Игра на поражение (гет)

Это был её коронный номер. Ривен знала силу своего тела и пользовалась ею без тени сомнения. Увидев Дарси, невозмутимо читающего в углу общей гостиной, она без колебаний подошла и с вызывающей улыбкой опустилась к нему на колени.

Её руки обвили его шею, короткая юбка задралась так, что оставляла бедра почти полностью обнажёнными. Она чувствовала напряжение его мышц под собой, но его лицо оставалось маской спокойствия. Он даже не отложил книгу.

— Что-то холодно сегодня, — прошептала она, приблизив свои губы к его уху, а затем медленно переведя взгляд на его рот. — Или это просто ты всегда такой? Холоден, как мраморный памятник самому себе.

Она ждала. Ждала, что он, наконец, сорвётся. Что его джентльменское спокойствие треснет, и он вцепится в неё с той самой животной страстью, что, она знала, кипела в нём под маской. Она была так близко, что видела тень его ресниц на щеках и чувствовала тепло его кожи.

И она забыла одну простую вещь. В эту игру можно играть вдвоём.

Дарси медленно, словно нехотя, закрыл книгу. Его руки, до этого лежавшие на подлокотниках, поднялись. Но они не схватили её за бёдра, не притянули резко к себе. Нет.

Одна его ладонь с обжигающей нежностью легла на её обнажённое бедро. Палец начал медленно, почти лениво водить по коже, поднимаясь всё выше, под край юбки. Это было не грубое захватничество, а изучение. Тактильное утверждение своего права на эту территорию.

— Мрамор, — тихо, с лёгкой задумчивостью произнёс он, его губы искривились в едва заметной улыбке, — можно разогреть долгим прикосновением. Но его истинная красота — в твёрдости. В том, что он не поддаётся первому же порыву.

Его другая рука поднялась к её лицу. Он не оттолкнул её. Он просто провёл тыльной стороной пальцев по её щеке, по линии скулы, с таким невыносимым, снисходительным восхищением, что у неё по спине побежали мурашки. Это был жест хозяина, оценивающего свою собственность, которую он и так никогда не отпустит.

— Ты хочешь, чтобы я потерял контроль, Ривен, — заговорил он, его голос был низким и вкрадчивым, словно гипнотизирующий шёпот в самой глубине её сознания. — Потому что твой собственный контроль начинает тебя подводить. Ты горишь, и это прекрасно. Но пламя, предоставленное само себе, сжигает дотла. А я... — он наклонился вперёд, и его губы едва коснулись её кожи чуть ниже уха, — я предпочитаю направлять его. Созидать. Или уничтожать. По своему выбору.

Он откинулся назад, его руки всё так же лежали на ней — одна на бедре, другая на её шее, — но теперь они чувствовались не как прикосновения, а как оковы. Слабый румянец выступил на её щеках. Она попыталась спровоцировать его, а вместо этого сама оказалась в ловушке. Он перехватил инициативу, не сделав ни одного резкого движения.

Он смотрел на неё, и в его тёмных глазах читалась не похоть, а абсолютная, безраздельная власть.

— Игра продолжается, — мягко прошептал он. — Но на моих условиях. Ты сделала свой ход. Теперь мой черёд. И я не тороплюсь.

Ривен поняла, что проиграла этот раунд. С треском. И самое ужасное было то, что это поражение возбудило её больше, чем любая возможная победа.

* * *

Если Ривен вела войну на поражение — яркими, дерзкими атаками, рассчитывая сломить противника одним ударом, — то Дарси вёл её на измор. Его оружием было не давление, а отсутствие. Не грубая сила, а терпеливое, неумолимое истощение.

Он не шёл ва-банк. Он изводил.

Взглядом. На совещаниях по стратегии его взгляд был тягучим, как патока. Он скользил по её губам, когда она говорила, задерживался на изгибе шеи, на запястье, на котором она нервно вертела браслет. Он смотрел так, словно уже видел её без формы, без этой маски сарказма. И он не отводил взгляд, когда она ловила его на этом. Напротив, он встречал её глаза с лёгким вызовом, словно говоря: «Да, я смотрю. И что ты сделаешь?»

Словами. Он никогда не делал откровенных намёков. Вместо этого он использовал полуфразы, которые додумывала она сама.

«Ты сегодня особенно... энергична. Надеюсь, найдёшь достойное применение этой энергии».

«Эта тактика слишком прямолинейна. Как и некоторые другие вещи. Иногда куда эффективнее обходной путь».

Он бросал такие фразы и тут же переводил разговор на скучные детали учений,оставляя её с учащённым сердцебиением и ощущением, что её только что раздели взглядом.

Дыханием. В переполненном коридоре он мог на мгновение оказаться сзади, будто случайно. Его грудь на секунду касалась её спины, а губы — так близко к её уху, что она чувствовала тёплое дыхание, когда он говорил: «Прости, не помешаю». И отходил, оставляя её кожу гореть, а разум — лихорадочно соображать, было ли это случайностью или тончайшим расчётом.

Поступками. Однажды после изматывающей тренировки она обнаружила на своей тумбочке чашку дымящегося чая — именно того сорта, который она любила, о котором обмолвилась лишь раз, месяцы назад. Ни записки, ни подписи. Только идеально заваренный чай. Он не пришёл требовать благодарности. Он просто вбросил в их игру семя мысли: «Я помню каждую твою мелочь. Я изучаю тебя. Я уже внутри твоей жизни».

Ривен, привыкшая к прямолинейным реакциям, сходила с ума. Её провокации разбивались о его ледяное спокойствие. Её попытки вывести его из себя терпели неудачу. Он не поддавался. Он лишь тихо, методично закручивал винты.

Она ловила себя на том, что думает о нём всё чаще. Не о том, как его соблазнить, а о том, что он задумал. Какой будет его следующий ход. Она начала анализировать его слова, его взгляды, искать в них скрытые коды. Он перевернул их игру с ног на голову: теперь это она реагировала на него.

Однажды ночью, лёжа в постели, она поймала себя на мысли, что ждёт. Ждёт того момента, когда он, наконец, снимет перчатку и дотронется до неё по-настоящему. Не намёком, не дыханием, а рукой.

И самое страшное было то, что она уже почти готова была сдаться. Потому что эта медленная пытка ожиданием, эта изощрённая игра в кошки-мышки возбуждала её так, как не возбуждала ни одна прямолинейная победа. Он заставил её захотеть его не телом, а всем своим существом, измученным этим сладким, невыносимым томлением.

Он изводил её. И она, скрепя сердце, начинала понимать, что это — высшая форма соблазна.