Истории Перекрёстка (гет)

Что Леон дю Валлон де Брасье де Пьерфон, сын Портоса и бывший капитан королевских гвардейцев, а ныне страж границ Перекрёстка Всех Миров, полюбил всей душой, так это ночи в этом необычном месте. Каждая ночь не была похожа на предыдущую, каждая таила в себе новые опасности и новые возможности, и вчера она могла быть тёмной, холодной и сырой, с пронизывающим ветром, который пробирал до костей, и густым туманом, а сегодня небо почти не меняло свой цвет, оставаясь серебристо-синим, по нему плыли мягкие розовые облака, подсвеченные золотыми лучами солнца, которое словно собиралось уже уйти на покой, но потом передумало и замерло где-то на краю неба, а в воздухе разливался запах свежей зелени и цветов.

Сегодняшняя ночь была необыкновенно тёмной, ветер то налетал резкими порывами, залезая ледяными пальцами за шиворот и заставляя вздрагивать всем телом, то стихал, и ветви деревьев переставали покачиваться, а волосы Леона и его спутницы — беспорядочно трепаться. В воздухе изредка раздавались крики быстро проносившихся ночных птиц, луна почти не выныривала из облаков, и дорогу освещал только ровный синеватый огонёк на конце волшебной палочки спутницы капитана.

Ещё пару месяцев назад Леон решительно не верил в существование ведьм и поднял бы на смех любого, кто заговорил бы об этом всерьёз, сейчас же он шёл по дороге с одной из них и думал, что давно не встречал союзницы надёжнее. Полумна Лавгуд была англичанкой из мира, лет на триста обогнавшего мир Леона, имела длинные светлые, почти белые волосы, огромные серые глаза и вечное мечтательно-удивлённое выражение лица, а ещё прекрасно владела магией, носила серьги в виде редисок и постоянно говорила очень странные вещи. За всё время знакомства с ней Леон так и не научился понимать, когда Полумна говорит серьёзно, а когда шутит, но девушка нравилась ему. Своей открытостью, мечтательностью и верой в лучшее она напоминала ему сестру Анжелику — Анжелику, которая осталась в далёком прошлом, которую он, скорее всего, никогда уже не увидит.

Волшебники из мира Полумны могли мгновенно перемещаться при помощи метода под названием «трансгрессия», но она предпочла пройтись пешком — как и Леон, она обожала ночи на Перекрёстке Всех Миров, а сын Портоса не мог позволить девушке одной разгуливать в темноте и вызвался проводить её. Место, к которому они вышли сейчас, было почти не изучено и потому очень опасно. Считалось, что там находится один из многочисленных проходов между мирами, но никто не знал, куда и откуда он ведёт. На опушке леса клубился туман, и Леон невольно ускорил шаг, стараясь побыстрее пройти это место.

Вдруг всё его тело охватила дрожь, вызванная холодом куда более сильным, чем тот, что был до этого. Темнота сгустилась и будто ожила, туман заклубился сильнее, и Леон, испытывая необъяснимый и от этого ещё более сильный страх, схватился за шпагу.

— Пойдёмте быстрее! — он протянул Полумне руку, но та отступила и покачала головой — её лицо, и так белое, почти светящееся в темноте, побледнело ещё больше, из глаз исчезла всякая мечтательность, они помрачнели, и девушка приняла вид человека, готового к битве.

— Кажется, я знаю, что это за туман, — тихо произнесла она, вскидывая волшебную палочку. Леон, повернувшись к ней полубоком, обнажил свою шпагу, и тут его охватила тоска ещё более внезапная, сильная и необъяснимая, чем страх, бывший до неё. В глазах потемнело, Полумна, которую он старался не выпускать из поля зрения, словно растворилась в этой темноте, голова закружилась, и Леону стало так паршиво от накатившего одиночества, что он опустил шпагу и тяжело опёрся на неё, с трудом держась на ногах.

В самом деле, что он делает здесь, в чужом мире, одинокий и никому не нужный, никем не любимый, наверняка забытый друзьями и сестрой? С чем пытается бороться, что хочет защитить? Не лучше ли сдаться, отдаться этой всепоглощающей тьме, погрузиться в туман и позволить поглотить себя, выпить себя, раствориться в небытии? «Это колдовство, это какая-то тёмная магия!» — отчаянно сопротивлялись остатки разума, и Леон из последних сил попытался шагнуть, с трудом передвигая ноги, внезапно сделавшиеся свинцовыми, протянул руку, вслепую ища Полумну, и тут возле его лица скользнуло что-то мягкое, на него повеяло холодом, и ему почудилось, что сама смерть дохнула на него своим ледяным дыханием.

— Прочь! — Леон ткнул шпагой перед собой, и тут же невидимая сила вырвала её у него из рук, послышался громкий треск, и верное оружие капитана упало перед ним на землю двумя бесполезными кусками металла. Леон рухнул рядом — у него подкосились ноги — и тогда раздался голос Полумны, выкрикнувший какое-то заклинание, вся опушка осветилась тёплым серебристым светом, и туман поспешно отступил, тьма рассеялась, на небе замерцали редкие звёзды, а к Леону вернулась возможность дышать. Стоя на коленях, он глядел на сломанную шпагу и пытался перевести дух, а вокруг него и Полумны кружил серебристый заяц, словно сотканный из чистого света, от него исходило тепло, и Леон чувствовал, что к нему медленно возвращаются силы.

— Что это, чёрт возьми, было? — прохрипел он.

— Дементоры, — голос Полумны звучал так же спокойно и нежно, как и всегда. — Это такие существа из нашего мира, которые высасывают из людей радость, питаются их положительными эмоциями и могут даже вытянуть из них душу. Раньше они стерегли Азкабан, тюрьму для волшебников, но потом их изгнали, и теперь они скитаются по всему свету. И, видимо, нашли проход между мирами.

— Они невидимые, да? — Леон тяжело поднялся на ноги.

— Маглы, то есть неволшебники, не могут их видеть, а мы видим. Они выглядят как огромные фигуры в чёрных плащах с капюшонами, от них исходит холод, они вызывают ощущение тоски и страха — впрочем, вы сами это почувствовали...

— Да уж, почувствовал...

— Их можно отогнать только заклинанием Патронуса, — Полумна кивнула на зайца, всё ещё описывавшего круги возле них, потом перевела взгляд на Леона и нахмурилась. — Вы очень бледны. Вам нужно прийти в себя!

— Я уже... пришёл, — мрачно пробормотал Леон, сжимая в руках обломки шпаги. — Если дементоры — что-то вроде призраков, то как они могли сломать мою шпагу?

— Они — не призраки, они имеют телесную оболочку и способны на физический труд — например, рытьё могил, — голос Полумны звучал так спокойно и ровно, как будто она читала лекцию, и это немного отвлекало Леона от пережитого ужаса. — Вас нужно привести в чувство, а вашу шпагу — починить, и не сопротивляйтесь, — добавила она решительным тоном. — Тут недалеко живёт моя подруга Джинни, я отведу вас к ней. Заодно предупрежу её насчёт дементоров — раньше их на Перекрёстке не замечали...

Несмотря на слабые возражения Леона, Полумна довела его-таки до небольшого домика, угнездившегося между двумя пологими холмами, остановилась, взмахнула палочкой, из неё вырвался серебристый заяц и по воздуху поскакал к домику. Леон, всё ещё терзавшийся мыслями о своём позоре и о том, что он вызвался защищать Полумну, а в итоге ей пришлось защищать его, сделал шаг вперёд, но был остановлен своей спутницей.

— Тут установлены защитные заклинания, и вас просто отбросит назад. Подождём, пока придёт Джинни — она в такое время ещё не спит.

— Клянусь, я в полном порядке... — снова начал Леон, но тут дверь домика распахнулась, и на пороге появилась молодая, не старше Полумны, высокая девушка с длинными рыжими волосами. Она стремительно направилась к ним, взмахивая палочкой, и воздух вокруг слегка замерцал, заискрился — видимо, она снимала те самые защитные заклинания.

— Полумна! — рыжая девушка подошла ближе. Под небрежно наброшенной тёмно-синей мантией на ней был только белый махровый халат, кожа в темноте казалась ещё бледнее, чем у Полумны. — Я получила твоего Патронуса, — она перевела встревоженный взгляд на Леона.

— Леон дю Валлон, к вашим услугам, — он поклонился и, выпрямляясь, почувствовал такое сильное головокружение, что был вынужден ненадолго опереться на плечо Полумны.

— Джиневра Уизли, можно просто Джинни, — рыжая девушка кивнула. — Это правда? На вас напали дементоры?

— Да, их было трое, — кивнула Полумна. — Капитан Леон их не видел, но сполна ощутил всё их воздействие. У тебя найдётся кружка горячего шоколада?

— Проходите в дом, — Джинни подождала, пока они пройдут, и снова замахала палочкой, восстанавливая снятые заклинания.

