Сказки (джен)

Гарри посмотрел на Гермиону и, обалдел, наверное. Нет, было, конечно, понятно, что он до этого никогда не видел её в бальном наряде, но он даже и предположить не мог, что Гермиона может быть такой...

— Ну, — подумалось Поттеру, — это... даже не знаю как сказать. Наверное так выглядят ангелы, если им приходится спускаться на землю.

Смотрели же они друг на друга всё то время, пока Гермиона медленно спускалась по лестнице. И с каждым её шагом в сердце у Гарии крепла надежда, что Гермиона всё-таки сменила гнев на милость и всё это для него. Но, одновременно с надеждой сердце Гарри сжимало тисками страха. Ведь сказала же она ему что она пойдёт на бал не одна.

И такое двойственное состояние у Поттера продолжалось ровно до того самого момента пока Гермиону не взял за руку... дурмстранговский чемпион Виктор Крам.

Гермиона тогда перевела взгляд на своего партнёра по танцам и... смущённо улыбнулась, показывая идеально ровные зубы.

А Гарри, увидев это, так и застыл. И простоял, не шевелясь, наверное, целую минуту, пока его не толкнул Малфой.

— Ну что, Поттер. Бросила тебя грязнокровка? Ха! Мне кажется, она теперь должна мне, — продолжил Малфой, растягивая слова, — в конце концов, именно я помог сделать из уродины красотку. Думаю, что я даже попользуюсь ею после Кра… А-а-а!

Закричал же Драко, отлетев от Поттера и схватившись за нос, из которого сразу хлынула кровь. А Гарри прошёл мимо.

Впрочем, не до Малфоя ему было в тот момент. Гарри даже не вслушивался в то, что тот говорил. Да и что нового мог бы сказать Малфой? Только очередную гадость. И вообще, в данный момент тот оказался всего лишь досадным препятствием на пути у Поттера. Поэтому Гарри просто... смёл помеху. Смахнул и, двинулся дальше.

О чём Гарри так никогда и не узнал, так это о том что для Малфоя-младшего бал закончился в ту же самую секунду. Так, впрочем, и не начавшись. А дело было в том, что в некоторых случаях, в рану, нанесённую голой рукой, как бы впечатывалась магия ударившего. И это препятствовало её скорейшему заживлению.

Раньше даже бывало что пострадавший истекал кровью, как при гемофилии. Особенно, если под рукой отсутствовали запасы кроветворного зелья.

Случаи эти были редкие, но, они бывали. И вот сейчас, как раз сейчас, это и случилось. И, почему-то, именно с Малфоем. Поэтому пришлось Дракусику вместо бала засесть в больничном крыле и каждые двадцать минут принимать кроветворное, пока магия Поттера не «выветрилась».

А куда отправился Гарри? Он и сам не знал. Просто шёл не обращая внимания на окружающую обстановку. Мыслей в голове не было никаких. Он даже не видел куда он идёт, и не понимал что он делает. Наверное, так же двигается зомби какой-нибудь или голем. Просто идёт туда куда сказали.

Первый раз он очнулся когда врезался лбом в дверь кладовки для мётел. Ну, не тех мётел, конечно, которые использовали как хозинвентарь, а тех на которых они летали, играя в квиддич. Поттер тогда цапнул, зачем-то, свою старенькую метлу и вновь отключился.

Второй раз он очнулся в их общей спальне, в башне Гриффиндора. Там он обнаружил себя стоящим у своей кровати. И увидел, что на нём уже был жилет из драконьей кожи, на поясном ремне висели ножны с большим кинжалом, а в кармашках на жилете находилась парочка зелий.

Кстати, одно из них Поттер сварил сам. Несмотря на то, что их профессор зельеварения Северус Снэйп считал Гарри полной бездарностью, на самом деле Гарри таковым не был. Просто Снэйп всячески гнобил и унижал Поттера на уроках. Почему? Гарри и сам не знал. Кто бы ему сироте, объяснил? Да и неважно это было. Гнобит и гнобит. Не он первый, не он последний. Главным было то, что Поттер умел варить зелья, хоть и не очень любил.

