Заклинательница (гет)

Любопытный всегда найдет свою змею.

И именно тогда, когда будет меньше всего готов к этой встрече.

"Змеелов" Ривера

И вдруг все закончилось. В воцарившейся тишине нож завяз бы, как в огромном куске оливкового черного мыла, которое дедушка Рави каждые три месяца привозил из Марокко.

— Убить змею — большой грех для моего народа. Ее нужно немедленно сжечь. Гибель священных животных несчастье приносит.

Парвати не сводила глаз с обезглавленного тела гигантской кобры.

— А в Ирландии змей нет, — невпопад ответил Симус. — Совсем. Их изгнал маг по имени Патрик после того, как Слизерин покинул острова и подался в Северную Африку. У магглов он вроде как святой.

Стоило противникам опустить палочки, как Симус принялся болтать без умолка. Падма в большом зале оплакивала потери. Лаванда все еще лежала на полу без сознания, а последний пузырек чудодейственной воды Ганга ушел на то, чтобы привести в чувство Мэнди. Парвати уже не чаяла отойти подальше от полуразрушенного замка и аппарировать домой.

— И все-таки Невилл молодец. Он храбро сражался. Как Индра, который поразил Вритру.

— Как кто? — Симус вытаращил глаза, а девушка устало улыбнулась.

— Это было много лет назад в Индии. Кали хорошо знает такие истории. С ней ведь звезды говорят.

— А, твоя тетя, — лицо Симуса прояснилась, а Парвати закусила губу, чтобы не прыснуть от смеха.

Уже зная, что они расстанутся, как только уляжется пыль, поднявшаяся под копытами кентавров, вспышками заклятий и осыпающимися булыжниками стены вокруг замка.

Возможно, ей стоило быть мягче к юноше. Меньше полугода они вместе, запутаться в ее многочисленной родне немудрено, а Симус никогда не бывал в Индии, чтобы знать о многорукой богине. Статуя Кали испокон века украшала гостиную их особняка в Варанаси, отличаясь острым умом и вздорным нравом. Отдыхая от традиционных перебранок с хозяйкой дома и ее невестками, земное воплощение повелительницы тьмы и разрушения развлекалось тем, что швыряло зажженные лампадки в особенно нерадивых карликов-кумбхандов, исполнявших роль домашних эльфов. Перепадало порой и домочадцам.

Вопреки всему дочерей сахиба Патила Кали любила. Парвати и Падма выросли на ее историях о богах, героях и злобных демонах. От лихорадочного шепота богини по спине пробегал холодок.

— И из черепа поверженного врага бог Индра изготовил прекрасную чашу, — темно-синие сапфиры, заменявшие статуе зрачки, таинственно мерцали, а пятилетние близнецы изо всех сил сцепляли холодные руки. — Убийство змея Вритры было величайшим подвигом Индры, но и страшнейшим его грехом. И лишился он власти и почета, обретя изгнание и муки великие…

И хотя Парвати почти ничего не знала о странной кобре-убийце с индийским именем, судьба Невилла отныне весьма тревожила ее.

Накануне возвращения в Хогвартс Парвати получила от Кали подарок — продолговатый золотой медальон, усыпанный разноцветными камнями.

— Носи его и никогда не снимай, — загадочно обронила богиня. — Судьба твоя в нем запечатана.

Парвати вздрогнула, когда рука Симуса крепко сжала ее плечи. Гриффиндорцы медленно шагали по вытоптанной траве, все больше удаляясь от замка.

— Вот боги и решили мою судьбу, — она с сожалением вытянула из кармана изуродованный амулет. — Мой талисман раскололся. В него угодило заклинание Треверса. Тот целился прямо в сердце. Я бы умерла, наверно…

— Не говори так, — запротестовал Симус. — Все закончилось. Теперь уже не будет, как раньше.

— Не будет, — автоматически протянула Парвати, напряженно всматриваясь вдаль. Высокая худощавая фигура, закутанная в длинный темный плащ, двигалась вдоль кромки леса. В лучах солнца сверкнула маска цвета слоновой кости.

— Это Упивающийся, он пытается скрыться! — выбросив вперед сноп бордовых искр, девушка добилась желаемого результата: беглец принял вызов, будто только и ждал нападения. Справиться с магом, однако, оказалось не так просто: он был силен и совсем не утомлен битвой, с легкостью отражая проклятия и издевательски посмеиваясь над самонадеянными противниками. Парвати поняла, что дело плохо, когда Симус рухнул на землю, как подкошенный. С трудом удерживая отражающие щиты, она подняла отлетевшую в сторону палочку юноши, вызывая Патронуса.

