Заклинательница (гет)

Босоногий брюнет в тюрбане и просторной бежевой тунике восторженно присвистнул.

— Вы только посмотрите на этот выводок, сахиб! Восемнадцать! Бирманские жрецы не пожалеют рупий ради ритуальных танцев с королевскими кобрами!

— Держись тропы, Хусейн, и береги ноги! — сурово оборвал юношу бородатый индус мрачного вида. — Детеныши становятся ядовитыми не раньше тринадцатого дня, после первой линьки, но ее друг должен быть где-то поблизости. Самец тшинта-негу слишком привязан к самке, он не может далеко уйти.

Хусейн послушно замолчал, обновляя защитные чары, а затем принялся осторожно левитировать крошечных змеек в плетеную корзину. Его спутник, тем временем, продолжал выводить на флейте замысловатый мотив, направляя волшебную палочку на почти пятиметровую кобру.

Стоило змее умиротворенно опуститься на землю, как ее опутали десятки невидимых силков.

— Не понимаю, почему вы не применяете Империус к кобрам, сахиб, — недоуменно пожал плечами Хусейн. — Охота стала бы не в пример безопаснее. Змей первым из земных тварей поддался на уговоры лукавого джинна Иблиса, сбив с верного пути прародительницу Хаву. С ними не следует церемониться.

Ноздри индуса возмущенно затрепетали.

— Когда два года назад ты приехал из Марокко и постучал в двери дома моего отца, я пообещал научить тебя своему ремеслу, Хусейн, сын Омара! Сколько раз я говорил тебе, что причиняющий вред змеям навлекает на себя гнев богов? Ананта Шеша, великий наг, поддерживает на тысяче своих голов все планеты вселенной, и если однажды он решит разрушить мир, чего будешь стоить ты со своими фокусами?

Хусейн неуверенно хмыкнул, но возражать не решился. Он уже оставил надежду обратить старика Чанду в свою веру, и споры их давно превратились в дань привычке.

— Астика! Астика! — бормотал Чанда, двигаясь вглубь джунглей. — Помоги нам Астика!

Хусейн остался у дороги охранять заветную корзину, окруженную прозрачным куполом. На особо опасных нагов сахиб Чанда предпочитал охотиться в одиночестве, считая юношу недостаточно опытным, чтобы раскрывать ему все секреты своего мастерства.

Достав из-за пазухи сверток с рисовыми лепешками, марокканец устроился у корней раскидистого дерева. Змееныши не могли выбраться из корзины, но под их тяжелым взглядом кусок в горло не шел. Хусейна вдруг посетило неприятное ощущение, что кобры не только поняли все, о чем говорили охотники, но и запомнили с точностью до слова.

— Помоги нам Астика, — невольно прошептал Хусейн и сморщился, будто только что опустошил чашу с соленой водой.

Старик Чанда рассказывал старинную легенду о маге из Джанамеджая, ненавидящего всех змей на свете лютой ненавистью. Околдованные его темными чарами, наги сами бросались в жертвенный костер. Юный Астика вызвал жестокого волшебника на дуэль и, победив его, избавил змей от ужасной участи.

— И тогда царь змей спросил героя, какой награды тот желает за спасение их рода, — назидательно тряс головой Чанда. — Ничего не попросив для себя, Астика заклинал нагов не нападать на людей. Тогда царь сказал, что имя юного волшебника защитит их от укуса. Взывай к Астике, бредя во тьме, тогда не тронет ни наг, ни аспид.

Сахиб Чанда появился так же неслышно, как и исчез. Обездвиженный змей плыл за ним по воздуху.

— Говорил ведь, этому молодцу от нас не уйти, — усмехнулся Чанда. — Притаился у заброшенного колодца, думал обхитрить Чанду и напасть. Чанда стар, но не так прост.

— Впервые встречаю таких неприятных детенышей, — пожаловался Хусейн, кивая на корзину. — Одна уставилась так, будто выбирает, с какой стороны лучше подобраться и укусить.

Чанда бесстрашно склонился над корзиной, выуживая змейку, столь не понравившуюся Хусейну.

— Безупречный экземпляр, — одобрительно цокнул он языком. — Царица Манаса. Настоящая нагини.

— А это правда, что говорят брахманы, сахиб Чанда? — вполголоса спросил Хусейн. — Что нагини могут превращаться в прекрасных женщин, которые потом выходят замуж за царей и магов?

