Клубная пятница (джен)

К удивлению Милы, в субботу она так и не заболела. Возможно, так сказался стресс. Она подождала, когда отец уйдёт на работу, после чего залезла в шкаф и быстро сложила в шоппер поврежденные ботильоны.

И Мила была благодарна маме, которая предпочла ничего не заметить.

Она очень медленно шла до автобусной остановки и пропустила два битком набитых автобуса: сказывалась усталость от бессонной ночи.

В третий автобус Миле удалось залезть.

Но в институт она опоздала. И, как назло, первой парой была зарубежная литература.

Мила осторожно открыла скрипучую старую дверь, на которой во многих местах уже облезла краска, и вошла в аудиторию.

— Суркова?! — спросила её преподавательница, Татьяна Сергеевна Куинич, хоть прекрасно знала её фамилию.

— Да, — ответила Мила, — извините за опоздание.

— Я уже отметила, что вас нет, — торжествующе провозгласила Татьяна Сергеевна. — Но так уж и быть, оставайтесь, хоть лекцию послушаете.

— Спасибо, — вполне искренне поблагодарила Мила и как можно быстрее прошмыгнула на последнюю парту, где её уже дожидались хмурые Оля и Лена.

По их виду Мила сразу поняла, что и их на лекции сейчас нет — тоже опоздали.

— Итак, сегодня у нас по программе «Странный случай доктора Джеккила и мистера Хайда», — объявила Татьяна Сергеевна.

Мила очень старалась слушать лекцию, но её мысли вновь и вновь возвращались к случившемуся ночью:

«Виктор… откуда он знал про вино и пиццу?!»

«Следил за нами?! Нет! Я бы его заметила!»

«Или… всё-таки следил?!»

И Мила перестала записывать лекцию: потом можно будет взять тетради у Оли или Лены.

Стараясь не шуметь, она достала из рюкзака свой смартфон и начала листать фотографии в галерее.

Вот они втроём в клубе «Дункельхайт» на караоке-вечеринке. И Мила заметила рядом светловолосую девушку, черты лица которой показались ей знакомыми… Виктор?!

А ведь они даже пели с ней дуэтом песню из «Титаника».

Она продолжала листать фотографии. Это был концерт-трибьют «Короля и Шута». Снова пошли все втроём, нарядились во всё чёрное, ещё и нанесли на лица готический макияж. Мила внимательно рассматривала селфи, которое сделала во время концерта, в нечётком, мигающем освещении.

За своим плечом она увидела парня ниже ростом, чем Виктор, но тоже светловолосого, в чёрной толстовке с логотипом группы.

Черты лица… Они вновь были немного, но похожи.

Мила продолжала листать. Наконец она добралась до фоток с дня рожденья Лены, который они втроем отметили в «Дункельхайт». Она остановилась на одной фотографии и увеличила её. Руки тряслись. Мила очень надеялась, что не увидит.

Но её надежды были напрасны. Тогда они, все втроём, сфотографировались вместе с пиццей и вином у барной стойки. Вдалеке, за плечом Оли, Мила заметила светловолосую девушку в коротком оранжевом платье. Слегка полноватая, волосы собраны в конский хвост. Да и лицо казалось будто вытесанным из камня нерадивым скульптором. Вот только нос. Мила сразу узнала этот нос…

— Суркова, может быть, вы всё-таки проявите интерес? — голос Татьяны Сергеевны был очень недовольным. — А изучать содержимое своего телефона вы можете и дома.

— Простите, — только и сказала Мила и спрятала смартфон в рюкзак.

Она дождалась окончания лекций. Потом в банкомате сняла с карты наличные. Эти деньги Мила откладывала, чтобы купить учебник по лексикологии, который им понадобится в следующем семестре. Но теперь надо починить повреждённые ботильоны, и сделать это прежде, чем папа заметит их отсутствие в прихожей.

Мила тяжко вздохнула. Накопить всю сумму, чтобы купить в срок учебник, она уже не успеет.

Она села на трамвай и поехала до Площади Революции, чтобы отдать ботильоны в мастерскую. У одного поломан каблук, а у другого отстаёт подошва. А ведь она первый раз надела их, когда пошла в Дункельхайт!

Мастерская оказалась заперта на ключ.

«Ушёл ужинать! Ждите!» — гласила написанная от руки чёрным маркером картонная табличка, прилепленная скотчем.

Дедушка Макар всё делал на совесть, Мила помнила, как мама чинила у него несколько красивых кожаных сумок. Но дедушка Макар был с причудами: он считал, что приёмы пищи должны проходить строго по расписанию.

И Миле ничего не оставалось, как ждать.

