Если мы слизеринцы, то это не значит, что мы - сволочи! (гет)

Агнесс, по возвращению в гостиную, на этот раз все-таки пошла в комнату, залезла под одеяло, обняла подушку, задернула полог, однако сон не приходил. Естественно, о каком сне вообще может идти речь, когда тебя, кажется, отравил декан твоего факультета. С ума сойти!

Итак, если Агнесс не перепутала розовый с сиреневым и у нее нет паранойи или мании преследования, возникает логичный вопрос: что делать? Если Слизнорт хотел ее отравить, то к нему точно нельзя идти. К Дамблодору она не проберется, это однозначно. Только если тот не любит босиком ходить ночью по Хогвартсу. Что ж, тогда остается только заместитель директора, декан Гриффиндора — профессор МакГонагалл. Сейчас идти? Нет, не вежливо. «А если ты сейчас сдохнешь в собственной кровати — это будет вежливо?!» завопил внутренний голос. Что же, он прав, однако Агнесс решила пойти утром. Глупо. Но…

Утро. Пожалуй, это самое оживленное время суток. Все суетятся, носятся, как ненормальные. Ну, во всяком случае, так ведет себя большинство людей и волшебников, населяющих планету Земля. Оставшееся население спокойно, мирно и неторопливо попивает чаек. Студенты Хогвартса могут относиться к обеим группам, с тем лишь отличием, что чаек они пьют после того, как посуетятся.

Моника Монтгомери проснулась раньше всех. Сделала объемную прическу, накрасилась, оделась, бла-бла, а после подняла девочек. Агнесс спешила как никогда. Она собиралась быстрее пойти в Большой зал, поесть и, так как профессора все равно всегда уходят раньше студентов с трапезы, подкараулить МакГонагалл у кабинета, где должен быть урок Трансфигурации седьмого курса Гриффиндора и Рэйвенкло. Теччер очень надеялась, что Гриффиндорцы не станут над ней издеваться, потому что девушка сама по себе была очень ранима. Обидеть ее ничего не стоило, даже если ей иногда это удавалось скрывать.

Агнесс быстро шла к кабинету Трансфигурации. Странно, но почти все Гриффиндорцы, у которых сегодня должен быть урок, там уже стояли. Наверное, они очень быстро все съели. Или любят Трансфигурацию. Агнесс сейчас было важно не это. Если Слизнорт хотел ее отравить, почему яд до сих пор не подействовал? Потому, что это было бы подозрительно — если бы Теччер отравилась почти сразу после посещения кабинета декана? Или есть какая-то другая причина? Или это вообще был не яд? Кошмар!

Агнесс подошла к кабинету и встала недалеко от толпы Гриффиндорцев, уткнувшись в пол. Там все орали, шумели, смеялись.

— Отвали от меня, Поттер! — завопила Лили Эванс.

— Очень ты мне нужна! — оскорблено бросил в ответ Джеймс Поттер.

— Идиот!

— Дура!

М-да… Что-то подсказало Агнесс, что именно после этой перепалки все попытки Поттера завоевать Эванс прекратятся. Слишком много в его голосе было обиды. Его наверняка все это достало. То, что Эванс поливает его грязью. То, что она унижает его на глазах всего Хогвартса. Теччер не жалела Поттера по причине его издевательств над Снейпом. Но что-то заставило девушку взглянуть на него сейчас по-другому…

Поттер отошел к своим друзьям и молча прислонился к стене. Они что-то тихо говорили друг другу.

Агнесс поймала себя на том, что она из под пушистых черных ресниц наблюдает за ним. Наблюдает за Джеймсом Поттером. Эта его свободная, небрежная поза… Эти карие глаза… Эти скулы… Эти лохматые волосы… А губы… От него исходило непонятное обаяние… Сейчас Поттер достал снитч и начал с ним играть. Сириус Блэк что-то сказал, и Поттер посмотрел на Агнесс. Та уже без утайки смотрела на него, с интересом во взгляде. Губы того дрогнули, казалось, он вот-вот улыбнется, но взгляд наткнулся на слизеринскую нашивку на мантии и Поттер тут же отвернулся. Блэк что-то начал ему говорить или объяснять. Ремус Люпин лишь коротко взглянул на Теччер, а Петтигрю мечтательно глядел в окно.

