Истории Перекрёстка (гет)

Со времени нашествия дементоров на Перекрёсток прошло около месяца — впрочем, время в этом месте текло странно, то замедляясь, и тогда каждый день казался песчинкой, бесконечно скользящей по стеклу песочных часов и никак не желающей падать вниз, то ускоряясь, и тогда дни мелькали один за другим, превращаясь в одну пёструю вереницу имён и событий. Дементоры были благополучно изгнаны, не успев никого подвергнуть жуткой процедуре высасывания души, Джинни Уизли вернулась в свой домик меж холмов, а Леон дю Валлон начал понимать, насколько всё-таки отношения мужчины и женщины в Англии конца двадцатого века отличаются от Франции середины семнадцатого.

Любовная связь с Джиневрой не была похожа ни на одну из тех, что были у него раньше. В мире Перекрёстка, как и в мире Джинни, можно было жить друг с другом без брака совершенно открыто, и это не осуждалось никем, кроме самых закоренелых консерваторов. Мужчина и женщина в этом союзе именовались не возлюбленными или любовниками, а «парнем» и «девушкой», «бойфрендом» и «подружкой» или же просто «партнёрами». Им можно было вместе посещать любые места, да и сами эти места разительно отличались от тех, что существовали в семнадцатом веке. Шумные трактиры и таверны сменились уютными тихими кафе и кофейнями, ярмарки и уличные представления устраивались значительно реже, театры теперь выглядели совсем иначе, кроме того, появилось неведомое Леону искусство кино. Впрочем, Перекрёсток, возникший и заполнявшийся людьми и зданиями весьма стихийно, не мог похвастать богатым выбором развлечений.

Одной из отличительных особенностей Леона, которой он втайне гордился, была способность быстро привыкать к новым условиям. Он привык к своему сиротству, к суровому приюту, к не менее суровой гвардейской службе, к нескончаемым требованиям и придиркам Кольбера, к существованию призраков, путешествий между мирами и всякой другой чертовщины, к внезапному появлению в своей жизни сестры и её сумасшедших друзей, в конце концов! Привыкал он постепенно и к новым, ни на что не похожим отношениям с Джиневрой. К тому, что можно спокойно оставаться у девушки на ночь, не боясь её скомпрометировать; к долгим совместным прогулкам по окрестностям, во время которых Джиневра так сильно сжимала его руку, будто боялась, что Леон исчезнет, стоит ей хоть на миг разжать пальцы; к безобидным подшучиваниям других обитателей Перекрёстка и даже ко взгляду Рона Уизли, который из добродушного вмиг стал тяжёлым и подозрительным, едва Рон узнал, что Леон встречается с его сестрой.

— Старшие братья, они такие, — протянула Джинни, стягивая кофту, под которой было лишь лёгкое чёрное платье на тоненьких бретелях. Сегодняшний день выдался необыкновенно тёплым, и она оделась соответствующе, хотя Леона, признаться, всё ещё немного смущала мода иного мира — мода, при которой женщины, да и мужчины тоже, если уж на то пошло, могли свободно оголять своё тело, не путаясь в куче слоёв одежды и кружевах и не возясь с неудобными шнурками. — Помню, когда я встречалась с Дином, Рон тоже вечно фыркал в его сторону.

— И был прав, — заметила Полумна, отрываясь от стакана, из которого она потягивала лимонад через тоненькую соломинку. Она только что прибыла из другого мира, гораздо более холодного, и на коленях у неё лежал нежно-голубой свитер с изображением странного крылатого существа на груди — по словам Полумны, это был мозгошмыг. Свитер ей связала миссис Уизли, мать Рона, и это означало, что Уизли приняли девушку в свой круг. Леон невольно задумался, свяжет ли кто-нибудь когда-нибудь ему нечто подобное. С матерью Джиневры он не знакомился и не был уверен, хочет ли этого. Судя по рассказам Джинни, миссис Уизли обладала вспыльчивым нравом и пылко любила своих детей, и Леон не удивился бы, если бы она приняла его ещё более недоверчиво, чем Рон.

— Вы с Дином абсолютно не подходили друг другу, — Полумна снова отпила лимонаду. Из уст любого другого человека эта фраза прозвучала бы бестактно, но Леон достаточно узнал Полумну, чтобы понять, что она никогда никого не стремится задеть — просто предпочитает говорить правду. «Да, в моё время она бы долго не протянула, даже со своей магией», — грустно усмехнулся он.