Тут и произошло нечто лишившее ее остатков самообладания.

Горбатые индийские коровы свободно бродили по улицам ее родного города, осознавая свое привилегированное положение и пользуясь им без зазрения совести. Отец радовался случайно забредшей во двор корове, как ребенок, торопясь вынести ей угощение. Защитник, имеющий форму священной коровы, считался хорошим знаком и свидетельствовал о высоком потенциале мага. Парвати по праву гордилась своим Патронусом: даже ее талантливой сестре удавалось вызвать лишь остромордую и длинноногую бенгальскую лисицу.

Но на этот раз из палочки вырвалось вовсе не достойное белоснежное животное. Струйка серебристого дыма, к ужасу девушки, преобразовалась в извивающуюся кобру с огромным расписным капюшоном. Змея глумливо шипела и была точной копией убитой Невиллом питомицы Темного Лорда.

Парвати не решалась отдать приказание неожиданно изменившемуся Защитнику, чем не преминул воспользоваться неизвестный Упивающийся. Обе палочки вырвались из рук девушки раньше, чем та успела произнести хоть слово.

— Помогите… кто-нибудь… — слабо прошептала Парвати, и кобра послушно скользнула к замку, шелковой лентой стелясь по выжженной земле.

Держа Парвати под прицелом палочки, маг в несколько шагов преодолел разделяющее их расстояние, и маска, скрывавшая его лицо, растворилась со щелчком пальцев.

Незнакомец был красив. Орлиный нос, тонкие черты лица, черные глаза, в которых не читалось ни отчаяния, ни ненависти. Кем бы ни был этот Упивающийся, он чувствовал себя хозяином положения. Победителем, несмотря ни на что.

— И снова Манаса не ошиблась, — задумчиво проговорил он, и Парвати зажала рот рукой, сдерживая крик ужаса. Недолго довелось ей слушать этот холодный шипящий голос, но она могла поклясться, что никогда в жизни его не забудет.

— Это невозможно, — в глазах предательски защипало. Дедушка Рави часто говорил, что успехи кружат Парвати голову. Почти легкая победа над Треверсом и Долоховым, еще один молодой сторонник Лорда, которого ей удалось обезоружить, заставили девушку поверить в собственные силы. Позвать помощь следовало много раньше. Как это нелепо, умереть по причине безответственной самоуверенности.

Умереть первой, в этом воплощении так и не узнав исхода войны.

— Предпочитаешь верить торжествующим глупцам, нежели своим глазам? — усмехнулся Волдеморт. — Мой слуга будет вознагражден, он все сделал правильно. Ты не могла не прийти сюда, Парвати Патил.

— Откуда вы знаете мое имя? — даже когда школа была оцеплена дементорами, Парвати не ощущала такого парализующего страха. — Вы же умерли, вы мертвы, вы убиты…

— Уверяю тебя, Парвати, ты преувеличиваешь, — вкрадчиво возразил Волдеморт. — Однако убежден, что сейчас не время и не место беседовать об этом. Тем более, у нас гости.

Парвати, затаив дыхание, прислушивалась к хрусту сухих веток за спиной, но не смела повернуть головы. Едва ли судьба принесла сюда ее будущего спасителя — иначе не вышагивал бы он так неторопливо и важно.

Волдеморт больше не смотрел на свою жертву, улыбаясь вновь прибывшему колдуну. Парвати могла лишь предполагать, кто из Упивающихся Смертью сумел беспрепятственно покинуть замок, полный авроров.

— Проблема с мальчишкой решена, надеюсь? — он изогнул бровь, внимательно глядя на мага. — У нас не так много времени.

Довольный женский смех за спиной заставил Парвати неприязненно поежиться. Хвала небесам, это была хотя бы не безумная Беллатрикс и не уродливая горгулья Кэрроу. Других женщин в окружении Волдеморта Парвати не знала, но догадывалась, что это персона едва ли приятная.

— Итак, дороги назад нет? — вновь спросил он, крутя в руках волшебную палочку. — Мы или останемся здесь навсегда, или вместе двинемся вперед. Ибо только лишенный привязанностей свободен…

— … и лишь неизменный в счастье и горе достоин бессмертия, — голос ведьмы также напоминал шипение. — Мудрый не скорбит ни о живых, ни о мертвых. Опусти палочку.

Слова женщины казались знакомыми и незнакомыми одновременно. Сжав в кармане разбитый амулет, из последних сил Парвати, наконец, повернулась к той, и сердце провалилось в бездонный заплесневевший колодец.

— Ты? — единственное нелепое слово потонуло в круговерти звуков и красок, которые вдруг обрел мир вокруг.