Через пять минут вяло сопротивлявшийся Леон был общими усилиями девушек усажен за стол, в руки ему сунули кружку, полную дымящегося какао, с изображением ведьмы на метле, преследующей большой красный мяч. Отхлебнув, Леон был вынужден признать, что в мире Полумны и Джиневры повара намного ушли вперёд — по крайней мере, по части приготовления шоколада. Полумна, помаленьку откусывая кусочки от плитки шоколада, рассказывала Джинни о нападении дементоров, а та слушала, то и дело настороженно поглядывая в окно, где уже вступила в свои права ночь.

— Раньше дементоров здесь не видели, — заметила она, когда Полумна закончила свой рассказ. — Это скверно. Всякая нечисть из нашего мира лезет в этот!

— Мы хотя бы знаем, как бороться с нечистью из нашего мира, — ободряюще сказала Полумна. — Патронус отгонит любого дементора.

— Мне хотелось бы знать, как их можно уничтожить, — Леон оторвался от кружки с шоколадом. Ему было немного стыдно это признавать, но в маленькой уютной кухне, освещённой ровным электрическим светом, какого в его мире ещё и не знали, после какао и нескольких минут отдыха ему стало значительно лучше.

— Нам бы тоже хотелось это знать, — после недолгой паузы произнесла Джинни. — Пока что единственный способ борьбы с ними — это Патронус, и он может только прогнать их.

— Выходит, даже маги не знают, как убить этих существ? Однако... — Леон поёжился. Тут его взгляд упал на лежащие на соседнем стуле обломки шпаги, и страх немедленно уступил место гневу.

— Один из этих... дементоров сломал мою шпагу! Есть у вас какой-нибудь кузнец... кто-нибудь, способный её починить?

Джинни с Полумной переглянулись, и Леону показалось, что у хозяйки дома слегка приподнялись уголки губ. Она направила на шпагу волшебную палочку и произнесла:

— Репаро!

Половинки шпаги сами собой рванулись друг к другу и слились в единое целое. Леон, едва сдержав невольный вздох, поспешно схватил шпагу и осмотрел её, но не обнаружил никаких следов недавнего повреждения.

— Спасибо, — он несколько смущённо склонил голову. — Никак не привыкну к тому, что в вашем мире всё так просто.

— Это нормально, — улыбнулась Полумна. — Гарри и Гермиона рассказывали, что они, когда впервые оказались в мире волшебников, удивлялись самым простым вещам... прости, Джинни!

Леон, взглянув на Джиневру, успел заметить на её лице такое выражение, как будто она испытывает сильную зубную боль, но оно тут же вновь стало спокойным и даже холодным.

— Ничего, — она встряхнула головой. — Надо придумать, как вам безопасно вернуться домой.

— Я могу вместе с Леоном трансгрессировать к нему домой, а потом отправиться к себе, — предложила Полумна. — Надо было с самого начала так сделать! Глупо было идти пешком мимо такого опасного места.

— Если бы мы не пошли пешком и не наткнулись на этих тварей, то не узнали бы, что Перекрёстку угрожает новая опасность, — возразил Леон.

— Тоже верно, — кивнула она. — Джинни, раз уж мы тут, у тебя не осталось шоколадных лягушек? Я бы поделилась с Роном — он наверняка вернётся жутко голодный.

— Ох уж мой братец — Рон-ем-всё-что-плохо-лежит! — Джинни покачала головой, а потом указала в сторону коридора. — В погребе должна была остаться коробка. Можешь забирать всё — я всё равно не особенно люблю сладости.

— Спасибо! — Полумна вприпрыжку метнулась в указанном направлении, а Джинни перевела взгляд на Леона и пояснила, — Рон — это мой брат. Они с Полумной встречаются.

— Сегодня встречаются? — Леон посмотрел на часы — они показывали одиннадцать часов вечера. — Но уже поздно!

— Нет, не сегодня, — Джинни уставилась на него с недоумением. — Вернее, не только сегодня. Вообще встречаются. В принципе.

На маленькой кухне повисло неловкое молчание. Первой его нарушила хозяйка.

— Вы же из другого мира! Наверное, у вас слово «встречаться» имеет другое значение. Откуда вы к нам пришли?

— Франция, семнадцатый век. Времена Людовика Четырнадцатого, Короля-Солнце, — Леон тоже начал кое-что соображать.

— В ваше время сказали бы, что Рон и Полумна... эээ...

— Состоят в любовной связи? — подхватил Леон.

Джинни взглянула на него и неожиданно коротко рассмеялась. Улыбка, как солнечный лучик, осветила её лицо, сначала показавшееся Леону очень тревожным, настороженным и печальным.

— Как высокопарно звучит! — она всё ещё улыбалась, когда на кухню вернулась Полумна с большой коробкой под мышкой. — Да, пожалуй, в ваше время именно так бы и сказали.

Леон поглядел на Полумну с любопытством, пытаясь представить человека, которого могло бы полюбить столь необычное и волшебное создание. Джинни же снова посерьёзнела и достала волшебную палочку.

— Вы идите, а я пошлю Патронуса, предупрежу Гарри, Гермиону, остальных... — она снова слегка поморщилась. — Надо установить заградительные заклинания, проверить другие места, особенно те, где часто клубится туман или происходило много смертей. Леса, лощины, болота...

— Не напрягайся так, — посоветовала Полумна и, придерживая коробку одной рукой, другой замахала над головой подруги. — У тебя в голове полно мозгошмыгов, я по глазам вижу.

— Мозгошмыги? Это ещё кто? — насторожился Леон.

— Маленькие невидимые создания, которые залетают в голову и вызывают размягчение мозга, — охотно ответила Полумна, не прекращая своих странных действий.

— Опять невидимые? И опять только я их не вижу? — Леон невольно схватился за шпагу, хотя и осознавал всю бесполезность этого.

— Нет, мозгошмыгов не видит никто, даже волшебники, — Джиневра снова улыбнулась. — Они настолько невидимые, что даже в их существование верится с трудом. Пока что оно официально признано только двумя людьми — Полумной и её отцом.

— Вы хотите сказать, что они выдуманные? — Леон непонимающе уставился на Полумну.

— То, что их существование не доказано современной наукой, вовсе не означает, что их нет, — безмятежно ответила та, продолжая махать рукой. — В фестралов тоже долгое время не могли поверить, но теперь их существование никто не отрицает!

— Ладно, Полумна, хватит, ты создаёшь у меня в голове настоящий сквозняк! — Джинни вывернулась из-под руки Полумны и поднялась с места. — Спокойной ночи, Полумна, спокойной ночи, капитан Леон... насколько она может быть спокойной после всего пережитого.

— Рад был познакомиться, — Леон поклонился. Полумна на прощание помахала подруге, и вскоре оба они уже вышли в сырую тёмную ночь. Перемещение с помощью трансгрессии было для капитана не в новинку, но от этого не стало более приятным. Когда они перенеслись к небольшой хижине на берегу моря, в которой он поселился в первые же дни после перемещения, и Леон судорожно переводил дыхание, Полумна с мечтательным видом оглядела берег, крепче прижала к себе коробку и светским тоном спросила:

— Вы заметили, что Джинни трижды улыбнулась во время разговора с вами?

— Да... вроде, — выдохнул Леон, выпрямляясь и с наслаждением вдыхая свежий морской воздух.

— Это для неё рекорд, — продолжила она. — Последний год Джинни улыбается очень редко, и даже Рон не всегда может развеселить её. Спокойной ночи!

— Спокойной... — растерянно пробормотал Леон, наблюдая, как Полумна с громким хлопком исчезает в воздухе, оставляя его раздумывать над её последними словами.

* * *

С той памятной ночи прошла пара месяцев. Леон продолжал привыкать к Перекрёстку Всех Миров, упражнялся в фехтовании, не раз выбирался на ночные и дневные вылазки, сталкивался со множеством разных видов нечисти и вскоре с удивлением понял, что творящаяся повсюду магия уже не пугает его, а скорее притягивает. Он по-прежнему часто встречался с Полумной и время от времени навещал Джиневру в её маленьком домике на окраине Перекрёстка. Леон и сам не мог понять, почему его так тянет туда. Сначала он объяснял это переживаниями за жизнь девушки — всё-таки совсем рядом проходила граница, по ночам в лесу клубился густой туман, из которого в любой момент могли появиться неведомые твари в плащах, и Леон не мог оставлять Джинни одну жить в таком месте. Потом он признался себе, что ему нравится маленькая уютная кухонька, горячий шоколад в неизменной кружке с нарисованной на ней ведьмой на метле. Джинни сказала, что привезла кружку из своего мира, и на ней изображена известная спортсменка, играющая в квиддич — волшебный вид спорта, суть которого заключалась в том, что игроки на мётлах гоняются за летающими мячами. Джинни в своём мире и сама неплохо играла в квиддич, сохранила в чулане метлу и с грустью вспоминала былые времена, когда благодаря ей, её брату Рону и Гарри Поттеру какой-то неведомый «Гриффиндор» одолел в квиддичном матче «Слизерин».