«Вчера тебе стало приятно от присутствия рядом Эвана, сегодня ты, похоже, неожиданно втюрилась в Джеймса Поттера. Пора тебе лечиться, подруга…». После этой мысли в голову Агнесс пришла другая, совсем уж нелепая: что если она влюбилась в Поттера из-за того зелья, что ей подсунул Слизнорт? А как иначе? Она ведь столько лет подряд смотрела на Поттера, и ничего, ноль эмоций, а сейчас…

Стоп! Стоп. Какой к черту Слизнорт? Зачем ему влюблять ее, Теччер, в Джеймса Поттера? Глупость.

Но даже если это не из-за Слизнорта и его дурацкого сиреневого зелья, факт остается фактом — Джеймс Поттер приобрел привлекательную для нее карму, причем довольно неожиданно.

Агнесс посмотрела на Джеймса. Тот рассмеялся от какой-то шутки Блэка. От этого смеха в животе что-то бухнуло. Теччер захотелось тоже стоять вот так вот рядом, с Джеймсом, и непринужденно смеяться. Почему же между ними стоят какая-то мелкая, вшивая преграда — факультетская нашивка?..

Прозвенел колокол. Гриффиндор и Рэйвенкло еще больше завопили. Громче это делали, разумеется, первые. Агнесс нервно заметалась: идти ей на урок или ждать МакГонагалл, однако решила, что ее жизнь важнее, чем скучная лекция Бинса. Если она один единственный раз пропустит, ничего катастрофического не произойдет.

Декан Гриффиндора будто бы из ниоткуда оказалась у кабинета. Она подошла к двери, открыла ее, и ученики кучей повалили в класс. Агнесс в один прыжок оказалась у МакГонагалл.

— Профессор!..

— Не сейчас, мисс Теччер, идите на урок, — отвернулась МакГонагалл.

— Профессор! — Агнесс сама не поняла, что в отчаянии схватила женщину за запястье. — Это очень важно!..

— Хорошо, — после паузы, ответила Минерва. — Пройдемте. Я дам ученикам задание, а сама поговорю с вами.

Так и произошло. МакГонагалл, наведя порядок в классе, приказала превратить какого-то противного мерзкого червяка в деревянную палку. Наиболее сложный раздел Трансфигурации — превращение одушевленных тел в неодушевленные. Также МакГонагалл посоветовала осуществить превращение побыстрее и причины были понятны — никому не понравится лицезреть рядом с собой червя.

— Итак, — вздохнула МакГонагалл, садясь за стол. Агнесс села рядом. — Что за срочность?

— Профессор… у меня есть подозрение, что меня отравили! — выпалила девушка.

Краем глаза Теччер видела, как Поттер, сидя на парте, повертелся немного, разговаривая с друзьями — иначе говоря, нагло пользуясь тем, что учитель занята — а после почти без проблем превратил противного червяка в обычную деревянную палку. Не возникло проблем и у его друзей, даже у Петтигрю. Этот факт Агнесс почему-то удивил, хоть она и не могла себе объяснить, что странного в том, что Петтигрю может нормально учиться.

— Да? — недоверчиво поинтересовалась МакГонагалл, однако она мгновенно посерьезнела. — У вас проявлялись какие-либо симптомы? Кружилась голова, тошнило, рвало? Может, вы видели, как вам что-то подсыпали, но не придали этому особого значения?

— Не совсем. — Медленно ответила девушка. — Я просто выпила зелье, и только потом поняла, что оно должно быть другого цвета…

МакГонагалл молча посмотрела на семикурсницу Слизерина, мало еще что понимая и ожидая продолжения. Агнесс, вдохнув поглубже и, ощущая себя героем какой-нибудь книжки о магии, начала свой небольшой рассказ.