Губы ведьмы едва заметно шевельнулись, и из палочки вырвался такой знакомый изумрудно-зеленый луч. «Падма и Джордж поддержат друг друга», — еще успела мелькнуть мысль на задворках сознания.

А потом все действительно закончилось.

Босоногий брюнет в тюрбане и просторной бежевой тунике восторженно присвистнул.

— Вы только посмотрите на этот выводок, сахиб! Восемнадцать! Бирманские жрецы не пожалеют рупий ради ритуальных танцев с королевскими кобрами!

— Держись тропы, Хусейн, и береги ноги! — сурово оборвал юношу бородатый индус мрачного вида. — Детеныши становятся ядовитыми не раньше тринадцатого дня, после первой линьки, но ее друг должен быть где-то поблизости. Самец тшинта-негу слишком привязан к самке, он не может далеко уйти.

Хусейн послушно замолчал, обновляя защитные чары, а затем принялся осторожно левитировать крошечных змеек в плетеную корзину. Его спутник, тем временем, продолжал выводить на флейте замысловатый мотив, направляя волшебную палочку на почти пятиметровую кобру.

Стоило змее умиротворенно опуститься на землю, как ее опутали десятки невидимых силков.

— Не понимаю, почему вы не применяете Империус к кобрам, сахиб, — недоуменно пожал плечами Хусейн. — Охота стала бы не в пример безопаснее. Змей первым из земных тварей поддался на уговоры лукавого джинна Иблиса, сбив с верного пути прародительницу Хаву. С ними не следует церемониться.

Ноздри индуса возмущенно затрепетали.

— Когда два года назад ты приехал из Марокко и постучал в двери дома моего отца, я пообещал научить тебя своему ремеслу, Хусейн, сын Омара! Сколько раз я говорил тебе, что причиняющий вред змеям навлекает на себя гнев богов? Ананта Шеша, великий наг, поддерживает на тысяче своих голов все планеты вселенной, и если однажды он решит разрушить мир, чего будешь стоить ты со своими фокусами?

Хусейн неуверенно хмыкнул, но возражать не решился. Он уже оставил надежду обратить старика Чанду в свою веру, и споры их давно превратились в дань привычке.

— Астика! Астика! — бормотал Чанда, двигаясь вглубь джунглей. — Помоги нам Астика!

Хусейн остался у дороги охранять заветную корзину, окруженную прозрачным куполом. На особо опасных нагов сахиб Чанда предпочитал охотиться в одиночестве, считая юношу недостаточно опытным, чтобы раскрывать ему все секреты своего мастерства.

Достав из-за пазухи сверток с рисовыми лепешками, марокканец устроился у корней раскидистого дерева. Змееныши не могли выбраться из корзины, но под их тяжелым взглядом кусок в горло не шел. Хусейна вдруг посетило неприятное ощущение, что кобры не только поняли все, о чем говорили охотники, но и запомнили с точностью до слова.

— Помоги нам Астика, — невольно прошептал Хусейн и сморщился, будто только что опустошил чашу с соленой водой.

Старик Чанда рассказывал старинную легенду о маге из Джанамеджая, ненавидящего всех змей на свете лютой ненавистью. Околдованные его темными чарами, наги сами бросались в жертвенный костер. Юный Астика вызвал жестокого волшебника на дуэль и, победив его, избавил змей от ужасной участи.

— И тогда царь змей спросил героя, какой награды тот желает за спасение их рода, — назидательно тряс головой Чанда. — Ничего не попросив для себя, Астика заклинал нагов не нападать на людей. Тогда царь сказал, что имя юного волшебника защитит их от укуса. Взывай к Астике, бредя во тьме, тогда не тронет ни наг, ни аспид.

Сахиб Чанда появился так же неслышно, как и исчез. Обездвиженный змей плыл за ним по воздуху.

— Говорил ведь, этому молодцу от нас не уйти, — усмехнулся Чанда. — Притаился у заброшенного колодца, думал обхитрить Чанду и напасть. Чанда стар, но не так прост.

— Впервые встречаю таких неприятных детенышей, — пожаловался Хусейн, кивая на корзину. — Одна уставилась так, будто выбирает, с какой стороны лучше подобраться и укусить.

Чанда бесстрашно склонился над корзиной, выуживая змейку, столь не понравившуюся Хусейну.

— Безупречный экземпляр, — одобрительно цокнул он языком. — Царица Манаса. Настоящая нагини.

— А это правда, что говорят брахманы, сахиб Чанда? — вполголоса спросил Хусейн. — Что нагини могут превращаться в прекрасных женщин, которые потом выходят замуж за царей и магов?

Словно в подтверждение слов юноши, змейка зашипела, силясь вырваться из рук старика.