Третья причина тяги Леона к Джиневре заключалась в том, что оба они были бесконечно одиноки. Он прибыл из чужого, устаревшего мира, оставив там службу, друзей и родных; она, как однажды обмолвилась Полумна, около года назад рассталась с Гарри Поттером, который ушёл к своей подруге Гермионе, и тяжело переживала разрыв. Гарри в их мире был величайшим героем, много раз рисковавшим собой, чтобы спасти мир от сильнейшего тёмного мага, и в душе Леона, когда он выслушивал истории о Мальчике-Который-Выжил, всегда поднималось что-то злобное и дикое. Джиневра преданно любила героя, зализывала ему раны после сражений, сама билась с ним бок о бок, чтобы он потом оставил её ради... ради чего? Ради славы и успеха? Ради новых битв? Ради другой, более красивой и страстной?

Впрочем, увидев Гарри Поттера воочию, Леон был вынужден поменять своё мнение. Это был совсем ещё юноша, худой и угловатый, с вечно взъерошенными чёрными волосами и ярко-зелёными глазами, внимательно глядевшими из-за стёкол очков. Лоб его перечёркивал зигзагообразный шрам — след от смертельного заклятия тёмного мага. Гарри был одним из первых волшебников, попавших на Перекрёсток, и он делал всё возможное для защиты людей и нелюдей, живших здесь. Своей храбростью и пылкостью, готовностью пожертвовать собой ради других он напоминал Леону Анри д’Эрбле, Рауля де Ла Фер и немного д’Артаньяна, хотя капитан был уверен, что Гарри никогда бы стал обманом пролезать в постель женщины, выдавая себя за другого, как д’Артаньян сделал с миледи Винтер.

Познакомился Леон и с возлюбленной Гарри Гермионой Грейнджер, и с его лучшим другом Роном Уизли, братом Джинни. Гермиона, как выяснилось, стояла у истоков создания прохода между мирами, и Леон долго не мог поверить, что эта юная девушка с яркими карими глазами и густой копной каштановых волос могла изобрести нечто настолько сложное. Она, как он быстро догадался, была голосом разума в разношерстной компании волшебников, и этим тоже немного напомнила ему Рауля. Что касается Рона, то с этим высоким и слегка неуклюжим рыжим парнем, у которого всегда наготове была пара шуточек, Леон даже сдружился. Рыжими волосами, голубыми глазами, добродушным нравом и любовью к еде Рон напоминал ему собственного отца. Когда капитан сказал Рону об этом, тот выглядел польщённым, но не вполне понимающим, о чём идёт речь, Гермиона и Гарри же долго смеялись.

— Я дам тебе прочитать книгу «Три мушкетёра» магловского писателя Александра Дюма, тогда ты поймёшь, — улыбаясь, объяснила Гермиона в ответ на сбивчивые вопросы Рона.

— Гермиона Грейнджер заставляет меня читать книги, надо же! Никогда такого не было, правда, Гарри? — с сарказмом заметил Рон. Когда вся троица удалилась, Леон взял на заметку: прочитать «Трёх мушкетёров» и выяснить хоть что-нибудь новое об отце, которого он почти не успел узнать.

— Как странно: в нашем мире Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян — живые люди, а в вашем — герои книг! — рассказывал он тем же вечером Джиневре, сидя за кухонным столом и рассеянно поглаживая Арнольда. Арнольдом звался розовый карликовый пушистик — ручной зверёк Джинни, который был похож на небольшой меховой шарик с огромными тёмными глазами. Он был одним из немногих напоминаний о прошлом, которые Джинни взяла с собой на Перекрёсток, наравне с кружкой, метлой и коробкой шоколадных лягушек. Арнольд быстро привык к Леону и стал ластиться к нему, к удивлению хозяйки, которая отметила, что пушистик пуглив и незнакомых людей обычно сторонится.

— Одно не мешает другому, — она пожала плечами, с задумчивым видом накручивая на палец прядь волос. — Иногда книги пишутся и про реальных людей. Про Гарри, Рона, Гермиону и остальных написана куча книг в нашем мире — правда, далеко не все из них правдивы. Особенно старается Рита Скитер, — Джинни наморщила нос, словно учуяв неприятный запах.

— Кто это? — полюбопытствовал Леон, осторожно перекладывая Арнольда со своих колен на стол.

— Одна очень неприятная женщина, которая делает деньги на обмане и фальшивых сенсациях, — Джинни фыркнула. — Слава Мерлину, сюда ей не пробраться! Это было бы хуже, чем проникновение дементоров!

— Вы думаете, где-то есть мир, в котором и я, и вы, и Полумна, и Арнольд, — Леон кивнул на мирно дремлющего пушистика, — всего лишь герои книг? Плод чьей-то фантазии?

— Вполне возможно, — кивнула Джинни. — Книги содержат в себе волшебство, даже те, которые были написаны маглами. И порой они могут быть очень опасны. Уж я-то знаю, — она устремила мрачный взгляд за окно, в сгущающиеся сумерки. — После истории с проклятым дневником, когда Том Реддл овладел мной...

— Овладел? Вами? — Леон почувствовал, что по его телу, несмотря на то, что в кухне было тепло, пробежала ледяная дрожь. Он знал, что Томом Реддлом звали того самого тёмного колдуна, побеждённого Гарри Поттером, до того, как он принял другое имя, заставив волшебников бояться даже его звуков.

— Да, — она кивнула. — Мне тогда было всего одиннадцать.

— Боже! — Леона передёрнуло от отвращения, и он склонил голову, проклиная своё чересчур богатое воображение. — Мне так жаль, что с вами это случилось!

— Мне тоже... — Джинни внезапно осеклась. Леон чувствовал, что она пристально смотрит на него, но не смел поднять взгляда до тех пор, пока не услышал самый неожиданный звук, который только можно было услышать, — сдавленный смех.

— Мерлинова борода, Леон, это совсем не то, о чём вы подумали! — воскликнула Джинни, и Арнольд, разбуженный её смехом, недовольно заворочался на столе. — Овладел не в том смысле! Он вселился в меня, завладел моим разумом, моим душой — вот что я имела в виду!

— Аааа, — только и смог протянуть Леон, чувствуя одновременно и страшную неловкость, и огромное облегчение. — А я-то уж думал... Простите.

— Впрочем, это было ненамного лучше, — Джинни постаралась принять серьёзный вид, хотя уголки губ у неё всё ещё подрагивали. — Я не помнила, что делала и где была, писала послания на стенах, душила петухов, говорила на змеином языке и выпускала василиска из Тайной комнаты... словом, я творила ужасные вещи!

Рассказ Джиневры о её первом годе обучения в Хогвартсе и пережитом кошмаре повлёк за собой рассказ Леона о своём детстве, и они разошлись уже за полночь. С тех пор они стали встречаться чаще, и их истории плавно перетекали одна в другую — от битвы за Хогвартс, школу магии, где училась Джинни, до сражений, в которых участвовал Леон, от гибели Фреда, одного из братьев Джинни, до того страшного дня, когда Леон лишился матери, от полёта в Министерство магии до путешествия за сокровищами королевской казны и обратно, от забавных случаев, происходивших в семье Уизли, до казусов, случавшихся с детьми мушкетёров. Леону было хорошо с Джиневрой, ему нравилось слушать её негромкий голос, наблюдать за мерцанием серо-голубых глаз, видеть улыбку, озарявшую её лицо всякий раз, когда она вспоминала Хогвартс или родной дом. Должно быть, именно поэтому он расслабился, снова полюбил ночи на Перекрёстке, забыл об опасности, и уже почти не вспоминал о зловещем тумане, появлявшемся возле опушки леса, и невидимых руках, вырвавших у него оружие.

До тех пор, пока туман сам не напомнил о себе.

Похоже, что за последние недели, проведённые в обществе Джиневры, чутьё у капитана притупилось, потому что он не почувствовал никакой опасности, когда шёл к маленькому домику между холмов. Клубящийся туман не показался ему опасным, звёзды по-прежнему мерцали на небе, из-за облаков то и дело выглядывал серебристый краешек луны, где-то в траве пели насекомые, пахло ночной свежестью, и всё вокруг было полно мира и спокойствия.

А потом внезапно словно кто-то накрыл мир огромным чёрным плащом. Звёзды и луна померкли, все звуки затихли, прохлада сменилась пробирающим до костей холодом, туман быстро приблизился, и Леон, хоть и не видел существ в капюшонах, ощутил их присутствие. Сильная тревога охватила его, голова закружилась, он явственно различил звуки возле себя — было похоже на то, что кто-то с хлюпаньем втягивает воздух. Леон схватился за шпагу, но тут же вспомнил, что произошло в прошлый раз, и быстро вытащил из висящего на поясе мешочка огниво, пригибаясь, бросился вперёд, подхватил лежащую на земле ветку. Высечь искру удалось не сразу, но вот во тьме вспыхнул огонёк, ветка (слава Мерлину, сухая!) загорелась, и Леон выпрямился, отмахиваясь ею от невидимых врагов.

— Я вас не боюсь, чёрт возьми! — крикнул он, хотя дрожь его голоса, пожалуй, свидетельствовала об обратном. Золотисто-рыжее пламя дрожало, тепла от него почти не исходило, но туман немного расступился, хлюпающие звуки затихли, и Леон, различив впереди очертания домика, бросился к нему. Он успел подумать о заграждающих заклятьях — Джинни наверняка сняла их, ожидая его, и теперь дементоры смогут проникнуть в её владения. Проклятье, он сам приведёт их за собой!