Глядя на девушек, Леон в очередной раз поразился тому, как столь разные создания могли стать лучшими подругами. Полумна выглядела безмятежной и расслабленной, её лёгкое летнее платье, сшитое ею же самой по собственным эскизам, переливалось всеми цветами радуги и пестрело всякими забавными картинками, волшебная палочка торчала из-за уха, с ушей свисали неизменные серьги-редиски — впрочем, пообщавшись с Полумной ближе, Леон узнал, что на самом деле это сливы-цеппелины. Густые светлые локоны в лёгком беспорядке спадали по обе стороны лица, а мечтательно-удивлённые серые глаза в данный момент были закрыты огромными очками необычной формы.

Джинни выглядела совсем иначе. Может, до Второй магической войны, расставания с Гарри Поттером и попадания на Перекрёсток она была весёлой, милой и общительной, но теперь в ней постоянно чувствовалась какая-то настороженность и напряжённость, даже после нескольких месяцев в компании Леона, хотя он не мог не признать, что она стала гораздо более улыбчивой и раскрепощённой, чем в первые дни их знакомства. Рыжие волосы оттеняли бледность лица, чёрное платье лишь подчёркивало белизну кожи плеч, почти полностью оголяя их, но Джиневра казалась Леону такой же закрытой, как если бы она надела один из своих любимых мешковатых свитеров.

Уже не в первый раз он задумался о том, что она на самом деле испытывает к нему. Могла ли Джинни, так горячо и преданно любившая Гарри, легко забыть его, пусть даже сама его и оставила? Возможно, она всё ещё любит своего героя, Мальчика-Который-Выжил, а с помощью Леона лишь заполняет душевную пустоту? Леон ведь и сам не знал, что он чувствует к молодой волшебнице. Тогда на кухне у Полумны он ощутил в Амортенции запах волос Джинни, но это могло означать простую влюблённость, не более! Может, он выбрал рыжеволосую Джинни только потому, что она напомнила ему Луизу де Круаль, оставшуюся в невозможно далёком прошлом, погребённую под слоем месяцев, лет и веков? Может, Джиневра выбрала его только затем, чтобы укрыться от всепроникающего одиночества?

Думать об этом было грустно, и Леон постарался переключиться на что-то другое. Он обвёл взглядом помещение, где они сидели. В одно из кратких мгновений затишья, когда на Перекрёстке не происходило ничего более сверхъестественного, чем обычно, и никому не требовалась помощь, Джинни решила показать Леону кофейню «Три дракона», одно из немногих развлекательных заведений на Перекрёстке. Полумна заглянула к ним «на несколько минут» и теперь, допив свой лимонад, рассматривала аккуратные деревянные полочки с едой, раздумывая, что бы такого купить Рону. Джинни с меланхоличным видом потягивала молочный коктейль со вкусом клубники, Леон выбрал со вкусом лаванды, хотя, по словам девушки, все эти холодные белые сладковатые напитки походили один на другой, различаясь разве что запахом.

За стойкой хозяйничала молодая женщина невысокого роста и ослепительной красоты. Её серебристо-белые волосы, доходившие до пояса, были заплетены во множество косичек, причудливым образом пересекавшихся на затылке, глаза отдавали фиалковым блеском, тёмно-синее платье подчёркивало все прелести ладной фигуры. Леон, впрочем, устыдился и поспешно отвёл взгляд от этих прелестей, вместо этого уставившись на руки хозяйки кофейни. На обеих были необычайно детальные и точные изображения — Леон знал, что они называются татуировками и весьма популярны в мире Джиневры и Полумны — чешуйчатых драконов с перепончатыми крыльями и когтистыми лапами. Левую руку обвивал бело-золотой дракон, правую — красно-жёлтый, на плечах же расположился чёрный, его голова и хвост спускались к груди хозяйки, и Леон снова отвёл взгляд.

— Это Дени, — от Полумны не укрылось, как внимательно Леон рассматривал незнакомку. — На самом деле у неё очень сложное имя и куча титулов, но она предпочитает, чтобы её звали просто Дени.

— Титулов? — удивлённо переспросил Леон.

— В своём мире она была королевой, — вмешалась Джинни. За хозяйкой кофейни она наблюдала с тем же подозрительным выражением, с каким Рон частенько посматривал на Леона. Проследив за взглядом Джинни, Леон увидел, что Дени, колдуя над стаканчиками с кофе, спокойно держит руки над паром и совершенно не боится обжечься. Когда кипяток плеснул ей на руку, Леон непроизвольно поморщился от мнимой боли, но Дени, судя по всему, ничего не ощутила и только с выражением лёгкой досады встряхнула кистью.

— Королевой? — Леон растерянно повернулся к Джиневре.

