Я раздавила эту девушку, Драко! Из-за тебя она попыталась покончить с собой!

— Я сходил с ума! Я хотел, чтобы ты узнала! Чтобы поняла, каково это! Я люблю тебя!

Драко произносил это признание так, словно оно одно могло все оправдать, словно его чувства с лихвой искупали весь причиненный ущерб, весь кошмар, в который они погрузились. Словно кроме его любви ничего не имело значения, и ничто не могло ей противостоять. В этом и была главная проблема — он всегда ставил себя и свои желания превыше всего. Она не была уверена даже, какое место занимала в его сердце, и занимала ли вообще. Но все мысли мгновенно улетучились, потому что он, воспользовавшись ее замешательством, впился в ее губы грубым, властным поцелуем.

День, когда Гермиона Грейнджер узнала, что она волшебница, был самым счастливым в ее жизни. Она была уверена, что ничто в мире не может сравниться с чудом магии. Так было до тех пор, пока в двадцать пять лет она впервые не поцеловала Драко Малфоя. Целовать Малфоя, заниматься с ним любовью — было больше, чем магия. Это было сильнее любого заклинания, любого чувства в этом мире. Поэтому сейчас, несмотря на всю боль, ложь и рушащийся вокруг мир, она впилась в его рот жадным, ответным поцелуем, и ничто не могло ее остановить.

Кроме нарочито громкого, сухого покашливания Северуса Снейпа, появление которого они, разумеется, не заметили. 

Редко что могло застать такого прожженного циника врасплох, но, глядя на эту пару, в ярости пожиравшую друг друга поцелуями, он ощутил легкую растерянность. Что, впрочем, не помешало ему немедленно вернуться к исполнению обязанностей.

— Господин Министр, простите, что вынужден прервать, — его голос был вежливо-бесстрастным. — Но должен напомнить, что через несколько минут вам предстоит произнести тост в честь дня рождения супруги Президента Франции. — И, не меняя интонации, он добавил: — И сообщить, что, я предусмотрительно взял на себя контроль над охранными чарами Хогвартса и остался дежурить прямо за дверью, иначе ваша душераздирающая мелодрама уже стала бы достоянием общественности. Вопли, надо сказать, были слышны вплоть до Запретного леса.

— Это твоя работа, Северус, — холодно отрезал Драко, с трудом переводя дух.

— А ваша работа, сэр, — стереть следы пощечины и помады и через тридцать секунд быть в Главном зале в подобающем виде рядом с вашей супругой, дабы решать неотложные дела международной политики.

Обменявшись с крестным и главой своего аппарата яростными взглядами — и понимая, что тот, черт возьми, прав, — Малфой нашел глазами Гермиону. Но она, отвернувшись, судорожно приводила в порядок прическу и одежду, пытаясь собрать рассыпавшиеся мысли. У него не оставалось ни времени, ни выбора. Иногда работа Министром Магии казалось действительно паршивой. Тяжело вздохнув, Драко выпрямил плечи и покинул комнату, чтобы снова безупречно исполнять свой долг.

Как только дверь за ним закрылась, Снейп и Гермиона тоже синхронно выдохнули. 

Пока она избавлялась от следов размазанной помады и предательских слез, Северус вдруг перестал выглядеть как чиновник. Он смотрел на нее как друг, заставший близких людей в драматичный момент, как старший товарищ, с грустью видящий, как двое дорогих ему людей катятся в пропасть.

— Клянусь яйцами Годрика и хером Салазара, — сдавленно выдохнул он, проводя рукой по лицу.

— Он что, не сказал тебе? — голос Гермионы дрогнул.

— Я догадывался. Но надеялся, что ошибаюсь. Прямо он ничего не говорил.

— Но он же рассказывает тебе все… Видимо, это не имело для него большого значения…

Не в силах больше это выносить, она стремительно рванулась к выходу.

— Гермиона, детка, милая, послушай… — начал Снейп, и в его голосе впервые прозвучала неподдельная, не служебная тревога. — Вы оба мне дороги. Ты же знаешь, каково ему пришлось…

Она замерла у самой двери, но, услышав начало этой фразы, лишь решительнее потянула на себя ручку. Дверь с грохотом захлопнулась, оставив Северуса Снейпа в одиночестве посреди кабинета-призрака, в гробовой тишине, нарушаемой лишь биением его собственного, усталого сердца.