Леон остановился, развернулся лицом к лесу, отмахиваясь веткой от наступающего тумана. Его клубы уже окружали всё вокруг, подступали к домику, голова снова начала кружиться, а к сердцу подступила тревога, и Леон ясно осознал тщетность своих усилий. В самом деле, что он, магл без волшебной палочки, может против магических созданий! Из последних сил сопротивляясь, он повыше поднял факел и закричал:

— Джиневра! Здесь дементоры!

Сзади послышался хлопок двери, быстрый топот, и обернувшись, Леон увидел Джинни — она мчалась к нему, как и в первую их встречу, но на этот раз на ней вместо халата были брюки и свитер, а в руке она крепко сжимала волшебную палочку.

— Я пытаюсь отогнать их огнём, но долго не продержусь, — выдохнул Леон, отмахиваясь факелом.

— Экспекто Патронум! — она взмахнула палочкой, из неё вырвался луч света, через мгновение превратившийся в серебряную лошадь, которая поскакала в сторону тумана. Тот мгновенно отступил, на небе снова появились звёзды и луна, Леон, сотрясаемый нервной дрожью, опустил руку, всё ещё сжимая в ней горящую ветку, и взглянул на Джинни. Та была очень бледна, губы сжаты, глаза осматривали местность, явно замечая что-то, невидимое для Леона.

— Сколько их было на этот раз? — спросил он, изо всех стараясь, чтобы голос не прерывался. — Тоже три?

— Три десятка, если не больше, — у Джинни голос дрожал, и она не пыталась это скрыть.

— Сколько? — у Леона вырвался нервный смешок. — Слава богам, что я их не вижу! Если бы я знал, что их тут целая стая, то сдался бы, даже не борясь!

— Впервые вижу, чтобы дементоров отпугивали огнём, — она бросила быстрый взгляд на ветку. — Как вы догадались, что это поможет?

— Раз эти твари несут с собой холод и туман, то нужно что-то, противоположное этому, — пожал плечами Леон. — Ваши серебряные зайцы и лошади содержат в себе тепло и свет. Я таких вызывать не могу, но могу попробовать разжечь огонь.

— Прекрасная идея! — глаза Джинни ярко заблестели.

— Я бы долго всё равно не продержался, — выдохнул он и огляделся, снова вскинув факел. — Их сейчас здесь нет?

— Нет, но они скоро появятся, — похоже, она приняла решение. — Идите за мной. Я соберу всё необходимое, и мы улетаем отсюда. Небезопасно оставаться здесь сегодня ночью. Похоже, следующие несколько дней мне придётся провести у Полумны.

— Улетаем? — настороженно спросил Леон, следуя за Джинни к домику. — На метле?

— Моя метла в хорошем состоянии, но не уверена, сможет ли эта старушка выдержать двоих... — с этими словами девушка скрылась в доме. Леон остался снаружи — почти потухший факел пришлось бросить на землю, и теперь капитан сжимал в руке огниво, готовясь отразить новое нападение тварей, и щурился, оглядывая местность в поисках тумана.

Джинни, должно быть, применила магию — иначе бы она никак не успела собраться так быстро. Уже минут через пять она выбежала из дома с чемоданом в одной руке и метлой в другой.

— Арнольд! — вскинулся Леон, увидев её. — Вы его не забыли?

— Он здесь, — Джинни кивнула на чемодан и принялась прицеплять его к метле.

— Не задохнётся? — скептически спросил Леон. — Похоже, там маловато места даже для маленького пушистика.

— Изнутри он больше, чем снаружи, — Джинни отпустила метлу, которая тут же повисла в воздухе без всякой поддержки, и легко оседлала её — она явно проделывала это множество раз. Леон уже собирался сесть сзади неё, как вдруг из-за угла дома появилось нечто, заставившее его схватиться за шпагу.

— Что это, чёрт возьми, такое? — вскрикнул он, уставившись на невероятно худую чёрную лошадь, нет, на скелет лошади, обтянутый чёрной кожей, скелет, который поводил из стороны в сторону узкой длинной головой, напоминавшей драконью, расправлял и складывал кожистые крылья, похожие на крылья летучей мыши, только во много раз больше, а глаза его, белые и лишённые зрачков, казались пугающей зрячими.

Джинни мигом обернулась, и лицо её просветлело.

— Не бойтесь! — быстро сказала она. — Это фестрал, он вас не тронет. Они выглядят страшно, но на самом деле они преданные и надёжные друзья. Он отнесёт вас в безопасное место.

— Отнесёт меня? — Леон ненадолго лишился дара речи. — Вы хотите, чтобы я полетел вот на этом?

— Другого выхода нет. Если моя метла не выдержит, мы оба пострадаем. Ехать на фестрале — всё равно что ехать на лошади, только в воздухе. Вы в вашем мире ведь только и делали, что ездили верхом!

— Ездил по твёрдой земле, а не летал! Почему мы вообще не можем трансгрессировать?

— Потому что мне надо осмотреть дорогу с воздуха, увидеть, если где-то есть дементоры. Леон, у нас мало времени, — голос Джинни зазвучал строже: она начала терять терпение. — Дементоры могут вернуться в любую минуту! Я нарочно привела в лес одного фестрала, потому что знала, что он может понадобиться. Вам ещё повезло, что вы его видите!

— А что, мог бы не видеть?

— Фестралов могут видеть только те, то видел смерть, — серьёзно ответила она.

— Прекрасно, — покачал головой Леон. — Дементоры, мозгошмыги, теперь ещё и фестралы! В вашем мире вообще есть существа, которых могут видеть все?

— Конечно, есть, — Джинни попыталась сохранять серьёзность, но уголки её губ дрогнули. — Карликовые пушистики, например.

— Жалко, что на них нельзя летать, — пробормотал Леон, сдаваясь. Он вернул шпагу в ножны, подошёл к коню-скелету и неуверенно потрепал его по морде — тот слегка мотнул головой. — Ладно, надеюсь, я не свалюсь и не сломаю себе шею...

Оказалось, что на фестрале удобно сидеть без седла и уздечки — достаточно упереться коленями в основания жёстких крыльев и схватиться за шею. Конь любезно подождал, пока Леон устроится на его спине, и повернул голову в сторону Джинни, словно ожидая от неё указаний.

— К дому Полумны Лавгуд, — она оттолкнулась от земли и легко взмыла в воздух. Фестрал последовал за ней, его крылья распахнулись, в лицо Леону ударил ветер, и он сам не успел понять, как оказался высоко над землёй.

Полёт оказался не столь страшен, как опасался сын Портоса. Конь нёсся по воздуху ровно, не делая никаких попыток сбросить всадника, рядом летела Джиневра, ветер трепал её рыжие волосы, и было похоже, что она по-настоящему наслаждается полётом. Бросив пару раз взгляд вниз, Леон сцепил зубы, крепче ухватился за загривок фестрала и запретил себе смотреть на землю, сосредоточившись на выступающих костях на шее коня, туго обтянутых кожей. Впрочем, когда они пролетали над лесом, то едва не попали в клубящийся туман, и Джиневра снова послала вперёд серебряную лошадь.

— Дементоры, — выдохнула она. — Кружат над лесом.

— Они ещё и летать умеют? — без особого удивления поинтересовался Леон.

— Умеют, — её лицо стало решительным, и она вновь вскинула волшебную палочку. — Придётся поджечь лес — другого выхода нет. Огонь напугает дементоров и может даже заставить их вернуться в наш мир. Было бы хорошо, если бы он уничтожил проход между мирами, но это вряд ли сработает...

«Поджечь лес», конечно, было преувеличением — разумеется, Джиневра не собиралась лишать дома животных и птиц. Когда они добрались до группы одиноко стоящих деревьев, почти лишённых листвы, но зато окружённых туманом, она взмахнула палочкой:

— Инсендио!

Из палочки вырвалось пламя, вмиг охватившее деревья, оно громко и весело затрещало, и его языки взвились вверх, стремясь добраться до всадников. Леон бросил взгляд на Джинни — пламя осветило её полное мрачной решимости лицо, превратив развевающиеся волосы из тёмно-рыжих в огненно-рыжие, отразилось в глазах, и на миг Джиневра Уизли стала похожа на воинственную деву из древних преданий. «Валькирии, вот как они назывались, эти девы», — вспомнил Леон, любуясь ею. Тут Джинни посмотрела на него, и он поспешно опустил глаза.

— Совет меня за это не похвалит, но надо было как-то прогнать их, — заметила она, когда всадники уже летели прочь от горящих деревьев, а туман быстро расползался под ними, обнажая землю. — Завтра же придётся снова мчаться сюда со всей командой, дать дементорам решающий бой...

Дом Полумны, к счастью, оказался не так уж далеко, и вскоре Джинни с Леоном уже опустились на землю. Она соскочила с метлы и бросилась к небольшой башенке, напоминавшей формой шахматную ладью, Леон же мысленно возблагодарил Бога, ощутив под ногами твёрдую землю, и, пошатываясь, отошёл от коня.