Так что, одно зелье он сварил сам. А второе он просто украл у Снэйпа, посчитав его компенсацией за скотское к нему отношение последнего.

Жилет и кинжал, кстати, были единственными вещами доставшимися Гарри в наследство от его крёстного, Сириуса Блэка. Любили Блэки, пока были ещё многочисленны, что называется, «покуролесить». И такие вещи как жилет и кинжал не были лишними в их приключениях. Сам кинжал напоминал скорее короткий меч. Что-то вроде римского гладиуса или греческого ксифоса. А в лезвие его был впитан яд василиска.

Гарри собрался уже покинуть спальню, когда ему кое о чём подумалось. А подумалось ему о том, что партнёром Гермины оказался Крам. Который, помимо всего прочего был ещё и игроком своей национальной сборной по квиддичу. А вокруг таких типов всегда крутятся легкодоступные поклонницы. Вот Гарри и подумалось, что Крам вполне может счесть Гермиону такой же... легкодоступной.

Поэтому у него в голове мгновенно сформировался план и он позвал Добби.

А Добби был домовым эльфом. Их в Хогвартсе целая община была. Нужно же было кому-то в школе убирать, стирать, готовить пищу. Вот они этим и занимались. С ними Поттер познакомился случайно, когда в прошлом году, опять же случайно, набрёл на школьную кухню. Нет, вообще-то домовики хорошо относились ко всем волшебникам, но Добби, почему-то, выделял самого Поттера. И стал для Гарри кем-то вроде друга.

— Добби, — обратился он к почти мгновенно появившемуся перед ним домовику, — тут такое дело. Присмотри пожалуйста за мисс Грэйнджер. А то у неё партнёр по балу — Крам. Квиддичист и звезда мирового уровня. Как бы чего не вышло. Да и потом тоже, пока меня не будет.

— А вы куда, Гарри Поттер, сэр? — спросил домовик.

— А мне Добби нужно отлучиться. Срочно. Понимаешь, есть такое слово «Надо».

— На долго? — уточнил еще домовик.

— Не знаю, Добби, — тяжело вздохнул Гарри, — не знаю.

— Хорошо, Добби присмотрит за мисс Грэйнджи, — пообещал домовик.

И, исчез с лёгким хлопком. А Гарри вышиб окно спальни Редукто, сел на метлу и вылетел наружу. За окно, кстати, он не побеспокоился, такие мелкие повреждения замок, в котором располагалась школа, ремонтировал сам.

Отправился же Поттер в Запретный лес. Слышал он недавно, как Хагрид, их профессор УЗМС ругался с обитающими в лесу кентаврами. Услышал, кстати, совершенно случайно. Ругались же они из-за того, что в своё время, с лёгкой руки Хагрида, в лесу завелись акромантулы. И вот теперь, когда они достаточно расплодились, то часть их отделилась от основного гнезда и начала сооружать ещё одно. Собственное. Кентаврам, разумеется, это не понравилось.

Вот туда-то Гарри и отправился. Насколько он знал, если начать истребление пауков из нового гнезда, то из старого на подмогу никто не придёт. Конкуренция, однако. Вот к новому гнезду он и полетел. Зачем? А что бы их уничтожить. Ну, сколько получится.

А почему Поттер решился на эту самоубийственную авантюру, ведь другим-то ничем другим назвать то, что он сбирался сделать было нельзя? Да потому что жизнь его утратила смысл.

Гарри был сиротой и давно понял, что в этой жизни он никому ненужен. До Хогвартса и во время каникул он жил у родственников по линии его матери. И их отношение к нему было, мягко скажем, не совсем родственное. А когда Поттер узнал, что он маг и ему предложили отправиться в Хогвартс, то муж его тётки, дядюшка Вернон, сказал ему:

— Может быть ты думаешь, что теперь в твоей жизни будет всё хорошо? Не обольщайся. Там, ты точно так же никому не нужен, как и здесь.