Словно в подтверждение слов юноши, змейка зашипела, силясь вырваться из рук старика.

— Ни за что не поверил бы, что выводку нет и двух недель, если бы уже месяц не выслеживал эту пару тшинта-негу, — неопределенно ответил Чанда. — Священные книги учат нас слушать голос брахманов, ибо с ними беседуют звезды, а на их молитвы отвечают боги. Брахманы были сотворены из головы бога Брахмы, и он наделил их разумом, нам неведомым.

— И все же, нагини, — не сдавался Хусейн, давно разгадавший манеру старика уходить от нежеланных ответов, — кто они такие?

Чанда долго вглядывался в глаза змейки, прежде чем вернуть ее в корзину.

— Не столь важно, кто они сейчас, Хусейн. Куда важнее, кем были они и для чего вновь посланы богами на землю. Звезды не любят раскрывать свои тайны… Пора возвращаться в Варанаси, этот день принес нам много рупий, много-много рупий!

Хусейн покачал головой, закидывая корзину за спину. В городе их встретят как героев — не каждый день охотники возвращались с таким богатым уловом.

И все же, от нагини нужно поскорее избавиться. Хусейн не мог отделаться от мысли, что эта мстительная и злопамятная змейка в будущем может доставить немало хлопот.

* * *

Наглые двуногие вытащили ее вместе с братьями и сестрами из гнезда матери, забросив в корзину, пахнущую свежей стружкой, и унесли из леса. Их было двое: старый заклинатель змей с хитрыми проницательными глазами и дерзкий молодой араб в малиновом тюрбане. Нагини была слишком мала, чтобы оценить суть происходящего, но индус показался ей странно родным и знакомым.

Араб, несмотря на выбранную профессию, был злобным и скользким, не столько не любя нагов, сколько не веря в их существование. Нагини пока не знала, может ли, в самом деле, она превращаться в человека, но если однажды такому доведется случиться, первое, что она сделает, это разыщет волшебную палочку и отправит в Хусейна парочку крепких сногсшибателей.

Нагини не приходило в голову задуматься, откуда она знает про волшебство и заклинания. Воспоминания незваными гостями забегали в ее голову, оставляя множество вопросов и белых пятен. Недавно за плошкой приправленного специями риса Чанда рассказывал о цепи реинкарнаций, способной направить человеческую душу в тело животного и даже камень у обочины дороги, где она будет томиться веками, попираемая ногами путников, колесами повозок и копытами скота.

Возможно, однажды нагини Манаса, как и ее тюремщики, могла держать в руках палочку. Она не помнила.

Вскоре Чанда разлучил ее с остатками некогда многочисленного семейства, усадив в куда меньшую по размерам коробку и плотно закрыв крышкой без единой щелочки. Нагини получила долгожданную свободу после нескольких часов тряски по разбитой дороге. Крышку открыли в просторном светлом особняке, и поблизости не наблюдалось ни Чанды, ни Хусейна.

— Рави, ты все еще не готов? — возопила громогласная особа в сари апельсинового цвета, яростно потрясая золотыми браслетами. — Родители невесты будут в нашем доме с минуты на минуту! Ты решил покрыть позором седины своей матери?

Нагини рассмеялась при виде нелепой комедиантки. Рави выглядел так, будто его безоружного собирались вести на растерзание к своре ракшасов.

— Рави не забыл, чему я его учила? — женщина подозрительно сощурила густо подведенные глаза. — Этот брак чрезвычайно важен для нашей семьи. Если в Варанаси будут говорить, что семья невесты отказалась от союза с Рави, я брошусь в воды Ганга на съедение гавиалам!

— Не говорите так, мама, — нахмурился юноша, но женщина уже его не слушала.

— А где Лакшми? Неужели это я собственноручно должна готовить чай для наших гостей? Лакшми целый день бездельничает, а вести хозяйство приходится бедной Парвати! Как же я несчастна!

Парвати. Имя древней богини ожгло слух Нагини огненным пальцем. Змея приподняла голову, ловя каждое слово голосящей женщины.

Еще тогда, в джунглях, мама рассказывала, что змеям не дано понять языка рода человеческого, и лишь избранным дозволено говорить с нагами. Потому заклинатели и используют магические флейты, что иным способом им не заполучить контроля над змеиным племенем. Для Нагини же не составляло никакого труда разобраться в спорах странной семейки. Более того, казалось, будто она сама сможет им ответить, если приложит немного усилий.