— Спасибо тебе, конечно, — пробормотал он, похлопав фестрала по крупу, — но мне как-то привычнее ездить по земле... и не на скелетах.

— Напрасно вы так, — прозвучал сзади нежный голосок Полумны. — Фестралы — очень умные создания и хорошие друзья. Я получила Патронус Джинни, — пояснила она, поглаживая коня по морде. — Проходите в дом, я позабочусь о Бинки и приду.

— Она назвала коня Бинки? — выдохнул Леон, вваливаясь внутрь. Он едва держался на ногах, голова слегка кружилась, и он, не в силах рассматривать убранство кухоньки (которая оказалась довольно опрятной), опустился на табурет.

— Так звал лошадь Смерти в её любимых книгах. Их написал один писатель из нашего мира, — Джинни села на соседнюю табуретку и устало выдохнула.

— Тоже магловский?

— Нет, он из наших. Полумна вообще любит фестралов — это она уговорила Гермиону пропустить их на Перекрёсток, — на этот раз на её лице при упоминании Гермионы не появилось болезненной гримасы.

Полумна вернулась быстро, и Джинни с Леоном, перебивая и дополняя друг друга, поведали ей о дементорах. Она с деловитым видом кивнула, взмахами волшебной палочки распаковывая чемодан Джинни и выпуская на стол Арнольда.

— Сегодня всё равно уже слишком поздно, ничего не сделаешь, да и вы оба устали, — Леон никогда не слышал, чтобы Полумна говорила таким строгим, не терпящим возражений тоном. — Останьтесь здесь, переночуйте у меня, а завтра мы все соберёмся и придумаем, что сделать с этим лесом, дементорами и порталом между мирами.

Через полчаса, когда немногочисленные пожитки Джинни были разобраны, кровати для гостей застелены, Арнольд, напоенный горячим молоком, мирно спал на столе, а Полумна хлопотала над какими-то баночками и склянками, внимание Леона привлёк какой-то котелок, стоящий поодаль. От него исходил пар, завивавшийся спиралями, и подойдя ближе, Леон увидел, что в котелке бурлит жидкость с красивым перламутровым блеском. Он невольно вдохнул воздух, ощутил запах свежего морского бриза, выделанной кожи и чего-то цветочного, с еле уловимой сладостью, но тут же одёрнул себя, напомнив, что не следует нюхать неизвестные зелья в месте столь опасном, как Перекрёсток Всех Миров.

— Что это? — он оглянулся на Полумну.

— Амортенция, любовное зелье, — она подошла к нему, осторожно взяла котелок, накрыла крышкой и взмахом волшебной палочки отправила куда-то за пределы кухни.

— Зачем оно тебе? — улыбнулась Джинни. — Для Рона лучшее приворотное зелье — луковый суп, сваренный по маминому рецепту.

— Это не для Рона, — Полумна тоже улыбнулась. — Это для моих исследований. Завтра же я его отсюда уберу.

Она завершила кухонные хлопоты, пожелала Леону и Джинни спокойной ночи и удалилась вслед за зельем. После её ухода в комнате повисло неловкое молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов и еле слышным сопением карликового пушистика.

— Если я... могу быть чем-нибудь полезен, — неловко начал Леон, поднимая глаза на Джинни. — На завтрашней охоте на дементоров, я имею в виду. То я всегда к вашим услугам.

— Вы и так много сделали, — она покачала головой. — Думаю, завтра мы справимся без вас.

— Не выношу этого, — буркнул Леон. — Сидеть и прятаться в норе, пока другие рискуют жизнями! Чувствуешь себя слабым и никчёмным. Какая жалость, что я не волшебник!

— Я тоже себя так чувствовала, когда Гарри, Рон и Гермиона отправлялись куда-то на поиски приключений, а меня оставляли позади, — тихо произнесла Джинни. — Когда мне запрещали сражаться, потому что я ещё «слишком маленькая». Конечно, они заботились обо мне, но мне так не хотелось чувствовать себя хуже их!

— Вы не хуже — вон вы как отважно разгоняли дементоров, — заметил Леон.

— Вы тоже. Впервые вижу, чтобы магл давал отпор дементорам. Вы, не владея магией, защищали меня, волшебницу, от этих тварей, даже не видя их!

— Меня учили, что нельзя бросать женщину в беде... да и вообще друзей нельзя оставлять в беде, — неловко ответил Леон.

— Гарри точно такой же, — глаза Джинни потемнели, она уставилась в одну точку, словно перед ней проплывали картины прошлого. — Он всегда был готов умереть сам, лишь бы защитить своих близких. Такой отчаянный, такой храбрый — и совершенно не умеющий позаботиться о себе! Мне нравилось о нём заботиться, — её голос стал мягче и глубже, в нём зазвучали нотки горечи. — А Рон заботился о Гермионе — как мог. И хотя мой братец наломал немало дров, всё-таки он был для неё хорошим парнем.

Джинни задумчиво посмотрела на спящего Арнольда, потом перевела взгляд за окно.

— После войны мы все старались держаться друг за друга, как выжившие после кораблекрушения цепляются за плот. Полумна — она обожает живопись — как-то показывала мне одну картину. Русский художник Ай-ва-зов-ский, — она произнесла фамилию по слогам, словно не была уверена в её правильности, — картина «Девятый вал». Там как раз люди, уцелевшие при кораблекрушении, из последних сил держатся за какие-то брёвна, а на них идёт огромная волна. Вот мы и были такими уцелевшими. Но мы с Гермионой понимали, что так не может продолжаться долго. Надо было отпустить брёвна и отправиться в свободное плавание в попытках добраться до берега. Гермиона это знала, и я тоже. Но Гарри никогда бы не бросил меня, боясь причинить мне боль, а Рон... он так держался за Гермиону! И мы решили отпустить плот. Мы расстались со своими парнями, — её голос слегка задрожал, и Джинни прервалась, пытаясь унять рвущиеся наружу чувства.

— Гарри было тяжело, но потом он испытал облегчение, я знала, — продолжила она после паузы. — А Рон... ох, бедный Рон! Когда был открыт проход между мирами, он вызвался одним из первых добровольцев, чтобы отправиться изучать его. Не знаю, чего он хотел, — забыть Гермиону или погибнуть в новом мире, но я испугалась за него и отправилась следом. На его счастье, рядом оказалась Полумна, они стали работать вместе, ближе сдружились, а потом выяснилось, что они испытывают друг к другу не только дружеские чувства. Полумна совсем не похожа на Гермиону, и она смогла помочь Рону забыть... вытеснить... Он никогда не стал бы для неё вторым. Мы все для неё первые, каждый по-своему.

Джинни снова замолчала, прерывисто дыша, и Леон подумал, что хотел бы быть в числе тех людей, которые для Полумны на первом месте.

— Пока нас не было, Гарри и Гермиона тоже изучали Перекрёсток, занимались переброской людей и вещей из разных миров и... сблизились. Оказалось, что они могут быть не только друзьями. Но как всё-таки изменился Рон! — задумчиво проговорила Джинни. — Ещё несколько лет назад он ни за что не простил бы, если бы его друг стал встречаться с его бывшей девушкой! А теперь он продолжает дружить с ними обоими и даже шутит по этому поводу.

— А вы? — осмелился спросить Леон, когда она умолкла. — Вы ревнуете?

— Ревную? — она слабо улыбнулась. — Нет, что вы! Я не ревную. Никто ведь не виноват, что так вышло. Хотя Рон, возможно, виноват, потому что он покинул их тогда, во время их путешествия, но он ведь вернулся! Спас Гарри, уничтожил медальон, защищал Гермиону. А я... меня просто не было рядом. А Гермиона была. Наверное, так всё и началось. Поначалу я боялась за Гарри, потому что о нём некому заботиться, а сам он о себе не позаботится... Хотя шнурки он всё-таки завязывать научился, — она улыбнулась одной ей понятной шутке. — Но теперь, когда с ним Гермиона, они будут заботиться друг о друге. Она серьёзная, ответственная, она не позволит ему влезть в очередную авантюру. И я больше не беспокоюсь из-за Гарри.

Внезапно Джинни подняла голову и посмотрела Леону прямо в глаза.

— Я беспокоюсь из-за кого-то другого.

Леон вдруг ощутил смущение и опустил взгляд. По телу пробежала дрожь, затем его охватило тепло, похожее на то, что исходило от Патронуса. Джинни встала, и он тоже поднялся, памятуя о правилах приличия, выученных давным-давно в семнадцатом веке. Девушка подошла к нему, решительная и собранная, не отрывая взгляда, — высокая, одного с ним роста, она смотрела Леону прямо в глаза. Потом она подалась вперёд и поцеловала его.

Джиневра была сладкой — губы её имели карамельный вкус, от волос веяло чем-то еле уловимым и цветочным, и Леон вдруг понял, что точно так же пахло от того зелья с перламутровым блеском, которое Полумна назвала Амортенцией. Он осторожно обнял девушку, коснувшись её волос, — в полумраке кухни они больше не казались огненно-рыжими, но на ощупь были очень мягкими и шелковистыми. Джинни тоже обняла его, но потом отстранилась, останавливая и себя, и его.