Кстати, нужно было отдать Вернону должное. Он хоть и был сволочью, но сволочью умной. И всё правильно он сказал. Нет, у Гарри, конечно, появились какие-то друзья. Тот же Рон, например. Но... всё это было не то, на что надеялся Гарри отправляясь в школу. Единственным человеком, который держал Гарри «на плаву», заставлял его цепляться за жизнь руками, ногами, ногтями и зубами и ощущать свою нужность, была Гермиона Грэйнджер.

Чем-то она, что называется, взяла его за душу ещё тогда, в Хогвартс-экспрессе, когда они ехали на первый курс. И Гарри всегда старался быть если не рядом, то хотя бы поблизости от неё и всячески защищать и оберегать её. Его даже прозвали из-за этого «бешеный Поттер». А ещё он очень надеялся, что когда-нибудь они сойдутся поближе.

Даже то, что Гермиона недавно влепила ему знатную оплеуху, не обескуражило его. В глубине души он продолжал надеяться, что в последний момент она сменит гнев на милость и пойдёт с ним на бал. Но... когда Гермиона улыбнулась Краму, его как будто приложило. То ли мощнейшим Ступефаем, то ли сильнейшим Конфундусом. А может и тем и другим, одновременно. И, дышать сразу же стало тяжело. И, воздух в лёгкие начал проталкиваться с трудом. А ещё мысли из головы исчезли и, на мир опустилась плотная, тёмная дымка и безнадёжность.

Но сильнее всего, на Гарри подействовала Гермионина улыбка адресованная Краму. Она просто «сломала» его. Потому что ему, например, за всё время их знакомства, она так ни разу и не улыбнулась. И, в этот момент, вся его жизнь, жизнь никому ненужного ребёнка промелькнула перед его внутренним взором. И он, вдруг, осознал, со всей отчётливостью, на которую был способен, что его трижды никому ненужная жизнь подошла к концу. Ведь если даже человек, которому он изо всех сил старался быть другом выказывает ему своё пренебрежение, то, тогда точно, пора...

Как там говорил их директор Дамблдор... отправляться в «следующее большое приключение», что ли? Впрочем, неважно. Поттер понял что в этой жизни его больше ничего не держит. Но, и уходить просто так он тоже не хотел. Чтобы не было потом стыдно перед самим собой. Ну и родителями, конечно, если он их там встретит.

Вот поэтому-то он и он завис, в данный момент, сидя на метле над лесной поляной на которой решили обосноваться отделившиеся акромантулы. Сколько их было? Гарри не знал, во всяком случае вся поляна была покрыта паучьими телами. Впрочем его это не волновало. Он выпил зелья и, пока они ещё не подействовали, приматывал к ладоням кинжал и волшебную палочку матерчатыми лентами.

Одно из зелий было очень сильным противоядием. Именно его Поттер украл у Снэйпа. А вот второе, которое он сварил сам, было зельем Берсерка. Его ещё называли зельем Последнего шанса. Зачем его Поттер, в своё время, приготовил? Он и сам не знал. Предчувствие какое-то было, что ли. Но, наконец зелья подействовали.

— Джеронимо! — заорал Гарри и прыгнул вниз, прямо в шевелящуюся массу пауков.

А дальше он уподобился маггловскому танку. Видел он как-то, по телевизору, эту военную машину. Вот и «попёр» он как танк, действуя палочкой и кинжалом и оставляя после себя просеку из шевелящихся обрубков паучьих лап, разбитых панцирей и отделённых от тел акромантульских голов.

Но, и пауки так просто не сдавались. Они видели пред собой добычу. Юркую, ловкую, подвижную и смертельно опасную. Да и страха они не ведали. Вот и накинулись они на цель всей своей паучьей массой. И, на Гарри посыпались удары. А ещё его царапали, резали и кусали. Пытались обездвижить и замотать в паутину.

