Breaking the Opening | Взламывая дебют (гет)

Прим. переводчика: Ферзь на e5 чаще всего бывает временной вылазкой: игрок показывает угрозу или проверяет реакцию противника, а затем отходит на более безопасное поле, пока другие фигуры занимают ключевые позиции.

Он уже сидел, прикованный к столу, когда Гермиона вошла.

Тот же стул. Та же комната. То же просчитанное выражение скуки на лице.

Люциус повернулся, окинув ее оценивающим взглядом.

— Вы раньше других, — сказал он.

— Подумала, вам одиноко, — бросила в ответ Гермиона, не спеша пересекая комнату.

Она положила на маленький стол кожаную сумку. Люциус осмотрел ее с осязаемым подозрением. Гермиона не стала открывать сумку или как-либо еще объяснять свои действия.

Просто заняла место напротив и принялась ждать.

Люциус прищурился.

— Получается, вы пришли поговорить?

— Я пришла послушать.

Он сухо хохотнул.

— Они уже это пробовали, вы знаете? Молчаливое присутствие. Кто-то однажды просидел на этом самом стуле часа четыре, пыхтя, как взбешенный гиппогриф.

— Я не собираюсь отрабатывать на вас никакие подходы. Просто хочу знать то, что знаете вы. И я намерена проявить терпение.

— Терпение, — фыркнул Люциус, — не равно стойкости. Вы не выстоите против меня, мисс Грейнджер.

Она изогнула бровь.

— Вы думаете, это испытание?

— Всё испытание, — протянул он. — Вопрос лишь в давлении — кто-то неминуемо расколется первым.

Гермиона откинулась на спинку стула.

— Я полагаю, вы всю жизнь изучали, как люди раскалываются.

— Верно, изучал, — не раздумывая, бросил Люциус.

— Звучит утомительно.

Он замялся — напряжение едва уловимо отразилось на лице. Затем попробовал снова:

— Прошло довольно много времени, с тех пор как вы перестали быть школьницей с вечно поднятой рукой. Но так и не разучились угождать учителям, верно?

— Я не думала о Хогвартсе годами, — призналась Гермиона. — Но это даже лестно; вероятно, Драко много писал обо мне домой. Какое, должно быть, я произвела впечатление.

Люциус хмыкнул.

А затем снова сменил тактику — и умолк. Потекли долгие минуты молчаливого бездействия. Того, что заставляет людей нервничать.

Гермиона делила это бездействие с ним. Абсолютно невозмутимо. Потом достала небольшой блокнот и начала писать.

Люциус наблюдал за ней. Не без раздражения, но и не без любопытства.

— Увлекательно? — нарушил он молчание наконец.

— Ваши фразы становятся короче, — пространно заметила она, — когда вы пытаетесь удержать контроль. Знали об этом?

Он прожег ее взглядом.

Гермиона все же подняла голову.

— Вы ничего от меня не узнаете, — произнес Люциус, не то предупреждая, не то обещая.

— О, я в курсе, — ответила она. — Не сейчас.

Затем поднялась, собрала свои вещи и направилась к двери. У границы комнаты Гермиона остановилась.

— Хотите книгу?

Он моргнул.

— Книгу?

— Я думаю, мы могли бы начать с Тацита. Прочтете и представите себя в сенаторских одеждах.

Люциус усмехнулся. Это удивило обоих.

Дверь за Гермионой закрылась с щелчком.

* * *

Она вернулась на следующий день с «Анналами» в руках.

Без слов положила книгу на стол, как будто предлагать труды по истории Рима военнопленным было в порядке вещей.

Люциус кинул на том долгий драматичный взгляд.

— Весьма самоуверенно, — сказал он.

— Я взяла Цезаря на всякий случай, — отозвалась Гермиона, доставая другую книгу из сумки. — Если Тацит покажется вам слишком сдержанным.

Он тихо усмехнулся.

— Тацит всегда был более опасным. Только свидетели падения способны распознать его в других.

— Я догадывалась, что вы оцените сходство.

Она заметила искру в его глазах, дернувшийся уголок губ.

Люциус потянулся за книгой, повертел в руках нарочито беспристрастно.

Гермиона присела. Открыла свой блокнот. И погрузилась в ожидание.

* * *

Так они провели несколько дней.

Философия, история, литература. Гермиона позволяла ему выбирать между молчаливым чтением или разговором. Когда Люциус думал, что остается без внимания, она наблюдала: с какой бережностью переворачивает страницы, с каким напряженным вниманием читает — такое редко можно заметить у людей по-настоящему самовлюбленных.

Он не спрашивал, чего она хочет.

Но теперь ждал ее прихода, прежде чем прикоснуться к книге.

Она никак это не комментировала. Он тоже.

Однажды Гермиона процитировала «Искусство войны», и он разразился подробным разбором причин чрезмерной популярности этой книги у тех, кто никогда не имел реальной власти.

— Я думала, вы предпочтете Макиавелли, — бросила она.

— Только то, что люди цитируют, не читая.

— Вы имеете в виду «Государя»?

— Я имею в виду «Мандрагору». Вам стоит читать побольше драматургии.

Гермиона запнулась.

— Вы читаете пьесы?

— Я в них живу.

Это рассмешило ее. Люциус пораженно моргнул.

* * *

Той ночью Гермиона поймала себя застывшей над собственными заметками. Он не называл никаких имен, не выдавал локаций или стратегий.

И тем не менее она отчетливо ощущала, что начинает понимать. Не то, о чем он говорил, скорее наоборот — о чем молчал. Обрывки, слетающие с его языка в моменты заинтересованности.

Гермиона медленно закрыла блокнот.

Люциус все еще играл, конечно, он играл.

Но и она тоже.