На место сомнений пришла иррациональная, но твердая уверенность. Когда-то ее звали Парвати. Так давно, что память о тех временах терялась в непроницаемой дымке.

— Свекровь, вы несправедливы, — возмутилась Лакшми, вихрем врываясь в гостиную. — У вас во всем виновата Лакшми! Я день и ночь тружусь, не покладая рук, в то время, как Гита спит до полудня!

— Ты еще смеешь клеветать на мою дочь? — ахнула Парвати, а до сих пор молчавшая золотая статуя на возвышении вдруг ожила, сопровождая свою речь отчаянной жестикуляцией. У Нагини в глазах зарябило от мелькания сразу четыре сверкающих рук.

— В доме ленивой хозяйки все идет не так, — зазвенел гневный старушечий голос, — невестка спорит со свекровью, дочь не слушает матери! В такой дом не идут женихи, а на хозяина в храме показывают пальцем. Если бы только бедный Раджа послушался Кали и выбрал достойную жену вместо Парвати, жаждущей от мужа все больше рупий, крыша его дома была бы крепка, и в нем бы достойно привечали священную змею, подавая ей молоко и топленое масло!

В завершение тирады Кали ухватила одной из своих рук водруженную у ее ног горящую лампадку и с силой запустила ее в Парвати. Женщина заголосила, Лакшми принялась громко звать мужа, Рави в отчаянии опустил голову на руки, а мальчик, вбежавший с улицы, радостно возвестил о том, что семья невесты уже приближается к дому.

Так и не дождавшись ни молока, ни рисовых шариков, Нагини устало зашипела, кольцом свиваясь возле статуи Кали. От золотой богини исходило необъяснимое тепло, будто змея только что соприкоснулась с чем-то эфемерным и невероятно дорогим и важным для ее сердца.

* * *

Так Нагини поселилась в доме семьи Патил. Позже она узнала, что сахиб Чанда продал ее юному Рави за огромную по тем временам сумму и был чрезвычайно доволен удачной сделкой.

Невеста Рави оказалась милой, приветливой девушкой, и вопреки переживаниям Парвати, со свадьбой не стали затягивать. Вскоре Падма перевезла в дом свои вещи, и с тех пор Нагини всегда находила возле своего лукошка топленое масло и кусочки свежего мяса.

Особняк в Варанаси казался змее не менее знакомым, нежели каждый из его жителей. Так, память Нагини удивительным образом подсказывала ей, что Гита Патил больше всего в жизни любит кокосовое молоко и дорогие масла, кузина Падмы — первый в своем роду боевой маг высшей категории, снискавшая славу на редкость удачными схватками с ракшасами, а если чуть сдвинуть в сторону портрет на втором этаже, изображающий бога Ганешу, за ним можно найти внушительного размера нишу, в которой так удобно прятаться от шумных и надоедливых детей Лакшми.

Глава семейства, Раджа Патил, торговал тканями, поставляя лучшие шелка и атлас для мантий в магические лавки по всей Европе. Решение об открытии собственного магазина в Лондоне было с энтузиазмом встречено старейшиной рода: белобородым стариком, опирающимся при ходьбе на старинный посох, помнящий саму схватку Индры с Вритрой.

Кали недовольно ворчала.

— Оставить дом своего отца, отца своего отца, чтобы скитаться по чужим грязным улицам, подобно далиту*, не зная пристанища, — презрительно цедила она при виде Рави, которому было поручено руководство новым магазином. — Воспитать своих детей иностранцами, не имеющими уважения к традициям предков. Что за прискорбная участь!

Многорукую богиню, как водится, не боялся никто, кроме угрюмых неповоротливых карликов, ведающих домашним хозяйством и владеющих весьма примитивной магией. Яд Нагини не имел на них никакого воздействия, но из страха перед богами кумбханды всякий раз трепетали при виде кобры. Чем-то они напоминали змее двух смутно знакомых мальчиков, имена которых она никак не могла припомнить, потому что никогда не встречала их в доме Патилов.

— Только за год она вымахает на добрых два метра! — возмущенный голос Лакшми можно было слышать даже на улице. — Рави завел в доме этого монстра, пусть и забирает его с собой в Англию! Если змея не покинет дом, я заберу детей и вернусь к родителям! Ее уже сейчас невозможно контролировать! А если она укусит кого-то из нас?