Поттер даже не очень хорошо помнил как проходила его схватка с пауками. Он просто не осознавал что на какое-то время превратился в машину для убийства. Оглянулся он только тогда, когда некого стало уничтожать, а действия зелий стали заканчиваться. И всё что он увидел, была куча порубленных тел, лап, паучьи кишки и жёлтая акромантульская кровь, залившая поляну. После чего он смог ещё добраться до ближайшего дерева и, усевшись под ним, привалиться к стволу спиной.

— Ну, вот и славно. Вот и неплохо я поработал, — подумалось ему перед тем как он потерял сознание.

А что было дальше он уже не видел. И того, как наблюдавшие за схваткой кентавры добили из луков несколько чудом оставшихся в живых пауков, которые ползли к сидящему под деревом Поттеру, подгребая обрубленными лапами. И того, как кентавры доставили Поттера на опушку леса и протрубили в рог. Не видел он и того, что примчавшийся Хагрид подхватил Гарри на руки и огромными скачками помчался в больничное крыло.

Не знал Гарри и того, что мадам Помфри, школьная медсестра, сразу поняла, что самой ей не справиться и вызвала из госпиталя Мунго подмогу. И, что на помощь ей прибыли сам Главный целитель Гиппократ Сметвик с двумя целителями, он тоже не видел. Не знал он и того, что за время, пока целители пытались «зафиксировать» его состояние у него трижды останавливалось сердце и только действия Сметвика не позволили Гарри окончательно уйти «за грань».

Очнулся он в незнакомом помещении. Рядом сновали маги в лимонного цвета мантиях и Гарри понял, что он в Мунго.

— Ну, и зачем? — подумалось ему, прежде чем впасть в состояние... кататонии, наверное.

По крайней мере, было весьма похоже. Он просто престал реагировать на внешние раздражители. Нет, он, конечно, не противился когда в него вливали зелья, но вот в остальном... Не отвечал он ни на какие вопросы и, целыми днями лежал уставившись в потолок.

И глядя на Гарри Сметвик понимал, что так они его не вытянут. Поттер просто тихо угаснет и личное кладбище целительских неудач Гиппократа пополнится ещё одной могилой. Потому что, «бился» он с Поттером уже целую неделю, а результата всё не было. И нужно было что-то делать. Но, вот что? Понять он немог. Ну, и отправился он в Хогвартс.

— Поппи, — обратился он к Помфри, — что тут у вас творится в школе? Я не вытягиваю пацана. И мне нужен кто-то кто выведет его из того состояния, в котором он находится. Что с ним тут случилось если он вообще не хочет жить? Да и вообще, я смотрю что с тех пор, как этот выпердок белобрысого выхухоля стал министром, здесь, у вас, стало только хуже. Хорошо хоть, что мы организация независимая.

Тут следует заметить что и Мунго, и Гринготтс пользовались правом экстерриториальности. И то, что Волдеморт, тогда в восемьдесят первом, прорвался со своими отморозками в госпиталь была скорее случайность, чем закономерность. Так что, разгуляться им не дали и, пока Волди самоубивался об ребёнка Лонгботтомов, остальных скрутили в две минуты.

Кстати самого, ставшего после этого министром Малфоя, скрутил невысокий чернявый француз. А самым унизительным для Люциуса было то, что к месту где собрали нападавших, француз доставил его подгоняя простыми пинками. Без всякой магии.

Малфой затаил, конечно, зло. Вот только сделать ничего не мог. Мунго был отделением международной организации целителей филиалы которой были у неё в каждой стране. И стоило, в случае чего, Сметвику только «щёлкнуть пальцами», было у него такое право, как доступ к медицине у англичан тут же прекратился бы. А тогда Малфоя «закопали» бы уже свои подчинённые. Потому что пришлось бы обращаться за границу и платить за лечение в три, четыре раза дороже.