* * *

Гарри Поттер наблюдал, как Гермиона Грейнджер выходила из его камина. Со стороны она выглядела почти так же безупречно, как всегда: строгий костюм, собранные волосы, прямой стан. Но его профессиональный, годами натренированный взгляд аврора отметил следы спешки на ее одежде — складка на блейзере была разглажена кое-как, а прядь волос выбивалась из идеальной укладки. И самое главное — на ее глазах, несмотря на все усилия, лежала влажная печать только что пролитых слез.

Он не хотел жалеть ее. Он даже не хотел, чтобы она ему нравилась, но вид того, как хрупкая женщина отчаянно старается скрыть свою уязвимость, как она была расстроена, не мог не тронуть его проклятое, вечно отзывчивое сердце.

Именно это сердце заставило его впустить в свой кабинет всю ее странную компанию: пижонского адвоката Забини, ту самую эффектную и слегка сумасшедшую брюнетку Паркинсон, которая сейчас беспардонно восседала на его столе, придавив своей шикарной пятой точкой стопку отчетов, и этого жутковатого «племянника» Тома — технологического гения, от которого у Гарри по спине побежали мурашки быстрее чем от дементоров.

Он уже и сам не мог вспомнить, в какой именно момент согласился их выслушать. 

Все началось с того, что он увидел Панси Паркинсон, рыдающую в пустом и холодном коридоре Аврората, и не смог пройти мимо. И если быть до конца честным, им двигало не только сердце, но и реакция другой, более примитивной части тела. Он заговорил с ней, а она в ответ бросилась ему на шею, затуманивая разум терпким ароматом духов и щекоча длинными мокрыми ресницами его шею, причитая о несправедливости и неопровержимых доказательствах, которые они не могут использовать. Дальше все было как в тумане. Он обнаружил себя в кабинете в компании этой истеричной красотки, невозмутимого Забини и того самого пугающего мальчишки с аурой сильнейшего темного волшебника. И по какой-то неведомой причине согласился дождаться Грейнджер, чтобы дать Оливеру Вуду этот самый «последний шанс».

Признаться, допрос подсудимого оставил у него много вопросов. Оливер вел себя отстраненно и безразлично, соглашаясь с версией следствия и наотрез отказываясь от услуг адвоката. По протоколу, применить легилименцию они могли только через сутки. Но Вуд требовал сделку — полное признание вины в обмен на неприкосновенность своего сознания. И Кингсли Шеклболт отдал приказ согласиться. В память о прошлых заслугах Вуда, его спортивных и общественных достижениях, в благодарность за права магглорожденных волшебников, которые он так яро отстаивал.

Все звучало логично, дело казалось кристально ясным, но в душе Гарри Поттера сидело стойкое ощущение, что здесь что-то не так. Плюс, он действительно знал Оливера лично в школьные годы, и от этого сомнения грызли его еще сильнее. 

Поэтому он и решил выслушать эту сумасшедшую банду «Грейнджер и партнеры». И сейчас он лишь коротко кивнул их лидеру.

— У тебя есть пара минут, Грейнджер.

— Спасибо, Гарри. Я ценю это.

— Благодари своих подчиненных и своего… м-м-м… племянника. Пока я закрываю глаза на то, как и откуда он получил такие подробные сведения по делу, потому, что они действительно полезны и в случае, если вам все же удастся подтвердить алиби Вуда, могут помочь выйти на настоящего убийцу. 

Но нам придется вернуться к этому вопросу. Позже.

Он бросил многозначительный взгляд на Тома, но тот продолжал безразлично стоять, прислонившись к стене, словно и впрямь был всего лишь нелюдимым подростком, увлеченным гаджетами.

Гермиона прошла мимо него к выходу, и он, ловко схитрив пальцами, незаметно вложил ей в ладонь маленький, почти невесомый черный камушек.

— Этого должно хватить для одного упоминания, — тихо прошептал он ей.