— Управляла тремя огромными драконами и кучей армий, — с серьёзным видом кивнула она. — Когда её перекинуло в наш мир, она лишилась части памяти, но говорит, что не жалеет об этом и ещё многое хотела бы забыть. У Дени удивительная устойчивость к огню — она может войти в костёр и остаться невредимой, сгорит только одежда, ну и волосы могут пострадать.

— Думать не хочу, как вы это выяснили, — буркнул Леон, которому живо вспомнилась сестра Анжелика, никакими чудесными свойствами не обладавшая и едва не сгоревшая заживо в Англии.

— А ещё она девушка моего брата Чарли, — заключила Джинни не самым дружелюбным тоном.

— Да ладно! — Леон негромко присвистнул. О Чарли он не раз слышал от Джинни, но лично с ним не встречался и теперь пытался представить человека, который мог покорить сердце красавицы-королевы, не горящей в огне.

— Дени с Чарли помешаны на драконах, — заметила Полумна. — Видели её татуировки? Это Чарли ей сделал, в память о тех драконах, которые у неё были в её мире. Рон говорит, что теперь, когда кто-то называет меня странной, я могу приводить в пример Дени, потому что никто не может быть более странным, чем человек, который хочет завести дракона в качестве домашнего питомца.

— Самое смешное, что мы знаем аж троих таких людей, — улыбнулась Джинни. — Чарли, Дени и Хагрид.

Полумна прыснула, а Леон украдкой бросил ещё один взгляд на хозяйку кофейни и подумал, что представителям семьи Уизли нравятся светловолосые красавицы: старший брат Билл, по рассказам Джинни, женился на Флёр, француженке, блондинке и вейле; Чарли встречался с серебряноволосой Дени, Рон — с белокурой Полумной. Усмехнувшись, он подумал, что любви к светловолосым не избежала и Джинни, и встряхнул головой, откидывая со лба свои пряди цвета высохшего сена.

Через пару дней, в очередные часы затишья, Джинни задумала наводить порядок в своём домишке и привлекла к этому как Леона, так и Рональда, неудачно заскочившего в гости. Сестра возилась с какими-то коробками, перетаскивая их из шкафа в шкаф, бросала на диван свои вещи, попутно смахивала отовсюду пыль, карликовый пушистик Арнольд с любопытством наблюдал за ней, устроившись на подоконнике, а брат взмахами волшебной палочки передвигал мебель и ворчал под нос, что в доме и так всё было в полном порядке, а Джинни «совсем как мама, не может спокойно сидеть». Когда стулья в результате чрезмерного усердия Рона в очередной раз столкнулись и жалобно затрещали, Джиневра не выдержала:

— Нет уж, ты мне так всю мебель переломаешь! Неужели нельзя взять стул в руки и перенести его на пару метров?

— Зачем таскать стулья, если есть Вингардиум Левиоса? — пожал плечами Рон, поднимая один из стульев в воздух и перенося его на указанное сестрой место — на этот раз чуть с большей аккуратностью. — Мы вообще волшебники или кто?

Джинни только закатила глаза и покачала головой, а Леон поспешил подняться наверх, чтобы не оказаться втянутым в перебранку брата и сестры. Наверху тоже хватало работы, и он принялся оттаскивать стулья и стол от старого шкафа, намереваясь заглянуть в его глубины. Джинни редко заглядывала в эту комнату, где хранился всякий хлам, и здесь всё пропахло пылью, сыростью и затхлостью. Леон шагнул к окну, не без усилий распахнул его, с наслаждением вдохнул хлынувший в комнату свежий воздух и вздрогнул от глухого стука, раздавшегося сзади.

Он обернулся как раз в тот миг, когда дверца шкафа медленно, со скрипом и скрежетом отворилась, и схватился за эфес шпаги — на Перекрёстке он с ней не расставался, — готовясь отражать нападение неведомой твари, но в шкафу никого не было — так, во всяком случае, ему показалось на первый взгляд. Потом тьма сгустилась, и из неё на пол перед Леоном вывалилась его сестра Анжелика.

Леон был поражён настолько, что слова застряли у него в горле. Он судорожно вздохнул и упал на пол рядом с ней. Анжелика почему-то была одета не в дорожный костюм или платье, а в трёхцветную рясу, в которой он впервые её увидел, и на красно-бело-синей ткани выделялись тёмные пятна крови. Лицо сестры тоже было всё в крови, горло рассекал глубокий порез, и Анжелика пыталась зажать его, но кровь сочилась у неё из-под пальцев.

— Братец... Помоги... — прохрипела она и зашлась жутким булькающим кашлем.