— Ни за что не поверил бы, что выводку нет и двух недель, если бы уже месяц не выслеживал эту пару тшинта-негу, — неопределенно ответил Чанда. — Священные книги учат нас слушать голос брахманов, ибо с ними беседуют звезды, а на их молитвы отвечают боги. Брахманы были сотворены из головы бога Брахмы, и он наделил их разумом, нам неведомым.

— И все же, нагини, — не сдавался Хусейн, давно разгадавший манеру старика уходить от нежеланных ответов, — кто они такие?

Чанда долго вглядывался в глаза змейки, прежде чем вернуть ее в корзину.

— Не столь важно, кто они сейчас, Хусейн. Куда важнее, кем были они и для чего вновь посланы богами на землю. Звезды не любят раскрывать свои тайны… Пора возвращаться в Варанаси, этот день принес нам много рупий, много-много рупий!

Хусейн покачал головой, закидывая корзину за спину. В городе их встретят как героев — не каждый день охотники возвращались с таким богатым уловом.

И все же, от нагини нужно поскорее избавиться. Хусейн не мог отделаться от мысли, что эта мстительная и злопамятная змейка в будущем может доставить немало хлопот.

* * *

Наглые двуногие вытащили ее вместе с братьями и сестрами из гнезда матери, забросив в корзину, пахнущую свежей стружкой, и унесли из леса. Их было двое: старый заклинатель змей с хитрыми проницательными глазами и дерзкий молодой араб в малиновом тюрбане. Нагини была слишком мала, чтобы оценить суть происходящего, но индус показался ей странно родным и знакомым.

Араб, несмотря на выбранную профессию, был злобным и скользким, не столько не любя нагов, сколько не веря в их существование. Нагини пока не знала, может ли, в самом деле, она превращаться в человека, но если однажды такому доведется случиться, первое, что она сделает, это разыщет волшебную палочку и отправит в Хусейна парочку крепких сногсшибателей.

Нагини не приходило в голову задуматься, откуда она знает про волшебство и заклинания. Воспоминания незваными гостями забегали в ее голову, оставляя множество вопросов и белых пятен. Недавно за плошкой приправленного специями риса Чанда рассказывал о цепи реинкарнаций, способной направить человеческую душу в тело животного и даже камень у обочины дороги, где она будет томиться веками, попираемая ногами путников, колесами повозок и копытами скота.

Возможно, однажды нагини Манаса, как и ее тюремщики, могла держать в руках палочку. Она не помнила.

Вскоре Чанда разлучил ее с остатками некогда многочисленного семейства, усадив в куда меньшую по размерам коробку и плотно закрыв крышкой без единой щелочки. Нагини получила долгожданную свободу после нескольких часов тряски по разбитой дороге. Крышку открыли в просторном светлом особняке, и поблизости не наблюдалось ни Чанды, ни Хусейна.

— Рави, ты все еще не готов? — возопила громогласная особа в сари апельсинового цвета, яростно потрясая золотыми браслетами. — Родители невесты будут в нашем доме с минуты на минуту! Ты решил покрыть позором седины своей матери?

Нагини рассмеялась при виде нелепой комедиантки. Рави выглядел так, будто его безоружного собирались вести на растерзание к своре ракшасов.

— Рави не забыл, чему я его учила? — женщина подозрительно сощурила густо подведенные глаза. — Этот брак чрезвычайно важен для нашей семьи. Если в Варанаси будут говорить, что семья невесты отказалась от союза с Рави, я брошусь в воды Ганга на съедение гавиалам!

— Не говорите так, мама, — нахмурился юноша, но женщина уже его не слушала.

— А где Лакшми? Неужели это я собственноручно должна готовить чай для наших гостей? Лакшми целый день бездельничает, а вести хозяйство приходится бедной Парвати! Как же я несчастна!

Парвати. Имя древней богини ожгло слух Нагини огненным пальцем. Змея приподняла голову, ловя каждое слово голосящей женщины.

Еще тогда, в джунглях, мама рассказывала, что змеям не дано понять языка рода человеческого, и лишь избранным дозволено говорить с нагами. Потому заклинатели и используют магические флейты, что иным способом им не заполучить контроля над змеиным племенем. Для Нагини же не составляло никакого труда разобраться в спорах странной семейки. Более того, казалось, будто она сама сможет им ответить, если приложит немного усилий.

На место сомнений пришла иррациональная, но твердая уверенность. Когда-то ее звали Парвати. Так давно, что память о тех временах терялась в непроницаемой дымке.