В это время Панси кинулась к Поттеру в очередной попытке обнять его в благодарность, а он стал неловко пятиться от нее и едва не вывалился в окно.

Гермиона вышла в коридор, и за ней, как тень, последовал Блейз, тут же начавший доклад:

— У Джинни с Ромильдой все тихо. Отец уехал домой, пострадавшая спит. Джинни разрешили переночевать с ней в палате.

— Как Оливер? — Гермиона кивнула и быстро перевела тему, словно ей было физически неприятно слышать имя Ромильды. Забини заметил это, но не подал виду.

— Плохо. Мы с Панси говорили с ним дважды. Я ходил к нему один, Панси пыталась. Даже Том порывался, но мы его не пустили. Он сомневается. Задавал тот самый вопрос несколько раз. — Блейз поморщился, почувствовав знакомую боль от намека на тему, запрещенную Непреложным Обетом.

— И что с этим вопросом?

— Он здесь. Уже несколько часов на маячит на другом конце улицы.

Гермиона закрыла глаза, словно от новой волны тоски. Голос Блейза неожиданно смягчился.

— Знаешь, когда мы брали это дело и все последние сутки, я не испытывал к нашему тупоголовому спортсмену ни одной положительной эмоции, несмотря на всю его работу по правам магглорожденных. Но это… это правда душераздирающе. Пэнс даже не пришлось имитировать слезы, чтобы сморкаться в рукав Поттера.

— У всех нас последние сутки какие-то чертовски душераздирающие, — выдохнула Гермиона, глянув на часы. — Симус ждет меня в ресторане.

— Симус справится, Гермиона. Хватит тебе и всем нам с ним носиться. Он большой мальчик, и сегодня, надеюсь, станет мужчиной. Ты нужна Вуду. Ты — его последний шанс.

Грейнджер кивнула и, собравшись с духом, повернулась в сторону тяжелой железной двери, которую охраняли два аврора.

— И, Гермиона?..

Она обернулась, заметив необычную теплоту в тоне Блейза.

— Ты тоже справишься. Что бы там ни было. Мы всегда рядом. Прикроем, уроем кого нужно и спрячем труп. А если захочешь, Том оживит его обратно.

Она слабо улыбнулась этой неловкой шутке и, сделав глубокий вдох, шагнула в камеру.

Оливер Вуд сидел на жесткой койке, уставившись в пустоту. Он никак не отреагировал на ее появление. Обычно такой эмоциональный и живой, сейчас он был похож на безучастную статую.

Гермиона села рядом с ним на стул и, сглатывая ком в горле, заговорила тихо, но очень четко:

— Я знаю, ты думаешь, что поступаешь правильно. Все, что ты сказал нам, все причины, которые назвал, они реальны. Они имеют вес. Но знаешь, что еще реально, Оливер? То, как долго и как искусно ты живешь во лжи. Я знаю, каково это, поверь мне. И ты искренне веришь, что это правильно, что ты служишь высшей цели, что ты защищаешь тех, кого любишь, тех, кто на тебя равняется, что ты творишь историю, и твои достижения, твоя помощь другим важнее всего. Но разве то, кем ты являешься на самом деле, тот, кого ты любишь по-настоящему — самое прекрасное, самое дорогое, что у тебя есть, — должно оставаться в секрете? Разве может быть грязной тайной? Если это — не самое важное, самое реальное в жизни, то что тогда? Ради чего мы вообще живем?

Ответом ей была гробовая тишина. Казалось, ничего не изменилось. Вуд продолжал сидеть, уставившись в стену невидящим взглядом. Время вышло. Она больше ничем не могла ему помочь. С огромным усилием воли она поднялась и направилась к выходу, чувствуя, как сдавливает грудь. И уже у самой двери она услышала его голос, тихий и надломленный:

— Он знает, что меня арестовали?

Сжав в ладони темный амулет, который Том зачаровал, чтобы она могла назвать имя, находившееся под запретом Непреложного Обета, она обернулась и тихо, но ясно ответила:

— Маркус здесь. Он всю ночь дежурит у окон. Он любит тебя.

По щеке Оливера, покрытой щетиной, медленно скатилась единственная, но красноречивая слеза.