Дедушка Макар вернулся через пятнадцать минут. Полноватый и невысокий (он был Миле не выше плеча), с седыми растрепанными волосами, в очках в толстой тёмной оправе, он был одет в старый серый свитер и шерстяные брюки, на которых всегда оставалась светлая шерсть его любимой кошки Баси. На ногах дедушки Макара была давно вышедшая из моды, многократно починенная обувь, впрочем, другую он и не носил, хотел показать клиентам свой профессионализм.

А кошка Бася жила в мастерской и часто сидела на коленях у деда Макара, когда он что-нибудь чинил.

Дед Макар глянул на шоппер, в котором Мила принесла ботильоны, и радостно заулыбался.

Он отпер дверь, зашёл в мастерскую и открыл окошко, через которое общался с клиентами.

— Обувь у вас, девушка, очень дорогая, — объявил дед Макар прежде, чем Мила успела хоть что-то сказать, — а потому за ремонт не меньше двух тысяч. А как вас звать? — буднично спросил он.

— Людмила, — горестно вздохнув, Мила передала в окошко шоппер с ботильонами.

— Так и запишем, — радостно сказал дед Макар и написал имя Милы карандашом на маленьком листочке бумаги, который положил в шоппер.

— Мне бы побыстрее, — осторожно попросила Мила, — можно… часа через два?

— Отчего ж нельзя? — заулыбался дед Макар.

И Миле показалось, что зубы у него слегка заостренные.

— Тогда ещё две тысячи за срочность! — радостно провозгласил он.

Печально вздохнув, Мила расстегнула молнию на кармане рюкзака и вытащила ещё две тысячи.

«Похоже, и новые джинсы удастся купить очень нескоро», — подумала она.

Рукав старой куртки задрался, и дед Макар уставился на её правое запястье. А ведь именно на нём был оставленный ей Ником невидимый оберег.

— Тысячу! — очень быстро и очень тихо сказал дед Макар.

— Почему? — изумлённо спросила Мила.

— Почему-почему?! — передразнил её дед. — Добрый я сегодня, вот скидки и делаю! А не нравится, вон через дорогу мастерская, там с вас, Людмила, втридорога сдерут!!!

— Нет-нет! — и Мила поспешно убрала возвращённую им тысячную банкноту обратно в рюкзак. — Мне всё нравится, спасибо!

— Время, — радостно объявил дед Макар после того, как завёл громко тикающий механический будильник.

Мила тоже засекла время на своём смартфоне, после чего пошла по улице Венцека на набережную у Речного причала: именно там решила она скоротать время.

Она спускалась вниз по старым каменным ступеням, кое-где уже сильно повреждённым, по потрескавшемуся асфальту. Мила проходила мимо маленьких магазинчиков и кафе и каждый раз боролась с желанием зайти внутрь. Она знала, что в этом случае обязательно что-нибудь купит, а денег после починки ботильонов и так осталось очень мало.

Мила услышала вдалеке звон колоколов Воскресенского Собора, старейшей самарской церкви, построенной ещё до революции. Из-за крыш одноэтажных домов Мила видела соборный купол, и ей становилось хоть немного спокойнее.

«Если в мире действительно есть зло, значит, и добро тоже есть», — думала она.

В этот пасмурный осенний день Волга выглядела серой и набрасывалась на пустынный песчаный берег сердитыми волнами с белыми барашками пены. Холодный осенний ветер гнал по небу хмурые тучи. Согласно онлайн прогнозам, скоро должен был начаться дождь.

Мила и сама не знала, почему решила прийти на набережную сегодня: погода явно не подходила для прогулки. А вот её настроению соответствовала прекрасно. Мила уже предчувствовала, как будет ругаться Валентина Петровна, преподавательница по лексикологии, из-за того, что она не купила учебник, как глупо она будет оправдываться и как тихо и злорадно будут смеяться Ната и Катя, её одногруппницы из богатых семей. Хорошо, хоть папа не заметил ещё отсутствие ботильонов. Сегодня вечером Мила планировала поставить их в прихожей в белую икеевскую обувницу до его прихода с работы. Она очень надеялась на мастерство деда Макара. Папа вряд ли будет пристально рассматривать ботильоны, а значит, и царапины на коже не заметит.

От грустных мыслей её отвлекло странное ощущение холода. И этот холод был совсем не похож на осенний погодный. Он чувствовался совсем по-другому.

Не замедляя шага, Мила начала осматриваться.

И она заметила: на тротуаре, на противоположной стороне дороги, отделявшей дома от набережной, стояла пожилая женщина, одетая в серый неприметный плащ и старомодные сапоги с небольшими каблуками. Её седые волосы были собраны в аккуратную причёску.

И Мила уже хотела отвернуться, но именно в этот момент… узнала черты лица, чем-то неуловимо похожие на те, что она видела на фотографиях из клуба у абсолютно разных людей, которые по какому-то стечению обстоятельств всегда оказывались рядом.