— Свекровь, вы несправедливы, — возмутилась Лакшми, вихрем врываясь в гостиную. — У вас во всем виновата Лакшми! Я день и ночь тружусь, не покладая рук, в то время, как Гита спит до полудня!

— Ты еще смеешь клеветать на мою дочь? — ахнула Парвати, а до сих пор молчавшая золотая статуя на возвышении вдруг ожила, сопровождая свою речь отчаянной жестикуляцией. У Нагини в глазах зарябило от мелькания сразу четыре сверкающих рук.

— В доме ленивой хозяйки все идет не так, — зазвенел гневный старушечий голос, — невестка спорит со свекровью, дочь не слушает матери! В такой дом не идут женихи, а на хозяина в храме показывают пальцем. Если бы только бедный Раджа послушался Кали и выбрал достойную жену вместо Парвати, жаждущей от мужа все больше рупий, крыша его дома была бы крепка, и в нем бы достойно привечали священную змею, подавая ей молоко и топленое масло!

В завершение тирады Кали ухватила одной из своих рук водруженную у ее ног горящую лампадку и с силой запустила ее в Парвати. Женщина заголосила, Лакшми принялась громко звать мужа, Рави в отчаянии опустил голову на руки, а мальчик, вбежавший с улицы, радостно возвестил о том, что семья невесты уже приближается к дому.

Так и не дождавшись ни молока, ни рисовых шариков, Нагини устало зашипела, кольцом свиваясь возле статуи Кали. От золотой богини исходило необъяснимое тепло, будто змея только что соприкоснулась с чем-то эфемерным и невероятно дорогим и важным для ее сердца.

* * *

Так Нагини поселилась в доме семьи Патил. Позже она узнала, что сахиб Чанда продал ее юному Рави за огромную по тем временам сумму и был чрезвычайно доволен удачной сделкой.

Невеста Рави оказалась милой, приветливой девушкой, и вопреки переживаниям Парвати, со свадьбой не стали затягивать. Вскоре Падма перевезла в дом свои вещи, и с тех пор Нагини всегда находила возле своего лукошка топленое масло и кусочки свежего мяса.

Особняк в Варанаси казался змее не менее знакомым, нежели каждый из его жителей. Так, память Нагини удивительным образом подсказывала ей, что Гита Патил больше всего в жизни любит кокосовое молоко и дорогие масла, кузина Падмы — первый в своем роду боевой маг высшей категории, снискавшая славу на редкость удачными схватками с ракшасами, а если чуть сдвинуть в сторону портрет на втором этаже, изображающий бога Ганешу, за ним можно найти внушительного размера нишу, в которой так удобно прятаться от шумных и надоедливых детей Лакшми.

Глава семейства, Раджа Патил, торговал тканями, поставляя лучшие шелка и атлас для мантий в магические лавки по всей Европе. Решение об открытии собственного магазина в Лондоне было с энтузиазмом встречено старейшиной рода: белобородым стариком, опирающимся при ходьбе на старинный посох, помнящий саму схватку Индры с Вритрой.

Кали недовольно ворчала.

— Оставить дом своего отца, отца своего отца, чтобы скитаться по чужим грязным улицам, подобно далиту*, не зная пристанища, — презрительно цедила она при виде Рави, которому было поручено руководство новым магазином. — Воспитать своих детей иностранцами, не имеющими уважения к традициям предков. Что за прискорбная участь!

Многорукую богиню, как водится, не боялся никто, кроме угрюмых неповоротливых карликов, ведающих домашним хозяйством и владеющих весьма примитивной магией. Яд Нагини не имел на них никакого воздействия, но из страха перед богами кумбханды всякий раз трепетали при виде кобры. Чем-то они напоминали змее двух смутно знакомых мальчиков, имена которых она никак не могла припомнить, потому что никогда не встречала их в доме Патилов.

— Только за год она вымахает на добрых два метра! — возмущенный голос Лакшми можно было слышать даже на улице. — Рави завел в доме этого монстра, пусть и забирает его с собой в Англию! Если змея не покинет дом, я заберу детей и вернусь к родителям! Ее уже сейчас невозможно контролировать! А если она укусит кого-то из нас?

— Змеи кусают лишь тех, кто нарушает вековые традиции, — монотонно заскрипела Кали, садясь на любимого конька. — Чудо, что все эти годы вы просыпались в своих постелях по утрам. В этом доме перестали чтить заветы предков с того самого дня, как бедный Раджа привел сюда главную ядовитую змею, Парвати.

Парвати в отчаянии вскинула руки к небу, а Нагини впервые задумалась о том, сколь непрочным ее положение станет с отъездом Рави. Ей вовсе не хотелось так скоро покидать родной дом — а в своих правах на особняк Патилов она нисколько не сомневалась, едва ли многорукой Кали было известно столько его секретов, сколько знала Нагини.