— Это может остаться здесь, — прошептала она, и уголки её губ едва заметно дрогнули.

— Нет, — выдохнул Леон, с трудом переводя дыхание. Он вдруг осознал, что в последний раз женщина целовала его ещё в прежнем мире — и у этой женщины тоже были рыжие волосы. — Не хочу. Не хочу, чтобы это... оставалось здесь.

Он глядел на Джинни с изумлением, до сих пор толком не понимая, как так вышло, что эта молодая девушка из разрушенного войной мира, которую ему хотелось защитить, эта рассказчица удивительных историй, которую ему нравилось слушать, эта рыжеволосая валькирия, которой он восхищался, любит его. Не своего Гарри Поттера, героя магической войны, а его, Леона, который всего-то и сделал, что отогнал дементоров огнём!

— Почему? — вопросил он. — Почему именно я? Что вы во мне нашли такого, за что меня можно полюбить?

— Когда мне было пятнадцать лет, на наш дом напали Пожиратели смерти, — лицо Джинни снова стало очень серьёзным и даже строгим. — Гарри тогда гостил у нас, и он рванулся вслед за Беллатрисой Лестрейндж — она убила его крёстного, я вам рассказывала. А я... Я кинулась следом за Гарри. Безумие, конечно, — я была только после ванны, в халатике и тапочках, с мокрыми волосами! Но я побежала за Гарри, потому что мне было страшно за него — перепрыгнула через кольцо огня, которым Беллатриса окружила наш дом, помчалась на болото. В конце концов, конечно, я испугалась, и Гарри пришлось защищать меня от оборотня Фенрира Сивого, но сейчас я бы поступила точно так же. Я бы побежала за человеком, которого люблю.

Джинни глубоко вздохнула и заглянула Леону в глаза.

— Вы сделали то же самое ради меня. Рисковали собой, отбивались от дементоров, прикрывая меня, хотя я могла защититься от них куда лучше. Вы не думали о себе, только обо мне — как я тогда думала только о Гарри. Вы самый храбрый магл, которого я только знаю, а я за последний год узнала немало маглов.

Леон не знал, что ответить на такое необычное признание в любви, поэтому просто склонил голову.

— Кажется, Полумна была права, когда сказала, что потребуется время, — продолжила Джинни. — Время прошло, и я уже готова к новым отношениям.

— Это прекрасно, — Леон, всё ещё не до конца осознавая произошедшее, поглядел на стол, где недавно стоял котелок с зельем. — Амортенция... Её запах имеет какое-то значение?

— Для каждого человека она пахнет тем, что он любит больше всего, — кивнула Джинни, в глазах её появилось странное выражение — смесь настороженности и надежды.

— От неё пахло морским бризом, — стал перечислять Леон. — Выделанной кожей. И чем-то цветочным. А потом я учуял тот же самый запах на ваших волосах. И я подумал...

Он не договорил, потому что Джиневра поцеловала его снова, и на этот раз они оторвались друг от друга через значительно больший промежуток времени, чем раньше.

— Полумна, — выдохнул Леон. — Как вы думаете, она могла... всё это подстроить? После нападения дементоров она могла отвести меня к себе или ко мне, но отвела к вам. Сегодня она оставила нас одних, да ещё и это зелье...

— Никогда бы не подумала, что Полумна может заниматься сводничеством, — покачала головой Джинни, в глазах её блестели огоньки. — С другой стороны, Полумна Лавгуд всегда делает именно то, чего от неё никто не ожидает.

— Завтра придётся признать, что её усилия увенчались успехом, — усмехнулся Леон.

— И вам придётся испытать на себе всю мощь братской заботы Рона, — вздохнула Джинни. — Он всегда очень подозрительно относится к моим избранникам, так что готовьтесь. Раз уж мы с вами, — она улыбнулась, — теперь состоим в любовной связи.

— Это я как раз понимаю, — усмехнулся Леон. — У меня самого в прежнем мире осталась младшая сестра, и я знаю, каково это, — переживать из-за того, что она может выбрать себе неподходящего кавалера. Так что на Рональда я не обижусь. А что вы там говорили насчёт того, что беспокоитесь из-за меня?

— Беспокоюсь, — серьёзно ответила Джинни, глядя ему в глаза. — Я больше не отпущу вас одного к тому лесу — по крайней мере до тех пор, пока оттуда не изгонят всех дементоров. Я буду о вас заботиться, капитан Леон, и даже не вздумайте мне возражать.

— И в мыслях не было, — пробормотал Леон, на этот раз первым целуя Джинни.

Со времени нашествия дементоров на Перекрёсток прошло около месяца — впрочем, время в этом месте текло странно, то замедляясь, и тогда каждый день казался песчинкой, бесконечно скользящей по стеклу песочных часов и никак не желающей падать вниз, то ускоряясь, и тогда дни мелькали один за другим, превращаясь в одну пёструю вереницу имён и событий. Дементоры были благополучно изгнаны, не успев никого подвергнуть жуткой процедуре высасывания души, Джинни Уизли вернулась в свой домик меж холмов, а Леон дю Валлон начал понимать, насколько всё-таки отношения мужчины и женщины в Англии конца двадцатого века отличаются от Франции середины семнадцатого.

Любовная связь с Джиневрой не была похожа ни на одну из тех, что были у него раньше. В мире Перекрёстка, как и в мире Джинни, можно было жить друг с другом без брака совершенно открыто, и это не осуждалось никем, кроме самых закоренелых консерваторов. Мужчина и женщина в этом союзе именовались не возлюбленными или любовниками, а «парнем» и «девушкой», «бойфрендом» и «подружкой» или же просто «партнёрами». Им можно было вместе посещать любые места, да и сами эти места разительно отличались от тех, что существовали в семнадцатом веке. Шумные трактиры и таверны сменились уютными тихими кафе и кофейнями, ярмарки и уличные представления устраивались значительно реже, театры теперь выглядели совсем иначе, кроме того, появилось неведомое Леону искусство кино. Впрочем, Перекрёсток, возникший и заполнявшийся людьми и зданиями весьма стихийно, не мог похвастать богатым выбором развлечений.

Одной из отличительных особенностей Леона, которой он втайне гордился, была способность быстро привыкать к новым условиям. Он привык к своему сиротству, к суровому приюту, к не менее суровой гвардейской службе, к нескончаемым требованиям и придиркам Кольбера, к существованию призраков, путешествий между мирами и всякой другой чертовщины, к внезапному появлению в своей жизни сестры и её сумасшедших друзей, в конце концов! Привыкал он постепенно и к новым, ни на что не похожим отношениям с Джиневрой. К тому, что можно спокойно оставаться у девушки на ночь, не боясь её скомпрометировать; к долгим совместным прогулкам по окрестностям, во время которых Джиневра так сильно сжимала его руку, будто боялась, что Леон исчезнет, стоит ей хоть на миг разжать пальцы; к безобидным подшучиваниям других обитателей Перекрёстка и даже ко взгляду Рона Уизли, который из добродушного вмиг стал тяжёлым и подозрительным, едва Рон узнал, что Леон встречается с его сестрой.

— Старшие братья, они такие, — протянула Джинни, стягивая кофту, под которой было лишь лёгкое чёрное платье на тоненьких бретелях. Сегодняшний день выдался необыкновенно тёплым, и она оделась соответствующе, хотя Леона, признаться, всё ещё немного смущала мода иного мира — мода, при которой женщины, да и мужчины тоже, если уж на то пошло, могли свободно оголять своё тело, не путаясь в куче слоёв одежды и кружевах и не возясь с неудобными шнурками. — Помню, когда я встречалась с Дином, Рон тоже вечно фыркал в его сторону.

— И был прав, — заметила Полумна, отрываясь от стакана, из которого она потягивала лимонад через тоненькую соломинку. Она только что прибыла из другого мира, гораздо более холодного, и на коленях у неё лежал нежно-голубой свитер с изображением странного крылатого существа на груди — по словам Полумны, это был мозгошмыг. Свитер ей связала миссис Уизли, мать Рона, и это означало, что Уизли приняли девушку в свой круг. Леон невольно задумался, свяжет ли кто-нибудь когда-нибудь ему нечто подобное. С матерью Джиневры он не знакомился и не был уверен, хочет ли этого. Судя по рассказам Джинни, миссис Уизли обладала вспыльчивым нравом и пылко любила своих детей, и Леон не удивился бы, если бы она приняла его ещё более недоверчиво, чем Рон.

— Вы с Дином абсолютно не подходили друг другу, — Полумна снова отпила лимонаду. Из уст любого другого человека эта фраза прозвучала бы бестактно, но Леон достаточно узнал Полумну, чтобы понять, что она никогда никого не стремится задеть — просто предпочитает говорить правду. «Да, в моё время она бы долго не протянула, даже со своей магией», — грустно усмехнулся он.