— Я… я отзываю ваш обет. Позовите его. Скажите, что я готов признаться, если он… если он еще согласен. И скажите ему… что я… я люблю его.

* * *

Ранним утром лофт «Грейнджер и партнеры» был непривычно пуст и тих. Симус еще не вернулся, проведя ночь с той, кто теперь официально стала его невестой. Панси и Блейз завершали последние формальности по делу Оливера Вуда в Министерстве. 

Том вызвался навестить и забрать Джинни из госпиталя Святого Мунго — отцу Ромильды Вейн наконец разрешили забрать дочь домой. Все должны были вернуться к полудню, чтобы устроить грандиозный выходной и закатить шумную вечеринку прямо в офисе. Поводов было предостаточно: помолвка Финнигана, оправдание Оливера Вуда и официальное посвящение Куинн Перкинс в полноправные «гладиаторы» их безумной команды.

Гермиона Грейнджер, закутанная в роскошный шелковый халат, стояла посреди своего просторного кабинета. Ее взгляд был прикован к большому плазменному экрану, где вот-вот должны были начаться утренние новости. Она ждала с особым, щемящим чувством — программу должна была открыть торжественная речь нового Министра спорта, только что оправданного Оливера Вуда.

Выпуск начался с ярких кадров назначения. Министр магии Драко Малфой лично встречал оправданного героя прямо в здании Аврората, где тут же было организовано подписание бумаг и вступление в должность. Все магические СМИ облетели кадры, на которых безупречный Малфой принимает присягу у сияющего Вуда, а в качестве почетного свидетеля выступал Гарри Поттер — тот, кто не поверил в казалось бы неопровержимые улики и помог доказать алиби новоиспеченного Министра.

Присяга началась с минуты молчания в память о Кэти Белл. Гарри Поттер поклялся, что он лично сделает все, чтобы найти настоящего убийцу. За спиной Оливера со слезами на глазах стоял Маркус Флинт. Наконец, зазвучала долгожданная речь Вуда.

Оливер стоял прямо, его голос был твердым и чистым, без тени былой неуверенности:

— Меня зовут Оливер Майкл Вуд. Мой отец — волшебник, а моя мать — магла. В одиннадцать лет я узнал, что во мне тоже есть магия, которая открыла для меня дверь в удивительный мир. С того самого дня я не просто хотел в нем существовать — я жаждал стать его частью, достичь вершин. Поэтому посвятил себя спорту. Квиддич стал моей жизнью, и я сделал всё, чтобы доказать, что я — лучший.

Он сделал паузу, и камера крупным планом поймала решительный блеск в его глазах.

— Я стал капитаном сборной. Вместе с моей командой мы трижды принесли Магической Великобритании золотые медали. Наша страна ответила мне величайшей честью — Орденом Мерлина. С невероятной гордостью и радостью я стал первым магглорожденным волшебником, удостоившимся этих званий. Но вместе с гордостью я всегда ощущал и грусть от осознания, что такой возможности были лишены многие другие. С этого момента и до моего последнего вздоха я обещаю и посвящаю свою жизнь тому, чтобы исправить это.

Гермиона невольно улыбнулась, слыша знакомые, правильные слова. Но дальше случилось то, чего никто, кроме самых близких, не ожидал.

— Я благодарен правительству, всем жителям нашей страны и лично нашему лидеру, Министру магии Драко Малфою, за оказанное доверие, — Оливер выпрямился еще больше, и его голос зазвучал с новой, стальной силой. — Сегодня я с гордостью говорю, что я — Министр спорта Магической Великобритании, и я сделаю всё, чтобы спорт в нашей стране развивался, радовал каждого из вас и приносил новые победы!

Он глубоко вдохнул, и его взгляд, прямой и честный, устремился прямо в объектив камеры, словно он видел каждого зрителя лично.

— Но сегодня я также с еще большей гордостью заявляю, что я — первый Министр магической Великобритании нетрадиционной ориентации. И я клянусь сделать всё от меня зависящее, чтобы каждый, в чьих жилах течет такая же кровь, как у меня, и в чьем сердце живет такая же любовь, как у меня, мог служить своей стране так же открыто и преданно, как служу ей я!