Рави был печален, но ни разу не заговаривал о будущем своей любимицы. Просто в один прекрасный день Нагини проснулась в хорошо знакомой коробке, надежной запечатанной.

Мелькнула смутная надежда, что Рави и Падма забрали ее с собой в Лондон. Нагини никогда не видела больших городов, но они представлялись ей туманными и промозглыми. Там ей уже не удастся беспрепятственно переползать из дома в дом, пользуясь уважением и расположением хозяев. И все же, она не была бы разлучена со своей семьей, а значит, дети Рави никогда не забыли бы об Индии.

Когда коробка раскрылась, Нагини поняла, что недалеко уехала. Они определенно все еще были в Варанаси, а Рави что-то воодушевленно доказывал незнакомому волшебнику.

Нагини смотрела на своего нового владельца и понимала, что боги вновь вмешались в ее судьбу. Маг бросил на нее заинтересованный взгляд, и змея отпрянула, подобравшись для броска.

— Только посмей приблизиться, — с ненавистью прошипела она, — укушу!

И тут незнакомец сделал неожиданную вещь. Он ответил Нагини на ее родном языке.

— Неужели? — в глазах его сверкнул саркастичный огонек. Рави всплеснул руками.

— Отчего же сахиб не сказал, что он змееуст? Рави счастлив познакомиться с тем, кто отмечен благословением! Сахиб может снискать славу со своим талантом! Редкий дар!

— Как ее зовут? — незнакомца восхваления оставили равнодушным. Нагини возмущенно шипела, готовая даже ужалить неприятного покупателя, лишь бы избежать смены хозяина.

Интуиция, подсказывавшая ей до сих пор совершенно непрогнозируемые вещи, настойчиво кричала, что в эти глаза она уже смотрела однажды.

За мгновение до своей смерти.

В той жизни, где ее звали Парвати, и она могла держать в руках палочку. Когда жила в доме семьи Патил на правах законной наследницы и могла с легкостью проучить любого наглеца, хотя бы дерзкого араба Хусейна, с которым, как оказалось, был так дружен Рави.

— Это нагини, — с гордостью заявил Рави, гладя кобру. — Змеелов назвал ее Манасой, в честь дочери бога Шивы и сестры царя змей Васуки, способной врачевать укусы и исполнять заветные желания. Но имя это я советую вам держать втайне от недоброжелателей, способных навести сглаз. Пусть посторонним она будет известна, как Нагини, сахиб Риддл.

Маг по фамилии Риддл отстраненно кивнул, погруженный в мысли, которые Нагини не хотела бы знать, даже если бы могла прочитать.

— Я бы никогда не расстался с Нагини, — посетовал Рави. — Басту, змеи-покровительницы дома, посылаются лишь тем, кого любят боги. Вы счастливец, сахиб.

Риддл холодно усмехнулся.

— Хотя я вырос в непосредственной близости от церкви, сомневаюсь, что меня можно назвать верующим человеком, господин Патил. Значит, Нагини, — он окинул кобру оценивающим взглядом. — Сколько вы рассчитываете за нее получить?

Рави развел руками.

— Вы же понимаете, сахиб! Перед вами редчайший вид нагов, совершенная с магической точки зрения особь. Жрецы в Мьянме заплатили бы за такую много рупий, очень много рупий!…

Нагини расправила капюшон, продолжая угрожающе шипеть на невозмутимого Риддла. В полном соответствии со своей фамилией, он представлял собой совершенную загадку. И хотя магию Нагини пока что могла чувствовать лишь на уровне догадок и предположений, понимала она, что исходит от этого человека нечто угрожающее и темное.

Только связана с ним она была слишком прочными узами, пусть и не могла пока подобрать для них названия.

— — — — -

Далит — представитель касты неприкасаемых, обладавшей в Индии чрезвычайно низким социальным статусом.

Грубо вылепленная глиняная кукла вышла у неизвестного мастера столь неудачно, что он пожалел даже нескольких капель краски, чтобы придать ее чертам немного яркости и жизни. Курносый нос утонул в пухлых щеках, одну из которых пересекал тонкий белесый шрам, рот был непропорционально велик.

— Тебе опять снесет полголовы, — хотя истукан не двигался, чревовещанием он промышлял на зависть многим. — Как ни меняй пропорцию, клык руноскопа всегда так реагирует с амальгамой.

Желтолицый мужчина у кипящего котла нетерпеливо отмахнулся, а мгновение спустя комнату заполнил клубящийся удушливый дым.

— Я же говорила, — меланхолично вздохнул истукан и поднялся на ноги.