Глядя на девушек, Леон в очередной раз поразился тому, как столь разные создания могли стать лучшими подругами. Полумна выглядела безмятежной и расслабленной, её лёгкое летнее платье, сшитое ею же самой по собственным эскизам, переливалось всеми цветами радуги и пестрело всякими забавными картинками, волшебная палочка торчала из-за уха, с ушей свисали неизменные серьги-редиски — впрочем, пообщавшись с Полумной ближе, Леон узнал, что на самом деле это сливы-цеппелины. Густые светлые локоны в лёгком беспорядке спадали по обе стороны лица, а мечтательно-удивлённые серые глаза в данный момент были закрыты огромными очками необычной формы.

Джинни выглядела совсем иначе. Может, до Второй магической войны, расставания с Гарри Поттером и попадания на Перекрёсток она была весёлой, милой и общительной, но теперь в ней постоянно чувствовалась какая-то настороженность и напряжённость, даже после нескольких месяцев в компании Леона, хотя он не мог не признать, что она стала гораздо более улыбчивой и раскрепощённой, чем в первые дни их знакомства. Рыжие волосы оттеняли бледность лица, чёрное платье лишь подчёркивало белизну кожи плеч, почти полностью оголяя их, но Джиневра казалась Леону такой же закрытой, как если бы она надела один из своих любимых мешковатых свитеров.

Уже не в первый раз он задумался о том, что она на самом деле испытывает к нему. Могла ли Джинни, так горячо и преданно любившая Гарри, легко забыть его, пусть даже сама его и оставила? Возможно, она всё ещё любит своего героя, Мальчика-Который-Выжил, а с помощью Леона лишь заполняет душевную пустоту? Леон ведь и сам не знал, что он чувствует к молодой волшебнице. Тогда на кухне у Полумны он ощутил в Амортенции запах волос Джинни, но это могло означать простую влюблённость, не более! Может, он выбрал рыжеволосую Джинни только потому, что она напомнила ему Луизу де Круаль, оставшуюся в невозможно далёком прошлом, погребённую под слоем месяцев, лет и веков? Может, Джиневра выбрала его только затем, чтобы укрыться от всепроникающего одиночества?

Думать об этом было грустно, и Леон постарался переключиться на что-то другое. Он обвёл взглядом помещение, где они сидели. В одно из кратких мгновений затишья, когда на Перекрёстке не происходило ничего более сверхъестественного, чем обычно, и никому не требовалась помощь, Джинни решила показать Леону кофейню «Три дракона», одно из немногих развлекательных заведений на Перекрёстке. Полумна заглянула к ним «на несколько минут» и теперь, допив свой лимонад, рассматривала аккуратные деревянные полочки с едой, раздумывая, что бы такого купить Рону. Джинни с меланхоличным видом потягивала молочный коктейль со вкусом клубники, Леон выбрал со вкусом лаванды, хотя, по словам девушки, все эти холодные белые сладковатые напитки походили один на другой, различаясь разве что запахом.

За стойкой хозяйничала молодая женщина невысокого роста и ослепительной красоты. Её серебристо-белые волосы, доходившие до пояса, были заплетены во множество косичек, причудливым образом пересекавшихся на затылке, глаза отдавали фиалковым блеском, тёмно-синее платье подчёркивало все прелести ладной фигуры. Леон, впрочем, устыдился и поспешно отвёл взгляд от этих прелестей, вместо этого уставившись на руки хозяйки кофейни. На обеих были необычайно детальные и точные изображения — Леон знал, что они называются татуировками и весьма популярны в мире Джиневры и Полумны — чешуйчатых драконов с перепончатыми крыльями и когтистыми лапами. Левую руку обвивал бело-золотой дракон, правую — красно-жёлтый, на плечах же расположился чёрный, его голова и хвост спускались к груди хозяйки, и Леон снова отвёл взгляд.

— Это Дени, — от Полумны не укрылось, как внимательно Леон рассматривал незнакомку. — На самом деле у неё очень сложное имя и куча титулов, но она предпочитает, чтобы её звали просто Дени.

— Титулов? — удивлённо переспросил Леон.

— В своём мире она была королевой, — вмешалась Джинни. За хозяйкой кофейни она наблюдала с тем же подозрительным выражением, с каким Рон частенько посматривал на Леона. Проследив за взглядом Джинни, Леон увидел, что Дени, колдуя над стаканчиками с кофе, спокойно держит руки над паром и совершенно не боится обжечься. Когда кипяток плеснул ей на руку, Леон непроизвольно поморщился от мнимой боли, но Дени, судя по всему, ничего не ощутила и только с выражением лёгкой досады встряхнула кистью.

— Королевой? — Леон растерянно повернулся к Джиневре.

— Управляла тремя огромными драконами и кучей армий, — с серьёзным видом кивнула она. — Когда её перекинуло в наш мир, она лишилась части памяти, но говорит, что не жалеет об этом и ещё многое хотела бы забыть. У Дени удивительная устойчивость к огню — она может войти в костёр и остаться невредимой, сгорит только одежда, ну и волосы могут пострадать.

— Думать не хочу, как вы это выяснили, — буркнул Леон, которому живо вспомнилась сестра Анжелика, никакими чудесными свойствами не обладавшая и едва не сгоревшая заживо в Англии.

— А ещё она девушка моего брата Чарли, — заключила Джинни не самым дружелюбным тоном.

— Да ладно! — Леон негромко присвистнул. О Чарли он не раз слышал от Джинни, но лично с ним не встречался и теперь пытался представить человека, который мог покорить сердце красавицы-королевы, не горящей в огне.

— Дени с Чарли помешаны на драконах, — заметила Полумна. — Видели её татуировки? Это Чарли ей сделал, в память о тех драконах, которые у неё были в её мире. Рон говорит, что теперь, когда кто-то называет меня странной, я могу приводить в пример Дени, потому что никто не может быть более странным, чем человек, который хочет завести дракона в качестве домашнего питомца.

— Самое смешное, что мы знаем аж троих таких людей, — улыбнулась Джинни. — Чарли, Дени и Хагрид.

Полумна прыснула, а Леон украдкой бросил ещё один взгляд на хозяйку кофейни и подумал, что представителям семьи Уизли нравятся светловолосые красавицы: старший брат Билл, по рассказам Джинни, женился на Флёр, француженке, блондинке и вейле; Чарли встречался с серебряноволосой Дени, Рон — с белокурой Полумной. Усмехнувшись, он подумал, что любви к светловолосым не избежала и Джинни, и встряхнул головой, откидывая со лба свои пряди цвета высохшего сена.

Через пару дней, в очередные часы затишья, Джинни задумала наводить порядок в своём домишке и привлекла к этому как Леона, так и Рональда, неудачно заскочившего в гости. Сестра возилась с какими-то коробками, перетаскивая их из шкафа в шкаф, бросала на диван свои вещи, попутно смахивала отовсюду пыль, карликовый пушистик Арнольд с любопытством наблюдал за ней, устроившись на подоконнике, а брат взмахами волшебной палочки передвигал мебель и ворчал под нос, что в доме и так всё было в полном порядке, а Джинни «совсем как мама, не может спокойно сидеть». Когда стулья в результате чрезмерного усердия Рона в очередной раз столкнулись и жалобно затрещали, Джиневра не выдержала:

— Нет уж, ты мне так всю мебель переломаешь! Неужели нельзя взять стул в руки и перенести его на пару метров?

— Зачем таскать стулья, если есть Вингардиум Левиоса? — пожал плечами Рон, поднимая один из стульев в воздух и перенося его на указанное сестрой место — на этот раз чуть с большей аккуратностью. — Мы вообще волшебники или кто?

Джинни только закатила глаза и покачала головой, а Леон поспешил подняться наверх, чтобы не оказаться втянутым в перебранку брата и сестры. Наверху тоже хватало работы, и он принялся оттаскивать стулья и стол от старого шкафа, намереваясь заглянуть в его глубины. Джинни редко заглядывала в эту комнату, где хранился всякий хлам, и здесь всё пропахло пылью, сыростью и затхлостью. Леон шагнул к окну, не без усилий распахнул его, с наслаждением вдохнул хлынувший в комнату свежий воздух и вздрогнул от глухого стука, раздавшегося сзади.

Он обернулся как раз в тот миг, когда дверца шкафа медленно, со скрипом и скрежетом отворилась, и схватился за эфес шпаги — на Перекрёстке он с ней не расставался, — готовясь отражать нападение неведомой твари, но в шкафу никого не было — так, во всяком случае, ему показалось на первый взгляд. Потом тьма сгустилась, и из неё на пол перед Леоном вывалилась его сестра Анжелика.

Леон был поражён настолько, что слова застряли у него в горле. Он судорожно вздохнул и упал на пол рядом с ней. Анжелика почему-то была одета не в дорожный костюм или платье, а в трёхцветную рясу, в которой он впервые её увидел, и на красно-бело-синей ткани выделялись тёмные пятна крови. Лицо сестры тоже было всё в крови, горло рассекал глубокий порез, и Анжелика пыталась зажать его, но кровь сочилась у неё из-под пальцев.

— Братец... Помоги... — прохрипела она и зашлась жутким булькающим кашлем.

— Джиневра! — не своим, сорванным и сиплым голосом позвал Леон, уверенный, что девушка не услышит, но она услышала, на лестнице послышались лёгкие быстрые шаги, затем тяжёлый топот, и через мгновение в комнату ворвались оба Уизли.