«Родственница Виктора?» — с ужасом подумала Мила.

Женщина продолжала пристально осматривать набережную, и Мила почти физически ощущала, как холодный взгляд скользит мимо. А ещё она почувствовала на правом запястье тепло от невидимого оберега, данного ей Ником.

«Не оставайся одна», — запоздало вспомнила Мила его совет.

Мила увидела шумную группу не то студентов, не то старшеклассников. Ребята шли ей навстречу за газонами, у чёрных чугунных перил, за которыми внизу простирался пустынный песчаный пляж.

Как можно спокойнее Мила прошла между газонов, мимо деревьев с золотой осенней листвой, и последовала за молодыми людьми. Оберег Ника на её запястье по-прежнему оставался тёплым.

Краем глаза Мила успела заметить, что пожилая женщина больше не осматривает набережную: она свернула на другую улицу и теперь поднималась по тротуару вдоль проезжей части вверх, в город.

Мила глубоко вздохнула. Невидимый оберег Ника на запястье стал чуть тёплым.

Рядом с неработающим фонтаном Мила перешла по светофору дорогу и недолго думая отправилась в свою любимую кофейню.

Оля нашла это место, и уже второй год они иногда приходили сюда все втроем, чтобы выпить кофе или чая и съесть вкусные пирожные. Достопримечательностью кофейни были стеллажи, заполненные старыми бумажными книгами. Мила очень любила рассматривать их переплёты и читать названия.

Она отстояла очередь на кассе и заказала небольшой чайник эрл грея и пирожное тирамису.

Мила хотела по привычке сесть у окна, но после недолгих размышлений выбрала место за столиком в глубине зала. Рядом расположилась большая шумная компания, судя по всему, родственники, пришедшие сюда отметить день рожденья. А за ещё одним столиком сидели мама и двое её детей-дошкольников.

Люди разговаривали, смеялись. Дети выпрашивали у мамы печенье. Было шумно, и это радовало Милу.

«Не оставайся одна», — снова вспомнила она слова Ника.

Мила положила куртку на пустое кресло рядом, села за столик и налила себе в чашку горячий, ароматный чай. Повинуясь внезапному импульсу, она достала из рюкзака смартфон и решила снова пролистать фото в галерее.

И едва сдержала изумлённый крик. Ни на одной из фотографий, сделанных в Дункельхайт, не увидела она людей с неуловимо похожими чертами лиц, находившихся рядом с ней и её подругами! Они просто исчезли! Осталась только странная нечёткость, размытость линий в тех местах на фото, где они раньше были!

Мила протёрла глаза и ещё раз просмотрела все фото из клуба: ни-че-го.

Расстроенная, она принялась пить чай, но не чувствовала его вкуса.

«Что, если это всё Виктор?!» — подумала Мила. — «Раз он смог… создать поддельную машину из своего тела, значит, вполне мог изменять и обличие? И теперь… меня ищут его родственники!»

«Не оставайся одна… Потеряют твой след через три дня…» — снова вспомнила Мила слова Ника.

Невидимый оберег на её правом запястье продолжал оставаться тёплым.

И она снова почувствовала холод, очень странный, необъяснимый, проникавший в кофейню с улицы сквозь большие панорамные окна, сквозь закрытые двери.

Мила осторожно огляделась: другие посетители ничего не замечали. Они болтали, смеялись, пили кофе и ели пирожные.

И Мила увидела в окно: к кофейне очень быстро приближался парень, темноволосый с короткой стрижкой, одетый в чёрные джинсы и куртку. Казалось, какой-то художник наскоро, несколькими резкими штрихами нарисовал его на сером холсте хмурого осеннего дня.

«Пришлось очень быстро обернуться», — подумала Мила, — «потому так небрежно. Вот Виктор, тот продумывал свои образы, когда отправлялся на охоту».

Оцепеневшая от страха, она замерла за столиком, боясь оглянуться. Стало настолько холодно, что Мила с трудом сдерживала дрожь. Но она не надевала куртку: боялась, что таким образом выдаст себя.

Она услышала, как открылась дверь, как мелодично зазвенел прикреплённый к ней колокольчик.

Она услышала шаги… Все остальные звуки словно скрылись за глухой завесой: во всей кофейне для Милы остались только эти шаги.

Оберег на запястье стал почти горячим.

Шаги оборвались.

Мила знала, что монстр, прятавшийся за обличьем человека, остановился у её столика.

Словно против воли, она повернулась и посмотрела.

Чёрные провалы глаз без белков, роговицы и зрачков, притягивали её.

Но Мила заметила, что между ней и пришедшим нелюдем заклубилась стена полупрозрачного серебристого тумана.

