Хогвартс-экспресс был миром в миниатюре, кишащим жизнью, надеждами и предрассудками. Джинни, найдя пустое купе, устроилась у окна, положив ладони на холодную кожаную обложку дневника в кармане мантии. Она наблюдала. Она впитывала всё: как старшекурсники гордо расхаживали по коридорам, как первокурсники жались к родителям или толпились у дверей, заглядывая в полные купе с робкой надеждой.
Рон, краснея и заикаясь, пробормотал что-то о том, что ему нужно найти Гарри и Гермиону, и сбежал, оставив её одну. Это было к лучшему. Одиночество давало ей ту самую подушку безопасности, о необходимости которой она как-то размышляла с Томом. «Шумные игры отнимают силы, — писала она ему тогда. — Лучше наблюдать со стороны и копить ресурсы».
Дверь купе распахнулась, ворвавшись облаком розовых духов и громкого смеха. Это была одна из подруг её матери, миссис Фоузи, и её дочь, пухленькая блондинка с восторженными глазами.
— Джинни, дорогая! — воскликнула миссис Фоузи. — Мы как раз говорили о тебе! Едешь вся такая гордая! Ну, конечно, куда же ещё Уизли, как не в Гриффиндор? Настоящая львица, я уверена!
Джинни вежливо улыбнулась, но не ответила. Её молчание было воспринято как застенчивость.
— Ах, не волнуйся, милая, — продолжала женщина, снисходительно похлопывая её по плечу. — Все Уизли были храбрецами. Помнишь, Артур как-то раз… — И она погрузилась в воспоминание, которое Джинни слышала уже десятки раз.
Девочка, её ровесница, тем временем уставилась на Джинни с нескрываемым любопытством. — Ты ведь сестра Рона, да? Тот, что дружит с Гарри Поттером? Правда, что вы живете в… — она понизила голос, — …в норке?
Джинни почувствовала, как по спине пробежал холодок. Не от обиды, а от внезапного, острого осознания. Оно пришло не как удар, а как медленно расцветающий яд. Все эти годы она была частью этого рыжего муравейника, этого «вымирающего рода предателей крови», как с презрением называл их Луций Малфой. И она… она была другой. Тихая. Наблюдательная. С медными, а не огненными волосами.
«Они пытались закрыть на это глаза, — пронеслось в её голове. — Все. Даже я сама».
— Мы живем в доме, который полон любви, — ровно ответила Джинни, глядя прямо на девочку. Её тон был вежливым, но в нём не было ни капли тепла. Это была констатация факта, а не защита.
Миссис Фоузи фыркнула. — Ну, конечно, конечно! Любовь — это главное! Хотя, знаешь, Джинни, — она наклонилась ближе, и её голос стал сладким, как патока, — я всегда удивлялась, какая ты… непохожая. Молли, бедняжка, так переживала после той ужасной истории с её сестрой-сквибом и той несчастной миссис Гонт… Ах! — Она вдруг резко выпрямилась, будто ужаленная, и её лицо побелело. — Я… я, кажется, нам пора. Поезд скоро тронется. Удачи на Распределении, дорогая!
Она схватила дочь за руку и почти вытолкала её из купе, бросив на Джинни испуганный, виноватый взгляд.
Дверь захлопнулась. В купе снова воцарилась тишина, но теперь она была густой, тяжёлой, наполненной смыслом. Гонт. Проклятый род. Род, из которого вышел сам лорд Волан-де-Морт.
Джинни не шевельнулась. Она смотрела в окно, на мелькающие за ним пейзажи, но не видела их. Её ум, отточенный логикой Холмса и холодной аналитикой Риддла, складывал факты в единую картину. Её странное отличие от семьи. Тайные перешёптывания взрослых, замолкавшие при её появлении. Внезапное замолкание миссис Фоузи. Сквиб. Гонт.
Она не чувствовала ни ужаса, ни горя. Она чувствовала… освобождение. Головоломка, которой была её жизнь, наконец обрела недостающий фрагмент. Она не была Джинни Уизли. Она была кем-то другим. Кем-то, чьё происхождение было окутано мраком и силой.
Она медленно вынула дневник и положила его на колени.
«Том, — вывела она, и почерк её был твёрдым и уверенным. — Кажется, я начинаю понимать. Я не одна из них».