— Вчера вечером я не пошла спать, а осталась в гостиной. Сидела там до глубокой ночи. После мне приснился кошмар. Я была от него просто в ужасе, во сне кричала, — Теччер было неприятно про все это рассказывать. Она себя чувствовала отвратительно, будто ее вырвало на глаза у всего Хогвартса. — Мои однокурсники и профессор Слизнорт пришли в гостиную. Профессор попросил меня пройти к нему в кабинет вместе с Эваном Розье, а там дал мне якобы успокаивающее зелье. Я выпила, а после с Эваном вернулась в гостиную. Правда, я уже у гостиной вспомнила, что мне дали зелье сиреневого цвета. Но успокаивающее должно быть розовым. Сейчас я думаю, не перепутала ли я в кабинете цвета, там ведь было не очень светло.

— Почему же вы сразу не пошли ко мне? — изумленно спросила МакГонагалл.

— Я… решила, что пока ничего страшного не произошло и… то есть, я думала, что мне показалось, а сегодня утром решила все-таки рассказать об этом вам, — в последний момент соврала Теччер.

МакГонагалл задумалась. Агнесс обвела взглядом студентов, и вдруг у нее расширились глаза. Поттер внимательно прислушивался к разговору. «О Боже», испугалась девушка. «Он все слышал? Кошмар! Что делать, что делать?». «Успокойся», равнодушно бросил внутренний голос. «Допустим, что он слушал и слышал, думаешь, он побежит всему Хогвартсу об этом рассказывать? Зачем? Какая ему с этого выгода?». Агнесс решила, что внутреннее Я право, однако волнение и легкий испуг никуда не ушли, пусть они и стали слабее.

— Значит так, — произнесла МакГонагалл, отвлекая от мыслей Теччер. — Сейчас мы пройдем с вами в Больничное крыло к мадам Помфри. Если вас отравили, она это поймет, проделав некоторые операции.

— Операции? — полушепотом переспросила Агнесс. Ей тут же преставились иголки, шприцы.

— Да, — спокойно подтвердила МакГонагалл, поднимаясь и направляясь к выходу. У двери она обернулась, да еще и так резко, что Теччер чуть не врезалась в ее плечо лбом (слишком уж декан Гриффиндора была высокая, что девушка только в плечо могла врезаться), и обратилась громко к классу:

— Значит так. Мне нужно отлучиться, возможно, до конца урока. Если я вернусь и вместо моего кабинета найду руины, то в регуляторе очков обоих факультетов не останется ни камня.

С такими строгими словами МакГонагалл развернулась и вышла, а немного отставшей от нее Агнесс досталась вполне дружелюбная реплика про то, что декан Гриффиндора больше любит слизеринцев, чем гриффиндорцев. Теччер поспешно покинула кабинет и захлопнула дверь, а после быстрым шагом нагнала заместителя директора Хогвартса.

В Больничное крыло обе пришли довольно быстро. Мадам Помфри давала таблетку какой-то первокурснице. Увидев вполне здоровую слизеринку и декана Гриффиндора в придачу, она очень удивилась.

— Похоже, девушку отравили, — сразу приступила к делу МакГонагалл. — Причем преподаватель нашей школы.

Агнесс еще раз повторила свою увлекательную и занимательную историю. Помфри кивнула и куда-то удалилась. Вернулась минут через десять с какой-то странной штуковиной. Это походило на маггловский принтер, только его опутывали какие-то серые нити, напоминавшие паутину. Отодвинув «крышку» (нити потянулись следом), Помфри извлекла оттуда один из флаконов. Непонятно, зачем нужно было их — флаконы — держать именно там, это было известно, очевидно, лишь одной мадам Помфри. Которая, кстати, заставила Агнесс выпить содержимое флакона. Это была жидкость противного серого цвета, вдобавок очень густая, вязкая, ее было проще съесть, чем выпить. Проглотив, наконец, серую гадость, Теччер вопросительно посмотрела на целительницу. Та что-то буркнула про реакцию на препараты. Было ясно одно — придется подождать. Только непонятно было чего именно — когда ее, Агнесс, стошнит прямо на чистенький пол госпиталя, в котором она видит свое отражение? МакГонагалл, очевидно заметив, что дело плохо, превратила ближайшую тумбочку в тазик. При этом тазик был того же цвета, что и дрянь, которую Теччер заставили проглотить.