— Это моя сестра Анжелика! — прохрипел Леон. Он бросился к ней, попытался приподнять, зажать рану, но руки погрузились в тело сестры, точно в воду, и Леон ощутил леденящий холод. Ничего не понимая, он попытался снова помочь Анжелике, но руки проходили сквозь неё, точно она была призраком, крови на них не оставалось. Голова у него закружилась, мысли беспорядочно метались. Она уже умерла и попала сюда в виде духа? Что вообще происходит? Почему Рон и Джинни ничего не делают?

— Помогите же! — воззвал Леон, оборачиваясь к ним. Уизли смотрели на него с одинаково напряжённым выражением лица, потом переглянулись.

— Давай ты, — Джинни кивнула брату, потом скользнула к Леону, обняла его за плечи и мягко отстранила. — Назад, Леон, отойдите назад...

Сын Портоса, по-прежнему ничего не понимая, поднялся с колен и отступил, не в силах оторвать взгляда от задыхающейся Анжелики. Рон выступил вперёд, и Леон впервые увидел такое выражение на его обычно добродушном лице — смесь страха и решимости.

Раздался громкий щелчок, и Анжелика исчезла, не оставив после себя ни капли крови. Вместо неё возвышался огромный, размером с телёнка, серо-коричневый паук, грозно покачивающийся на своих восьми ногах, его жвала громко щёлкали, во множестве маленьких чёрных глазок читались почти человеческие эмоции — ненависть, гнев и желание разорвать людей на части. Леон вырвался из рук Джинни и, выхватив шпагу, приготовился дать отпор.

— Ридикулус! — взревел Рон.

Все восемь ног паука разом подломились, туловище упало на пол, прокатилось по нему, едва не задев ноги Рона, и с громким щелчком исчезло. В комнате наступила тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием Леона.

— Вот и всего, делов-то, — нарочито небрежно протянул Рон, убирая палочку, хотя Леон заметил, что руки у него слегка дрожат. — Обычный боггарт, ничего особенного...

— Молодец, — Джинни кивнула брату и подошла к Леону, вновь обняв его. — Профессор Люпин бы тобой гордился.

— Кто-нибудь объяснит мне, что это, чёрт возьми, было? — пережитый Леоном страх наконец-то прорвался в виде вспышки гнева.

— Это боггарт, — Джинни чуть крепче притянула его к себе. — Привидение, которое принимает облик того, что человек больше всего боится.

— То есть... это была не настоящая Анжелика? — выдохнул он.

— Нет, — она мягко убрала с его лица упавшую прядь. — И паук тоже не настоящий. Боггарт бесплотен, он не может никому причинить вред...

— ... только довести до сердечного приступа или до безумия, — подхватил Рон. — А так вообще безобидное создание, очень даже!

— Рон! — Джинни метнула в него укоризненный взгляд.

— Точнее и не скажешь, — пробормотал Леон. Теперь, когда страх немного отступил, на него жгучими волнами стал накатывать стыд. Подумать только — испугался не дементора, представляющего реальную опасность, не какого-нибудь упыря или вендиго, а жалкого привидения, которое только и способно, что принимать разные обличья!

— И как с ним бороться? — Леон не поднимал глаз, но ощущал, что Джиневра смотрит на него с сочувствием. — Я имею в виду, если ты не владеешь магией.

— Наверное, просто игнорировать, — она пожала плечами. — Маглы обычно не видят боггартов, но это же Перекрёсток, тут всё наперекосяк, да и вы слишком близко познакомились с волшебным миром... к тому же, наверное, постоянно думаете о сестре.

— Да, — не стал спорить Леон. — Я часто о ней думаю.

— У нашей мамы тоже такое было, — неловко вмешался Рон. Леон взглянул на него с завистью: ему хорошо, его сестра близко, а не где-то в другом мире, куда теперь невозможно добраться! — В смысле, с боггартом. Она... она боится потерять всех нас, папу... ну и Гарри тоже. Помню, на пятом курсе Гарри как-то заглянул в комнату — это было в старом доме Блэков — а там мама рыдает над моим мёртвым телом! — он издал жутковатый смешок. — Это был боггарт, и он принимал облик всех членов нашей семьи, мёртвых. Гарри тогда здорово перепугался! К счастью, быстро появился профессор Люпин и прогнал боггарта.

— Люпин... — проговорил Леон: имя показалось ему знакомым. — Это ваш учитель-оборотень, да? Который погиб во время битвы за Хогвартс?

— Он и его жена Тонкс, — кивнула Джинни. — Их сын Тедди остался на попечении бабушки Андромеды. Гарри, его крёстный, много рассказывает о Перекрёстке, и Тедди постоянно просится туда, но Андромеда его ни за что не отпустит, и Гарри с ней согласен. Здесь слишком много опасностей даже для взрослого человека, что уж говорить о ребёнке... А Тедди такой храбрый — весь в родителей! — она вздохнула.

— Замечательные были люди, — горячо подтвердил Рон.

Они немного помолчали: Джинни всё ещё не разжимала рук, и Леон не стремился отстраняться от неё. Рон попинал носком ноги дверцу шкафа и преувеличенно жизнерадостно заявил:

— Знаете, после борьбы с боггартами ужасно хочется есть! Джинни, у тебя шоколадных кексов случайно не завалялось?

— Какие найдёшь — все твои! — улыбнулась она.

— Вот сразу бы так! А то давай, Рон, таскай мебель, не роняй стулья, всё должно стоять по фэн-шуй... — он, насвистывая, пустился на первый этаж, и Джинни плотнее прильнула к Леону.

— Кажется, мой братец хоть немного научился тактичности, — прошептала она. Её тонкие руки лежали на плечах Леона, удерживая его, не давая вновь погрузиться в тот ужас, который он только что испытал. Он склонил голову ей на плечо, ненадолго уткнулся носом в шею, вздохнул неизменный цветочный аромат рыжих волос, чувствуя, как понемногу отступает напряжение, сжимавшее его стальным кольцом.

— Это не стыдно, — шепнула Джиневра. — Испугаться боггарта — это нормально. У всех есть свои страхи, даже самые сильные волшебники не могут с ними совладать. Никто вас за это не осудит. Я-то точно не осужу.

— А у тебя какой боггарт? — негромко спросил Леон, выпрямляясь. Джинни медленно разжала руки, опустила их на грудь бывшего капитана и принялась рассеянно теребить завязки его жилета — была у неё такая привычка, проявлявшаяся в минуты сильного волнения. Едва спросив, Леон спохватился, что это могло прозвучать невежливо — всё равно что спросить: «Какой твой самый большой страх?».

— Том Реддл, — ответила Джиневра, вновь помрачнев. — И я пока не знаю, как с ним бороться. Когда мы с Гарри после войны обустраивали дом на площади Гриммо — тогда мы думали, что будем жить там вместе... — на её лице появилось такое выражение, как будто она с трудом сдерживала сильную боль. — Так вот, там снова завёлся боггарт. И я... я ничего не смогла сделать. Том Реддл, он... он ухмылялся, он смеялся надо мной, а я не могла представить, как выставить его смешным.

— Выставить смешным? Вы так с ними боретесь?

— Да. Заклинание Ридикулус выставляет боггарта смешным, и он исчезает. Но я ничего не могла придумать, и пришлось звать Гарри. Он пришёл, прогнал боггарта, потом ещё долго успокаивал меня...

— И чего же боится знаменитый Мальчик-Который-Выжил? — с усмешкой спросил Леон, внезапно ощутив лёгкий укол ревности в сердце.

— Дементоров, — серьёзно ответила Джинни. — Пока Люпин не научил его заклинанию Патронуса, Гарри терял сознание всякий раз, когда сталкивался с ними — даже с ненастоящими, с боггартами в их облике.

— Неудивительно, — хмыкнул он.

— Ладно, — она выпустила порядком потрёпанные шнурки и положила ладонь Леону на плечо. — Пора спускаться, а то Рон, наверное, придумал уже кучу непристойных шуток по поводу того, что мы здесь делаем вдвоём.

— Надеюсь, больше в этом шкафу не заведётся никакая нечисть, — Леон ещё раз оглянулся перед тем, как ступить на лестницу, но шкаф стоял пустой и тихий, продуваемый сквозняком. Спускаясь, бывший капитан приобнял Джиневру за спину и почувствовал, что она слегка расслабилась от его прикосновения, как будто с неё спала невидимая броня, сковывавшая движения. Джинни еле слышно вздохнула, подняла голову, и тёмно-рыжие шелковистые пряди коснулись пальцев Леона.

В этом дивном новом мире было ещё много неизведанного, таинственного и пугающего, того, что Леону только предстояло постичь. Но всё же в компании Джиневры и её друзей это уже не казалось невозможным. И спускаясь вместе с ней по скрипящей лестнице, Леон ощущал, как отступают все его страхи и переживания, исчезая, точно боггарт, выползший из тёмного нутра шкафа под яркий солнечный свет и выставленный на смех людьми, которые больше не боятся его.