Чернила впитались, и через мгновение появился ответ, будто ждавший этого всю дорогу: «Расскажи».
Великий зал парил под звёздным небом, сияя тысячами свечей. Джинни шла в толпе первокурсников, но чувствовала себя отдельно от них. Её взгляд скользнул по преподавательскому столу. Альбус Дамблдор сиял добродушной улыбкой, но его пронзительный голубой взгляд, казалось, видел всё. А рядом — профессор Северус Снегг. Его лицо было маской отстранённости, но его чёрные, как смоль, глаза, тяжёлые и проницательные, на мгновение остановились на ней. Не на рыжей голове Уизли среди толпы, а именно на ней. На Джинни. В его взгляде не было ни тепла, ни ненависти. Был лишь холодный, оценивающий интерес, будто он рассматривал редкий и потенциально опасный ингредиент для зелья. Затем его взгляд скользнул дальше, но Джинни почувствовала — это было не случайно. Он будет наблюдать.
Имена вызывались одно за другим. Сердце Джинни билось ровно и спокойно. Наконец, прозвучало:
«Уизли, Джинни!»
В зале пронёсся одобрительный гул. Она шагнула вперёд и села на табурет. Шляпа, большая и потрёпанная, опустилась ей на глаза, погрузив мир во тьму.
«Ого-го, — прозвучал тихий, вязкий голос прямо в её голове. — Что у нас здесь? Не огненный дух Гриффиндора, нет… Здесь холодный, отполированный металл. Острый ум. Жажда знаний, но не ради славы… ради власти. Ради контроля. И что это? Тень… такая знакомая тень…»
Внутри Джинни всё замерло. Том.
«Он с тобой? — прошептал голос с нескрываемым интересом. — Интересно… Очень интересно. Куда же тебя? В Гриффиндор, где ты будешь вечно на вторых ролях, скрывая свою истинную природу? Или…»
«Мне лучше знать, — мысленно, но твёрдо парировала Джинни. — Я доверяю вашему решению».
Шляпа тихо засмеялась. «О, да. В тебе определённо есть отвага. Но не та, что бросается на амбразуру с криком. А та, что позволяет плыть против течения, зная, что тебя ждёт впереди. Нет, милая деточка, тебе не место среди львов. Лучше уж… СЛИЗЕРИН!»
Последнее слово прозвучало на весь зал. Гул стих, сменившись оглушительной, шокированной тишиной. Джинни медленно сняла с головы Шляпу и поставила её на табурет. Её лицо было спокойным, почти безразличным.
Она сошла с возвышения и направилась к Слизеринскому столу. Студенты в зелёно-серебряных галстуках смотрели на неё с откровенным недоверием и враждебностью. Уизли? В Слизерине? Это была насмешка.
Она села на свободное место, игнорируя колкие взгляды. Её собственный взгляд метнулся к Гриффиндорскому столу.
Рон смотрел на неё, будто увидел привидение, его рот был открыт от изумления. Фред и Джордж перестали ухмыляться; их лица выражали полное недоумение. Перси смотрел на неё поверх очков, его брови были подняты, в его взгляде читался не гнев, а глубокая озадаченность, почти разочарование. Обещания, данные так легко, рассыпались в прах, как ветхий пергамент. Они были просто слова, не подкреплённые ничем, кроме бравады.
Их рыжие волосы были маяками предательства в море алого и золотого. Они отворачивались. Все, кроме Перси, чей взгляд всё ещё был прикован к ней, полный немого вопроса.
Джинни отвела глаза. Её сердце не сжалось от боли. Оно покрылось льдом. Она повернулась к своим новым однокашникам, к этому морю зелёного и серебра, и медленно, сознательно, подняла подбородок. Её взгляд был не вызовом, а утверждением. Она была здесь. И она останется.
Где-то в кармане её мантии молчал дневник, в котором зрели планы. А за преподавательским столом Северус Снегг, сделав глоток вина, позволил своим губам изогнуться в едва заметную, холодную улыбку. Лорд, должно быть, будет доволен. Воспитывается не просто последователь. Воспитывается Советница. И он, Снегг, будет внимательно следить за тем, как расцветает этот ядовитый, медный цветок.