В лофте воцарилась тишина, нарушаемая лишь голосом Оливера с экрана. Гермиона не двигалась, затаив дыхание. А потом по ее лицу медленно, преодолевая все барьеры и защиты, скатились две тихие, очищающие слезы. Это были слезы не боли, а гордости. 

Гордости за того, кто нашел в себе силы быть честным. За их общее, выстраданное дело. За тот крошечный, но такой важный шаг к миру, в котором магия и любовь могли наконец существовать, не скрываясь.

Этот хрупкий миг тихой гордости был грубо нарушен ядовито-зеленым пламенем, внезапно вспыхнувшим в камине. Из огня, словно всадник апокалипсиса, возник Северус Снейп. Неизменно облаченный в черное, статный и оттого лишь опаснее, на его обычно непроницаемом лице застыла усталая, почти заискивающая улыбка. Заметив, что она смотрит на экран, он звучно похлопал в ладоши и изящно склонился в театральном поклоне.

— Браво, мисс Грейнджер, — его голос прозвучал как скользящий по бархату клинок. Затем, отбросив лишнюю театральность, он обратился к ней с той редкой искренностью, что появлялась у него раз в десятилетие. — Я горжусь тобой, Гермиона. Горжусь, что когда-то учил тебя, а сейчас могу назвать своим другом. Ты проделала блестящую работу. Блестяще! Ты не сдалась, несмотря ни на что. Ты не просто спасла этого мальчика — ты спасла миллионы жизней и открыла дорогу тем, кто слишком долго прятался в тени.

Он сделал шаг вперед, его темные глаза пристально изучали ее лицо.

— Мы живем в грязном мире, мы вынуждены делать ужасные и гнилые вещи, чтобы в нем выжить. Но сегодня ты нашла нечто прекрасное во всей этой грязи и позволила этому прекрасному выйти на свет. То, что ты сделала для Оливера, для страны… для Драко… — Снейп чуть заметно замявшись, искал нужные слова. — Конечно, он сначала безоговорочно согласился на это назначение из чувства вины. Но мы оба осознали всю силу и великолепие этого решения в тот же миг. Рейтинги взлетели до небес, но главное… главное, мы и правда, все вместе, совершили сегодня что-то важное. Что-то хорошее.

Снейп замолк, с надеждой вглядываясь в ее реакцию. Он увидел ее улыбку, следы слез на щеках, и, возможно, счел это знаком победы.

Она вытерла слезы тыльной стороной ладони и холодно улыбнулась своему отражению в погасшем экране, словно видя в нем не себя, а того, кем ей предстояло стать.

— Я слышал, у вас скоро вечеринка, — продолжил Снейп, снова надевая маску легкой небрежности. — И раз уж ты не заблокировала для меня камин, это дает мне надежду, что я мог бы остаться. Мы могли бы напиться и посидеть, как в старые добрые времена.

Гермиона медленно повернулась к нему. Ее поза была расслабленной, но в глазах стоял лед.

— Я не заблокировала камин для того, чтобы встретиться с тобой в последний раз.

Она сделала паузу, давая словам обрести нужный вес.

— И не думаю, что ты захочешь остаться на вечеринку, где главными гостями будут Джинни Уизли и Гарри Поттер.

Лицо Снейпа вытянулось и стало пепельно-серым, словно его внезапно покинула вся кровь.

— Но это не главная причина твоего прощального визита, — ее голос стал тихим, острым и безжалостным. — Я хочу, чтобы ты передал послание Министру Магии.

Она подошла к своему столу, оперлась на него ладонями и посмотрела на Снейпа, как смотрит прокурор на свидетеля.

— Вам обоим стоит приготовиться. И молиться о милосердии и прощении Ромильды Вейн. Потому что только это вас и спасет. С этого момента она — моя клиентка и я представляю ее интересы.

Воздух в кабинете застыл. Зеленая вспышка в камине погасла, оставив их в тягостной тишине, где последние слова Гермионы висели, как официальный объявление войны. Снейп, всегда находивший что сказать, на сей раз лишь молча сглотнул, понимая, что битва, которую они только что выиграли, была лишь прелюдией к куда более страшной и личной войне.