— Джиневра! — не своим, сорванным и сиплым голосом позвал Леон, уверенный, что девушка не услышит, но она услышала, на лестнице послышались лёгкие быстрые шаги, затем тяжёлый топот, и через мгновение в комнату ворвались оба Уизли.

— Это моя сестра Анжелика! — прохрипел Леон. Он бросился к ней, попытался приподнять, зажать рану, но руки погрузились в тело сестры, точно в воду, и Леон ощутил леденящий холод. Ничего не понимая, он попытался снова помочь Анжелике, но руки проходили сквозь неё, точно она была призраком, крови на них не оставалось. Голова у него закружилась, мысли беспорядочно метались. Она уже умерла и попала сюда в виде духа? Что вообще происходит? Почему Рон и Джинни ничего не делают?

— Помогите же! — воззвал Леон, оборачиваясь к ним. Уизли смотрели на него с одинаково напряжённым выражением лица, потом переглянулись.

— Давай ты, — Джинни кивнула брату, потом скользнула к Леону, обняла его за плечи и мягко отстранила. — Назад, Леон, отойдите назад...

Сын Портоса, по-прежнему ничего не понимая, поднялся с колен и отступил, не в силах оторвать взгляда от задыхающейся Анжелики. Рон выступил вперёд, и Леон впервые увидел такое выражение на его обычно добродушном лице — смесь страха и решимости.

Раздался громкий щелчок, и Анжелика исчезла, не оставив после себя ни капли крови. Вместо неё возвышался огромный, размером с телёнка, серо-коричневый паук, грозно покачивающийся на своих восьми ногах, его жвала громко щёлкали, во множестве маленьких чёрных глазок читались почти человеческие эмоции — ненависть, гнев и желание разорвать людей на части. Леон вырвался из рук Джинни и, выхватив шпагу, приготовился дать отпор.

— Ридикулус! — взревел Рон.

Все восемь ног паука разом подломились, туловище упало на пол, прокатилось по нему, едва не задев ноги Рона, и с громким щелчком исчезло. В комнате наступила тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Леона.

— Вот и всего, делов-то, — нарочито небрежно протянул Рон, убирая палочку, хотя Леон заметил, что руки у него слегка дрожат. — Обычный боггарт, ничего особенного...

— Молодец, — Джинни кивнула брату и подошла к Леону, вновь обняв его. — Профессор Люпин бы тобой гордился.

— Кто-нибудь объяснит мне, что это, чёрт возьми, было? — пережитый Леоном страх наконец-то прорвался в виде вспышки гнева.

— Это боггарт, — Джинни чуть крепче притянула его к себе. — Привидение, которое принимает облик того, что человек больше всего боится.

— То есть... это была не настоящая Анжелика? — выдохнул он.

— Нет, — она мягко убрала с его лица упавшую прядь. — И паук тоже не настоящий. Боггарт бесплотен, он не может никому причинить вред...

— ... только довести до сердечного приступа или до безумия, — подхватил Рон. — А так вообще безобидное создание, очень даже!

— Рон! — Джинни метнула в него укоризненный взгляд.

— Точнее и не скажешь, — пробормотал Леон. Теперь, когда страх немного отступил, на него жгучими волнами стал накатывать стыд. Подумать только — испугался не дементора, представляющего реальную опасность, не какого-нибудь упыря или вендиго, а жалкого привидения, которое только и способно, что принимать разные обличья!

— И как с ним бороться? — Леон не поднимал глаз, но ощущал, что Джиневра смотрит на него с сочувствием. — Я имею в виду, если ты не владеешь магией.

— Наверное, просто игнорировать, — она пожала плечами. — Маглы обычно не видят боггартов, но это же Перекрёсток, тут всё наперекосяк, да и вы слишком близко познакомились с волшебным миром... к тому же, наверное, постоянно думаете о сестре.

— Да, — не стал спорить Леон. — Я часто о ней думаю.

— У нашей мамы тоже такое было, — неловко вмешался Рон. Леон взглянул на него с завистью: ему хорошо, его сестра близко, а не где-то в другом мире, куда теперь невозможно добраться! — В смысле, с боггартом. Она... она боится потерять всех нас, папу... ну и Гарри тоже. Помню, на пятом курсе Гарри как-то заглянул в комнату — это было в старом доме Блэков — а там мама рыдает над моим мёртвым телом! — он издал жутковатый смешок. — Это был боггарт, и он принимал облик всех членов нашей семьи, мёртвых. Гарри тогда здорово перепугался! К счастью, быстро появился профессор Люпин и прогнал боггарта.

— Люпин... — проговорил Леон: имя показалось ему знакомым. — Это ваш учитель-оборотень, да? Который погиб во время битвы за Хогвартс?