Вид неопрятной иностранки рождал странные чувства. Пусть Варанаси и был древнейшим городом на земле, он мало интересовал европейских магов. По крайней мере, в доме Патилов Нагини никогда их не встречала.

Картинка переполненного поезда, дающего короткий свисток, и девушек, похожих и не похожих на эту европейку, странным образом переплеталась с мыслями о Рави и далеком Лондоне.

Том откровенно забавлялся.

— Вам здесь совсем нечем заняться, я вижу? Разве ты не решила остаться в Лилле?

— Там я умру от скуки, — пробасила девушка, уперев в бока толстые руки. — Можешь себе вообразить такое представление в гостиной дома моей мамаши?

Нагини предпочла бы не видеть на то, что осталось от неудачливого зельевара. Том брезгливо скривил губу.

— Луи уже видел?

— Так он дня три не объявлялся, — капризно фыркнула девица. — Все по джунглям бродит, распугивает мартышек. В доме давно закончилась еда. Привез что-нибудь, Том?

— Ты же чистокровная волшебница, Регина, — в голосе Риддла слышалась обманчивая мягкость. — Так сложно обеспечить себе достойную жизнь без армии пучеглазых ничтожеств?

— Правнучке Кровавой Графини самой заниматься домашним хозяйством? — лениво потянулась Регина. — Какие бредни. Мать закрыла мне доступ к гринготтским сейфам, пока я якобы не возьмусь за ум. Я попросила Руди прислать мне денег, чтобы нанять прислугу, а вместе этого получила целую бригаду големов. Братец следует инструкции денег мне в руки не давать. Готовить големы не умеют, трансфигурировать их во что-то полезное невозможно. Уцелело еще четверо. Ну, а где тебя носило? Я потеряла твой след в Хорватии.

Регина едва ли заметила, как Том слегка свел брови у переносицы, зато его недовольство не укрылось от Нагини. Сейчас он и сам напоминал кобру, готовую к броску.

— Следовать за тобой по Албании было довольно-таки скучно, — продолжала Регина. — В Трансильвании мне лучше не появляться, за пять лет со дня заточения Гринделвальда там еще не забыли нашу фамилию. В Будапеште ветхий пень из астрономической лавки чуть не отправился к праотцам, узнав во мне Чахтицкую пани, и очень подробно расписал твой нелогичный маршрут. Кто бы мог подумать, что такой благообразный старичок приторговывает драконьей кровью…

— И ты не придумала ничего лучше, кроме как искать меня на Плитвицких озерах, — мрачно подытожил Том. Регина широко зевнула.

— В этом хваленом дьявольском лесу все перепутано. Русалки, поющие водопады... Только время потеряла. Руди очень ждет твоего возвращения, кстати. Со странствиями ведь теперь покончено?

— Может быть.

В полумраке комнаты Нагини на долю секунды померещились нездоровые красноватые блики в глазах Тома.

* * *

Окончательно запутавшись в хитросплетениях диалога Тома и его малопривлекательной приятельницы, Нагини мечтала о сне или возвращении пресловутого Луи. Пару часов спустя Регина удостоверилась, что Том не намеревается обеспечивать ее ужином, и с коварной ухмылкой и десятком галеонов в кармане отправилась в город на поиски пропитания.

— Регина Лестрейндж, — за две недели, проведенные у Тома, Нагини не произнесла ни слова, и все же он продолжал обращаться к ней на парселтанге. — Ее знаменитая прабабка, Эрджебет Батори, пару веков назад убила около семисот грязнокровок без применения волшебной палочки.

И Нагини вновь отпрянула, услышав о том, что некогда имело значение. В семье Патил статусу крови отводили условную роль, куда сильнее беспокоясь о кастовой принадлежности и наличии божественных покровителей. Что касается девушки, воспоминания которой все так же тревожили змею, ее предыдущего воплощения, Парвати определенно не была рождена в смешанном браке, иначе бы ей никогда не вернуться на землю в качестве нагини.

— Регина изобретательна, когда нужно преувеличить свое бедственное положение, — усмехнулся Том. — Во время войны ее отец был наместником Трансильвании и неплохо управлялся с местной общиной вампиров. Старшую дочь он брал с собой на карательные рейды. Отсюда ее шрамы. Почти все.

Еще одна, более глубокая отметина рассекала левое предплечье Регины, и хотя девушка тщательно маскировала изуродованную руку, внимательные глаза кобры подмечали то, что оставалось скрытым от других.