— Змеи кусают лишь тех, кто нарушает вековые традиции, — монотонно заскрипела Кали, садясь на любимого конька. — Чудо, что все эти годы вы просыпались в своих постелях по утрам. В этом доме перестали чтить заветы предков с того самого дня, как бедный Раджа привел сюда главную ядовитую змею, Парвати.

Парвати в отчаянии вскинула руки к небу, а Нагини впервые задумалась о том, сколь непрочным ее положение станет с отъездом Рави. Ей вовсе не хотелось так скоро покидать родной дом — а в своих правах на особняк Патилов она нисколько не сомневалась, едва ли многорукой Кали было известно столько его секретов, сколько знала Нагини.

Рави был печален, но ни разу не заговаривал о будущем своей любимицы. Просто в один прекрасный день Нагини проснулась в хорошо знакомой коробке, надежной запечатанной.

Мелькнула смутная надежда, что Рави и Падма забрали ее с собой в Лондон. Нагини никогда не видела больших городов, но они представлялись ей туманными и промозглыми. Там ей уже не удастся беспрепятственно переползать из дома в дом, пользуясь уважением и расположением хозяев. И все же, она не была бы разлучена со своей семьей, а значит, дети Рави никогда не забыли бы об Индии.

Когда коробка раскрылась, Нагини поняла, что недалеко уехала. Они определенно все еще были в Варанаси, а Рави что-то воодушевленно доказывал незнакомому волшебнику.

Нагини смотрела на своего нового владельца и понимала, что боги вновь вмешались в ее судьбу. Маг бросил на нее заинтересованный взгляд, и змея отпрянула, подобравшись для броска.

— Только посмей приблизиться, — с ненавистью прошипела она, — укушу!

И тут незнакомец сделал неожиданную вещь. Он ответил Нагини на ее родном языке.

— Неужели? — в глазах его сверкнул саркастичный огонек. Рави всплеснул руками.

— Отчего же сахиб не сказал, что он змееуст? Рави счастлив познакомиться с тем, кто отмечен благословением! Сахиб может снискать славу со своим талантом! Редкий дар!

— Как ее зовут? — незнакомца восхваления оставили равнодушным. Нагини возмущенно шипела, готовая даже ужалить неприятного покупателя, лишь бы избежать смены хозяина.

Интуиция, подсказывавшая ей до сих пор совершенно непрогнозируемые вещи, настойчиво кричала, что в эти глаза она уже смотрела однажды.

За мгновение до своей смерти.

В той жизни, где ее звали Парвати, и она могла держать в руках палочку. Когда жила в доме семьи Патил на правах законной наследницы и могла с легкостью проучить любого наглеца, хотя бы дерзкого араба Хусейна, с которым, как оказалось, был так дружен Рави.

— Это нагини, — с гордостью заявил Рави, гладя кобру. — Змеелов назвал ее Манасой, в честь дочери бога Шивы и сестры царя змей Васуки, способной врачевать укусы и исполнять заветные желания. Но имя это я советую вам держать втайне от недоброжелателей, способных навести сглаз. Пусть посторонним она будет известна, как Нагини, сахиб Риддл.

Маг по фамилии Риддл отстраненно кивнул, погруженный в мысли, которые Нагини не хотела бы знать, даже если бы могла прочитать.

— Я бы никогда не расстался с Нагини, — посетовал Рави. — Басту, змеи-покровительницы дома, посылаются лишь тем, кого любят боги. Вы счастливец, сахиб.

Риддл холодно усмехнулся.

— Хотя я вырос в непосредственной близости от церкви, сомневаюсь, что меня можно назвать верующим человеком, господин Патил. Значит, Нагини, — он окинул кобру оценивающим взглядом. — Сколько вы рассчитываете за нее получить?

Рави развел руками.

— Вы же понимаете, сахиб! Перед вами редчайший вид нагов, совершенная с магической точки зрения особь. Жрецы в Мьянме заплатили бы за такую много рупий, очень много рупий!…

Нагини расправила капюшон, продолжая угрожающе шипеть на невозмутимого Риддла. В полном соответствии со своей фамилией, он представлял собой совершенную загадку. И хотя магию Нагини пока что могла чувствовать лишь на уровне догадок и предположений, понимала она, что исходит от этого человека нечто угрожающее и темное.

Только связана с ним она была слишком прочными узами, пусть и не могла пока подобрать для них названия.

— — — — -

Далит — представитель касты неприкасаемых, обладавшей в Индии чрезвычайно низким социальным статусом.