«Иди со мной, и ты навсегда избавишься от страха», — услышала Мила не произнесённые вслух слова у себя в голове.

Ровные и лишённые интонации, они напоминали шелест опавшей осенней листвы.

Словно ослепнув, пришедший смотрел по сторонам, но не мог найти Милу.

Оберег слегка сжался на её запястье.

А завеса тумана между ней и нелюдем стала гуще.

Мила смогла отвести взгляд.

Люди вокруг ничего не замечали и продолжали наслаждаться кофе и беседами.

Мила уставилась в свою фарфоровую чашку с недопитым чаем.

И почувствовала, как в кафе начало теплеть: холод отступал.

Она опять услышала равномерные шаги, и все остальные звуки кофейни снова умерли для неё.

Вот открылась дверь и звякнул колокольчик.

И Мила быстро взглянула в большое панорамное окно. Но не увидела того, кто лишь казался темноволосым парнем: за дверью кофейни он просто сразу исчез.

Стараясь двигаться как можно спокойнее, Мила вышла из кофейни и направилась на улицу Венцека: пора было забирать ботильоны. Она всё время старалась держаться рядом с людьми. Иногда ощущала ищущий холодный взгляд, скользящий мимо. Но она не оглядывалась, не пыталась выяснить, какое обличье приняли нелюди на этот раз. Мила смотрела перед собой и поднималась по старым, повреждённым ступенькам вверх.

Дед Макар действительно смог сотворить с ботильонами чудо, хоть и недешевое. Теперь они снова выглядели, как новые, будто Мила и вовсе ни разу не надевала их. И Мила, конечно, осталась очень довольной, хоть и без денег.

— Барышня, помните, — сказал вдруг высунувшийся из своего окошка дед Макар, когда она искренне поблагодарила его за работу и уже собралась уходить. — В ближайшие три дня одиночество вам противопоказано. Да и потом лучше соблюдайте осторожность.

Миле показалось, что у него чуть заметно удлинились и заострились уши. Мила быстро моргнула, и уши деда Макара снова стали прежними.

— Спасибо, — только и сказала она ещё раз и быстро пошла к Площади Революции.

У памятника Ленина на круговом объезде собралось несколько студентов. Они болтали и пили кофе и колу из больших стаканов. Мила постаралась пройти как можно ближе к ним.

На автобусной остановке в это, почти уже вечернее, время собралась толпа. Раньше Мила бы расстроилась: она ненавидела ездить в переполненных автобусах. Но сейчас была готова петь и танцевать от радости.

В их многоквартирном доме не было мусоропровода, и жильцы выносили мусор сразу на улицу в контейнеры, которые располагались за дворовой стоянкой. Вынос мусора в их семье был ответственностью Милы, и раньше она всегда дотягивала с этой обязанностью до позднего вечера. Но сегодня поменяла свои привычки и вышла с мусорным пакетом в руках в пять или в шесть часов, сразу после приезда из института. В это время большинство соседей возвращались с работы. Кто-то ставил машину на стоянку, кто-то спешил в магазин, находящийся в их же доме на первом этаже, кто-то вёл детей из кружков или из музыкалки. Хозяева собак выводили на прогулку своих питомцев. На лавочках у подъездов сидели вышедшие «подышать», а на самом деле поболтать, пенсионеры. И Мила почувствовала себя почти в безопасности среди всей этой суеты.

Отец заметил изменение раздражавших его дочкиных привычек и одобрительно сказал за ужином:

— Похвально. Ты, Людмила, наконец-то начала взрослеть.

— Спасибо, папочка, — только и ответила Мила и принялась уплетать за обе щёки испечённую мамой шарлотку.

Она надеялась, что родители не заметят её постоянного страха, и пока скрывать его ей удавалось вполне успешно.

А ночью, с субботы на воскресенье, ей приснился сон. Мила шла по ярко освещённой фонарями пустынной дороге, она стремительно приближалась к тому месту, где фонари не работали. Но затем остановилась.

«Мила, подойди. Мы очень ждём тебя», — услышала она.

Слова не произносили, они просто появлялись у неё в голове.

И тогда Мила поняла. Очень медленно она начала пятиться. А из темноты к ней потянулось огромное чернильное щупальце.

Мила проснулась мгновенно. Её невидимый оберег на правом запястье сиял приглушённым светом и стал почти горячим. Именно из-за него Мила и проснулась.

Она приподнялась и успела заметить, как что-то тёмное и бесформенное скрылось под кроватью. До утра Мила больше не могла заснуть, хоть оберег и сделался чуть тёплым.

«Всё это началось после того, как я отнесла в ремонт ботильоны», — подумала она, когда за окном уже светало. — «Они почуяли…»