— Он и его жена Тонкс, — кивнула Джинни. — Их сын Тедди остался на попечении бабушки Андромеды. Гарри, его крёстный, много рассказывает о Перекрёстке, и Тедди постоянно просится туда, но Андромеда его ни за что не отпустит, и Гарри с ней согласен. Здесь слишком много опасностей даже для взрослого человека, что уж говорить о ребёнке... А Тедди такой храбрый — весь в родителей! — она вздохнула.

— Замечательные были люди, — горячо подтвердил Рон.

Они немного помолчали: Джинни всё ещё не разжимала рук, и Леон не стремился отстраняться от неё. Рон попинал носком ноги дверцу шкафа и преувеличенно жизнерадостно заявил:

— Знаете, после борьбы с боггартами ужасно хочется есть! Джинни, у тебя шоколадных кексов случайно не завалялось?

— Какие найдёшь — все твои! — улыбнулась она.

— Вот сразу бы так! А то давай, Рон, таскай мебель, не роняй стулья, всё должно стоять по фэн-шуй... — он, насвистывая, пустился на первый этаж, и Джинни плотнее прильнула к Леону.

— Кажется, мой братец хоть немного научился тактичности, — прошептала она. Её тонкие руки лежали на плечах Леона, удерживая его, не давая вновь погрузиться в тот ужас, который он только что испытал. Он склонил голову ей на плечо, ненадолго уткнулся носом в шею, вздохнул неизменный цветочный аромат рыжих волос, чувствуя, как понемногу отступает напряжение, сжимавшее его стальным кольцом.

— Это не стыдно, — шепнула Джиневра. — Испугаться боггарта — это нормально. У всех есть свои страхи, даже самые сильные волшебники не могут с ними совладать. Никто вас за это не осудит. Я-то точно не осужу.

— А у тебя какой боггарт? — негромко спросил Леон, выпрямляясь. Джинни медленно разжала руки, опустила их на грудь бывшего капитана и принялась рассеянно теребить завязки его жилета — была у неё такая привычка, проявлявшаяся в минуты сильного волнения. Едва спросив, Леон спохватился, что это могло прозвучать невежливо — всё равно что спросить: «Какой твой самый большой страх?».

— Том Реддл, — ответила Джиневра, вновь помрачнев. — И я пока не знаю, как с ним бороться. Когда мы с Гарри после войны обустраивали дом на площади Гриммо — тогда мы думали, что будем жить там вместе... — на её лице появилось такое выражение, как будто она с трудом сдерживала сильную боль. — Так вот, там снова завёлся боггарт. И я... я ничего не смогла сделать. Том Реддл, он... он ухмылялся, он смеялся надо мной, а я не могла представить, как выставить его смешным.

— Выставить смешным? Вы так с ними боретесь?

— Да. Заклинание Ридикулус выставляет боггарта смешным, и он исчезает. Но я ничего не могла придумать, и пришлось звать Гарри. Он пришёл, прогнал боггарта, потом ещё долго успокаивал меня...

— И чего же боится знаменитый Мальчик-Который-Выжил? — с усмешкой спросил Леон, внезапно ощутив лёгкий укол ревности в сердце.

— Дементоров, — серьёзно ответила Джинни. — Пока Люпин не научил его заклинанию Патронуса, Гарри терял сознание всякий раз, когда сталкивался с ними — даже с ненастоящими, с боггартами в их облике.

— Неудивительно, — хмыкнул он.

— Ладно, — она выпустила порядком потрёпанные шнурки и положила ладонь Леону на плечо. — Пора спускаться, а то Рон, наверное, придумал уже кучу непристойных шуток по поводу того, что мы здесь делаем вдвоём.

— Надеюсь, больше в этом шкафу не заведётся никакая нечисть, — Леон ещё раз оглянулся перед тем, как ступить на лестницу, но шкаф стоял пустой и тихий, продуваемый сквозняком. Спускаясь, бывший капитан приобнял Джиневру за спину и почувствовал, что она слегка расслабилась от его прикосновения, как будто с неё спала невидимая броня, сковывавшая движения. Джинни еле слышно вздохнула, подняла голову, и тёмно-рыжие шелковистые пряди коснулись пальцев Леона.

В этом дивном новом мире было ещё много неизведанного, таинственного и пугающего, того, что Леону только предстояло постичь. Но всё же в компании Джиневры и её друзей это уже не казалось невозможным. И спускаясь вместе с ней по скрипящей лестнице, Леон ощущал, как отступают все его страхи и переживания, исчезая, точно боггарт, выползший из тёмного нутра шкафа под яркий солнечный свет и выставленный на смех людьми, которые больше не боятся его.