— Ох, не знаю, Гиппократ, не знаю к кому тебе обратиться. Разве что, к Дамблдору, — ответила ему Помфри.

— А может лучше к декану?

— Бесполезно. У них — Макгонагалл.

— А, эта упёртая шотландская кошка с «дубовыми» мозгами. Понятно.⁽¹⁾

И они отправились к директору. А там они застали декана Рейвенкло и одну из из его учениц. Решали они, все вместе, что им делать. Ученицей этой оказалась Гермиона Грэйнджер и последняя неделя была самой худшей в её жизни.

А началось всё с бала. Сначала, потанцевав с Крамом, ей понадобилось ненадолго отойти. Вот только Крам последовал за ней и в коридоре набросился на неё как... голодный медведь на добычу. И быть бы ей лишённой девственности, без её на то согласия, если бы не чудо. В какой-то момент Крама отшвырнуло от неё и «размазало» по стенке, а сама Гермиона оказалась в своей спальне.

Сначала она подумала, что это Поттер ей помог и хотела его поблагодарить, вот только не оказалось того на завтраке, на следующий день. Так же как и на обеде, и на ужине. Гарри вообще исчез из школы и никто не знал куда он подевался. И видя, что Поттера в школе нет, её стал преследовать и домогаться Малфой. Он, буквально, как с цепи сорвался.

Гермиона обратилась к декану, они пошли к директору и, вот теперь сидели думали, что делать дальше. Именно в этот момент в кабинете Дамблдора появились Помфри и Сметвик.

— О, Гиппократ, здорово что ты появился. Может ты нам подскажешь что делать? А то мы уже себе всю голову «сломали», — даже обрадовался Дамблдор.

— А в чём дело-то? — спросил Сметвик.

— Да тут... — Дамблдор обрисовал ситуацию. — Кстати, как там мистер Поттер? А то, боюсь, что с его отсутствием у мистера Малфоя-младшего исчез последний сдерживающий фактор.

Разумеется, о том, что случилось с Гарри и где он находится знал Дамблдор. А чтобы это не стало известно всем, кроме него Помфри и Хагрида, он даже взял с последнего магическую клятву о неразглашении.

— Плохо, Альбус, — нахмурился Сметвик. — Боюсь не вытяну я парня. Он совершенно не борется и все мои усилия уходят как вода в песок.

— Да что случилось-то? — тут не выдержала и перебила взрослых Гермиона. — Почему мне никто не говорит что с Гарри?

— А почему мы должны что-то вам говорить? Вы у нас кто, мисс Грэйнджер? — заинтересовался Сметвик. — Или у вас с ним близкие отношения?

— Ну, — Гермиона смутилась и слегка порозовела, — можно сказать и так. Правда перед балом у нас случилась некоторая... незначительная размолвка. А потом он куда-то исчез.

— Вот что, Альбус, — принял решение Гиппократ, — отчисляй-ка ты мисс Грэйнджер. А я возьму её к себе. Так, пожалуй, будет лучше. И выхухоль-альбинос «дёрнуться» не посмеет.

— Э-э-э... Выхухоль-альбинос? — не поняла Гермиона.

— Малфой-старший, который министр, — пояснил усмехаясь целитель.

Документы на отчисление были тут же составлены и подписаны, вещи Гермионы доставлены домовиками, уменьшены и она, в сопровождении Сметвика шагнула в камин.

— А теперь, мисс Грэйнджер, расскажите что же такого между вами случилось. Может мне, на самом деле, не стоит подпускать вас к нему, может только хуже станет?

— Ну, мы поссорились, когда он пригласил меня на бал. А я его стукнула и сказала, что в ближайшее время не хочу с ним общаться.

— А потом всё-таки пошли на бал и, наверняка с кем-то другим?

— Ну, да.

— Вот же... — и Сметвик принялся выражаться. Исключительно на латыни.

1) Кстати, выражение не моё. Я его позаимствовал из фанфика Дины Воробейки «Лучшая ведьма Хогвартса».

Вернуться к тексту