В комнате слышалось лишь хрипение Агнесс, а после — не самый приятный звук на свете…

— Отравления нет, — уверенно заявила Помфри, на секунду склонившись над тем, что из девушки вышло.

ЭТО было кошмарно. Та же серая гадость, настолько отвратительная, что Теччер быстро отошла к раковине прополоскать рот, так как испугалась, что ее снова стошнит.

— Вы уверены? — спросила МакГонагалл.

— Опасных для организма веществ точно нет. Но мы сейчас проведем еще одну процедуру… нет, нет, дорогая, другую, — поспешно добавила целительница, увидев вытянутое лицо слизеринки. — Без тошноты. Просто подержишь во рту несколько минуток кусок одного материала. Пойдем.

Агнесс без особой радости поплелась за мадам Помфри, думая лишь о том, чтоб вещество никак не пахло или, хотя бы, не было серого цвета.

Усадив девушку на стул в своем кабинете, врач сунула ей в рот какую-то белую пластину, с виду напоминавшую кусок пластмассы, а по вкусу — кубик сахара. Учитывая, что сахар Теччер не переносила — сладостей почти не ела, чай и кофе пила без сахара — «несколько минут» она отсидела с трудом. Вынув пластину, Помфри опустила ее в уже заранее приготовленный стакан с водой. Та моментально окрасилась в сиреневый цвет.

«Значит, все-таки не успокаивающее зелье», теряя надежду, подумала Агнесс. Она уже поняла, что вода окрасилась в цвет того зелья, которое ей дал Слизнорт. Девушка с удивлением увидела, как целительница кружит вокруг стакана, что-то бормочет, постукивает палочкой. Минут через пятнадцать она бессильно села на стул, стоящий напротив МакГонагалл и Теччер.

— Не знаю я, что за зелье он вам дал, мисс Теччер. Я над ним еще поработаю, а вы сразу идите ко мне, если почувствуете что-то странное, хорошо?

Агнесс кивнула и вышла из крыла. Она уже повернулась, чтобы поблагодарить МакГонагалл, однако ее не было. Неужели она осталась в госпитале? Как странно…

— Знаете, Минерва, это зелье похоже на то, что изобрел пять лет назад Джон Истмен. Это зелье помогало читать мысли людей, но, как вы понимаете, было запрещено. Это нарушало права личной жизни не только волшебников, но и простых людей.

— Вы думаете, что профессор Слизнорт дал нашей ученице зелье, помогающее читать мысли?

— Не совсем. Я лишь сказала, что оно на него похоже. Я подозреваю, что профессор Слизнорт экспериментировал, пытаясь создать нечто наподобие того зелья… но точно сказать не могу.

— Ясно. Спасибо вам, всего доброго.

Агнесс отскочила от двери, чтобы не было ясно, что она подслушала, и быстро направилась к кабинету Трансфигурации вслед за МакГонагалл. Сейчас урок у Слизерина и Хаффлапаффа.

Уже ложась вечером в кровать, Агнесс точно знала, что перемены, а, может, и перемены, наступят, причем довольно скоро. Они не могли не прийти после того, что услышала Теччер. Если Джон Истман — по которому она однажды готовила доклад — дал такой замечательный «образец», то нет сомнения, что опытному зельевару профессору Слизнорту захотелось тоже показать себя. А использовал он Агнесс как подопытного кролика, или просто перепутал в своей идиотской темной кладовке зелья — уже не важно. Претензий никаких ему предъявить нельзя, мадам Помфри потому что сказала, что никаких веществ, способных навредить организму, не поступало. Перспективка, мягко говоря, не очень радужная.