— Результат эксперимента, — неожиданно пояснил Том, будто читая мысли змеи. — Не вполне удавшаяся первая попытка. Впрочем, даже этим Регина страшно горда. Старшее поколение ее семьи придерживается другого мнения. Незадолго до дуэли, определившей исход войны, защита, которой Гринделвальд окружил своих наместников, пала. Лестрейндж так и не дожил до суда. Для особенно могущественных вампиров стены Нурменгарда не преграда. Вдова Лестрейнджа тут же определила Рудольфа в Хогвартс, где мы и познакомились. Попыталась она заняться и воспитанием Регины, но здесь опоздала лет на десять.

Шелестящие звуки определенно неизвестного ранее имени отзывались на душе странным скрежетом, почему-то ассоциируясь с ожесточенной женщиной, совершенно не похожей на бесцветную и безразличную Регину.

Нагини свилась кольцом у кадки с мутной водой, в которой плавал деревянный ковш. Кажется, она начинала понимать игру, которую вел мистер Риддл. Было бы наивно предполагать, что тропы судьбы случайным образом привели Регину Лестрейндж в забытую звездами индийскую деревушку, даже если сама она считала себя великой ищейкой.

— Я не стану служить тебе, как эта женщина, — устало прошипела Нагини. — Ты не сможешь заставить меня и не посмеешь убить. Наги выше смертных, и боги отомстят за причиненное им зло.

Том скептически изогнул бровь.

— Сомневаюсь, что ты когда-либо слышала о магии фамилиаров. Я заплатил за тебя большую цену, Манаса. Змея изображена на гербе моего благородного предка, как и он, я могу приказывать тебе на твоем языке. Ты утверждаешь, что ты демоническое создание, перед которым трепещут безграмотные крестьяне? Докажи это.

Нагини угрожающе зашипела — Риддл переходил все границы.

— Докажи это, Манаса, — ледяным тоном повторил Том. — Прими человеческий облик, как это могут делать все нагини, если верить легендам. Если это правда, ты можешь уйти. В противном случае, ты всего лишь кобра, пусть даже очень дорогая и редкая. И ты будешь мне повиноваться. Я не слишком боюсь ваших богов. То место, где я буду уже через несколько дней, едва ли входит в сферу их компетенции, а с местным руководством у меня свои счеты.

Том держал ее под прицелом палочки. Чары, властные над ней лишь в обличие змеи. Как продуманно. Том не мог знать, что нагини перевоплощаются лишь с вступлением в возраст, но интуитивно он угадал единственный способ держать ее под контролем.

Невыносимо.

— Тебе не удастся сделать со мной то, что ты сделал со своим кольцом, — обронила Нагини.

Не было в этом кольце ничего особенного. Ничего, кроме леденящего холода, ощутимого при каждом прикосновении. Если смерть можно было заключить в камне, ювелиру безупречно удалась эта задача.

Улыбка Тома не предвещала ничего хорошего.

Все это уже было когда-то.

— Когда я получил твою сову, подумал, что бестолковая птица сбилась с пути и перепутала адресата! Какие люди в наших краях!

Дверь распахнулась, и в комнате появился сам обладатель раскатистого голоса. Не сводя зловещего взгляда с Нагини, Том обнял худощавого старика в традиционном индийском наряде.

Судя по всему, он и был тем самым Луи, которого так долго ждала Регина и который представления не имел, какой вид приобрела его и без того держащаяся на одном добром слове лаборатория.

— Фламель, что за подлая натура! — справедливо сочтя, что лучшая защита — это нападение, Регина неповоротливой гусыней ввалилась в дом следом за Луи. — Руди позволил мне выехать из страны под твою ответственность, и если он узнает, что ты бросил меня одну в этой глуши и снова ударился в поиски бессмертия, оно тебе больше не понадобится!

Фламель, не придавая особенного значения жалобам Регины, задумчиво созерцал останки голема. Том насмешливо улыбался.

— Луи Фламель, — как ни в чем не бывало, представил он своего друга Нагини. — Мне, увы, неизвестен термин, используемый для обозначения степени родства Луи с основателем славной фамилии Фламелей, но последний живет и здравствует в Девоне вместе с женой и в узких кругах великих алхимиков известен, как создатель философского камня. Сын Николаса Фламеля появился на свет в Индии, где и осел, а уже внук вступил с дедом в жесткую конфронтацию, так как тот отказывался поделиться с ним секретом бессмертия. С тех пор уже которое поколение Фламелей стремится повторить достижение своего предка. Луи, насколько мне известно, верит, что аналогичного эффекта можно достичь, используя методики древних йогов. Свою правоту он пытается доказать без малого тридцать лет.

Фламель и Регина гипнотизировали друг друга гневными взглядами. Парселтанг здесь уже давно никого не удивлял.